Трухлявая оправа европейской ментальности.

На модерации Отложенный Часть I. Освободительная миссия Наполеона?

 

Борис Виногоров

Июнь, месяц северного солнцестояния, парад в честь 75–летия Победы над гитлеровской Германией и её многочисленными вассалами. И, всматриваясь в праздничный салют, вспомнил я, что двести с гаком лет назад, в этот же месяц и даже день, 24 июня 1812 года Великая армия объединённой Европы под началом гениального полководца Наполеона Бонапарта перешла Неман и вторглась на территорию России.

Много светлых, часто гениальных идей и теории придумали европейцы. Не мысли, а бриллианты; но если это не техника, то всё в дрянной оправе. Везде у них в огранке ярко блестит высокомерие и везде проглядывает из–под позолоты неуёмное желание кого-​нибудь ограбить,– если не ближнего своего, то хотя бы соседа по планете.

У Бонапарта миллион двести тысяч солдат под ружьём, против него страна с армией, не превышающей двести пятьдесят тысяч человек. Оставив половину армии для спокойствия европейских народов, Бонапарт взял с собой половину: её за глаза хватит для русских. Остальных, если понадобится, можно подтянуть со временем.

Лето. Погода благоприятствует походу – солнце часто радует солдат, показываясь из-за облаков, но не жарко. Дороги легко проходимы, во всяком случае, участники событий на них особо не жалуются.

Через несколько дней после форсирования Немана солдатам Великой армии Наполеона будет послано предупреждение – на заполнившие все дороги походные колонны налетит ураган. Несколько летних ночей будут не по сезону холодны, падёт много лошадей.

Наполеон не обратит на этот знак внимания, во всяком случае, прилюдно.

Действительно, что смотреть на мелочи! Цивилизованные страны населением более 70 миллионов жителей с прекрасно вооружённой и собранной в один кулак армией, с гением во главе её, идут на страну с 40 миллионами жителей, где все, по чванливому мнению европейцев, рабы.

Армия русских много меньше европейской по численности и расколота на две или три части. Эти части разбросаны по стране и на их соединение нужны недели и недели. Во главе каждой из частей стоит свой командующий, пусть каждый из них и талантлив и храбр, но всё же это далеко не гении. А между талантом и гением – пропасть.

Все русские военачальники так или иначе были побеждены (или иной раз «как бы побеждены») Наполеоном.

Только чудо может спасти Россию, и оно подготовлено. Хорошо обучены и полны решимости отстоять свои святыни русские солдаты. За четверть века до вторжения Европейских войск в Россию происходит Очаковское сражение, где не знающий страха в бою командир егерского корпуса Михаил Илларионович Кутузов получает смертельное ранение в голову. Но он не только выживает, а не теряет ясности ума, точности и изысканности речи. В достаточной мере сохранена и координация движений. О Наполеоне ещё никто и не слышал; девятнадцатилетний Бонапарт живёт в родительском доме на Корсике, а безмерно удивлённый главный хирург русской армии Жан Массо произносит пророческие слова: «Должно полагать, что судьба назначает Кутузова к чему-​нибудь великому» ©.

Уверен в себе Наполеон, потирают руки в предвкушении богатой добычи солдаты объединённой армии Европы: заткнут они конкистадоров за пояс, раскатают Россию не хуже, чем Кортес империю Ацтеков.

Дальше рассказ пусть продолжат участники тех прошедших времён.

Начну с храброго поляка Романа Солтыка. Сейчас их полк приближается к Неману, и, по команде, солдаты равняются на Наполеона, обгоняющего со своей небольшой свитой походные колонны.

О дальнейшем Солтык записал: «По возвращении Наполеона мы заметили большую перемену в выражении его лица. У него был весёлый вид и очень хорошее настроение, - несомненно, его удовлетворяла мысль о сюрпризе, который он готовил русским на завтра и результаты которого он заранее учёл. Ему принесли поесть, и он закусывал среди нас на большой дороге… В тот же самый день он посетил и другие пункты на Немане и выбрал места переправы через реку» ©.

Нет, совсем не случайно Бонапарт остановился отобедать вместе с войнами авангарда своей армии. Все видят: Бонапарт, конечно, император, но прежде всего он такой же солдат, как и они все.

Запавший в память Роману Солтыку эпизод – своего рода ритуал, обязательный для всех уважающих своё дело командиров, будь то чуть видимый в тумане прошлого Александр Македонский, генералиссимус А.В. Суворов или император Наполеон Бонапарт.

Все великие полководцы обязательно заботились о моральной силе войск. Повторяю – реальной силе! Если бы на машине времени мы посетили занятия в Академии Генерального Штаба Российской Империи, то услышали бы то, что знали в русских войсках все высшие офицеры: «Стратегическое искусство Наполеона поражает грандиозностью средств … причём данным моральным он отдавал преимущество перед материальными» ©.

Запомним эти слова,– они помогут нам понять смысл единственного правильного в сложившейся ситуации решения Наполеона о прекращении силового напора в направлении Калуги и Тулы и паническом бегстве из-​под Малоярославца. Но об этом позже, в III части.

Бонапарт знал основной рецепт создания и укрепления моральной силы. Он часто говорил своим подчинённым: «Ничто не укрепляет войска более, чем успех» ©. С моральным состоянием войска всё ясно. Сила духа придаёт войску энергию, это одна из основных силовых пружин кампании, и мы будем отслеживать состояние этой пружины во времени; без такого отслеживания не осмыслить хода компании.

Каковы же другие качества? Я выбрал ещё два источника энергии войны – отношение народа к армии и движение войск, как таковое. Пружина движения войсковых колонн Наполеона стала стремительно разворачиваться вглубь России и об этом в следующем эссе ( II часть).

