Восьмая глава. Двадцать первый.

Восьмая глава.

Двадцать первый.

   Гром грянул в день стипендии. Ляптя оказалась обладательницей колоссального состояния.

   Возле окошка "Касса", похожей на скворечник, в котором сидела полнощёкая тётка с мышиными, юрко бегающими серыми глазками, похожая на привокзальную буфетчицу, приземлившую провинциалку раздирающим карканьем: жратву зарабатывают гигантским трудом, она оказалась первой, протаранив толпу студентов с голодающими взглядами. Однокурсники не протестовали, так как среди них не было ни одного, который не испытал бы бойцовских качеств провинциалки. Ляптя первая запустила руку в окошко. Последней сняла точный счет с бабок.

- Может, за пять лет вперед? – бросила она в окошко. - Сразу все?

- Все дают, когда в гроб кладут, - грянули из окошка, словно из окопа.

- А за день до гроба нельзя?

- Можно вот с этим.

   Фигура в окошке сильно не понравилась Ляпте Она была трёхпалой с бритвенными чёрными ногтями. Провинциалка хотела дать достойный отпор такой же фигурой, но в «скворечнике» сидела телепатка. Окошко быстро захлопнулось.

- В следующий раз поквитаемся, - бодро бросила Ляптя. – Я тебе мышку подарю под цвет твоих глаз.

   На улице стремительно разворачивалась новая эпоха. Ляптя почувствовала ее, когда колоссальное состояние осело в десяти сосисках.

- Да это на раз клюнуть, - возмутилась Ляптя.

   Она понадеялась на добавку, но услышала, что быть сейчас прожорливой не модно, что голодание сильно укрепляет пошатнувшееся здоровье, украшает женщину, делает её мисс Вселенной, что знаменитый индейский йог Сальмадули всю жизнь питается одним светом и проповедует катарсис, как самое эффективное средство для очищения души от брюха.

   Лекция была такой длиной и аппетитной, что Ляптя зажевала её сырой сосиской и словами.

- Плевать я хотела на катарсис.

- Тогда занимайся бизнесом, - бросила продавщица с крысиными глазами.

   Она показала Ляпте свои лакированные, остроносые на игольчатых каблуках туфли, которые были зашнурованы мелкими охотничьими сосисками.

   В спартанской комнате, Ляптя застала бывшую актрису спящей под ковром с ромашками. Двуглавый открыл клювы. Вместо бабок в клювы влетели сосиски.

- Ты что? - прошептал орел.

- А то, - отрезала Ляптя. - Одна дрыхнет под ромашками. Другому бабки гони. Бизнесом надо заниматься.

- И каким бизнесом мы будем заниматься? - просипела Капа.

   И скрылась под ковром, как черепаха под панцирем.

- С тобой понятно, - сказала Ляптя и посмотрела на двуглавого. - А с тобой?

   Сосиска врезалась квартирантке в лоб.

- Крутые, - ответила Ляптя. - Посмотрю на вас через месяц.

   Через месяц орел чуть не оказался жертвой истощения.

- Что? - спросила Ляптя. - Сейчас бы и сосиска пригодилась.

   Бывшая артистка молчала. Она укрывалась не ковром с ромашками, а ста томами монументальной энциклопедии историка "Как зарабатывать бабки". Она споткнулась на последнем томе. Историк - флибустьер утверждал, что продолжение следует искать в первом.

- Так, каким бизнесом будем заниматься, – отощавшим голосом проскрипела Капа. - Реверансами и ручками?

- Я решу, - ответила Ляптя.

   Вначале она погрузилась в монументальную энциклопедию историка, споткнулась, как и бывшая артистка, на последнем томе и окунулась в уличный мир бизнеса. Она постигала его основы с упорством хищника, преследующего свою жертву,

   Месяц Ляптя обследовала город.

   На месте человека из легенды остались щепки от протеза. Щепками торговала разбитная цыганская особа с обворожительным голосом и зазывными словами. Она выдавала щепки за русские зубочистки.

   Возле метро Ляптя встретила пятнистого. Дог заложил в ломбард хозяина и при виде Ляпти сказал: "Здрасьте".

- Научился говорить? - удивилась Ляптя.

   Дог поскреб лапой в затылке.

- Надо еще научиться думать, - ответил он.

   Дальнейшие смотрины показали: человек, живший в особняке на балконе, исчез в недрах небытия, прихватив раскладушку сторожа.

- Паскуда, - пожаловался бывший хозяин раскладушки. - На два бакса нагрел. Я даже к Фемиде обращался.

   Фемида оказалась еще большей паскудой. Она содрала даже армейские галифе.

   Провинциалка побывала в студенческом общежитии возле озера. В его водах отражались одни железные кровати. Бывший комендант был без дымчатых очков.

- А где полотенца и одеяла? - спросила Ляптя.

   Администратор занимался бизнесом с молью, которая и сожрала вафельные полотенца и байковые одеяла.

   Провинциалка заглянула и в гостиницу, похожую на планету средней космической величины, от которой исходило голубое сияние. Иностранцы, увидев её, взяли в кольцо и крепко навешали.

- Но за что? – вскипела Ляптя.

   Иностранцы объяснили. Главный мафиози администратор и его подручный швейцар обобрали их до нитки и исчезли, а молодой следователь даже не ударил палец об палец.

- Так я же не следователь, - надрывалась Ляптя. – Я артистка.

   Из гостиницы провинциалка выметнулась на сверхскоростных парах и крепко побитая, что случилось первый раз в жизни, и с отчаянной злобой найти администратора и швейцара, чтобы продолжить съёмки фильма «Удар торнадо».

От осмотра бывших достопримечательностей Ляптя отказалась на вокзале. Человек с гор покупал на задворках магазина, администратором которого был грузчик с разорванной ноздрей, затычки от пивных бочек и продавал их, выдавая за зенитные снаряды, человеку, который только спускался с гор.

   Поиски бывшей лифтёрши с долей в полторы тысячи баксов оказались безрезультативными. Она нашла только корзинку с загнивающими морскими водорослями. Охранник всё также висел на воротах.

- Сними меня, - заорал он. – Я боюсь высоты.

- Я тебе уже говорила. Не бойся высоты, - отрезала Ляптя. – Бойся удара об землю.

   На почте: серое одноэтажное здание с окнами, забранными в поржавевшие решетки и стенами, обклеенными домашней - уличной рекламой, студентка отбила телеграмму о помощи в родные пенаты. Родные отогнали бумажного гонца "в матушку".

- Так и у меня, - вздохнула телеграфистка с заплаканными   глазами, от которых не отлипал синенький платочек и со шмыгающим, опухшим красным носом. – От жизни спасаюсь только сериалами.

- Чем? - спросила Ляптя.

- Да ты что? – Удивление телеграфистки разбежалось до ушей. - Не русская? – Она промокнула глаза, порылась в куче наваленных мешков, посылок и вытащила двадцать томов сериала.

   Обложки были в красно-кровавых красках. Ляптя отколупнула краску на первом томе и наткнулась на картинку женщины со смуглым лицом, за спиной которой стоял огромный мужик с тонкими чёрными усиками и выколотыми глазами, держа в руке поднятый хлыст.

- Подлец, - проскрежетала телеграфистка, - я ещё доберусь до тебя. – Она погладила лицо женщины. - Ох и страдает она, - хранительница почты шумно вздохнула и плачевно покачала головой. - Мучается.

- По ее роже не видно, - перебила Ляптя.

   Она перелистала сериал. Женщина действительно мучилась. Только под рукой автора.

- Ох и страдает, - повторила телеграфистка, брызнув слезами.

   Она зацепила такую длинную фразу о страдании и тащила ее до тех пор, пока не запахло потом. Сюжет был так закручен, что закрутил и ее до отчаянного шага.

- Шлепнуть мучителя? - спросила Ляптя.

   Телеграфистка была готова шлепнуть скотину- автора.

- За то, что женщину замучил?

   Скотина- автор замучил любительницу сериала. Он отказался писать двадцать первый том.

- Наверное, мало бабок платят, - сказала Ляптя.

- Да я за двадцать первый том телеграфную станцию продам, - отрезала телеграфистка. - И хрен кто меня остановит.

- Так, - констатировала Ляптя. - Есть идея. Я напишу двадцать первый.

- Ты – писательница?

- Да, - небрежно бросила Ляптя. - Написала сто томов «Как зарабатывать бабки».

- Плевать мне на сто томов и бабки. Пиши двадцать первый. Только страданий, страданий побольше, - сказала телеграфистка, прорвавшись оглушительным рыданием.

- Что ж ты рыдаешь? Страдания ещё не написаны.

- Да ты что? – вскипела телеграфистка и повторила, - не русская, что ли. Я без страданий жить не могу. – Она ухватила Ляптю за кофту и затрясла. – Понимаешь. Не могу. Станцию продам.

- Так тебя же за продажу в тюрьму посадят. Там страданий по самую макушку.

- В тюрьму не хочу, - твёрдо отчеканила телеграфистка. – Там страдания не те.

   Ляптя попыталась отцепиться, да куда там. Телеграфистка билась головой об её грудь и трясла, словно бубен.

   Из почты Ляптя вышла выпотрошенная и пропитанная потом и слезами с головы до пят.

- Ну и ну, - облегчено выдохнула она. – Такая и закопать может и не только станцию продать

   Дорогой она зашла в аптеку и купила   снотворного.

   Хозяйка и орел при ее появлении тревожно проимпульсировали, что через неделю могут быть похороны.

- Спать, - приказала Ляптя.

   Она затарила в чайник пригоршню седуксена. Хозяйка и орел свалились после первого глотка.

   Ляптя оказалась отличным компилятором. Она лопатила сериал, подбирала нужные места, вырезала, клеила, добавляла своё, перепечатывала на машинке.

- Шедевр, - говорила она. – А что для него нужно? Всего лишь ножницы, клей и машинка.

   Месяц бывшая актриса и орел спали в обнимку. Ляптя погружалась в двадцать первый.

