Всероссийская контрибуция

Весной 1918 года Нижегородская ЧК провела массированную операцию по взиманию революционного налога. Размеры наложенной на буржуазию «контрибуции», в сумме составившей 50 млн рублей, были несопоставимы с реальными возможностями примерно 100 владельцев предприятий. И не смотря на то, что все они были брошены в застенок, собрать эти миллионы не удалось. Налагалась ли такая контрибуция в феврале-мае 1918 года в других губерниях, мы не знаем. Возможно, Нижний Новгород был выбран местом пилотного проекта с последующим распространением его опыта на другие местности.

Октябрьский переворот и первые шаги советского правительства по разрушению государственного аппарата резко усугубили финансово-экономический кризис, вызванный мировой войной. Введение «рабочего контроля» на фабриках и заводах дезорганизовало производство. Национализация банков, конфискация вкладов вкупе с разгоном казенных палат и казначейств разрушили налаженную фискальную систему.

Все эти бездумные меры усугублялись практикой реквизиций и конфискаций, нацеленных на частные предприятия и личную собственность граждан. В обиход прочно вошло слово «контрибуция», означающее денежные поборы на оккупированных кем-либо землях. Да и вся политика коммунистической партии – в хозяйственной, духовной ли сферах – напоминала оккупацию – действия жестокого завоевателя. Поэтому слова, произнесенные на 4-м чрезвычайном съезде Советов в марте 1918 года лидером большевиков В. Лениным о том, что «Россия завоевана большевиками», были не фигурой речи, а реальной оценкой происходящего.

Ярким примером такой оккупационной практики стал декрет № 841 «О единовременном чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге», принятый ВЦИК 30 октября 1918 года и подписанный Свердловым, Лениным и Енукидзе. В его преамбуле говорилось: «Городская буржуазия и деревенские кулаки за годы империалистической войны сумели приобрести и еще продолжают приобретать – преимущественно, путем хищнической спекуляции предметами первой необходимости и особенно хлебом – огромные денежные средства. Богатства эти необходимо немедленно и целиком взять у паразитических и контрреволюционных элементов населения и обратить их на неотложные нужды революционного строительства и борьбы». Ввиду этого предписывалось единовременно изъять у имущих классов 10 миллиардов рублей.

К декрету прилагалась разверстка суммы по обеим столицам и 30 губерниям в миллионах рублей. Москве назначалось 2000 млн руб., Петрограду – 1500, Владимирской губернии – 150, Нижегородской – 220 и т.д. Чрезвревналог преследовал две цели, фискальную и политическую. Вторая состояла в подрыве экономического положения состоятельных слоев населения. Забегая вперед отметим, что решена была только вторая задача, но ценой огромных издержек социально-политического характера. Фискальные итоги были ничтожны – за период сбора «всероссийской контрибуции», растянувшийся до 1921 года, было собрано всего 1, 5 млрд рублей или 1,5 процента процента всей суммы. Из-за практической невозможности выделить «буржуазию», особенно на селе, революционный налог опустился тяжким прессом на средние слои горожан и крестьян, а главное, способствовал еще большему параличу производства и социальной напряженности.

История бесславного взимания десятимиллиардной контрибуции подробно описана. Однако к концу 1918 года, когда сбор ее был, наконец, поставлен на прочные административные рельсы, все это уже не было новшеством. На местных уровнях конфискации и контрибуции давно превратились в любимое занятие советских органов от исполкомов Советов до ВЧК. Проводились они и в централизованном порядке. Тот чрезвычайный налог, наложенный на имущие классы Нижегородской губернии в феврале 1918 года, может служить наглядным примером подобной практики.

В начале 1918 года Нижегородская губерния испытывала небывалые хозяйственные трудности, вызванные войной и революцией. Надвигался финансовый коллапс. Оказавшиеся у кормила власти большевики искали приемлемый выход, и нашли. Совдеп во главе с И. Романовым решил пополнить до предела оскудевшую казну наложением контрибуции на буржуазию.

Однако идея чрезвычайного налога родилась не в Нижнем Новгороде, а в столице.