Вернёмся к воспоминаниям ветеранов. Следующий наш участник – барон Дедем де Гельдер. Он служит в дивизии «Султана огня» Луи Фриана. Дивизия одна из лучших в Великой армии и должна была переходить Неман в авангарде войск, но заблудилась по пути и поэтому припоздала. Неприятный случай позволил Дедему насладиться ирреальной картиной:
«Трудно изобразить величественную картину, которую представляло 600’000-е войско, расположившееся у подошвы холма, на котором Наполеон приказал разбить свои палатки. С этой возвышенности он обозревал всю армию, Неман и мосты, приготовленные для нашей переправы. …
Когда император прекратил разговор с генералом Фрианом, дивизия прошла мимо всех армейских корпусов, направляясь к мостам; вскоре она очутилась на противоположном берегу. Тогда солдаты испустили громкие крики радости, которые привели меня в ужас; они как будто хотели сказать: «Теперь мы на неприятельской земле! наши офицеры не будут более наказывать нас, когда мы будем кормиться за счёт жителей!»
До тех пор, согласно строгому предписанию императора, начальству удалось поддержать строгую дисциплину. Прокламации напоминали войску, что, проходя по владениям короля прусского, мы находились на территории союзника и что к нему следовало относиться так, как будто мы находились на французской земле...
Авангард обошел лес, росший у берега, но мы нашли в нём только кое-​где следы людей; мы были уже в стране пустынной. Император, принц Невшательский, король Неаполитанский и принц Экмюльский прокатились по сосновому бору и были удивлены или быть может испуганы тем, что они не видели нигде ни жителей, ни русских солдат…
Мы нашли в городе (Ковно) много всяких съестных припасов, но вскоре было получено приказание поставить у городских ворот караул и не впускать ни солдат, ни офицеров, ни даже генералов, так как всё должно быть предоставлено в распоряжение императорской гвардии, которая одна вступит в город; остальные корпуса, не исключая авангарда, должны были стать по другую сторону города.
Таким образом мы стали бивуаком по дороге в Вильно в двух верстах от города в сосновом лесу, на берегу Вилии, между тем как император остановился в Ковно, а гвардия грабила магазины и частные дома. Жители разбежались и разнесли ужас и уныние по окрестности.
Этот пример, конечно, не мог побудить население прочих городов встречать нас с удовольствием и доставлять нам всё необходимое.
Однако энтузиазм поляков и их желание вернуть самостоятельность были столь велики, что многие из них все же встречали нас как желанных гостей» ©.

Такие вот европейцы, «наши просвещённые освободители», вступили на Русскую землю. Наполеон начал освобождать жителей России от имущества и еды, что зимой неизбежно приведёт к «освобождению» и от самой жизни.

Он что-​то говорил потом о свободе от крепостного права и прочее. Кого освобождать? Ограбленных и умерших от голода? Да и не осталось в мемуарах европейцев слов об освобождении; остались приказы о нарезке областей России и назначении на них своих управляющих.

Огромную армию надо кормить и выбор к ограблению был сделан задолго до войны. Хотя поначалу всё выглядело как бы прилично, но пресса всё настойчивее охаивала Россию и унижала её жителей, не признавая их своей ровней.

В 1808 г. Наполеон начал увеличивать военный обоз. Между 1808 и 1812 гг. были созданы 15 новых обозных батальонов, один обозный батальон императорской гвардии, один батальон, имевший упряжки, запряженные мулами, а существовавшие обозные батальоны доведены до шестиротного состава. «Моя задача,- писал Наполеон,- сосредоточить в одном пункте 400 тысяч человек, и так как на страну вовсе нельзя надеяться, то все нужно иметь с собой» ©.

Это были не пустые слова, так как Наполеон очень тщательно всё готовил. В 1811 г. французское Главное военное управление получило приказ: «Тщательно собирать и внимательно изучать всю информацию о России и о русской кампании Карла XII» ©.

К концу 1811 г. развитие французской системы снабжения приобрело весьма агрессивный характер. Если бы Наполеон был ориентирован на оборону, то магазины (особые склады) были бы заложены подальше от района упреждающего русского наступления. Но запасы Великой армии были расположены так далеко впереди, так близко к границе, что это делает очевидным агрессивное намерение Наполеона и чисто пропагандистскую направленность перлов об агрессивным намерениях Александра.

В январе 1812 г. было приказано, чтобы Данциг был обеспечен провизией для войны. К марту там должны были быть сосредоточены запасы, достаточные, чтобы обеспечить 400'000 человек и 50'000 лошадей на 50 дней. Припасы были накоплены вдоль всего Одера.

Но Наполеон не был прожектёром и прекрасно знал, что «война должна питать войну». С 1805 года, он начал печатать фальшивые «российские» ассигнации и к 1812 году накопил огромное их количество. Но это было слишком сложно, проще было отнять продовольствие, да и «тёртые» русские крестьяне, как, впрочем, и европейские, не слишком верили в бумагу.

Вот как Ф. Нафзайгер оправдывает перешедшие границу войска: «Эту организованную «фуражировку», или «жизнь за счёт страны» следует отличать от подлинного мародерства и грабежа, совершаемых отдельными людьми и отставшими, следовавшими за наступающими французскими армиями, как хвост кометы. Различие заключается в том, что грабёж часто совершался под угрозой физического насилия в отношении многострадальных крестьян, а фуражировка часто регулировалась договорами или другими соглашениями, когда снабжение необходимыми материалами было официально согласовано с местным населением.
В этом случае крестьянам часто платили деньгами или квитанциями, которые теоретически могли быть оплачены деньгами или другими товарами. Правда, в ту эпоху существовало выражение: «бесполезный, как ассигнат». Помимо денег тогда платили бумажными ассигнациями, которые считались в основном не имеющими ценности.
Напротив, когда французы двигались через завоёванную территорию, редко осуществлялась какая-​нибудь оплата. Несмотря на это, лишь в редких случаях провизия забиралась полностью» ©.

Это в Европе. А что в России? В России европейцу можно всё. Ограбленный русский скоро всё забудет и снова будет до небес превозносить европейского подонка.

Д.Ф. Нафзайгер пишет: «В 1812 г. плохая служба снабжения ускорила разложение дисциплины, и контроль над войсками ослаб. Они грабили без разбора вместо того, чтобы заниматься тщательным реквизированием и распределением найденных припасов. Удивительно, что офицеры отказывались участвовать в этих эксцессах и часто страдали в большей степени, чем люди, которых они возглавляли…
Когда французы наступали на Москву, авангардные корпуса обирали сельскую местность и жили довольно хорошо, тогда как корпуса, которые шли за ними, имели лишь скудные остатки. Несмотря на то, что Литва и Белоруссия были пройдены, сельская местность стала богаче и могла бы обеспечить наступление Наполеона. Он знал, что местность вокруг Смоленска и Москвы была богаче и могла обеспечить многие нужды армии…
Внутренние проблемы снабжения Великой армии были увеличены русской армией, которая намеренно и систематически уничтожала доступные запасы во время своего отступления. Она уничтожала магазины и другие запасы провизии, в том числе те, которые хранились у крестьян. Однако, как и в остальной Европе, когда нация пыталась уничтожить продовольствие, хранившееся у крестьян, те прятали его от собственного правительства также активно, как и от захватчиков. Эти крестьяне часто считали враждебными их существованию как захватчиков, так и своё собственное правительство» ©.

