ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО о написании "Бабьего Яра"
На модерации
Отложенный
Я недавно в сообществе "Но пасаран" опубликовал воспоминания Дмитрия Шостаковича о истории написания им 13-ой симфонии по бессмертным стихам "Бабий Яр" Евгения Евтушенко (см. http://gidepark.ru/community/2152/article/355090 ).
А сейчас нашел интервью с великим поэтом к пятидесятилетию его написания под названием "Стихотворение, которое потрясло мир." ( http://print.exrus.eu/index.php?option=com_content&view=article&id=272:l-r---em-&catid=42:76--2011&Itemid=153 ).
О его гениальных стихах, мужеству, гражданской позиции можно написать много восхитительных слов, высказать самое высокое уважение. Но хочу обратить ваше внимание на мужество еще двух людей: главного редактора "Литературной Газеты" - Валерия Алексеевича Косолапова и его жены. Ведь он хорошо представлял, что будет с ним, если опубликует эти стихи. Но он сделал это, предварительно посоветовавшись с женой. Потерял свою должность, но опубликовал.
Вы сами прочитаете это интервью Евгения Евтушенко, но я приведу такую выдержку из его интервью.
" ... И тогда я поехал к Косолапову в «Литературную газету». Я знал, что он был порядочный человек. Разумеется, он был членом партии, иначе не был бы главным редактором. Быть редактором и не быть членом партии было невозможно. Вначале я принес стихотворение ответственному секретарю. Он прочитал и сказал: «Какие хорошие стихи, какой ты молодец. Ты мне прочитать принес?» Я говорю: «Не прочитать, а напечатать». Он сказал: «Ну, брат, ты даешь. Тогда иди к главному, если ты веришь, что это можно напечатать». И я пошел к Косолапову. Он в моем присутствии прочитал стихи и сказал с расстановкой: «Это очень сильные и очень нужные стихи. Ну, что мы будем с этим делать?» Я говорю: «Как что, печатать надо!»
Он поразмышлял и потом сказал: «Ну, придется вам подождать, посидеть в коридорчике. Мне жену придется вызывать». Я удивился, зачем вызывать жену. А он и говорит: «Как зачем? Меня же уволят с этого поста, когда это будет напечатано. Я должен с ней посоветоваться. Это должно быть семейное решение. Идите, ждите. А пока мы в набор направим».
В набор направили при мне. И пока я сидел в коридорчике, приходили ко мне очень многие люди из типографии. Хорошо запомнил, как пришел старичок-наборщик, принес мне чекушечку водки початую с соленым огурцом и сказал: «Ты держись, напечатают, вот ты увидишь».
Потом приехала жена Косолапова. Как мне рассказывали, она была медсестрой во время войны, вынесла очень многих с поля боя. Побыли они там вместе примерно минут сорок. Потом они вместе вышли, она подходит ко мне, не плакала, но глаза немного влажные. Смотрит на меня изучающе, улыбается, говорит: «Не беспокойтесь, Женя, мы решили быть уволенными».
И я решил дождаться утра, не уходил. И там еще остались многие.
А неприятности начались уже на следующий день.
Приехал заведующий отделом ЦК, стал выяснять, как это проморгали, пропустили? Но уже было поздно. Это уже продавалось, и ничего уже сделать было нельзя.
А Косолапова действительно уволили. Ведь он шел на амбразуру сознательно, он совершил настоящий подвиг по тем временам..."
Всем этим великим людям - самый низкий поклон.
-------------------
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас – я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне – следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус – это я.
Мещанство – мой доносчик и судья.
Я за решеткой. Я попал в кольцо.
Затравленный, оплеванный, оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется – я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!" –
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ!
Я знаю – ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется – я – это Анна Франк,
прозрачная, как веточка в апреле.
И я люблю. И мне не надо фраз.
Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть, обонять!
Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.
Но можно очень много – это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся – это гулы самой весны –
она сюда идет.
Иди ко мне. Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет – это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв, я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я – каждый здесь расстрелянный старик.
Я – каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне про это не забудет!
"Интернационал" пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам, как еврей,
и потому – я настоящий русский!
1961
Комментарии
Рождественский и Вознесенский - о них почему не вспоминают?
А, Евтушенко-то вспомнили по ключевому слову...