Из Петрограда 23 февраля пришла телеграмма: «Приступайте к общему беспощадному обложению имущих классов». За наркома внутренних дел телеграмму подписал Мартын Лацис. Не смотря на то, что сбор чрезвычайного налога шел по линии наркомата внутренних дел, фактически это была операция органов ВЧК. Да и сам НКВД, ведавший органами милиции и поддержанием общественного порядка, был, скорее, филиалом Чрезвычайки, ибо на тот момент в его коллегию входили Дзержинский, Лацис, Уншлихт, Урицкий; наркомат финансов возглавлял Менжинский.

По получении телеграммы было созвано экстренное заседание Нижгубисполкома. После недолгих прений тот постановил: «В настоящее время ввиду острого финансового кризиса провести единовременное обложение капиталистов в 50 млн рублей». Собрать их планировалось за три дня, непокорным грозил арест.

Исполнение возлагалось на военно-революционный штаб, преобразованный 11 марта в губернскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Учить подобным делам ее руководителя Якова Воробьева не требовалось: еще в 1900-е годы он возглавлял на Киевщине боевые группы сначала Бунда, а затем анархистов-коммунистов, проводившие экспроприации местной буржуазии.

В начале марта представителям торгово-промышленных кругов, приглашенным во Дворец свободы (бывший Дом губернатора в кремле, превращенный в революционный штаб), было предложено уплатить 50 миллионов подобру-поздорову, разверстав требуемую сумму между собой.

Реакция заводчиков и коммерсантов, привыкших иметь дело не с популистской риторикой, а с цифрами и расчетами, была предсказуемой. В зале Общественного собрания в доме купца Фролова на Большой Покровской 5 марта собрались члены Биржевого комитета, Союза фабрикантов и заводчиков, владельцы торговых фирм, домохозяева. Обсуждение было жарким. Громче других звучали доводы о практической невозможности изыскать столь громадную сумму, не нанося прямого ущерба торговым и промпредприятиям. В резолюции заявлялось, что выплата контрибуции в такой срок и в указанном размере нереальна. Само ее наложение объявлялось незаконным, а угрозы прибегнуть к репрессиям – произволом.

И уже на следующий день исполком постановил взыскать контрибуцию силой, заключив неплательщиков под стражу. Газета «Рабоче-крестьянский нижегородский листок» сообщила: «Военно-революционным штабом были произведены аресты среди местных биржевых тузов».

В 1-ю губернскую тюрьму посадили людей уважаемых, на протяжении десятилетий своими трудом и талантом созидавших мощь и славу города и ярмарки: хлебопромышленников Асафа Блинова и Матвея Башкирова с сыновьями, лысковского пивовара Сергея Ермолаева, пароходчиков Григория Каменского и Петра Рукина, представительницу рода Рукавишниковых Варвару Бурмистрову. В числе узников оказались купцы, фабриканты, владельцы типографий В.Н. Басов, С.И. Жуков, А.С. Заплатин, И.М. Иконников, И.М. Кочетов, Ф.П. Кузнецов, Д. Д. Ламонов, М.П. Лапшин, А.В. Марков, П.К. Сотников, Д.П. Яргомский. Из Павлова привезли известных фабрикантов металлических изделий В.М. Теребина и И.И. Пухова, из Богородского – М.А. Санкина, из Васильсурска – В.А. Иудина. Набралось свыше 100 человек. Суммы требуемой с каждого из них контрибуции колебались от 20 000 до 300 000 рублей.

Аресты шли до середины апреля. Если отсутствовал глава семейства – в заложники брали его жену, сына. По распоряжению Губчека заключенных Ермолаева, Александрова, Кутузова, Заборонкова и других вывели на уборку улиц. У малокультурных и маргинальных слоев населения эти действия вызвали одобрения. На Сормовском заводе даже приняли восторженную резолюцию. Большинство же рабочих и служащих отнеслись к происходящему настроженно. Многие из них вскоре ощутили последствия экспроприаций на себе. Так, 4 апреля губернский комиссар Сибиряков получил коллективное заявление 36 работников колбасной фабрики Е.Н. Курепина. «Честь имеем покорнейше просить, – писали они, – освободить из-под ареста нашего хозяина, так как без него править дело некому и мы, рабочие, должны остаться без куска хлеба».

Экономический эффект акции Нижгубчека был невелик. Из 50 млн рублей собрали всего 6 млн. Следствием же стали потеря управления, выкачивание оборотных средств, закрытие предприятий и безработица. Политика победила экономику.

Станислав Смирнов
для Русской Стратегии

Источник: http://rys-strategia.ru/news/2018-03-19-4979