"Была выслана не вчерашняя Россия, а завтрашняя"

Николай Бердяев. Фото из открытых источников

В феврале 1922 года власть большевиков резко взялась за оппозиционно настроенных интеллектуалов.

Это была беспримерная в истории вполне осмысленная акция, разработанная высшим руководством государства во главе с Лениным и с изуверской тщательностью исполненная органами ОГПУ. Большевикам сильно надоело сопротивление оставшейся от прежних времён интеллигенции, восстающей и втихомолку, а больше явно и открыто против убийственной бесцеремонности пролетарской власти в отношении устоев культуры, традиционного образования и научного творчества. Но убийства тех, кто так и не захотел принимать методов диктатуры, изгнание их в медвежьи углы России уже стали утомлять общественное сознание Европы. Пролетарской же власти захотелось мирового признания. Тогда-то Ленина и осенило. Вот он пишет Дзержинскому: «т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим… Всё это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация её слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить, и излавливать постоянно, и систематически и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение. Ленин».

( Свернуть )

Тут есть одна достаточно грустная деталь — ею, пожалуй, и можно объясняет жестокую настырность, с которой вождь проводил в жизнь свою новую манию. Это письмо написано 19 мая 1922 года, а уже через три дня, 22 мая, Ленин перенёс первый жестокий инсульт (тогда это называли ударом). У него нарушилась речь, и была парализована правая сторона тела. Ещё через неделю, 30 мая 1922 года, между Лениным и Сталиным состоялся в Горках жуткий разговор, о котором потом рассказала в своих воспоминаниях сестра вождя М.И. Ульянова. Ленин попросил тогда у Сталина цианистого калия, чтобы в случае дальнейшего осложнения болезни, окончить ненужную жизнь. По примеру четы революционеров-марксистов Лафаргов (дочь Маркса Лаура и её муж Поль), которые приняли яду, не желая мириться с подступавшим старческим маразмом. Ленина поместили в отнятой у вдовы бывшего градоначальника Москвы Зинаиды Морозовой-Рейнбот шикарной усадьбе в Горках. Место это выбирал лично Сталин. Инвалиду Ленину теперь, чтобы хоть как-то уменьшить головную боль, беспрерывно меняли на лбу холодные компрессы. Несмотря на все эти экстремальные обстоятельства, а, может, как раз благодаря им, Ленин с необъяснимым в его ситуации упорством не оставлял овладевшей им идеи. Он уже действовал как одержимый...

Личный террор Ленина против вконец опостылевшей ему интеллигенции продолжился движением к чуждым пределам целых пароходов и поездов с бесценным грузом из России. Они везли первоклассных инженеров, выдающихся учёных, литераторов и деятелей культуры.

Философов среди них было будто бы и не много — двенадцать человек. Да их, настоящих-то, много и не бывает. Этот список Ленин тоже утвердил лично. По списку тому можно узнать, чьего интеллектуального превосходства больше всего он боялся. В список были включены самые выдающиеся: Н. Бердяев, С. Франк, Н. Лосский, С. Булгаков, Ф. Степун, Б. Вышеславцев, И. Лапшин, И. Ильин, А. Изгоев...

Об одном из них сегодня и пойдёт речь...

Самый европейский из русских философов

Коротко:

Николай Александрович Бердяев (1874-1948)

Религиозный и политический философ, публицист. Активно участвовал в европейском философском процессе. В 1942-1948 гг. был семь раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе. Мысли Бердяева принадлежат к вершинам так называемого «христианского экзистенциализма», которому талант русского философа придал значительную популярность на Западе.

