«Все мы воруем», или признание прокурора империи

Начав с нуля, Павел Ягужинский закончил жизнь в 53 года генерал-аншефом и вошёл в историю России как первый государственный прокурор.

Один из первых документов, связанных с именем Ягужинского, говорит о передаче ему в 1706 году во владение островка на реке Яузе, а спустя два года он, не участвуя ни в одной военной кампании, неведомо за какие заслуги был произведён сразу в капитаны преображенцев. Спустя ещё три года, после Прутского похода, в котором Ягужинскому с риском для жизни довелось выполнять роль курьера, он получил чин генерал-адъютанта.

Значительной частью карьеры Ягужинский обязан своему доброму нраву и внешности. Превосходный собеседник, великолепный танцор, отличный собутыльник, любезник и острослов, он чудесно играл на клавесине и был душой любой компании. Недаром именно Ягужинский был назначен распорядителем торжеств на свадьбе царевича Алексея в Торгау в 1711 году.

После введения в конце 1718 года в русский обиход ассамблей Ягужинскому было поручено руководить этими собраниями. Ослушаться его не смел никто, а Ягужинский мог веселиться до упаду, так что посещение ассамблей вскоре превратилось в тяжёлое испытание. Царский любимец способствовал и другим удовольствиям Петра: приглашал в Россию иноземных комедиантов, был членом Всешутейшего собора, практиковавшего регулярные «моления Бахусу», после которых не раз с ним приключалась «огневая», то есть горячка. Со временем, выпив, становился буен и при всей своей осторожности умел в пьяном виде наговорить дерзостей хоть кому… Роль распорядителя всевозможных праздников он продолжал играть и после смерти царя, при дворе Екатерины, тоже не чуждой возлияниям.

Добавим к этому, что Ягужинский слыл франтом и тратил несчётные деньги на наряды. Назначенный командиром почётной роты драбантов (кавалергардов), учреждённой к коронации Екатерины в 1723 году и состоявшей сплошь из красавцев, он первым примерил роскошный, специально для него сшитый кавалергардский мундир красного цвета с золотым орлом на груди. Рассказывали, что сам царь брал у обожавшего роскошь Ягужинского великолепные представительские кареты для большего престижа.

В отличие от многих других сподвижников Петра, Ягужинский к «марсовым потехам» не имел ни охоты, ни способностей. Карьеру государственного чиновника он начал в 1710-е годы с дипломатических поручений, благо владел несколькими иностранными языками.  Вёл переговоры о создании антишведской коалиции, сватал дочерей и племянниц царя за иноземных принцев, шпионил и подкупал агентов влияния.

В 1718—1719 годах вместе с Яковом Брюсом и Андреем Остерманом Ягужинский участвовал в переговорах со Швецией на Аландских островах, в результате которых из долгого плена были освобождены Автоном Головин и Иван Трубецкой, однако мирный договор так и не был подписан.

Год спустя был назначен посланником в Вену с целью восстановления отношений, сильно осложнившихся делом царевича Алексея. Под прикрытием дипломатии Ягужинский возглавил хитроумную спецоперацию по поиску, поимке и возвращению на родину «предателя» Авраама Веселовского, своего предшественника на посту русского резидента в Вене, отличившегося при похищении царевича Алексея. Сметливый Веселовский вместо того, чтобы вернуться на родину, под именем кавалера Фрелиха остался на Западе, заблаговременно открыв счета в зарубежных банках. Агентам Ягужинского удалось найти и идентифицировать невозвращенца, однако последний сумел избежать поимки и благополучно прожил в Европе чуть ли не до ста лет. По возвращении на родину в 1721 году Ягужинский тем не менее получил в награду сначала чин генерал-лейтенанта, а затем завидную должность.

Дипломатические поручения Ягужинский продолжал выполнять и после смерти своего патрона: в 1726 году в качестве полномочного министра присутствовал на польском сейме в Гродно, в 1731—1734 годах возглавлял российское посольство в Пруссии…

Ягужинский рано проявил административные способности, стремясь упорядочить любую деятельность, к которой его то и дело привлекал царь. Он внёс свой вклад в законодательство новой России, участвуя в составлении ряда важных документов, таких как Артикул воинский (1715) и Устав морской (1720). Именно ему приписывают идею использования труда в качестве уголовного наказания — замену смертной казни в ряде случаев исправительными работами…

Спорый в делах, энергичный Ягужинский в 1718 году был назначен следить за порядком в петровских коллегиях, а в январе 1722 года заступил в новую должность генерал-прокурора Правительствующего сената, которая включала и ведение сенатского делопроизводства, и собственно прокуратуру с задачей следить за соблюдением законности, как говорилось в царском указе, «яко око наше».

Генерал-прокурор был наделён исключительными полномочиями, что фактически поставило его во главе Сената и сделало вторым лицом в стране после государя. Пётр возлагал на своего любимца обязанность бороться с казнокрадством. Современники и последующие историки единодушно свидетельствовали о честности Ягужинского. Однако именно ему приписывают фразу, будто бы сказанную государю: «Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, чем другой»…