Мариуполь: люди уезжают и остаются

Поначалу звук был похож на то, что в бронированном УАЗ «Патриот» что-то сломалось. Следом появился характерный для лопастей вертолёта шум. Три «вертушки» одна за другой прошли над кронами деревьев, высаженных вдоль трассы. Так низко вертолёты я ещё не видел. Тем более боевые. Пункт их назначения очевиден — Мариуполь. Полетели наносить удары по «Азовстали», где ещё продолжают оставаться нацисты.

Через какое-то время мы попали в город. Заезжали по уже проверенной дороге. На выезде стояла колонна гражданских автомобилей. Людей возле «Метро», где выдавали помощь, можно было зарядить гаджеты от генераторов или же купить продукты, собралось ещё больше. Горожане стекались со всех частей города сюда, особенно из тех, где ещё недавно шли бои. Удачливые даже приобретали стартовые пакеты республиканского оператора сотовой связи «Феникс». Остальные же регулярно подходили и спрашивали о завалявшейся лишней сим-карте. Счастливчики же и вовсе пытались узнать, как подключить интернет. Связь в городе постепенно появляется, но пока её качество далеко от идеального. Но местами даже 4G удавалось поймать, вот только информация грузилась очень медленно, если вообще получалось.

Тем не менее, это удивляло. Возле сожжённого и уничтоженного во время боёв торгового центра «Порт City», смартфон в кармане зажужжал. Я привык, что телефон «умирает» на время пребывания в зоне боевых действий. А тут мне стали приходить уведомления, сообщения и даже кому-то удавалось дозвониться.

Но всё же главным изменением была тишина. И раньше в Мариуполе бывали периоды тишины, но недолгой. В этот раз тишина была длинной. Забегая наперёд, скажу, что она продержалась до вечера. Ближе к сумеркам тяжёлое вооружение вновь продолжило работать.

Мы проезжали по местами вычищенной дороге. То и дело можно было нарваться на осколок, но пока нам удавалось этого избежать. На одном из адресов нужно было узнать о состоянии лежачей пожилой женщины – родственники беспокоились о здоровье своей бабушки. За прошлые выезды успел немного выучить эту местность, и даже смог ориентироваться по карте. Ехали по бульвару Шевченко, несколько поворотов, заезд во двор – и мы на месте. Гружёный под потолок хлебом, водой и газетами броневик не сильно маневренный, поэтому на одном из поворотов заднюю шину порвал рельс, служивший заграждением на бывшем блокпосту. Колесо зашипело. «Патриот» остановился. Покрышка сдулась моментально. Выбор был невелик — выгрузить содержимое бронекапсулы, чтобы достать запаску.

С ножом я залез в капсулу, разрезал мешок, который не давал доступ к ручке от задней двери. Она открывалась только изнутри. Начал потрошить содержимое мешка. Буханки хлеба оказывались на других мешках. Несколько усилий, и задняя дверь была открыта.

— Окно выдачи, — пошутил я, передавая Жигулину «бездомную» буханку.

К броневику начали подходить мариупольцы. Депутат стал раздавать хлеб, не отходя от открытой задней двери «Патриота». Я подавал буханки, которые доставал из мешка. После стал выбираться наружу, чтобы начать разгрузку капсулы. К тому моменту у автомобиля уже выстроилась приличная очередь. Весть о раздаче хлеба разлетелась молниеносно. Старики, женщины с детьми, мужчины на велосипедах, старички на автомобилях без стёкол — все стояли за хлебом. Причем бежали, чтобы не упустить возможность получить заветную буханку. Некоторые месяц уже не видели свежего хлеба. А ещё просили газеты. Никого не нужно было уговаривать, чтобы взяли почитать. У большинства нет никакой связи с внешним миром.

В очереди я увидел молодую девушку с малышом и подростком. Она стояла далеко от броневика, и вполне вероятно, что хлеб ей мог не достаться. Я попросил несколько буханок и принёс им. Отдал милому мальчугану с красивыми зелёными глазами, в полосатой шапке и коричневой куртке под горло.

— Могу я сфотографировать вашего сына?

— Да, он очень любит фотографироваться.

