Чиновников больше, чем рыбаков…

Рыбное хозяйство Дагестана переживает не лучшие времена. За полтора часа разговора профессор кафедры ихтиологии ДГУ Феликс Магомаев не только наметил некоторые ориентиры для выхода из этого кризиса, но и рассказал о том, куда пропала килька, стало ли Каспийское море грязней и откуда в нем взялись медузы...

— Как бы вы сейчас охарактеризовали рыбную отрасль Дагестана?

— Сейчас рыбная отрасль находится в загоне. Раньше, в 50-е годы, она давала где-то 50—60% бюджета. Сейчас такого нет. В ежегодных посланиях президента республики рыбное хозяйство вообще не упоминается. Хотя у нас условия отличные. Стыдно бывает — в соседней республике вообще никаких условий нет, но у них результаты не плохие. После перестройки и развала СССР кризис везде, но надо же как-то возрождаться. У нас же ничего не делается, натуральный застой. В советское время меня послали учиться рыбоводству в Китае. Так там чтобы клочок воды остался без эксплуатации — это преступление. У нас горных водохранилищ — около семи тысяч гектаров, но мы килограмма рыбы с них не имеем. Хотя условия идеальные. На мой взгляд, было бы логичным в республике заняться форелеводством. Я решил этим заняться. Самое главное для форели — чистая вода и определенная температура. У нас все это есть. В Карелии, например, сейчас выращивают около 10 тысяч тонн форели ежегодно. Как это получилось? Там создали союз фермеров при правительстве, который и решает все необходимые вопросы.

И что вы думаете? Я решил создать программу по развитию форелеводства в Дагестане. Хотел привести хозяйство в порядок, взять кредит. А мне в банке говорят: ты дай залог в 30 млн и поручительство. Ну зачем мне 20 млн, если у меня, к примеру, есть эти 30 млн для залога (смеется), еще и проценты платить потом по кредиту. Вот такая глупость… Тогда я понял, что один человек здесь ничего не сделает. Тут нужно создавать республиканскую программу. С такой программой в сентябре 2010 года я пошел к министру сельского хозяйства республики Сатмару Амирову. Он принял меня, поручил своим сотрудникам доработать эту программу. Обещали, что в этом году она будет принята, потом пообещали — что в следующем точно. Мне кажется, эта программа удачна в каком плане. Возьмем, к примеру, Ирганайское водохранилище. Вот почему не поставить на берегу садок и не выращивать там рыбу? Мы в своем хозяйстве (ОАО «Акваресурс» — предприятие по выращиванию товарной форели) в Чиркее это делаем — у нас свои производители (рыба, от которой получают потомство), корма, потомство. Чтобы не завозить все это из соседних республик, мы могли бы всем желающим давать посадочный материал. Зампред правительства республики Мухтар Меджидов, когда приезжал к нам, посоветовал создать ГУП, так как государство не имеет права помогать предприятиям с другой формой собственности.

Кстати, к вопросу о выгоде-невыгоде. После перестройки рухнули цены, что не могло не отразиться на прудовом рыбоводстве. Кормить, проводить интенсификационные мероприятия экономически невыгодно. Приведу пример. На 1 кг прироста карпа нужно хотя бы 3 кг комбикорма (1 кг — минимум 10 рублей), толстолобикам  нужны минеральные удобрения. Сейчас все это дорогое. Поэтому что сейчас делают? По всей стране выращивают ценные породы рыб, производство которых оправданно. Например, ОАО «Широкольский комбинат» помимо прудовых рыб занимается и товарным производством осетровых, с которых они получают черную икру. Раньше как было — чтобы получить икру, рыбу нужно было забить, а теперь придумали способ, с помощью которого рыба остается жива и с нее можно получать икру 10 раз. Так что осетроводство — эффективное направление.

— Значит, Широкольский комбинат занимается в основном производством осетровых пород?

 Да. Он берет знаете чем… У них 50—70 га прудов, все свое: производители, личинки, посадочные. Выращивание прудовой рыбы на комбинате проводится на экстенсивной основе, то есть за счет естественной кормовой базы. Хотя в республике почти все пруды находятся на солончаковых почвах, естественная кормовая база низкая и рыбопродуктивность за год не превышает 3 ц/га. Но так как затраты при этом минимальные — выращивать выгодно и они получают 3 центнера с гектара, то есть 300 кг. Это мизер, конечно. Но учитывая, что: большие площади, налоги особо не платят как сельхозпроизводители, затрат никаких — получается прибыль. Сейчас Широкольский комбинат, насколько я знаю, собирается переходить на развитие товарного осетроводства практически в полном объеме.

Кстати, у комбината преимущество еще какое: в Кизлярском районе в любом месте пробурите скважину — будет геотермальная вода. Ведь осетровые теплолюбивые, и они поздно созревают. Например, чтобы у белуги появилась икра, требуется 15—18 лет, для осетра 12—15 лет. А если в теплой воде их выращивать (а геотермальная вода именно такой и является), они созреют за 5—6 лет. Если бы мы использовали геотермальную воду, то могли бы ежегодно получать 100 тонн осетровых, 2 тонны икры и выпускали бы в Каспийское море около 5 млн молодняка. На данный момент уже есть техническая документация на бурение скважин, но все упирается в деньги — нет материальной возможности.

— А сколько стоит пробурить такую скважину?

— Примерно 10—15 млн. Почему бы республике не помочь в этом материально? Такая скважина может давать до 50 литров в секунду. В Каспийском море проблема с осетровыми породами, а с помощью этих технологий мы будем выращивать рыбу быстрее. Есть специальные заводы, в Астрахани их девять, а в Дагестане всего два, и то  не работают, которые должны ловить производителей, получать от них потомство, выращивать и выпускать в Каспийское море. В лучшие годы выпускали до 90 млн такого вот молодняка. Сейчас выпускают 30—35 млн. Наш же Дагестан уже 6 лет не может поймать производителей. А если бы была геотермальная вода, то мы могли бы весь Каспий снабжать икрой…

— Как так? Ведь говорят, что браконьеры чуть ли не тралерами рыбу ловят…

— Да, но это браконьеры. Тут ведь нужно рыбу доставить живой… Есть вообще специальный метод, благодаря которому можно получать с одной рыбы икру несколько раз. Делают специальный надрез, через который выходит икра. В Астрахани есть специальная технология по приготовлению и расфасовке такой икры. Они за это берут 5 тысяч рублей за килограмм.

— То есть та икра, которая у нас есть в республике, идет к нам через Астрахань?

— Совершенно верно.

— А закупить эту технологию можно?

— Можно. Они за нее просят 1,5 млн рублей. Пока же рыбное хозяйство не встанет на ноги, покупать такие технологии нам будет не под силу. Это очень дорого. Кроме того, получается, что мы выпускаем молодняк в море, а браконьеры ловят. В прошлом году государство поймало только 100 тонн, а остальное — браконьеры. Даже пограничники не изменили ситуацию. Долю имеют, и все. Все замешаны.

— А что вы можете сказать об уровне загрязнения Каспийского моря? Стал ли он выше? И что говорит ихтиология о появившихся в воде медузах?

— По поводу загрязнения. На мой взгляд, экологическая обстановка стала лучше. Раньше, когда разрезали выловленного осетра, он раскрывался как книжка, то есть было расслоение мышц. Происходило это от того, что в воде присутствовало много тяжелых металлов. Сейчас такого нет. Что касается медуз, то есть что-то типа медузы — гребневик, появившийся у нас из Азовского моря, который съедает кормовую базу кильки… Поэтому резко упал лов кильки. Если раньше Дагестан ловил 15—20 тысяч тонн, то сейчас только 2 тысячи тонн…

— Вы говорили, что раньше рыбное хозяйство давало более 50% бюджета. Сейчас какие цифры?

— Я думаю, что вообще ничего нет. Сейчас чиновников больше, чем рыбаков. Я посчитал, у нас около 400 чиновников, которые, так или иначе, контролируют рыбную отрасль. И они к тому же часто не идут навстречу, скорее наоборот. Вот, к примеру, при Министерстве сельского хозяйства Дагестана есть управление рыбного хозяйства, начальником которого является Рагим Шихрагимов. С ним у меня произошла неприятная ситуация. Он у меня и директора Широкольского комбината Ахмеднаби Шайхулисламова взял на реализацию рыбу (на 3 и 2 млн рублей соответственно), которую, к слову, мы выращивали для Кисловодска, деньги обещал отдать через четыре дня. Это было семь месяцев назад. А у нас ведь проценты идут в банке. Нужно кормить производителей форели, а банк не оплачивает корма, пока мы с ним не рассчитаемся. Хозяйство на грани разорения. Мы идем к министру сельского хозяйства, объясняем, что нам нужны эти деньги. Министр спрашивает у Шихрагимова, когда он отдаст эти деньги. Тот говорит: завтра. Но это завтра никак не настанет. Если чиновник лжет своему начальству, то о какой работе может иди речь?

— Что нужно делать Дагестану, чтобы повернуть регрессивный процесс вспять?

— Надо создать условия, чтобы люди могли работать в рыбной отрасли. Сейчас мы выпускаем студентов, но куда они идут? Либо в чиновники — в территориальное управление, либо на рынок. Два чиновника на одного рыбака! Ну куда это годится? Так  нельзя. В республике должен быть орган, который бы отвечал за выращивание рыбы, иначе у нас ничего не получится. У нас ведь идеальные условия: 530 километров береговой линии моря, 50 тысяч га — внутренние водоемы, 7 тысяч га горных водохранилищ, прудов — 5 тысяч га… А что мы имеем? Какую рыбу? Мы в море вылавливаем две тысячи тонн кильки. Во внутренних водоемах, вдумайтесь только, мы получаем всего 4 кг с гектара. Водоемы пришли в запустение, и нет организации, которая бы отвечала за это.

— Что мешает развитию отрасли?

— Ничего не мешает. Мешает только отношение правительства к этому делу. Правительство должно повернуться к отрасли лицом. Вот за все 20 лет ни одного заседания правительства не было по поводу рыбного хозяйства. Сели бы и решили проблемы. Никому же дела нет. А ведь это была бюджетообразующая отрасль. Сейчас рыбная отрасль дает 0,1% от всего производства промышленности Дагестана. Ну, это же ужас какой-то! Получается, если брать всю рыбу, то мы ловим 2 кг на душу населения (в среднем по стране — 12 кг). Ну, это просто стыдоба, понимаете?