Итак, вторая силовая пружина войны – отношение народа захватываемой страны к вошедшей армии - с самого начала оказалась слишком жёсткой. По её сжатию или растяжению невозможно отсчитывать время развития военной ситуации – эта пружина лопнула сразу. Лопнула и вошла в тело Великой армии. До самого конца интервенции она рвала жилы военному организму, не позволяя остановить поток крови из ран этого организма. Теряя кровь, он слабел: на всём пути приходилось оставлять гарнизоны, в противном случае снабжение могло быть прервано. Безо всяких боёв шестисоттысячная армия всё теряла и теряла солдат.

Освобождать же некого – все ограблены и разбежались. Крестьянские мысли лишь о том, как выжить, чем питаться сейчас и как запастись провиантом на зиму. Как сеять, если всех лошадей и семена отобрали?

Я написал «все», но это, конечно, преувеличение. Это же русские крестьяне, их смогли убить только большевики. Ни Наполеон, ни все прочие свои и чужие лиходей, и даже захватчики, не смогли этого сделать.

Русские крестьяне, оказавшиеся на пути армий, сразу же начали прятать своё имущество и припасы (уводить в лес, зарывать в землю, …).

Вот что рассказывала смоленская мещанка А.А. Калюкова: «Я проболела довольно долго и не успела еще оправиться, как раз, — было это ранним утром, — прибегает к нам дядя, брат моей матери, и говорит: «Убирайтесь скорей, Бонапарт на нас идет». Поднялась у нас суматоха. Батюшка говорит туда-​то бежать, а матушка — туда-​то. Потолковали и решились ехать к матушкиной сестре, верст за тридцать, в село Волоты. Мы жили хорошо, и жаль было наше добро оставлять на разграбление. Уложили его в большой сундук и зарыли сундук в землю около дома. Потом заложили лошадей и навьючили на телеги теплую одёжу да съестные припасы, — у нас их было много, — посадили нас, ребят, на возы и съехали со двора. Приезжаем к тётке в Волоты, живём у неё. Да стали к нам жаловать французы. Говорили, что они от своих ушли, потому что продовольствие было им плохое в армии. Придут и начнут грабить. Скотину ли увидят — угонят, одёжу ли, съестное ли что — все стащат. Вот и поднялись крестьяне уходить в лес и увозить своё добро. И мы с ними. Все ушли, осталось пустое село. В лесу житье нам было незавидное. К нам и туда французы хаживали. Да тут-​то крестьяне были, спасибо, в кучке, и коли не очень много неприятеля, так бросятся на них и прогонят. Ну, а уж если много их придёт, да с ружьями они, — так ничего не поделаем, их воля. Варили мы себе кушанье в лесу, да, бывало, боимся, как бы издали огня не увидали. Настали холода, а мы не смеем развести костра, чтобы погреться. Немало мы натерпелись» ©.

Так Наполеон с первых своих шагов по территории России стал готовить не освобождение крестьян, а партизанское движение.

Комментарий автора: 

Было и освобождение, – освобождение России от её территорий.

 

Часть II. Великий марш-​бросок

https://aftershock.news/?q=node/882649

Прежде чем говорить о движении войск выполню данное ранее обещание. В предыдущей части было обещано постоянно отслеживать изменения первой, важнейшей силовой пружины войны – состояние боевого духа армии. Неман перейдён, граница позади. По факту начаты грабежи русского населения, а общепринятым является утверждение, что грабежи подрывают боеспособность войск. И что – боевой дух Великой армии подорван?

Обратимся к воспоминаниям корнета русской армии Ивана Романовича фон Дрейлинга: «Нам отдали приказ наточить наши палаши, зарядить ружья; пехотинцы наточили штыки, а артиллерия шла с зажженными фитилями. Не скрою, что все эти серьёзные приготовления, которые показывали, что впереди нас ждёт нечто ещё более серьёзное, возбуждали во мне какое-​то смешанное чувство: я чувствовал какой-​то особый подъём, а сердце билось так сильно, что я его ощущал! Ставили пикеты, назначали сторожевые посты. В первом пикете назначен был поручик Углик, и я сменил его с моим отрядом. С тех пор мы не знали крова, а стояли в открытом поле, в бивуаках. С этого же времени началось и наше отступление. Мы отступили через Мир и Несвиж; французы преследовали нас на расстоянии 20-30 верст.
При Мире арьергард нашей армии имел первую и очень удачную стычку с врагом. Атаман Платов и его казаки дрались великолепно. В первый раз мы здесь увидели пленных, которых проводили мимо нашего бивуака Гордые и надменные, оповестили они нас, что целью их похода является Москва, будто нет такой силы, которая могла бы противостоять их натиску, задержать их победоносное шествие. В душе мы чувствовали себя глубоко уязвленными такими словами, самолюбие наше возмущалось, и всё же мы не могли не отдать должного этим воинам, привыкшим к победам на всём земном шаре.
Враг двинулся влево, на Могилев, мы повернули вправо и спешили соединиться с 1-й армией Барклая-​де-Толли» ©.

Итак, с боевым настроем в обеих армиях всё в порядке.

Что же происходит с третьей силовой пружиной – движением войск? Какова роль этого механизма войны?

В словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона читаем: «Форсированный марш есть движение войск со скоростью, превышающей среднюю норму, требующей от войск усиленной работы. Нормальными условиями для движения войск считается при хороших дорогах и погоде: для пехоты — в час 4 версты и в сутки 20—25 вёрст при двух днёвках в неделю; для кавалерии, при скорости 7—8 вёрст в час переменными аллюрами, от 30 до 40 вёрст в сутки. Как пехота, так и кавалерия может пройти и больше, но это неизбежно отзывается на силах людей и лошадей. Механическая работа пехотинца при совершении перехода с грузом около 2 пудов тяжелее 12-​часовой работы каторжника на галерах. Отсюда ясно, что работа пехотинца или лошади, несущей на своей спине от 7 до 8 пудов (вес снаряжения и всадника), даже при обыкновенном переходе велика; силы тратятся не только на прохождение известного расстояния, но и на перенесение данного груза. Поэтому правильнее определять характер движения (обыкновенное или усиленное) не только количеством пройденных верст, но и числом потраченных на это часов — и даже последнее гораздо вернее. Норма обыкновенного перехода с остановками в пути на привалах — 10 часов, причём остаётся на отдых в пункте ночлега 14 час. Можно на некоторое время увеличить среднюю скорость движения войск: так, пехота может пройти в час 5—7 вёрст, кавалерия рысью 12 вёрст, но подобное ускорение возможно лишь на непродолжительное время, например, подходя к полю сражения, вне неприятельских выстрелов. Можно ускорить совершение перехода, выкинув или сократив большой привал, или же при движении в течение нескольких дней — и днёвки, но всё это не может пройти безнаказанно: слабые отстанут, и неминуемо произойдет расстройство материальной части (обувь и снаряжение людей, ковка лошадей, обоз). Скорость движения войск зависит и от величины двигающегося отряда; при движении по нескольким дорогам средняя скорость движения падает, так как приходится равняться по той колонне, которая идёт по более кружной или дурной дороге. Особенной быстротой движения отличались войска Юлия Цезаря и Суворова (знаменитый марш последнего в 1799 г. от Турина к Александрии 110 вёрст в 2 суток и далее к реке Тидоне, навстречу армии Макдональда, 80 вёрст в 36 час)… Способность войск к производству быстрых маршей есть лучшая оценка их боевых качеств» ©.

Очень давно нет Цезаря, давно нет Суворова. Но есть Наполеон.

Д. Нафзайгер в своём исследовании пишет: «Французы же за время наполеоновских войн стали специалистами в подсчёте возможностей территории содержать армию и в нахождении припасов в областях, где другие армии быстро умерли бы с голоду, если бы были вынуждены жить за счёт страны. Это умение позволяло французам выполнять крупные манёвры, принесшие им сокрушительные победы в 1800, 1805, 1806 и 1809 годах. Это также привело к уверенности, будто бы французская армия могла «перешагать» любую армию в Европе» ©.

Но нет, Суворов сумел ещё раз послужить России и сыграть выдающуюся роль в победе России над Наполеоном.

Дело в том, что почти сразу же после смерти Екатерины Великой в 1796 году, её сын Павел I начал реформу армии, в том числе ввёл в действие новые уставы родов войск. Не берусь судить о пользе этих уставов. Наверное, там есть и полезные вещи. Но ширина шага солдата в колонне была уменьшена на четверть и уменьшено число шагов в минуту. Кроме того, всевозможные косички и прочие изменения обмундирования сильно увеличивали время на подготовку солдата к маршу и стесняли его движения.

Александр Суворов последовательно и очень настойчиво сопротивлялся нововведениям и был отправлен Павлом I в ссылку. Помогли России англичане. Они настояли, чтобы русскими войсками в битвах с французами руководил Суворов, и в 1799 году Павел I назначил его главнокомандующим и дал на его действия полный карт-​бланш.

Хотя русские войска и переучивали три года по новым уставам и переодели в новые вериги, русские войны не забыли своей суворовской школы, что и показал знаменитый Швейцарский поход, а также рекордный переход, упомянутый в словаре Брокгауза.

Бесподобные марши суворовских войск в других войнах в словарь не вошли, так как того, что не делалось в Европе, как бы и не было.

Замечу, что прибыв в войска, А.В. Суворов продолжал игнорировать нововведения Павла I, причём иной раз делал это демонстративно.

Почему же Павел I уменьшил скорость войск? Никто точно сказать этого не может, но я думаю, что у царя на это были веские основания. Действительно, представим, что ты царь. Ты всю жизнь играешь в солдатиков, сначала в оловянных, потом в настоящих.

Вот ты на Параде. Здесь солдаты идут парадным шагом и всё можно разглядеть. Но хочется, чтобы было красиво, а, значит, каждого солдата надо украсить косичкой, попудрить, надеть на него, накренив чуть набок, высокую шапку и продолжать дальше в том же стиле.

Хорошо, украсить солдатика можно, а если манёвры? Как же царь?

Царских воспоминаний о манёврах Суворова я не нашёл, зато нашёл одного любознательного мальчика, который тоже хотел посмотреть эти манёвры. Мальчика звали Денис Давыдов и он вспоминает: «До рассвета войска выступили из лагеря, и мы, спустя час по их выступлении, поехали вслед за ними в коляске. Но угонишься ли за конницею, ведомою Суворовым? Бурные разливы её всеминутно уходили от нас из виду, оставляя за собою один гул. Иногда между эскадронами, в облаках пыли, показывался кто-​то скачущий в белой рубашке, и в любопытном народе, высыпавшем в поле для одного с нами предмета, вырывались крики: «Вот он, вот он! Это он, наш батюшка, граф Александр Васильевич!» Вот всё, что мы видели и слышали. Наскучив, наконец, бесплодным старанием хотя однажды взглянуть на героя, мы возвратились в лагерь в надежде увидеть его при возвращении с манёвров» ©.

Итак, даже лёгкая коляска не могла угнаться за конницей Суворова. Чтобы что-​то разглядеть и себя показать у царя остаётся один выход – затормозить войска.

Суворов очень тщательно разрабатывал методику движения войск и очень тщательно тренировал своих подчинённых. Вот выписка из суворовской «Науки побеждать»:
«Поход полевой артиллерии от полу до версты впереди, чтобы спускам и подъёмам не мешала. Колонна сближится - оная опять выиграет свое место. Под гору сошед, на равнине — на рысях.
Поход по рядам или по четыре для тесной улицы, для узкого мосту, для водяных и болотных мест, по тропинкам; и только, когда атаковать неприятеля — взводами, чтобы хвост сократить. У взводов двойные интервалы на шаг.
Не останавливайся, гуляй, играй, пой песни, бей барабан, музыка, греми! Десяток верст отломал - первый взвод, снимай ветры, ложись! За ним второй взвод, и так взвод за взводом. Первые задних не жди. Линия в колонне на марше растянется: коли по четыре, то в полтора раза, а по рядам — вдвое. Стояла на шагу — идет на двух; стояла на одной версте, растянется на две; стояла на двух — растянется на четыре; то досталось бы первым взводам ждать последних полчаса по-​пустому.
На первом десятке верст отдых час. Первый взвод вспрыгнул, надел ветры, бежит вперед десять-​пятнадцать шагов; а на походе, прошед узкое место, на гору или под гору — от пятнадцати и до пятидесяти шагов. И так взвод за взводом, чтобы задние между тем отдыхали.
Второй десяток — отбой! Отдых — час и больше. Коли третий переход мал, то оба пополам, и тут отдых три четверти часа, или полчаса, или и четверть часа, чтобы ребятам поспеть скорее к кашам. Это — для пехоты.
Конница своим походом вперед. С коней долой! Отдыхает мало и когда свыше десятка верст пройдет, чтобы дать коням в лагере выстояться.
Кашеварные повозки впереди с палаточными ящиками. Братцы пришли — к каше поспели. Артельный староста кричит — «к кашам!». На завтраке отдых четыре часа. То же самое к ночлегу, отдых шесть часов и до осьми, какова дорога. А сближаясь к неприятелю, котлы с припасом сноровлены к палаточным ящикам, дрова запасены на оных.
По сей быстроте и люди не устали. Неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то в двух и трехстах и больше. Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова. Атакуй, с чем пришли, с чем бог послал! Конница, начинай! Руби, коли, гони, отрезывай, не упускай! Ура! Чудеса творят братцы!» ©.

В 1801 году начинает править Александр I. Он не отменяет уставы убиенного с его помощью отца, но и не усердствует в продвижении оных, а войсками-​то продолжают командовать ученики Суворова! Как показал 1812 год, ходить русские солдаты не разучились, но Наполеон об этом не знал.

Наша задача отследить динамику войны: развитие во времени психической энергии войск (их боевого духа) и механического движения подразделений. Об изменении массы наступающих подразделений мы уже начали говорить в I части эссе и, при необходимости, будем периодически возвращаться к этому вопросу.

Итак, войска Наполеона перешли Неман.

Наполеон не только широко образован, но он от природы наделён решительностью и гениальным даром определения слабых мест противника; к тому же, как показали десятки битв, он может очень точно предвидеть его дальнейшие шаги. Эти качества позволяют императору молниеносно перегруппировывать войска, создавать решающий перевес на главном направлении удара и громить врага по частям.

Здесь же, в России, численный перевес и так на его стороне, а отдельные подразделения русских войск разделены расстояниями в сотни километров: от стотысячной армии Барклая–де–Толли до частей Багратиона не менее ста пятидесяти километров, а до сорока-​тысячного корпуса А.П. Тормасова – ещё триста километров на юг. Несколько десятков тысяч человек под командованием адмирала П.В. Чичагова вообще расквартированы на Дунае.

Несколько подробнее о численном составе войск и о потерях я попробую сказать в послесловии к эссе.

Где-​то я прочитал, что был «гениальный» план немецко–русских стратегов об обороне Дрисского лагеря и одновременном ударе наших армий по войскам Наполеона «с разных сторон», но это уже фантастика. Да и мало ли планов можно написать: дело нетрудное и для штабс-​офицеров престижное.

Итак, Наполеон Бонапарт не сомневался в быстром разгроме русских армий и, после этого, в навязывании своей воли царю Александру I. Если в вкратце, то он послал за каждой из русских частей примерно равную ей по численности группировку войск, а сам с резервом недалеко от Вильно выжидал, куда направить подмогу, чтобы создать 2х–3х кратный перевес в силах.

Луи Де Коленкур, находившейся в свите Наполеоне, вспоминает: «Он [Наполеон] много говорил об этой оккупации, о развертывании его сил и их быстрых передвижениях и пришел к выводу, что русские корпуса не могут спасти свой обоз и свою артиллерию. Он думал даже, что многие из них придут в расстройство и не смогут уйти от его быстрого наступления» ©.

Первое удивление ждало Императора при достижении его армией Вильно. По словам Коленкура: «Он был удивлён тем, что русские сдали Вильно без боя и успели вовремя принять решение и ускользнуть от него. … Во время своего пребывания в Вильно император проявлял невероятную активность. Ему не хватало не только дней, но и ночей. Адъютанты, офицеры для поручений, штабные офицеры носились по всем дорогам.
По-​прежнему Наполеон с нетерпением ожидал донесений из корпусов, двинувшихся в поход. Всех приезжающих он прежде всего спрашивал:
– Сколько взято пленных?
К его великому сожалению, стычки оставались безрезультатными. … Он был очень недоволен стычкой авангарда Неаполитанского короля с неприятельской кавалерией. Генерал де Сен-​Женье и довольно много солдат попали в плен» ©. Французских солдат.
Между тем основные силы Наполеона до середины июля кружили в районе Вильно. Точно не известно, но, наверное, Наполеон считал искусное маневрирование русских случайностью и всё надеялся разгромить их по частям. Когда он узнал, что Дрисский лагерь эвакуирован и русская армия, оставив все позиции и укрепления, начала общее отступление, то гвардия немедленно была двинута в этом направлении. Император оставался на месте еще часов двенадцать, рассылая приказы, а затем продолжал наступательное движение в течение всей ночи, надеясь, что быстрота маневра позволит ему настигнуть русскую армию.

Коленкур пишет: «Изумительный марш императорской гвардии от Вильно до Глубокого доказал, что при хорошем уходе лошади могут совершать поразительные переходы, так как они, верховые и вьючные, нагруженные большими тюками, выйдя в шесть часов утра из Вильно, пришли в Свенцяны в восемь часов вечера, а назавтра в полдень были в Глубоком, сделав 48 лье. Упряжные лошади сделали переход из пункта, находящегося в шести лье от Свенцян, причем ни одна из них не заболела. … Император был страшно рад, когда узнал об эвакуации Дрисского лагеря, над укреплением которого русские работали в течение двух лет. Отъезд Александра из армии также казался ему успехом. Он с полным основанием приписывал его своим быстрым передвижениям. … Он надеялся своими быстрыми маневрами принудить русскую армию принять сражение, которого он желал, или же деморализовать и изнурить ее непрерывным отступлением без боя. Он говорил также, что корпусу Багратиона не удастся соединиться с главными силами армии, что он будет захвачен или разгромлен, по крайней мере частично, и это произведет большое впечатление в России, так как Багратион был одним из старых соратников Суворова. … Наполеон пускал в ход всю свою энергию и весь свой гений, чтобы ускорить движение … было ускорено движение всех корпусов и всех артиллерийских резервов; были пущены в ход все средства в надежде, что завтра или самое позднее послезавтра состоится генеральное сражение – предмет всех желаний и упований императора. Его величество часть ночи оставался на лошади, подгоняя и ускоряя движение воинских частей и ободряя войска, которые были полны воинственного пыла» ©.

Таким образом, Коленкур утверждает, что застоявшаяся на месте конная гвардия Наполеона, сорвавшись с места в карьер, за 30 часов прошла 48 лье или 230 км. Я посмотрел по современной карте этот путь и нашёл, что это не 230, а около 160 км. Не знаю, может раньше дороги были кривее, но всё равно, скорость передвижения впечатляет.

Следует также учитывать, что Великая армия шла между двух русских армий, которым приходилось идти более длинным, окружным путём, то есть путь французских маршевых колонн был короче.

Но ни через день, ни через два, ничего, кроме мелких стычек не происходило. Лишь через неделю передовые части Великой армии оказались перед фронтом русских, занимавшего высоты, окаймляющие большую возвышенность перед Витебском.

Снова воспоминания Коленкура: «Император был весел и уже сиял лучами славы, – до такой степени он верил в то, что померяется силами со своими врагами и добьётся результата, оправдывающего поход, который завёл его уже слишком далеко. Он провёл весь день на лошади, обследовал территорию во всех направлениях, и притом на довольно далеком расстоянии, и возвратился к себе в палатку очень поздно, после того как, можно сказать, лично все осмотрел и во всем удостоверился.
Нельзя представить себе всеобщего разочарования и в частности разочарования императора, когда на рассвете стало несомненным, что русская армия скрылась, оставив Витебск. Нельзя было найти ни одного человека, который мог бы указать, по какому направлению ушёл неприятель, не проходивший вовсе через город.
В течение нескольких часов пришлось, подобно охотникам, выслеживать неприятеля по всем направлениям, по которым он мог пойти. Но какое из них было верным? По какому из них пошли его главные силы, его артиллерия? Этого мы не знали, не знали в течение нескольких часов, так как следы имелись повсюду; поэтому в первый момент император бросил вперед только авангарды. … но наш авангард неудачно попал в засаду возле Ложесны; мы потеряли несколько человек, … войска были изнурены. Многие лошади не в состоянии были выдержать аллюра авангардных атак, и это послужило причиной гибели всадников. … Местных жителей не был видно; пленных не удавалось взять; отставших по пути не попадалось; шпионов мы не имели» ©.

Вообще, французы неохотно вспоминают об этой гонке. Мало кто из них мог оценить и боевую выучку русских. А зря. В мировой практике всех войн на свете ни до, ни после 1812 года и близко не было ничего подобного. Ни один полководец и предположить не мог, что полностью отмобилизованная, тренированная в боях, но боем не вымотанная армия в течение многих–многих дней не сможет войти в соприкосновение с отступающей в полном порядке огромной, многотысячной армией и, мало того, не сможет ни трофеев взять, ни пленных, ни нарушить мерный ход войск противника. По всем законам такого просто не может быть!

Всё гадают историки, почему Наполеон пошёл на Москву, а не на Санкт–Петербург. Да пойди русская армия на север, и Наполеон пошёл бы за ней.

Из воспоминаний Дедем де Гельдера: «Неприятельская армия совершила отступление бесподобно; это движение делает большую честь её генералам и дисциплине солдат. 27-го июля вечером нас отделял от нее глубокий овраг. Линия русских войск тянулась вправо и влево. По утру на рассвете русское войско исчезло как бы по мановению волшебного жезла. Каждый из нас искал его и удивлялся тому, что его не видно; но наше удивление возросло, когда, несмотря на быстроту нашего форсированного марша, нам не удалось уже не говоря отыскать русскую армию, но даже напасть на её следы.
Пройдя три версты за Витебск, мы не могли ещё определить, в каком направлении совершилось отступление русских. Нигде не было ни одной павшей лошади, ни забытой повозки, ни отсталого солдата.
Однако самомнение французов было так велико, что я сам был свидетель, как некоторые генералы сердились, если кто-​либо выражал свое удивление по поводу этого отступления. Я дерзнул во всеуслышание выразить свое удивление. Мне отвечали холодно, что слово «отступление» не существует в словаре французской армии» ©.

Рассказов об отступлении в мемуарах русских воинов тоже немного. Эта полуторамесячная гонка сжата в мемуарах до нескольких строк.

Но на наше счастье в русских войсках оказалась одна женщина – кавалерист Надежда Дурова.

Женщины не склонны бравировать своими воинскими доблестями, поэтому, наверное, Надежда Дурова не считала отступление позором и описала всё спокойно и с подробностями: «Между нашим ариергардом и неприятельским авангардом бывают иногда небольшие сшибки, так только, чтоб не совсем без дела отступать. Охота же так бежать!.. Я не знаю, что мне делать; смертельно боюсь изнемочь; впоследствии это припишут не чрезмерности стольких трудов, но слабости моего пола! Мы идём и день, и ночь; отдохновение наше состоит в том только, что, остановя полк, позволят нам сойти с лошадей на полчаса; уланы тотчас ложатся у ног своих лошадей, а я, облокотясь на седло, кладу голову на руку, но не смею закрыть глаз, чтоб невольный сон не овладел мною. Мы не только не спим, но и не едим: спешим куда-​то! Ах, бедный наш полк! Чтоб прогнать сон, меня одолевающий, я встаю с лошади и иду пешком; но силы мои так изнурены, что я спешу опять сесть на лошадь и с трудом поднимаюсь на седло.
Если б я имела миллионы, отдала бы их теперь все за позволение уснуть. Я в совершенном изнеможении. Все мои чувства жаждут успокоения… Мне вздумалось взглянуть на себя в светлую полосу своей сабли: лицо у меня бледно, как полотно, и глаза потухли! С другими нет такой сильной перемены, и, верно, оттого, что они умеют спать на лошадях; я не могу.
В ту ночь Подъямпольский бранил меня и Сезара за то, что люди наших взводов дремлют, качаются в седле и роняют каски с голов. На другой день после этого выговора мы увидели его самого едущего с закрытыми глазами и весьма крепко спящего на своём шагистом коне; утешаясь этим зрелищем, мы поехали рядом, чтобы увидеть, чем это кончится; но Сезар хотел непременно отомстить ему за выговор: он пришпорил свою лошадь и проскакал мимо Подъямпольского; конь его бросился со всех ног, и мы имели удовольствие видеть испуг и торопливость, с какою Подъямпольский спешил подобрать повода, выпавшие из рук его.
Наконец дали нам отдых. С каким неописанным удовольствием разостлала я свою шинель на сено, легла и в ту же минуту заснула. Думаю, что я спала часов десять, потому что солнце уже садилось, когда я выползла из своего шалаша, в буквальном смысле выползла, для того что отверстие, служащее дверью, было немного выше полуаршина. Глазам моим представилась живая и прекрасная картина: толпы офицеров уланских, гусарских, кирасирских ходили по всему лагерю; солдаты варили кашу, чистили амуницию; ординарцы, адъютанты скакали то там, то здесь; прекрасная музыка нашего полка гремела и восхищала бесчисленное множество всех полков офицеров, пришедших слушать её» ©.

Думаю, что этот этап войны 1812 года потому так незаметен, что французы и прочие европейцы вообще не любят вспоминать такие войны. Русские же считают: чем тут гордиться, не наступали же. Хвастаться быстротой отступления?

Правда, в 1915 году Русская императорская армия провела широкое грамотное отступление на Западном фронте, спасшее от разгрома наши войска в Галиции, но и оно не идёт ни в какое сравнение с Великим марш-​броском 1812 года.

Говоря о советских историках, не вредно помнить, что они были обязаны принимать за эталон мудрости панический приказ «ни шагу назад»! Этот приказ был вызван бездарными действиями верховной ставки в начале войны, а впоследствии его бездумное (для грамотных командиров вынужденное) выполнение лишало Советские войска свободы манёвра и приводило к ненужной гибели людей и техники.

Такова слабость исторической науки, упорно не замечающей всего величия многодневной грандиозной погони 1812 года на расстоянии тысячи вёрст и живописуя локальные стычки авангардных частей Великой армии и арьергардов русских войск. Но эти стычки лишь великолепная огранка процесса и выставлять напоказ только их, забывая главное, с моей точки зрения неверно.

Именно в этой великой гонке двух армий и проявили себя казаки. Казаки отсекали щупальца конных корпусов под командованием маршалов и не давали им нарушать строй русских войск. Казаки помогли похоронить план Наполеона уничтожить русскую армию в походном движении. Непосредственно в регулярном же бою казаки были неэффективны, но их полки хорошо использовались для отвлекающих манёвров.

Снова обратимся к Надежде Дуровой: «Скорыми маршами едем мы в глубь России и несём на плечах своих неприятеля, который от чистого сердца верит, что мы бежим от него. Счастие ослепляет!.. Вопреки бесчисленным поклонникам Наполеона беру смелость думать, что для такого великого гения, каким его считают, он слишком уже уверен и в своём счастии и в своих способностях, слишком легковерен, неосторожен, малосведущ. Слепое счастие, стечение обстоятельств, угнетенное дворянство и обольщенный народ могли помочь ему взойти на престол; но удержаться на нём, достойно занимать его будет ему трудно. Сквозь его императорскую мантию скоро заметят артиллерийского поручика, у которого от неслыханного счастия зашёл ум за разум: неужели, основываясь на одних только сведениях географических и донесениях шпионов, можно было решиться идти завоёвывать государство обширное, богатое, славящееся величием духа и бескорыстием своего дворянства, незыблемой опоры русского престола; устройством и многочисленностию войск, строгою дисциплиною, мужеством их, телесною силою и крепостью сложения, дающего им возможность переносить все трудности; государство, заключающее в себе столько же народов, сколько и климатов, и ко всему этому имеющее оплотом своим веру и терпимость? Видеть, что это славное войско отступает, не сражаясь, отступает так быстро, что трудно поспевать за ним, и верить, что оно отступает, страшась дождаться неприятеля! Верить робости войска русского в границах его отечества!.. Верить и бежать за ним, стараясь догнать. Ужасное ослепление!! Ужасен должен быть конец!..» ©.

Часть III. Момент истины

https://aftershock.news/?q=node/884544

Москва разграблена, Кремль взорван. Цивилизационная миссия Европы выполнена.

«Огонь под полой недалеко унесёшь», - гласит в пословице народная мудрость. Не смогли скрыть своё истинное нутро и воины Великой армии, включая самого Наполеона.

До оккупации Москвы они могли ещё бормотать что-​то о континентальной блокаде, о злой необходимости изъятия у населения продовольствия, фуража и лошадей из-за невозможности быстрой и полномасштабной доставки для армии этих продуктов с европейских баз. Но после Бородинской битвы истинное «я» европейского человека выперло наружу, оформилось в действия и круто изменило весь ход военных действий.

Проиллюстрируем данное положение, продолжив логическую цепочку (динамика войны или ход исторического времени ), начатую заметками «Часть I» и «Часть II».

Предыдущую Картину мы закончили описанием не имеющей аналога в истории человечества тысячевёрстной гонки двух огромных армий. Эта гонка имела, во-​первых, начало (своё прошлое), во-​вторых, продолжительное течение (саму погоню как таковую) и, в-​третьих, окончание этой гонки – Бородинскую битву и мгновенный переход системы в новое состояние.

Всё вместе и есть ход исторического времени. Попутно здесь возникает вопрос: «А как же это время связано с календарным временем, то есть с хронологией событий?»

Хронология не лучший способ осознания исторических процессов. Нет слов, она важна, очень заманчиво располагать имена императоров и даты битв на этой связанной с циклами восхода и захода солнца масштабной линейке, но эта линейка не может дать ответы на все вопросы. Как говорится в точных науках, данное условие необходимо, но недостаточно.

Если поместить события 1812 года хронологически, на шкале восходов и заходов Солнца, то эти отметки никак не совпадут с отметками 1941 или наших теперешних годов. Ну, а если воспользоваться историческим временем? Тогда аналогии просто вопиют.

Итак, для любителей хронологии скажем, что столкновение двух армий произошло 26 августа (7 сентября) 1812 года на Бородинском поле. И дата и место во многом случайны, не случаен (обязателен) лишь факт столкновения.
После столкновения русская армия, потеряв более трети своей численности (массы), но в полном порядке и с верой в победу переместилась километров на восемьдесят восточнее поле битвы – в Тарутино, где остановилась приводить себя в порядок, наращивать свою боевую мощь и преграждать дорогу армии захватчиков в сторону богатых, не тронутых войной территорий. Кроме того, русские нависли над путями снабжения Великой армии, грозя перерезать все пути её снабжения.

Поражения русских, как и победы французов  в примитивном, формальном смысле этого понятия не было. Победители и побеждённые не могут вести себя так, как повели себя после битвы обе армии.

Из воспоминаний Коленкура: «Назавтра [после битвы] днём можно было обнаружить уже только казаков и притом лишь в двух лье от поля битвы. Неприятель унёс подавляющее большинство своих раненых, и нам достались только те пленные, о которых я уже говорил, 12 орудий редута, взятого моим несчастным братом, и три или четыре других, взятых при первых атаках…
Русские отступали по-​прежнему в таком же порядке, забирая своих раненых и не оставляя ни гвоздя за собой… Наполеон был теперь уверен, что это кровопролитное сражение [Бородинская битва] не будет иметь других результатов, кроме того, что даст ему ещё некоторую территорию. Ему улыбалась, однако, перспектива вступления в Москву, но этот успех не завершал ничего, если оставалась непоколебимой русская армия» ©.

Большую часть лета, напрягая все свои жилы, Великая армия гналась за русскими войсками. Догнав, получила под Бородино сильный ушиб головного мозга. Удар оказался смертельным, но по инерции армия докатилась до Москвы и там испустила свой боевой дух. Внутренняя, психическая энергия, боевой дух русских войск остались непоколебимы.

Так лопнула у Великой армии первая и самая главная силовая пружина войны – боевой дух войска. Без этой пружины оказалась ослабленной и вторая пружина – манёвренность войск и способность их к быстрым передвижениям. Нет настроя – нет дисциплины. Свалки у мостов и гатей,– по-​теперешнему сплошные пробки,-- а не отлаженный поток войсковых колонн. После Бородино французская армия больше не совершила ни одного нормального манёвра.

Вообще же Наполеон зря считал своим успехом занятие Москвы. Другое дело (и дело именно в менталитете европейца), что Наполеон и не мог не занять Москву. Великая армия рвалась богатеть за счёт русских, и её нельзя было останавливать ни в Витебске, ни в Смоленске – только в богатом городе, где только и могла найти счастье вороватая душа фашиствующих европейских мужчин, составляющих основную массу Великой армии.

Много лет спустя, другой захватчик – Гитлер – поступил коварнее: он обещал солдатам землю и рабов, и боевой дух гитлеровской армии держался дольше простого захвата отдельных городов.

Отметим ещё и такой интересный факт: сразу же после Бородинской битвы французы из-за нокдауна на некоторое время как бы потеряли зрение и около 3х недель даже не знали о местоположении русских!

Таким образом, в Москве цели Наполеона и солдат его армии разошлись. Наполеону нужна была победа и слава, солдаты же уже всего достигли. Богатый город был в их власти, вокруг лежали бескрайние поля, где каждый из них мог найти себе лишь смерть. Зачем умирать в сражении, когда самое главное – вывести награбленное к себе домой.

Мало этого! Русские участники событий, воины русской армии, удивлялись, что среди моря трупов солдат Великой армии, оставшихся перегнивать в наших лесах и полях, осталось много женщин, были даже дети. Я думаю, что солдаты Великой армии Наполеона так были уверены в победе, что вызывали из Европы свои семьи, которые с тыловыми обозами беспрерывно подтягивались вплоть до Смоленска, а порой и дальше к Москве.

Солдаты захватчика после Бородино вообще не хотели двигаться, а причину этого в очень мягких, оправдательных тонах озвучил Коленкур: «… [Авангард разведки] мало продвигался за день, что было по вкусу нашим войскам, так как они с неохотой покидали московские погреба и те удовольствия, которыми, как они знали, пользовались воинские части, оставшиеся в Москве, и в которых они ещё продолжали принимать участие благодаря близости города и тому, что пока ещё легко было посылать туда каждый день за припасами». Кое-​где у Коленкура прорываются более точные описания: «Если бы неприятель [Кутузов] действовал смело, то это повлекло бы за собой неисчислимые последствия, так как он захватил бы нас врасплох среди беспорядка, вызванного грабежами и спокойной уверенностью в том, что русская армия – согласно донесениям короля [маршала Мюрата] – непрерывно отступает» ©.

По материалам 1812 года создаётся впечатление, что Кутузов хорошо знал грабительскую основу менталитета европейских народов и с учётом этого очень грамотно выстроил свою стратегию. Выслушав пререкания генералов на совете в Филях, он закончил совещание словами: «Считаю своей первой обязанностью сберечь армию, сблизиться с подкреплениями и самим уступлением Москвы приготовить неприятелю неизбежную гибель. Приказываю отступать» ©.

Вообще, с прочтением каждого нового документа у меня росло понимание неординарности личности Михаила Илларионовича Кутузова. Он был очень умён, причём его ум - ум стратега. В стратегическом видении ситуации он превосходил всех царей и полководцев, включая Бонапарта Наполеона. Тактическая организация проведённых им битв такого впечатления не оставляла, но Кутузов отдавал себе отчёт в этой слабости и старался свести количество сражений к минимуму.

Вторая отличительная особенность личности Кутузова – его смелость, и даже выше смелости. Дело в том, что тысячи людей могут храбро сражаться и умереть в бою, то есть быть смелыми, но лишь единицы могут возражать начальству. Кутузов же был не только отчаянно храбр в бою, безразличен к смерти, но и по делу возражал царю, и не только ему. В интересах дела он часто шёл и против общественного мнения. Здесь я говорю даже не об оставлении Москвы. Известны и другие случаи.

Так, Александр I в рескрипте от 1 сентября приказывал Кутузову упразднить несколько дивизий, за счёт которых укомплектовать оставшиеся части. Это распоряжение вело к ликвидации многих давно сложившихся полков, имевших свою славную историю. Кутузов решительно воспротивился этому повелению и, идя на прямой конфликт с царём, проводил свою линию.

Интуитивно дойдя до этих выводов о характере Кутузова (после прочтения множества воспоминаний), я удивился себе: «А что, сразу ты это понять не мог? Кутузов был ближайшим сподвижником Суворова, а Александр Васильевич других людей рядом с собой не терпел».

Лишь потом я понял, что составить себе правильное мнение сложно, когда масса «неподкупных писателей», хотя бы тот же А. Никонов, льют тонны грязи на русских деятелей, в том числе и на Кутузова. Используется как прямая ложь, так и доносы, в которых, к сожалению, участвовали и хорошо зарекомендовавшие себя командиры, например, Беннигсен и Барклай-​де-Толли, после того как Кутузов объединил две русские армии, отстранив таким образом последнего от командования.

Участвовал в очернительстве и Ростопчин. Имея что-​то общее с Хлестаковым, Ростопчин ввёл Кутузова в заблуждение и тот больше не желал видеть болтуна. Отлучённый от штаб-​квартиры армии, