Что такое "национальные интересы" ?

НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ

После того как Россия объявила об отказе от Болонской системы, замминистра образования и науки Дмитрий Афанасьев заявил, что возвращения к советской системе не произойдет — вместо нее создадут некую новую, которая «будет ориентирована на национальные интересы». Дальнейших подробностей не последовало.

Несколькими днями раньше премьер Михаил Мишустин сказал: «Запад пытается отменить нашу страну, зачеркнуть ее на карте мира. […] Все из-за того, что мы отстаиваем наши собственные национальные интересы».  

Путин упоминает «национальные интересы», например, в связи с «нашим экономическим суверенитетом» в нефтяной сфере. 

КТО ПРИДУМАЛ «НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ»?

Ученых заставила заговорить о «национальных интересах» Вторая мировая война. В условиях самого кровопролитного в истории конфликта и трансформации мирового порядка задача выжить и защититься от внешних угроз казалась самоочевидной. Именно так в 1948 году истолковал «национальные интересы» один из первых и наиболее влиятельных теоретиков современных международных отношений, американец Ганс Моргентау. 

Он не видел смысла разделять государство и нацию и полагал, что национальные интересы объективны и не зависят ни от воли конкретного правителя, ни от мнения различных общественных групп. И состоят они в том, чтобы поддерживать силовой потенциал, достаточный для защиты государства от его противников. Иными словами, большая армия, большой флот, желательно атомная бомба — вот, в принципе, и все национальные интересы (что не помешало Моргентау выступить против участия США во Вьетнамской войне).

Но со временем, когда послевоенный шок прошел, в крупнейших державах перестали воспринимать проблему выживания так остро. Как политики, так и ученые начали подвергать сомнению идущее от Моргентау понимание национальных интересов, которое выдвигало на первый план защиту от других государств, а не сотрудничество с ними. Между тем экономический подъем, который в течение нескольких десятилетий переживал Запад, как раз и был обусловлен растущей взаимозависимостью. 

Когда — в основном из-за экономического отставания — рухнул Советский Союз, — старое представление о национальных интересах, казалось, навсегда ушло в прошлое. В политических элитах стран Запада (а также тех, которые хотели войти в их число) укрепилась идея, что главный национальный интерес теперь — это участие в глобализации.

Конец холодной войны воспринимался еще и как триумф ценностей либеральной демократии. На Западе ждали, что очень скоро они восторжествуют по всей планете. Из этого следовало, что мир един, угроза большого вооруженного конфликта исчерпана — а значит, национальные интересы больше нельзя отделять от морально-этических соображений. Нарушение прав личности, преследование несогласных меньшинств или значительный экономический ущерб перестали казаться адекватной ценой за обеспечение безопасности. Когда правительства западных государств все-таки допускали это (например, вторгаясь в третьи страны), часто происходили внутриполитические кризисы. 

Следы этого понимания можно до сих пор найти в официальных документах России. Так, в 2021 году «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации» определяла национальные интересы как «объективно значимые потребности личности, общества и государства в безопасности и устойчивом развитии».

Даже страны, никогда не пытавшиеся присоединиться к западному миру, стремились показать, что их интересы — не эгоистичны. Так, Китай, чей главный приоритет — поддержание высоких темпов экономического роста, доказывал, что его «мирный подъем», в конечном счете, приводит к гармоничному развитию соседей и многих других стран.

Но вот уже около десяти лет — после нескольких кризисов глобализации — представления о национальных интересах, которые считались безнадежно устаревшими, переживают вторую молодость. Популярность обрели категории XIX века: геополитическое мышление, изменчивые коалиции «великих держав», попытки «неудовлетворенных» стран изменить устоявшийся миропорядок (когда-то это была, главным образом, Германия, теперь — Россия и Китай). К переменам стремились даже лидеры мира — например, США при Трампе, который требовал ужесточить принципы отношений не только с соперниками (Китаем), но даже с союзниками (странами НАТО). 

24 февраля 2022 года завершило возвращение к «классике» времен Моргентау: о национальных интересах вновь говорят исключительно в терминах выживания, противодействия и баланса сил.

К ОДНОЙ НАЦИИ МОГУТ ПРИНАДЛЕЖАТЬ МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ. У НИХ ТОЧНО ЕСТЬ ОБЩИЕ ИНТЕРЕСЫ?

Это очень сложный вопрос.

Бывает, что интерес в каком-то смысле и превращает сообщество людей в нацию. Если множество людей согласны с тем, что у всех них есть интерес, особенно связанный с защитой от внешних угроз, то он их объединяет и, скорее всего, делает лояльными лидеру, который этот интерес и формулирует. 