След в России

В 1894 году юный Бердяев, происходивший из старинной дворянской семьи, поступил в киевский кадетский корпус. Обстановка военного учебного заведения оказалась для него неподходящей, и он переходит на естественный факультет знаменитого киевского Университета Святого Владимира. Был арестован за участие в Киевском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» и выслан в Вологду, где, как он позже напишет, «вернулся я от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству». Позже участвовал во многих начинаниях общественной жизни Серебряного века, став завсегдатаем литературных объединений Петербурга, принимая участие в занятиях Религиозно-философского общества в Москве. Тут судьба сводит его со многими ярчайшими представителями времени. Он активно включается в литературную жизнь, печатается в журналах и сборниках вместе с А. Блоком, А. Белым, Д. Мережковским, В. Ивановым, Л. Шестовым, В. Брюсовым. Сам издаёт журналы, собирает по вторникам единомышленников на домашние «мировоззренческие вечера». Уже в то время его философские взгляды привлекают внимание выдающихся современников. Только В. Розанов напишет об одной из его книг четырнадцать статей. Бердяев — участник трёх программных сборников, с которыми выступила тогда русская либеральная интеллигенция: «Проблемы социализма», «Вехи», «Из глубины». Февральскую революцию встретил с пониманием, был даже членом какого-то комитета во Временном правительстве. В первые годы Советской власти «официальная» карьера Бердяева приобрела неожиданный размах. Он входит в руководство Московского Союза писателей, и даже некоторое время руководит им. Пользуясь покровительством Каменева, основывает Вольную Академию философской культуры. Избирается профессором Московского университета.

Причины изгнания

Получив от большевиков охранную грамоту на квартиру и библиотеку, да и на собственную жизнь тоже, он, тем не менее, не желал иметь с ними ничего общего, считал, что: «Большевизм есть рационалистическое безумие, мания окончательного регулирования жизни, опирающаяся на иррациональную народную стихию».

Этим он вызвал следующую характеристику себе в списке литераторов, подлежащих изгнанию: «Бердяев Н.А. Близок к издательству “Берег”, проходил по делу Так[тического] центра и по Союзу возрождения. Монархист, потом кадет правого устремления. Черносотенец, религиозно настроенный, принимает участие в церковной контрреволюции. Ионов и Полянский за высылку в пределы Сов[етской] России. Комиссия с участием т. Богданова и др. за высылку за границу».

Дважды при советской власти попадал в тюрьму. Об этом известно из его автобиографических записок «Самопознание»: «Первый раз я был арестован в 1920 году в связи с делом так называемого Тактического центра, к которому никакого прямого отношения не имел. Но было арестовано много моих хороших знакомых. В результате был большой процесс, но я к нему привлечён не был».

Бердяев отметил особо, что во время этого ареста его допрашивали лично Феликс Дзержинский и Вацлав Менжинский. И далее: «Некоторое время я жил сравнительно спокойно. Положение начало меняться с весны 22 года. Образовался антирелигиозный фронт, начались антирелигиозные преследования. Лето 22 года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москвы-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий. Леса около Барвихи были чудесные, мы увлекались собиранием грибов. Мы забывали о кошмарном режиме, он чувствовался меньше в деревне. Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за всё лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезён в тюрьму Чека, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе СССР я буду расстрелян… Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать, и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться. Но вместе с тем было чувство, что я попаду в более свободный мир и смогу дышать более свободным воздухом. Я не думал, что изгнание моё продлится 25 лет. В отъезде было для меня много мучительного... Но мне предстоял ещё длинный и интересный путь на Западе и очень творческая для меня эпоха. В моей высылке я почувствовал что-то провиденциальное и значительное. То было свершение моей судьбы».

От первого лица

В той же книге «Самопознание» он писал о своей жизни и, конечно об истоках своей философии: «Мне пришлось жить в эпоху катастрофическую и для моей Родины, и для всего мира. На моих глазах рушились целые миры и возникали новые. Я мог наблюдать необычайную превратность человеческих судеб. Я видел трансформации, приспособления и измены людей, и это, может быть, было самое тяжёлое в жизни. Из испытаний, которые мне пришлось пережить, я вынес веру, что меня хранила Высшая Сила и не допускала погибнуть. Эпохи, столь наполненные событиями и изменениями, принято считать интересными и значительными, но это же эпохи несчастные и страдальческие для отдельных людей, для целых поколений. История не щадит человеческой личности и даже не замечает её… И я ещё не знаю, чем окончатся мировые потрясения. Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей Родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании».

