Любовь, завязанная на прошлом

Любовь, завязанная на прошлом.

   Разговор, который давно уже кружился в голове Ирины и Андрея, наконец, выскользнул наружу.

- Два года, Андрей, а мы никак не можем решиться.

   Сидели они на лавочке в Александровском садике, где и произошла их первая встреча.

   Андрей возвращался тогда из «Интуриста», где в очередной раз произошел сбой. Он уже перестал считать, сколько их было за последний год.

   Проходя по аллее, Андрей увидели на одной из лавочек женщину. Он прошел бы мимо, если бы не отворот в «Интуристе», который так «навалился» на него, что он пошатнулся и буквально плюхнулся на лавку.

   Андрей пролетел бы мимо лавки, если бы женщина не успела поймать его за руку. Сознание захлопнулось. Пришёл в себя   от легкого постукивания пальцами по щекам.

- Очнулись, - сказала женщина. – Ирина.

- Споткнулся, - вяло улыбнулся Андрей. – Кто – то как бы подставил подножку. Что – то должно произойти. А что? Андрей.

   Она протянула руку. Узковатая, словно утонченная, но, сколько в ней было тепла. Андрей не почувствовал бы тепло руки, если бы не вспомнил тот холодок, который наполнял его ладонь, когда ему как бы по - дружески жали руку и просили: зайдите по поводу работы в следующий раз.

- Подножка, - повторил Андрей. - Может быть, на счастье. В жизни ничто не происходит случайно.

   Он слегка улыбнулся, и потекли от его лёгкой улыбки их встречи.

    Много их было: радостные, счастливые, грустные, обидчивые, но как правило, короткие, срезанные, горькие, непостоянные.

   А горькие потому, что Андрей не находил себе место, когда Ирина уезжала домой.

   Это вызывало у него болезненное воображение. И связано оно было с тем, что он оставался один среди стен без Ирины, а у Ирины тоже возникало тоскливое ощущение не столько от длинных ночей и долгого ожидания завтрашних встреч, сколько от того, что рядом был не Андрей.

   Их чувства находили друг друга даже на расстоянии. Вначале Андрею и Ирине казалось, что скоро наступит время, и расстояние укоротится навсегда.

- Пришла пора решать, - однажды сказала Ирина. – Мои семейные о тебе знают уже давно.

   Она притронулась к его руке. Её прикосновение напомнило ему слова, когда она, в первый раз обняв его в квартире, которую он снимал, шепнула.

- Произошла Революция!

   А что было решать?

   Муж Ирины - председатель совета директоров акционерной фирмы «Астра». Отсюда и пляши. А откуда плясать. Бывший капитан КГБ, уволившийся после рапорта на имя тогдашнего Председателя КГБ Андропова, разведённый, с алиментами, без собственной квартиры и безработный.

   Все попытки устроиться на работу сводил на нет диплом Высшей Краснознамённой Школы КГБ.

- Образование у Вас отличное, - говорили Андрею, - знание языков, юриспруденция, но вакансий, подходящих, пока нет.

   А за этим «подходящих вакансий пока нет» стояло одно: на хрена ты нам нужен, бывший кэгэбэшник, заложишь при удобном случае.

   Словом, отвороты были будничными и обычными. И как не хотелось Андрею признавать, но признавать приходилось, что приземляться придётся на самую тяжёлую работу, несмотря на хороший диплом, так как «шкура» бывшего кэгэбэшника оказалась не в помощь, а в помеху.

   Андрею, чтобы более или менее держаться на плаву приходилось ночью разгружать вагоны на овощной базе, а при недогляде засунуть за пазуху пару или тройку яблок, помидоров, огурцов…

- Пора решать, Андрей, - твердила Ирина. – Когда мы с тобой вместе, мы чувствуем опору друг в друге. Когда уходим друг от друга, попадаем, как в вакуум.  Домой еду, как в пустыню.

   Она всегда говорила «как в пустыню», когда Андрей провожал ее с Курского вокзала. Да и сам он возвращался с вокзала домой, как в пустыню.

- Ты не выдержишь, Ир, - медленно говорил Андрей, подбирая ответ. – Поживешь немного со мной и уйдешь. Не для тебя моя конура. В ней мне, да дворовым собакам жить, а ты из другого мира.

  В последнее время Андрей часто думал об этом. И все больше приходил к мысли, что захватили Ирину первые впечатления, может быть, связанные с его бывшей профессией: КГБ, бывший контрразведчик, интересно, а, возможно, не малую роль играло и желание Ирины вырваться из-под отеческой опеки мужа, старшего её на двадцать лет.

   Как бы там не было, но сомнения уже прорывались в его сознании и чем сильнее он пытался избавиться от них, тем сильнее нарастали они.

- Твоя конура, - вздохнула Ирина, -  а во что мой дом для меня превратился. Ты это можешь почувствовать.

   Ирина смотрела в его глаза, пытаясь уловить в них отражение своих слов.

- Муж и мать меня глазами спрашивают: уйдёшь к нему или не уйдешь. Может, останешься.  Муж из глуши меня вырвал. Думаешь, сердце мое к нему закаменело. Можно одного любить, а другому быть благодарной?

   Это было желание почувствовать поддержку, но Андрей молчал и поддержку Ирине приходилось искать в самой себе.

 - Моему мужу, сам понимаешь, благодарность нужна, но больше нужна я. Он никогда не примет мою благодарность, потому что от женщины, которую он любит, ему не столько благодарность нужна, а сколько любовь.  А я её не могу дать ему. Господи, - вздохнула она. -  Мать меня воспитала. Она что чужой мне стала. Ей тоже нужно одно, чтобы я была рядом с мужем и с ней. А сын. Не с ним ли я ночи не спала и не плакала, когда он болел. Здесь та же самая история. Только с ними.  Любовь не должна требовать жертв. Но почему у нас с тобой так. Отказаться от тебя и жить с семьёй - не могу. Встречаться урывками, и жить, как бы то вздохнешь, то задохнешься, то же не под силу. Попался ты мне, как камень на дороге. Обойти не могу, сдвинуть с места тоже.

   За годы встречи с Андреем ей пришлось испытать не мало: отчуждение в семье и уход друзей - все то, что сопровождает женщину, когда она, связанная многолетними семейными обязательствами, вдруг начинает вырываться из них, из обеспеченной жизни в жизнь на задворках.

   Что мог ответить Андрей. Эти годы потрепали его: бессонные ночи, ревность, водка, которой он глушил сознание.

- Эти годы были на расстоянии, Ир, а когда мы окажемся вплотную и надолго, может, произойти и произойдёт обратное, - отвечал он. - Разбежимся или обыкновенными склочниками станем. Винить друг друга будем.

- Странно ты заговорил. Почему так может случиться.

- Ты завязана обстоятельствами. Сама говорила о матери и сыне. Как быть с ними. С нами они не пойдут. Останутся с твоим мужем. Да и куда идти. В съёмную квартиру с двумя стульями, пишущей машинкой, аккордеоном и диваном. А когда я смогу получить квартиру – вилами на воде писано. За мужем, может быть, ты и не будешь убиваться, а вот за матерью и сыном. Ты отдаешь себе отчёт, в каких обстоятельствах находишься и куда, и от кого хочешь уйти. Это ведь не просто место поменять или переехать из одной квартиры в другую.

- Не куда, а к кому.

- К кому, - протянул Андрей. – Но ведь вокруг этого «к кому» есть уже сложившийся мир, и хочешь ты или не хочешь – тебе придется окунуться, нырнуть в него. Да и ты не пустая женщина. Ты заполнена ощущениями, привычками, чувствами прежней жизни. Хорошей жизни. И они не будут оставлять тебя, а станут требовать возврата к прежней жизни. Или думаешь, что они отпустят тебя на волю. Ты не сможешь вмиг переродиться. Отбросить свое прошлое. Сколько лет взращивала и так просто не выкинешь его из себя. Разве ты сможешь вырвать из себя чувство горечи, что мать останется в таком возрасте с зятем, а муж твой вдруг захочет жениться. Ты же станешь метаться, раздваиваться. В итоге все наши отношения развалятся. Я как бы свободен, а вот ты связана по рукам и ногам прошлым, а оно ведь было неплохое.