В наиболее развитых странах мира это случается все реже. Многие нации еще недавно казались сплоченными, но за последние десятилетия, по сути, раскололись.

Очень богатые и очень бедные люди, космополиты и националисты, консерваторы и либералы все слабее ощущают, что их объединяют общие интересы только потому, что всем им выдали одинаковые паспорта. 

Между тем, когда нечто объявляется национальным интересом, то, по идее, оно должно приобрести особое значение для всего общества сразу. Но ресурсы любой нации ограничены, и выбор одной альтернативы неизбежно происходит за счет других. Почти всегда найдутся несогласные с любым из решений. Те, кто, например, считает, что США стоит тратить деньги не на военную поддержку союзников, а на борьбу с глобальной бедностью или сохранение у себя в стране рабочих мест. Или кто думает, что «военная операция» — не оптимальный способ остановить сближение Украины с Евросоюзом и НАТО.

Поэтому в демократических обществах политики все реже прибегают к этому словосочетанию. Для победы на выборах им требуется широкая поддержка, а если они излишне четко сформулируют столь значимую (и раскалывающую) вещь, то рискнут тем, что оттолкнут от себя важную часть избирателей. 

В таких странах лидеры склонны обещать не защиту национальных интересов, а проведение определенной политики, то есть решение конкретных актуальных проблем. Политика (в этом смысле) — понятие более гибкое, чем защита интересов (почти ни одна проблема не может иметь столь же сакральное значение). При этом она накладывает на политических лидеров больше обязательств, поскольку подразумевает конкретные цели, и обществу легче оценить, достигнуты они или нет.

Та же фрагментация общества в авторитарной стране ведет к другим последствиям. Там лидер, который убедил (или заставил поверить) сограждан в существовании общих национальных интересов и в том, что он их защищает, может представить своих оппонентов недостаточно патриотичными людьми (а мобилизация против таковых — прекрасный способ укрепить свою власть). 

Причем для этого нет необходимости даже четко формулировать, в чем национальные интересы состоят (чтобы не отталкивать от себя сразу все части общества, которые эти представления не разделяют). Когда в 2016 году Владимира Путина спросили об этом, он сказал: «То, что хорошо для русского человека, то и национальные интересы России». Он объяснил, как эти интересы надо отстаивать, но четкого определения не дал.

Когда страна размыто формулирует свои интересы на международной арене, это иногда предоставляет свободу рук и возможность получить неограниченные выгоды — когда никто не оказывает серьезное противодействие. Но иногда, если интересы обозначены слишком широко, то у других игроков может возникнуть желание вам превентивно противодействовать. Например, Китаю в последние десять лет начали активно противодействовать его соседи, опасающиеся, что его интересы в регионе слишком широки. По тем же причинам еще до боевых действий в Украине тревожной для соседей России выглядела концепция «русского мира».

С другой стороны, если слишком сдержанно декларировать свои интересы, это может создать у остальных игроков ощущение слабости и подтолкнуть к экспансии. Отчасти из-за этого в свое время началась Корейская война: США «забыли» включить Южную Корею в свой азиатский периметр обороны, и Северная Корея (а также СССР) решили, что это дает повод к активным действиям.

КОГДА РАЗГОВОРЫ О НАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕРЕСАХ — ТОЧНО МАНИПУЛЯЦИЯ?

Если политик сообщает гражданам своей страны, что национальные интересы страны неизменны на протяжении десятилетий и, тем более, веков — это почти гарантированная манипуляция. Немногочисленные исключения из этого правила очевидны и сводятся к экономическому процветанию и поддержке минимального уровня безопасности. В остальных случаях, даже если не изменилась сама страна, то точно изменились условия ее существования, диктующие национальные интересы.

Национальные интересы страны просто не могут не меняться в результате изменения политического режима либо международных условий.

Например, интересы Китая за 20 лет, с середины 1980-х, изменились так, что Россия из врага превратилась в союзника, а США из тактического партнера — в стратегического инвестора. Сами же США за сто лет прошли путь от занятой исключительно собой крупнейшей экономики мира до лидера глобальной сети военно-политических и экономических альянсов.

Официальные российские представления об интересах за тот же срок тоже изменились кардинально: от защиты социалистической революции и глобального распространения коммунистической идеологии — к контролю над государствами в своей сфере влияния. Затем — к сотрудничеству с блоком-соперником НАТО. Наконец, в самое последнее время — к готовности применить военную силу для изменения границ и дать отпор странам, которые еще несколько лет назад считались партнерами.

Глядя на резкие повороты в трактовках этими странами национальных интересов, сложно объяснить, почему у любой из них не может произойти очередной трансформации национального интереса — например, к сотрудничеству со вчерашними «вечными» врагами.

кандидат политических наук Михаил Троицкий