Что он сделал

С 1922 по 1924 гг. Бердяев живёт в Берлине. Уже в эту эпоху он приобретает репутацию ведущего философа послевоенной Европы. В 1924-го года Бердяев переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. «В последние годы, — напишет об этом Бердяев, — произошло небольшое изменение в нашем материальном положении, я получил наследство, хотя и скромное, и стал владельцем павильона с садом в Кламаре. В первый раз в жизни, уже в изгнании, я имел собственность и жил в собственном доме, хотя и продолжал нуждаться, всегда не хватало». В Кламаре раз в неделю, по примеру московских философских посиделок, устраивались «воскресенья» с чаепитиями, на которые собирались друзья и почитатели Бердяева, происходили беседы и обсуждения разнообразных вопросов и где «можно было говорить обо всём, высказывать мнения самые противоположные».

Принимал активное участие в работе Русского студенческого христианского движения (РСХД), являлся одним из его главных идеологов. Авторитет Бердяева в Европе продолжает расти. Необычайной популярностью, в частности, пользуется изданная им в эти годы книга «Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы». Она мгновенно была переведена на множество языков. Он создаёт журнал «Путь», просуществовавший до 1940-го года, и именно в нём увидят свет большинство его основных статей. В «Пути» публиковали свои сочинения и самые видные представители европейской философии. Так что Бердяев своим журналом активно двинул вперёд развитие европейского философского процесса. Работал редактором в издательстве «YMCA-PRESS», выпускавшем книги русских эмигрантов. В 1947 в Кембридже он получит почётное звание доктора honoris causa, присуждаемого без защиты диссертации на основании значительных заслуг перед мировой наукой и культурой. Продолжил разработку основных философских тем, оказав воздействие на развитие западноевропейской мысли.

Запад долгое время изучал Россию «по Бердяеву».

Начало второй мировой войны и война фашистской Германии с СССР обострили патриотические чувства Бердяева... Первой послевоенной книгой стала «Русская идея» (Париж, 1946). Она посвящена осмыслению истории русской философии, но и глубоко патриотична. Один только этот случай может раскрыть тайну жизненной и злободневной наполненности его философии.

Философский его патриотизм, выраженный, в частности, в этой лучшей книге его заключается в следующем. Бердяев сформулировал тут надежду, ставшую его завещанием и опорой последних дней. Он надеялся на то, что в постсоветской России, в которой мы теперь и живём, будет создан иной, более справедливый, чем просто необуржуазный и неокапиталистический строй, и она сможет выполнить предназначенную ей миссию — стать объединительницей восточного (религиозного) и западного (гуманистического) начал истории.

О том, что идеи Бердяева остаются созвучными времени свидетельствует, в частности, такой факт. Президент Путин нашёл вдруг нужным процитировать его в прошлогоднем послании Федеральному собранию, и это вызвало оживлённую дискуссию в медийном пространстве. А «Известия» сообщили даже, что некоторые произведения Бердяева теперь настоятельно рекомендуются к прочтению чиновникам из высших эшелонов власти. Так что чиновничья мысль у нас может обрести необходимый смысл.

«Я постоянно слышу, что у меня “мировое имя”... Я очень известен в Европе и Америке, даже в Азии и Австралии, переведён на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают, — это моя Родина...». Эта горькая его констатация теперь уже недействительна. Он снова становится необходим нам. Например, в части предложенной им национальной идеи, которую мы опять упорно ищем и не можем отыскать. Так что нам, возможно, ещё предстоит новое, самое грандиозное открытие идей Николая Бердяева.

Умер Бердяев в своём доме в Кламаре от разрыва сердца. За две недели до смерти он завершил книгу «Царство Духа и Царство Кесаря», и у него уже созрел план новой книги, написать которую не успел. Похоронен в Кламаре, на городском кладбище Буа-Тардьё.