   Раньше об этом Андрей не говорил и не думал. Кружилась жизнь, хмелела, плескалась пьянящим запахом слов и тёплых рук.

- Ты хочешь, чтобы наши отношения остались прежними. Короткие встречи, поездки к тебе на квартиру.

   Думал Андрей и об этом, но поскольку его мысли были противоречивы, то собрать их воедино было довольно трудно, а если и удавалось собрать, то в одно время в зависимости от настроения он отдавал приоритет одной мысли, а в другое время приоритетной была уже совершено иная мысль.

   Такой человек иной раз и сам не понимает, где он говорит правду, а где ложь.

- Не хочу я этого. Я не вижу выхода. Вижу последствия, которые просто сомнут нас, если вовремя не остановимся.

- А почему мы раньше не остановились? Почему?

   Андрей молчал.  

- Добиваешь ты меня молчанием. Если не сегодня, то завтра, послезавтра…, добьёшь.

   После одной встречи прошёл месяц для Андрея, как в отупении. Ни телефонного звонка, ни стука в дверь. Шипенье чайника, да звяканье чайной ложечки. Диван. И глаза в потолок.

  Подойдет к телефону, поднимет трубку и опустит. Может быть не выдержал, позвонил, да Ирина приехала через месяц.

- Всё, - сказала она, - я решилась. Остаюсь у тебя.

   Тяжесть, давившая Андрея месяц, исчезла, но   пошли с того вечера косяки, да недомолвки.

   День, как день. А вечера стали для Андрея пыткой. Позвонит Ирина с работы: мать и сына съезжу проведать. А у Андрея одно на уме: уедет и останется. Чтобы не задохнуться от пустоты в квартире, выходил на улицу и бродил возле подъезда, пока не появлялась Ирина.

   Разговоры скудные и невесёлые пошли. Не ругались. Сядут за стол напротив друг друга. Глаза вниз и молчат. Промолвит иной раз Ирина.

- А ведь не было раньше такого, Андрей.

- Не было, - эхом отзовётся Андрей.

   Месяц, второй. Одно эхо по квартире, да с каждым днем все тише и тише и отклика на него нет.

   Напомнил бы Андрей Ирине то, что говорил ей: куда и от кого хочешь уйти, но не напоминал. Видел, что Ирина и сама это уже поняла.

   Стали дни безрадостными и пустыми. Со стороны среди других счастливая пара. А наедине грызла боль и тоска, чувство вины и догрызла бы, не выдержал Андрей, видя, что поездки Ирины к матери и сыну с каждым днем становились все чаще и чаще.

- Держит тебя чувство к матери и к сыну, Ир. Может быть, Бог с ней с нашей любовью. Болезненная она, потому что страдают от неё и мы, и другие.  А если от любви страдают невинные, то непонятна такая любовь разуму.

   Не чувства остывали в Андрее. Если раньше чувства брали вверх над мыслями, то сейчас мысли стали дожимать чувства. Они выгоняли первоначальные радости и наполняли их ответственностью за других.

-  Твоя мать ни в чем не провинилась ни перед тобой, ни передо мной, да и ты ни в чем не виновата и муж, и сын то же, но прошлась по ним любовь наша жестоко. Прожившие с тобой много лет, а потом оставленные и как бы даже брошенные, не будут благодарны тебе и мне. Не железки они. Мучает тебя чувство вины.  Возвращайся домой.

- Гонишь.

- Это несправедливо. Нет. Не гоню.  Ты уже сама готова уйти, да признаться себе не хочешь. Ждёшь толчка. Много у нас доброго и светлого было. Так зачем же добивать оставшееся. И если наши чувства превратятся даже в небольшое светящееся пятнышко, но вокруг него будет кружить боль от нашей любви, чувство вины перед невинными, а не жестокость к другим и друг к другу, мы останемся людьми. Расскажи кому – нибудь о нас, не все поймут, потому что разные мы.

- Заломил ты себе голову, Андрей, или тебе заломили. Не знаю, - сказала Ирина - Может ты и прав. Из одного дня все будущее не увидишь. Давай съездим в Александровский садик. Где все началось, там и должно все закончиться.

   И всё же звонок от Ирины был.