Из блокнота "Вспомнилось"...

 

                                                        Монетка.

А вот еще одна история из жизни ограниченного контингента войск в Германии. Часть наша размещалась в Олимпишес Дорфе, с одной стороны окруженная немецким поселком Эльшталь, запретной для нас территорией, где можно запросто нарваться на патруль или блуждающего офицера, а с другой стороны гамбургским шоссе, по которому, в виде «BMW» и «Mersedesов» проносились свидетельства, неведомой нам, детям совковой действительности, красивой и загадочной забугорной жизни. Шоссе от нас ограждала высокая бетонная стена, сквозь щели которой мы при случае с жадностью изучали чужой, непознанный мир. Произошла эта  история накануне Нового 1991 года. Весь личный состав постоянно был занят подготовкой к предстоящему выводу дивизиона в Союз. Постоянно что-то складировалось, жглось, выдраивалось и выламывалось, выносилось и заносилось. И вот мне с сослуживцем довелось, как-то не то выкапывать, не то закапывать, что-то в районе этой самой стены. Дело пустяковое на пол часа работы, для двух здоровых, крепких ребят. Но мы кряхтели и пыхтели, изображая тяжелый физический труд, растягивая работу до самого обеда. После каждых двух-трех лопат земли устраивали перекур и отдых. Вскоре лейтенант, приставленный к нам для порядка, не выдержал, плюнул на все  и пошел в военторговский магазин, занимать очередь за только что, выкинутыми на прилавок фирменными «Пумовскими» костюмами. Мы только этого, с напарником, и ждали. Не сговариваясь, мажем наши довольные лица грязью, расстегиваем рабочие фуфайки, опускаем по одному уху в шапке-ушанке, изображаем измученно-тоскливые лица, в общем, создаем образ полностью демарализованых, несчастных солдат, попавших в окружение, и лезем на стену.

По части ходит предание, что в Рождество немцы становятся особо сентиментальными и заваливают оккупантов-освободителей бесчисленными дарами. Высовываем, в надежде на это наши «несчастные» физиономии и ждем. Нет, ничего не происходит. Шоссе живет своей жизнью и нас упорно замечать не хочет. Проносятся мимо размалеванные рекламой фуры, сияющие никелем легковушки и нет им до нас, ровным счетом никакого  дела. Решаем предпринять более решительные действия: снимаем ушанки, размахиваем ими, оголяя стриженые головы с истеричным оскалом, изображающим бурную радость встречи. Да, представляю наш вид со стороны (пациенты психушки, не меньше). Но, тем не менее, это возымело свое действие, незамедлительно подле нас останавливается автомобиль, плавно опускается стекло и в нас летит пивная бутылка. Брызги пива и битого стекла, друг хватается за щеку, она кровит, я хватаюсь за самый большой кирпич и запускаю  вдогонку, рвущему с места автомобилю. Кирпич не долетает, катится и задевает совсем другой автомобиль, едущий на встречу. Упс! Машина замедляет ход, останавливается, из нее выходит две девушки и парень. Улыбаются, совсем не обижаются на кирпич. Фотографируются с нами. Напоследок девушка с ослепительной улыбкой, сияющими глазами и вьющимися темными волосами, развевающимися на ветру, сует мне что-то в ладонь. Что-то говорит на французском, я ничего не понимаю, смущаюсь, краснею. У нее такая  нежная, теплая рука! От нее исходит такой славный аромат! Смотрю в ее зеленые глаза и моментально влюбляюсь. Она жмет мою руку, улыбаясь и оглядываясь на ходу, идет к машине. Я вишу на заборе, как огородное чучело, не в силах пошевелится. Мне чертовски стыдно за свой внешний вид и за брошенный кирпич и почему-то за этот забор. Машина сигналит нам и плавно трогается. Крепко сжимаю кулак, в нем что-то есть. Что это? Монетка в 2 марки, дар прекрасной незнакомки. На стену я больше не лазил, хотя и говорили, что кто-то, таким образом, заработал больше сотни дойч-марок.