«Страх унижает сильнее, чем наказание»

На модерации Отложенный

Антрополог Александра Архипова, на которую написали донос, — об институте жалоб в России

Текст: Алексей Семенов

По данным Роскомнадзора, за первое полугодие 2022 года россияне написали в ведомство 145 тысяч доносов — это на 25,5% больше, чем годом раньше. Социальный антрополог Александра Архипова собирает и анализирует данные по делам, связанным с «дискредитацией» вооруженных сил и «фейками о российской армии». В ходе работы исследовательница сама стала жертвой доносчицы, но ученой удалось поговорить с женщиной, которая отправила жалобу на нее и еще на несколько сотен людей.

 

«Такие дела» записали монолог Александры Архиповой о ее истории и мотивах доносчиков в России

Я написала ей (своей доносчице. — Прим. ТД) вежливое письмо и предложила дать интервью. Она согласилась со мной поговорить. Так я узнала, что у нее график два через два: один день смотрит все оппозиционные СМИ, другой — пишет доносы, потом два дня отдыхает. Потому что, говорит, невозможно непрерывно этим заниматься.

Она (доносчица. — Прим. ТД) сообщила, что за все время отправила 764 электронных доноса. У нее есть стройная концепция о том, что скоро Россия проиграет и что надо будет платить репарации, а это ударит по карману простых людей. И чтобы этого не произошло, надо всеми силами откладывать поражение. Кстати, из писем складывается ощущение, что она считает поражение России неминуемым и ей (доносчице. — Прим. ТД), соответственно, надо как можно больше людей напугать. Она написала мне, что страх унижает сильнее, чем реальное наказание. 

У нашей героини есть абсолютная уверенность в том, что важно навести страх через унижение, поэтому она пишет не только в ведомства, но и работодателям тоже. Она (доносчица. — Прим. ТД) работает по людям, которые публично обсуждают что-нибудь в СМИ-иноагентах, а не по тем, кто обсуждает «специальную военную операцию». Среди этих людей было пять или шесть врачей, которые выступали на «Дожде» и не обсуждали ничего связанного со «специальной военной операцией». Она (доносчица. — Прим. ТД) сказала, что пишет просто по факту выступления на «Дожде». 

ЭТА ЖЕНЩИНА ПУГАЕТ ТЕМ, ЧТО ПИШЕТ ПИСЬМА И ЭКСПЕРТАМ НА РАБОТУ, И В ПОЛИЦИЮ

А дальше создается спираль молчания — то есть этот донос получают, и какой-нибудь директор института вызывает Васю Пупкина и говорит: «Вася Пупкин, не надо, чтобы ты больше выступал». Вася Пупкин говорит: «Да, больше на “Дожде” я выступать не буду». И так создается крайне эффективная спираль молчания экспертов без всякого воздействия полиции. 

Еще в последнем письме она меня упрекнула, что я не рассказываю про ее доносы на военнопленных, которые публично выступают. Вот, сообщаю.

Она (доносчица. — Прим. ТД) сообщила, что за все время отправила 764 электронных доноса. У нее есть стройная концепция о том, что скоро Россия проиграет и что надо будет платить репарации, а это ударит по карману простых людей. И чтобы этого не произошло, надо всеми силами откладывать поражение. Кстати, из писем складывается ощущение, что она считает поражение России неминуемым и ей (доносчице. — Прим. ТД), соответственно, надо как можно больше людей напугать. Она написала мне, что страх унижает сильнее, чем реальное наказание. 

У нашей героини есть абсолютная уверенность в том, что важно навести страх через унижение, поэтому она пишет не только в ведомства, но и работодателям тоже. Она (доносчица. — Прим. ТД) работает по людям, которые публично обсуждают что-нибудь в СМИ-иноагентах, а не по тем, кто обсуждает «специальную военную операцию». Среди этих людей было пять или шесть врачей, которые выступали на «Дожде» и не обсуждали ничего связанного со «специальной военной операцией». Она (доносчица. — Прим. ТД) сказала, что пишет просто по факту выступления на «Дожде». 

