Царь Путин простил мятежного боярина Пригожина

Павел Губарев – лидер донецкого восстания 2014 года, первый народный губернатор Донбасса, участник СВО – в особом представлении не нуждается. С недавнего времени у него у него появилась и новая ипостась: он стал председателем Клуба рассерженных патриотов, объединившего самых разных людей, которые желают победы России на Украине, но и высказывают претензии к властям. О войне и мире, текущих тенденциях на фронте и в российской политике редактор "АПН Северо-Запад" Андрей Дмитриев побеседовал с Павлом. Материал опубликован на портале «Конкретно.ру».

– Что вы думаете по поводу избиения в Грозном либеральной журналистки Елены Милашиной и адвоката Александра Немова и того резонанса, который поднялся по этому поводу?

– Общественный резонанс – это прекрасно. Не замечать того, что в России имеется субъект, где живут по нормам шариата, а не обычного права, больше нельзя. Тем более, когда мы ведем такую страшную войну.

Вообще из общения со знакомыми чеченцами вынес тезис, что в регионе нужен назначаемый русский губернатор, который должен стоять над местной кланово-тейповой системой, будет неким «куратором», разруливающим местные конфликты и карающим за подобный беспредел.

– Российские власти немедленно отреагировали на инцидент, возбуждено уголовное дело и даже до Президента информация доведена. В связи с этим многие вспомнили произошедшее полгода назад убийство «своими» одного из популярных командиров, организатора противодронного подразделения «Тактические сурикаты», капитана Игоря Мангушева, которое такого резонанса не имело. И виновные до сих пор не названы и не осуждены...

– Это очень плохо, конечно. Кроме того резонанса, который в телеграмме подняли люди, непосредственно знавшие Мангушева, государство на эту проблему внимания не обратило. Возможно, потому что Евгений Пригожин и ЧВК «Вагнер» (а именно «музыкантов» подозревали в убийстве друзья покойного, мы писали об этом – ред.) были тогда в ином статусе, чем сейчас. Наверное, эту проблему нужно поднять снова сегодня.

Кринж-мятеж – что это было?

– Так называемый кринж-мятеж «Вагнера» стал основным политическим событием лета 2023 года. Как вы думаете, что произошло с Пригожиным, почему он решился на такой шаг? Может быть, кто-то подсказал, что, мол, ты выступи, а дальше Президент пойдет навстречу, уберет руководство Минобороны, создаст из «вагнеров» президентский полк?

– Я полагаю, что ЧВК «Вагнер» просто боролась за свою субьектность, при этом будучи государственной военной компанией, как оказалось, а ни разу не частной. Боярин Пригожин, ожидая милости царя, увидел совсем иную реакцию, и это послужило поводом ему остановиться. Надежда и расчет, да, были именно на то, что Владимир Путин отреагирует иначе.

– В субботу, 24 июня, когда «вагнера» шли на Москву, вы написали в своем ТГ-канале, что «путинской России приходит конец». Не поторопились ли?

– Я и до этого писал подобные посты, что «разлагающееся тело Российской Федерации задушит нас в своих объятьях». Ситуация продолжает развиваться именно в эту сторону. Государство показало свою слабость. Оно не проводит мобилизационных мер, не собирает в единый кулак экономику, не готовит материально-технические ресурсы, для того, чтобы вооружить людей на фронте должным образом. Поэтому в моменте я ошибся, но в тренде всё остается по-прежнему.

– Не стал ли мятеж условной репетицией революционной ситуации. А что надо было делать рассерженным патриотам, если бы «вагнера» вошли в Москву?

– Это событие совпало с конференцией Вече Победы, которую Клуб рассерженных патриотов планировал давно. В случае, если бы Пригожин вошел в столицу, у нас была бы возможность превратить её в настоящее народное Вече и вступить в борьбу с мятежниками. Такие планы были – не у всех рассерженных патриотов, но у самой активной их части.

– Пригожину вернули ранее изъятые 10 млрд. рублей и даже наградной пистолет от министра обороны Сергея Шойгу? Как это понимать?

– Царь Путин боярина Пригожина простил. Всемилостивый царь у нас.

Чего хотят рассерженные патриоты

– Клуб рассерженных патриотов, как уже было сказано, провел Вече Победы 25 июня. Как вы оцениваете конференцию, каковы её итоги?

– Мероприятие прошло на пять баллов, теперь у нас есть первичные структуры во многих регионах, продолжаем развиваться. Можно сказать с достоинством, что мы решили не отменять Вече Победы, когда Пригожин ещё не развернул свою колонну, которая шла на Москву. Спасибо тем соратникам, которые вместе со мной поддержали это решение.

– Некоторые наблюдатели скептически оценивают перспективы Клуба, потому что в нём собрались очень разные люди – экс-министр обороны ДНР, монархист Игорь Стрелков, гуманитарщик Владимир Грубник, придерживающийся левых взглядов, нацболы... Как вы думаете, способна ли такая конструкция вырасти в полноценную политическую коалицию?

– Сама историчность ситуации – тектонический момент в развитии российской государственности – накладывает на нас определённые обязательства. Родина в опасности. И ответственность не позволяет нам ругаться по поводу второстепенных вещей.

Мы остаемся на трех столпах, на которых объединились: это победа в СВО, национальные интересы и социальная справедливость. Ресурсы страны должны быть направлены на войну, а не вывозиться за рубеж. На этих трех вещах мы объединяемся, и тут никаких споров нет. Перспективы вырасти в политическую коалицию остаются. Думаю, она состоится. Я сам как фронтовик хочу быть голосом своих товарищей, которые сейчас на передовой. Хочу, чтобы у них было все необходимое. И чтобы их воля – стать хозяевами в своей стране – была реализована.

Донбасское восстание, СВО, «мясные штурмы»

– Вы были лидером народного восстания в Донецке в 2014-ом году. Оглядываясь назад, можно ли было предвидеть длительную войну и обстрелы городов? Пошли бы люди за вами, представляя это?

– Лично я сделал бы то же самое. Будучи более опытным, как сейчас, постарался бы не совершить тех ошибок, которые мы сделали. Думаю, что и жители Донбасса пошли бы по пути реализации этой воли. В тот момент накал страстей и нежелание жить под властью Киева были настолько абсолютными и владели нашими душами, что никто не повернул бы назад. И сейчас не готовы поворачивать. Будем сражаться до победы, сколько бы это нам не стоило.

– Когда началась специальная военная операция, вы ушли на фронт рядовым добровольцем, были под Киевом. Тяжело было оттуда уходить?

– Если говорить о киевской командировке, то она была для меня достаточно короткой. Моё подразделение в бой не вступило, мы работали по тыловым задачам. Когда объявили отход после первого Стамбула, для меня стало ясно, что мы зашли недостаточными силами, упёрлись, понесли потери.

Из всех наших позоров – деэскалация на севере Украины, «перегруппировка» на харьковском фронте, и «непростые решения» по оставлению правого берега Днепра с Херсоном – отход от Киева в той ситуации я считаю решением оправданным. У нас было 25-30 тысяч личного состава и техники на 5-6-миллионную агломерацию. Это, естественно, ни о чём. Был план «Киев за три дня». В чём он состоял?

Нашему подразделению была поставлена задача выйти в правительственный квартал и его удерживать. Не иначе, операцию планировали на планете розовых пони.

– Затем вы воевали на харьковском направлении, участвовали в тяжёлых боях под Изюмом, в так называемых «мясных штурмах». Поясните, что это такое?

– Когда приходит генерал и отправляет ребят в «мясной штурм», он опирается на то, что нужно выполнять приказы. А невыполнение приказа это не по уставу.

Тем не менее «мясной штурм» – это штурм не по уставу. Укрепрайон противника должен браться батальоном со всей номенклатурой техники и вооружений, операция должна планироваться, должна быть связь, разведка – в первую очередь БПЛА – и так далее. Ничего этого не было, зачастую нет и сейчас. «Мясные штурмы» – это по сути разведка боем, которая оборачивается огромной кровью.

На харьковском направлении, под Изюмом, я эту кровь видел своими глазами. Это очень тяжело было переносить. Причём село, которое мы штурмовали, требовалось взять любой ценой, поскольку наверх было доложено, что его уже взяли. И конечно никто не смотрел на потери, на то, что две воюющие бригады на этом участке фронта были приведены в полную небоеспособность одной батальонно-тактической группой противника, которая стояла против нас. Представьте себе масштаб трагедии.

Я докладывал об этом начальству, достаточно высокопоставленному. Сказали, мол, что там этот Губарев может из окопа видеть…

– На днях родственники мобилизованных петербуржцев из 1428 полка обращались к Уполномоченному по правам человека с заявлением, что бойцов, не имеющих должной подготовки, при полном организационном бардаке бросают как раз в такой «мясной штурм» под Артёмовском...

– Да, я читал об этом. Отдать свою жизнь для бойца не составляет проблемы. Каждый, кто прибыл на линию боевого соприкосновения, понимает, что может погибнуть. Но хочется отдать свою жизнь, забрав хотя бы одну жизнь врага, а лучше несколько.

Эти самые «мясные штурмы» – следствие необучаемости действующего командования. Им ставится задача сверху, они её выполняют, как могут, то есть собирают всё, что есть, и бросают вперед, не оглядываясь на то, что задача не может быть выполнена, а личный состав там просто положат.

Такую практику надо прекращать. Я думаю, что она исходит как раз оттуда, где сидят Сергей Шойгу и начальник Генштаба Валерий Герасимов. Это их преступная халатность генеральской номенклатуры, военной бюрократии, которая показала абсолютную неадекватность.

Сколько продлится СВО?

– Контрнаступление ВСУ продолжается уже месяц, но никаких успехов не достигнуто. Как вы думаете, какие перспективы у неприятеля?

– У ВСУ остаётся ещё больше половины резервов, которые они создали за это время. Значит будут продолжать. Думаю, это закончится тем, что фронт окажется в состоянии гомеостаза и стагнации, где ни одна из сторон не сможет наступать. И эта логика приведёт к перемирию.

Хотя после каждого перемирия начинается ещё более страшная война, к которой мы снова и снова оказываемся не готовы. Но война в любом случае не закончится, потому что её бенефициарам это невыгодно. США будут продолжать отрывать Россию от Европы, Китай тоже не особо заинтересован завершать этот конфликт.

Наверное, мы можем получить перемирие, какую-то условную передышку, которая может быть использована для наращивания боеспособности, а может быть просто профукана. Наша задача – провести мобилизацию общества, экономики, чтобы в новый виток эскалации стать более боеспособными.

– Сколько вообще может длиться СВО? До президентских выборов? Или долгие годы?

– СВО можно закончить достаточно быстро, но для этого нужно собраться, чего этого не происходит. Поэтому война будет затягиваться, что выгодно Западу, где решили русскую лягушку варить на медленном огне.

И будут это делать путем экономического удушения и вялотекущей войны, в которую превратится СВО после того, как обе стороны поймут, что не могут получить абсолютное преимущество. Но для победы, для того, чтобы подписать прочный мир и принудить к демилитаризации Украину, она должна понести сокрушительное поражение. Пока мы этого сделать не можем.

– Вам довелось в своё время общаться с Эдуардом Лимоновым – у вас обоих судьба связана с Харьковом. Как думаете, что бы он сказал сегодня, глядя на карту боевых действий?

– Эдуарда Вениаминовича, или, как его называли партийцы, Деда, не хватает... Я, когда познакомился с ним, был очень смущён, потому что это человек, на книгах и статьях которого вырос. Мы обсуждали, что рано или поздно пройдём по Харькову в колоннах Бессмертного полка. Надеюсь, всё это случится, и Дед возрадуется на небесах.