Мальчишка не говорил. Стеснительно улыбался и смотрел в объектив. Его зовут Матвей. Он родился в день России – 12 июня, и скоро ему исполнится 4 года. Вместе со своими близкими он пережидал бомбёжки в полуподвальных помещениях. У его родных есть причины не уезжать — бабушки и дедушки. За ними нужен присмотр. Остаются в городе всей семьёй. Тем более, в городе всё чаще говорят о том, что бои в ближайшее время завершатся.

Всё это время подходили люди. Спрашивали по поводу сим-карт «Феникс», следующей раздачи хлеба и воды. Это была случайность, что именно здесь наше колесо напоролось на острие рельсы. В противном случае мы бы отвезли весь хлеб в центр города.

Были и те, кто хотел помочь нам. Мужчины подходили и давали свои советы по замене колеса. Один из мариупольцев и вовсе поведал, что в городе заработала шиномонтажка.

— Я вас провожу, — сказал мужчина в изрядно изношенной голубой куртке, затёртых штанах и «убитых» кроссовках. Мариуполец приехал на иномарке с продырявленным лобовым стеклом, а боковых – вовсе не было. На их месте была клеёнка. На боковом зеркале – белая повязка, символ гражданского транспорта.

Иномарка двинулась, и мы покатили за ней. У одного из многоквартирных домов заметил останки уничтоженной техники. Внутренности боевой машины были разбросаны по округе.

Немного дальше между деревьев – свежие горбики земли. Только на одном из них был крест с именем и датами. Всего три дня назад пожилая женщина умерла, и местные похоронили её просто перед домом. У насыпи лежали свежие цветы.

Шиномонтажка представляла собой небольшое помещение, откуда появились двое мужичков. Нахмурились, что-то сказали и принялись за манипуляции с колесом. За это время успел сделать несколько фотографий и вернуться. Ехать на следующие адреса мне нужно было с Андреем — мужчиной, который нас сопровождал до шиномонтажки. Он местный и сам вызвался помочь нам найти адреса для раздачи помощи.

Заднее сидение его автомобиля было укрыто белой простыней. Почему-то я подумал, что ему это нужно было для того, чтобы вывозить раненых, но простыня была чистой.

 Возможно, сами сидения уже были грязными после обстрела, поэтому он и использовал, что попалось под руку, чтобы скрыть вид салона. Сквозь разбитое лобовое стекло я смотрел на уничтоженные дома, которые для меня были просто разбитыми бетонными коробками, а Андрей проводил своего рода экскурсию. Вот дом его друга, а здесь жила знакомая семья, дальше — театр кукол, а здесь хозяин ставил высокую цену за аренду — «вот ему и вернулось». Каждый дом для Андрея имел свою историю, человеческие судьбы стояли за безжизненными почерневшими постройками. Периодически он останавливался, всматривался в какие-то квартиры и после обречённо махал рукой.

Я понял, что Андрей – контактный человек, и можно было с ним поговорить о городе и о том, что происходило во время боёв.

— У меня очевидцы, несколько человек были в драмтеатре во время взрыва. Слышал, человек 400 сразу полегло. Люди говорят, что взрыв был изнутри. Внутри было около 1200 человек в самом драмтеатре. Были родители полицейских и укропов. За день до взрыва они забрали своих родителей и вывезли. Значит, уже планировалась «акция» — планировался взрыв заложников в этом драмтеатре.

Один элемент во внешности Андрея выделялся — серёжка в левом ухе. Его внешний вид не предполагал наличие такого аксессуара. Но после стало известно его происхождение. Дело в том, что Андрей — своего рода местная знаменитость. Он тренер по боевым искусствам, его коллектив участвовал в различных шоу талантов на Украине и в России, его звали на на интервью телеканалы, катался по миру. Теперь он живёт в спортзале недалеко от шиномонтажки, где мы чинили колесо. Раньше там тренировал детей.

Проезжая по Мариуполю, увидел, как мужчина копал яму вдоль дороги. Рядом с могилой стояла женщина и ребёнок. Андрей тоже заметил, но тут же отвернулся, сделав вид, что следит за дорогой.

