Война останется в нас навсегда, даже если закончится завтра.

Война останется в нас навсегда, даже если закончится завтра. Останется в виде страха, завязывающего внутренности в тугой неразборчивый узел, паники от любого наглеющего рева самолета, в форме затяжных ран, не способных к рубцеванию.

 Соседка моей бабушки, шустрая говорливая старушка частенько приходила поболтать. Она усаживалась недалеко от двери (на всякий случай) и изъяснялась быстро, будто толкла в ступе мак. Ноги всегда в бинтах и галошах. Две юбки, одетые одна поверх другой. Беленький платочек, которым и глаза промокнуть, и лодыжку перевязать, вдруг промахнется с косой. Изредка речь заходила о ВОВ, и тогда она плакала. Плакала, как маленькая, размазывая слезы по щекам и подбородку. На тот момент я училась в седьмом классе и не понимала зачем так горевать. Ведь все давно поросло быльем, пора бы забыть, как пряталась в камышах и убегала босая по снегу с кричащим новорожденным за пазухой. С тех пор ноги ни к черту. Круглый год в бинтах.

 Теперь знаю, что подобное невозможно забыть. Ведь война не выветрится ни южным, ни северным ветром. Не сотрется ластиком, хоть медитируй, хоть «шей сарафаны из легкого ситца», хоть переезжай поближе к «туманному Альбиону». Она с нами навсегда, даже если закончится завтра.

 По соседству жила семья: буйный мужчина по прозвищу «афганец», кроткая, всегда бледная, жена и их вечно перепуганный сын. Глава семьи время от времени устраивал темную. Стоило принять на грудь пятьдесят граммов спиртного, как тут же разворачивал военные действия.

Прятался в укрытие, палил из собственного пальца по жасминовым кустам и кричал о начале боевой операции «Магистраль». Заслышав «выстрел» хлопушки, тут же падал на пол и прикрывал голову руками. Его «Афганистан» не заканчивался, даже спустя несколько десятков лет.

 Работая над романом «Эсимде», проживала каждую бомбежку и каждую ладожскую эвакуацию. Из ста пятидесяти спасенных детей на сегодняшний день в живых осталось одиннадцать стариков. Мне повезло поговорить с двумя. Наш разговор начался и закончился слезами. По ту сторону экрана на меня смотрели пораженные катарактой глаза, а в них – питательный студень из столярного клея, каменный снег и примерзшие к мостовой трупы, хотя с той поры прошло восемьдесят лет. Когда роман сверстался и ушел в печать, с облегчением вздохнула. Ну все, теперь только о любви. О цветущих яблонях, бликующих свадебно-белым, о первом свидании, перед которым никак не удается застегнуть новые босоножки, о пыхтящих на плите зеленых овощах.

 Не вышло. Война без предупреждения ворвалась в каждый дом и теперь в предвесеннем небе шастают беспилотники. Взрываются дороги и жилые дома. В подвалах рождаются дети. Смогу ли я ее забыть? Конечно же - нет, даже если она закончится послезавтра…

 Ирина Говоруха