«Ошибка» полковника.

   Восьмидесятилетний полковник в отставке: бывший начальник курса в одном военном училище, проснувшись осенним утром, зашёл в домашний рабочий кабинет. Он давно принял решение, но мешала жена. Она, как бы чувствовала и неотлучно находилась при нём. Сегодня её не было. Она вчера уехала к заболевшему внуку старшего сына на дачу, которая располагалась в округе станции «Белые столбы», пообещав, вернуться через день.

   Внимательно осмотревшись, словно он в первый раз видел кабинет, полковник сложил дешёвые детективные книги в мягких потёртых обложках в высокую стопку, перевязал коричневым шпагатом и выбросил в мусорное пластмассовое ведро. Зайдя в ванную, тщательно сполоснулся, выбрился электрической бритвой «PHILIPS», снял с деревянной вешалки выглаженный парадный мундир и надел, словно собирался на парад. Китель оказался просторным. За последний год полковник сильно похудел.  

   Выпив сто грамм водки «Русская», закурил, почувствовал, как приятно закружилась голова, посмотрел, на поднимающиеся вверх колечки дыма, потом во встроенное овальное зеркало в белом шкафу и не нашёл ничего интересного в себе.

- Жизнь, - сказал он. – Зачем своей жизнью усложнять жизнь других. Но. – Полковник задумался. - может стать лучше, а может и хуже.

   Затем плотно закрыл окна в кабинете, прошёлся по комнатам, проверяя, нет ли жены дома, он уже не наделся на свою память.

   На улице срывалась секущая снежная крупа. Рычал отбойный молоток: возле дома строили автомобильную стоянку. Загустевшая темень расползалась, через которую просачивались мелкие продрогшие игольчатые рассветные лучи.

   Год назад у полковника обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль головного мозга. Сначала появились частые головные боли, тошнота, потемнение в глазах, к которым стали добавляться ухудшения зрения и слуха, светлые пятнышки, мелькавшие вдоль поседевших висков. Опухоль прогрессировала, как и боль, от ожидания которой у полковника мутилось в голове, ему хотелось, чтобы кто-то стукнул деревянным молотком по его затылку, чтобы отключилось сознание. он думал, что от боли сойдёт с ума. А кому нужен сумасшедший пенсионер – полковник? Санитарам психиатрички. 

   В кабинете он вынул из высокого красного шкафа тульское гладкоствольное ружье (ТОЗ-34), которое ему подарили выпускники на пятом курсе в 198... (он запамятовал) году, оставив на коричневом гладком прикладе свои подписи: сотня будущих офицеров. Многие подписи стёрлись, С трудом разобравшись с оставшимися, полковник отвёл вправо рычаг запирания, выдвинул два патрона, чтобы убедиться, что они там, тщательно осмотрел капсюли. Затем нижние концы выступов муфты приставил к верхней части выемов ствольной коробки и не спеша совместил выступ с выемом, чтобы казённая часть ствола вошла в ствольную коробку, поставил приклад на паркетный пол, подвёл ствол ко рту, (пистолет он сдал, когда ушёл на пенсию) и большим пальцем правой ноги нащупал спусковой крючок.

   «Какая глупость, - подумал он, - в мундире и босой». Полковник засмеялся, представив сказанное. достал из обувного шкафа чёрные начищенные туфли. Они были узковаты для его оттёкших ног, и он несколько раз смахивал с лица пот, пока надел. Потом снова засунул в рот ствол и, вытянув во всю длину правую руку, попытался наложить большой палец на спусковой крючок. В это время зазвонил телефон. Полковник недовольно поморщился, отложил ружьё и нехотя взял трубку.

- Ты не забыл, - спросила жена.

- Что?

-Тебе нужно ехать в госпиталь на Пехотный. Там твоего выпускника Костю Завьялова сегодня хоронить будут.

   При упоминании о госпитале память загрузилась одноместной высокой палатой с деревянной койкой, жёлтой тумбочкой с белым цифровым телефоном, плотным запахом валерьянки, окном, через которое он, когда отпускала боль, рассматривал просторный, пустой двор. Лица врачей не помнил. После госпиталя попал в онкологический центр на Каширке. Запомнился узкий балкон на двадцать первом этаже и просторный вид на московские многоэтажки, среди которых он безуспешно пытался отыскать свой дом.

   «После, - подумал полковник, - вернусь с похорон, отдам долг и всё закончу». Он поставил ружье в шкаф, закрыл дверцы и вызвал такси. Дорогой у него крутилась неясная мысль о Косте Завьялове, но дальше имени и фамилии не пробивалась.

   Во дворе госпиталя полковник встретил остаток своих выпускников: из ста офицеров десятка три. Они отдали ему честь, когда он проходил мимо. Гроб уже вынесли. Полковник внимательно осмотрел лицо Кости: неразгаданная мысль, мелькнувшая в дороге, не давала покоя.

   Костя был хватким на иностранные языки. Он в совершенстве владел немецким и английским. Училище закончил с красным дипломом. Преподаватели специальных курсов с уважением относились к нему за нестандартные решения практических задач по контрразведке. Он же до выпускного вечера подбил курсантов подарить полковнику тульское ружье.

   Костя был военным с богатой биографией: работал оперативником в особом отделе танковой дивизии в Дрездене.

Закончив курсы групп специального назначения, штурмовал дворец Амина, остался снайпером в Афганистане, потом переместился в Чечню, где и погиб. Говорили разное: споткнулся на противопехотной мине...  Словом, детали гибели Кости полковник не знал - только одно: погиб и видел схваченное, затвердевшее в белизне лицо.

   Вначале вырезалась мысль: а мог ведь и не погибнуть! Потом мысль развернулась: я виноват! И окончательно оформилась воображением: кабинет начальника училища генерала – майора Сергея Тарасовича Кудрявцева за длинным суконным столом. Возле стены с доской с расписанием, которая была зашторена коричневым тяжёлым полотном, на стульях примостились Дарья Ивановна - заведующая кассой взаимопомощи – и Надежда Карповна – кассир.

- На Вашем курсе неприятности, полковник, - начал начальник училища. – Дарья Ивановна и Надежда Карповна говорят, что Костя Завьялов, которого курсанты назначили кассиром курса, (генерал мог бы это и не говорить, полковник и так знал) неделю назад получил не сто рублей, как положено, из кассы взаимопомощи, а двести и скрыл сотню. Не вернул. Они ошиблись. Выдали лишнее. Говорили с Костей, а он твердит: не получал.

- А почему они думают, что Костя? – спросил полковник.

- Да мы в тот день больше никому деньги и не выдавали.

- Да и я по своим каналам проверил, - сердито ответил начальник училища. - Мне доложили, что Завьялов два дня гудел со своей группой в ресторане «Варшава». Шампанским накачивал. Гусар хренов. Буду готовить приказ об отчислении за, - генерал немного подумал, - воровство не подходит, недоброкачественный моральный облик. Он же вольнодум.

- Не верю, - сказал полковник. – Не тот парень, не мог Костя взять лишние деньги. Он на коломенскую овощную базу в ночь ходит подрабатывать, а потом с ребятами гудит.

- Выходит, что мы взяли, - вспыхнула Дарья Ивановна, -  а на Вашего курсанта списываем.

- Ну, зачем так сразу. Могли ведь куда-нибудь сунуть и забыть. Перепутали день. Да мало ли.

- Проводить доскональное разбирательство я не буду, - сказал Сергей Тарасович. -  Тут трудно что-либо доказать. Гусарил. Скажет: на свою стипендию, а чтобы от греха подальше, приказ на отчисление.

- А если он не виноват? Обидим парня, - не уступал полковник, - всю жизнь испортим.

- Да, - протянул Сергей Тарасович, - такое может быть.

- Так что же, - всплеснула Дарья Ивановна, - на нас спишут, и нам деньги отдавать.

- Ну, почему вам, - усмехнулся полковник. -  Есть и другие способы. С уверенностью говорю: Костя не брал, не тот парень. Сергей Тарасович, давайте закроем. – Он достал бумажник, отсчитал сотню рублей и отдал Дарье Ивановне.

   Генерал захохотал.

- А ведь верно, - сказал он. – Дело – то закрыли. А то отчислили бы парня, а он и не виноват. Обидели бы на всю жизнь. Какой бы дорогой пошёл? Мне добавлять:

- А как же. На цветы. Деньги где – то завалялись.

   Дарья Ивановна и Надежда Карповна улыбнулись.

   Воспоминания схлынули.

- Эх, - вздохнул полковник. - Жизнь штука хороша, да не всегда в радость.

   «Вот так, - думал он, глядя на Костю, - ошибку я тогда совершил, парень, отдал сто рублей, а если бы не отдал, отчислили бы тебя и пошёл бы ты другой дорогой. Не брал бы дворец Амина, не снайперил бы в Афганистане и Чечне... А может никакой ошибки я и не совершил? Это судьба так решила. Вот я. Глупо поступаю. Отнимаю жизнь сам у себя. Да так ли это? Сегодня приложусь к тульскому ружью. Устал! Может быть я и выдержу, да ведь если судьба что – то решила, это уже не изменишь. Поборемся ещё.». Полковник посмотрел на бывших выпускников. Он стоял в центре и мог без труда рассмотреть их лица, но в глаза почему-то бросались не их лица, а виски, которые не уступали вискам полковника. «Нет, - подумал он. – Чтобы сказал Костя? И что скажут они? Потягаемся ещё с болью». Он был уверен в жизни. «И не для этого мне ребята ружьё подарили, чтоб я его в рот совал! Нет ничего хуже, когда нарушаешь то, чему сам учил других».

   После похорон к полковнику подошёл Александр Горяев. Бывший выпускник. Генерал – лейтенант.

- Вы приехали на такси? – спросил он.

- Да.

- У меня служебная машина. Прикажу, чтоб отвезли Вас.

   Когда он шёл к машине, бывшие выпускники выстроились и снова отдали честь. Он почувствовал, как всколыхнулось сердце, и улыбнулся в душе.

   «Мои ребятки. Ради них стоит жить, чему я их учил, прошли не меньше, чем я и честь офицера позорить не буду. Они мне не простят».

   Полковник не знал, что всё крепко задуманное и беспрерывно воображаемое человеком очень часто исполняется, но в совершенно ином виде, чем представлялось.  Дорогой он уснул и не заметил, как при въезде на Таганский мост на машину наскочил тяжеловесный грузовик. От удара «Форд», взлетев в воздух, пробил железную преграду и рухнул в Москву – реку. Полковник всё это не видел. Он умер в дороге от сорвавшегося тромба.