ЭТА ЖЕНЩИНА ПУГАЕТ ТЕМ, ЧТО ПИШЕТ ПИСЬМА И ЭКСПЕРТАМ НА РАБОТУ, И В ПОЛИЦИЮ

А дальше создается спираль молчания — то есть этот донос получают, и какой-нибудь директор института вызывает Васю Пупкина и говорит: «Вася Пупкин, не надо, чтобы ты больше выступал». Вася Пупкин говорит: «Да, больше на “Дожде” я выступать не буду». И так создается крайне эффективная спираль молчания экспертов без всякого воздействия полиции. 

Еще в последнем письме она меня упрекнула, что я не рассказываю про ее доносы на военнопленных, которые публично выступают. Вот, сообщаю.

Удивительно, что люди искренне считают, что в нашей стране не может быть вот такой женщины-сутяжницы, которая решила принципиально на всех писать жалобы. Почему-то все хотят видеть за этим руку Евгения Пригожина и ФСБ. Но и без них достаточно таких людей. Наша героиня гордится своей деятельностью. И сейчас много тех, кто хвалится своими доносами, например, во «ВКонтакте». Это новая культура.

Виды доносов

Доносы возникли не сейчас и не в России. Еще в Древнем Риме всех волновали делации, то есть доносы. Люди были обеспокоены тем, правильно или неправильно, когда граждане сообщают о правонарушениях самостоятельно. То есть эта проблема была всегда и везде.

Выделяют три типа доносов. Первый — это материальная выгода, когда человек хочет что-то получить. Вот, например, я на лекции разбирала шикарный донос на Екатерину Шульман, который написали якобы жители московского дома. В доносе написано, что Шульман что-то у них отняла, а еще забивает тряпками водопровод. Представляете картину маслом? И вот они хотят что-то получить от московской мэрии. Тут есть выгода. 
 

Второй вариант доноса — это эмоциональная выгода. В нашей базе данных по антивоенным делам есть случай, когда человек пошел играть в пляжный волейбол и поругался с людьми. А еще у него были на руке ленточки — голубые и синие. Соперники по игре пошли и заявили на этого человека. То есть имел место сильный эмоциональный накал, и ты хочешь человека наказать — тебя разрывает от злости, ты не можешь его наказать и пишешь на него бумажечку. Так ты как бы используешь государство как инструмент сведения счетов с конкретным Васей.

И третий тип доносов — самый интересный — это «наша подруга», то есть моя доносчица. Ее конкретные люди не интересуют. Она (доносчица. — Прим. ТД) со мной очень уважительно разговаривала. Она желает успеха, очень корректно общается, никаких оскорблений не допускает. Такие доносчики занимаются поиском врага и поэтому чувствуют себя очень значимыми. То есть для них важен сам процесс, а не человек, против которого они это пишут. 

Некоторые языки пытаются изобрести новые слова, чтобы разграничить «хорошие» и «плохие» доносы. Например, в английском слово denunciation приобрело очень плохое значение, собственно говоря — донос. И поэтому появилось слово whistleblowing, то есть донос в положительном смысле. А когда ты доносишь, что коллега ворует деньги на кофе, чтобы сделать ему гадость, это denunciation. Во французском тоже есть такое разделение.

В русском языке век назад, в 30-е годы, было разделение на «донос» (это плохое значение) и «сигнал». Но в сознании таких людей, как наша героиня, мне кажется, отличий нет. Формально есть же закон о «дискредитации российской армии», и доносчики уверены, что сообщают о нарушителях закона. То есть не важно, сосед поджег дверь или, как считает сутяжник, оскорбил российскую армию. Так доносчики, по крайней мере, прикрываются.
 
 Доносов явно много. С цифрами плохо, но из нашей базы, где пять с половиной тысяч дел по статье о «дискредитации армии», где-то 500 заведено по доносам. А еще 289 — за устное высказывание, то есть это совершенно точно доносы.