Мы постепенно подбирались к пункту назначения — проспекту Мира. Проезжали под свисающими проводами, упавшими бетонными столбами, петляя между подбитой техникой, в надежде не нарваться на осколок. Когда-то проспект носил имя Ленина. Его так и продолжают называть. Новый лад не прижился.

Здесь также весть о раздаче хлеба и воды разлетелась моментально. Очередь выстроилась не меньше той, что была на месте пробития нашего колеса. Люди, не глядя, обходили торчащие из асфальта хвостовики мин.

В толпе заметил маленькую девочку. Ей так же, как и Матвею, 3 года. Стеснялась ещё больше, чем её ровесник. Пряталась за ногу своего дедушки, но всё поменяли десяток конфет и пара пачек соломки. Малышка держала в своих руках буханку хлеба и не хотела расставаться с ней, чтобы взять сладости. Всё же удалось уговорить передать хлеб маме. Саша, так зовут девочку, взяла крохотными ручками пачки с соломкой, а я набил её карманы желейными конфетами. Она тут же побежала в арку, где в небольшом дворике теперь ютились местные жители.

— А вы когда в следующий раз приедете? — один из наиболее распространённых вопросов. — Когда приедете в следующий раз, привезите, пожалуйста, свечки, списки и пальчиковые батарейки, — попросила женщина. Рядом с ней стояла девочка-подросток. Она ела соломку и плакала. Слёзы текли по её щекам, размазывая грязь по лицу.

Пока депутаты Жигулин, Бердический и Дезорцев раздавали помощь, я говорил с жителями. Как обычно, многие хотели передать весточку своим родным. Говорили, что они живы, и плакали от этих слов, будто сами не верили, что они пережили. Но уезжать не хотели. Спрашивал о причинах. Кто-то переживает за своё имущество – мародёры таки орудуют. Кто-то хочет понять, что будет с их уничтоженным жильём. Кто-то не желает на шею своим детям садиться. Но нашлись и те, кто захотел уехать из зоны боевых действий.

Семья из шести человек: трое детей разных возрастов, молодая мама и пожилая пара — все разместились в опустевшей от помощи бронекапсуле. Сели на сумки с вещами. Они «на чемоданах» уже примерно неделю. Они были готовы уехать давно, но выбраться из центра Мариуполя в соседний населённый пункт Володарское, откуда уходят автобусы в Донецк и Ростов, не могли. Их путь лежал в Краснодар. На территории России их должны встретить родственники.

Рядом с мамой сел 6-летний Тимур. Мальчик свое шестилетие встретил в подвале под бомбёжками. Свои дни рождения на войне «отпраздновали» его мама и дедушка.

— Получается, ты в этом году в школу пойдешь?

Мальчик одобрительно и уверенно покачал головой. На его подбородке была ссадина. Я с разрешения мамы сделал портрет мальчика.

— Он у нас очень фотогеничный, — едва сдерживая слёзы, произнесла молодая женщина. 

Тимур грустными глазами смотрел в объектив. Свет падал ему на лицо. Периодически он что-то говорил. Смотрел в окно, спрашивал у мамы о драмтеатре, стоматологии, куда его водили ещё не так давно, а теперь это просто груда кирпича. Проехали уцелевший, но недостроенный храм. Там теперь выдают гуманитарную помощь спасатели МЧС России.

Для Тимура и его семьи этот кошмар закончился. Почти два месяца они провели в пекле боевых действий. В самом эпицентре столкновений сторон. Но теперь всё позади. По крайней мере, в это хочется верить. Сомневаюсь, что когда-то это удастся забыть, но важно, что теперь семья в безопасности и направилась в мирный и благополучный Краснодар. Но сколько ещё таких же семей со стариками и детьми остаётся в городе – не счесть.

– На все эти истории не разорвешься, – констатировал Жигулин, когда я ему рассказал об очередном старике из Мариуполя. 

Выезжали из города под канонаду. По дороге из Мариуполя пробили осколком запаску, пришлось вернуться ещё раз на шиномонтажку. Мастера пошутили, что не все деньги на нас ещё заработали. Сдачу пытались дать гривнами. Залатали колесо, и мы покатили из Мариуполя. Гремели орудия.