   В полдень следующего месяца Ляптя разбудила хозяйку и двуглавого. Они тревожно уставились на нее. Студентка была похожа на высушенный скелет.

- Капец, - прошептал орел.

- Сбрей бороду, - сказала Ляптя, - а то не узнают.

   Она загрузила рюкзак с рукописью двадцать первого на спину. Хозяйка почувствовала себя совсем худо.

- Милостыню пойдем просить? Я нищенку играть не стану, - взвивалась Капа.

- А её и играть не надо. Ты и так нищенка, - бросила Ляптя и смягчила, - как и я. Бери орла и показывай ему эпоху бизнеса.

   От эпохи бизнеса орел совсем пал духом.

- Какая же дубина до этого довела? - шептал он.

   Ляптя эту дубину еще не знала. Она тащила рюкзак, похожий на горб.

   По дороге к телеграфной станции Ляптя завернула в институт.

   Историк - флибустьер при появлении Ляпти закрыл лоб, который был пропахан клювом. Отметину орла он выдавал за трещину от титанического труда над монументальной энциклопедией "Как заработать бабки?". Историк был живой историей и в исторической одежде. Эпоха бизнеса, вынырнув из – за бугорного горизонта, содрала с профессора все, что можно было содрать, оставив прикрытой только мужскую силу, торчавшую, как кухонная скалка.

- Как чувствует себя особа? - спросил он. - Не скучает?

- Скучает, - ответила Ляптя.

   Орел хотел развеять скуку с историком и ректором. Историк попытался улизнуть, сославшись на свой вид, в котором было неудобно появляться перед особой.

- Вид, как вид, - сказала Ляптя. – Для будущих археологов находка.

   Кавалькада во главе с Ляптей двинулась по лестнице. По ее бокам стояли статуи в мундирах с крестами на груди, лентами... Они вернулись из прошлого. Историк тайком орудовал «скалкой» у подножия статуй. Они сырели, мерзли, но возвращаться в прошлое не хотели.

   Эпоха бизнеса обрушила свою лапу и на высшую сферу образования. В мраморном гиганте зияли дыры. Дорогой камень исчезал в неизвестном направлении. Лапа бизнеса прошлась и по обладателям будущих дипломов. Студенты были похожи на привидения. Достала младших и старших преподавателей, превратив их в пыль привидений. Не смягчила свой удар даже на вахтере. Он продал свой войлочный стул.

- Это кто же, мать твою? - шептал орел, тревожно импульсируя по обитателям института. - Дети той же дубины?

- Завяжи ему глаза, - сказала Ляптя хозяйке, - а то в истерику ударится.

   В институте все еще была видна работа орле после битвы с историком. Ее волна докатилась и в приемную. Хранительницы ключей и печатей ректора не было. Её место оккупировала ярко накрашенная грудастая девица в рыжем косматом парике.

- Вы к кому, - взвизгнула она.

   Ляптя не ответила и взяла дверь на себя. Орел тревожно проимпульсровал - за дверью чужой. Провинциалка вошла ураганом и наткнулась на раскладушку. На ней спал незнакомый человек.

   Над раскладушкой висела карта. На ней шла битва. В сердца городов впивались флажки. Они падали, когда спавший выдавал храп. Флажков под раскладушкой становилось все больше, а городов на карте все меньше.

- Так, - констатировала Ляптя. - Новый ректор.

-Новый, - девица презрительно разъехалась в улыбке, посмотрев на кавалькаду. - Пришли - спит. Пытались разбудить – не получается. А прежний ушёл на пенсию. Улетел, - она замахала руками, как крыльями.

Орел снова проимпульсировал: девица врет. Администратора подставили почтальоны. Они перестали носить почту.

- А зачем мы сюда ходили, - спросила хозяйка, когда они вышли за опустевшую будочку, возле которой валялся сломанный полосатый шлагбаум.

- Из – за почтальонов, - ответила Ляптя. – Почтальоны перестали носить почту.

   Они прошло по скверику, который находился возле липового проспекта, по которому с вулканическим рёвом, разгоняя легковушки, промчался лимузинный кортеж.

- А дальше куда? – спросила хозяйка.

   Провинциалка поискала глазами почту. Лапа бизнеса достала и её. Почту слизало, словно ураганом. На её месте высилась груда камней.

   Недалеко стоял чёрный отлакированный «Джип». Рядом, опираясь на открытую дверку, высокий бритоголовый мужик в малиновом пиджаке с заплывшими свиными глазками. Он с наслаждением покуривал «Мальборо», выпуская сизые дымные кольца, в перерывах между затяжками глотал коньяк «Наполеон» и приказным тоном покрикивал на рабочих, разбиравших завалы.

- Что случилось, - подойдя, спросила Ляптя.

- Ничего личного. Бизнес.

- А где телеграфистка?

-Да кто ж её знает, - он тускло посмотрел на провинциалку. – Может тут, - он выплюнул сигарету на камни, - а может там…

   Солнце уходило в закат, бросая прощальные лучи на громадный каменный город.

- Купи сериал, - сказала Ляптя.

- На хрена он мне нужен.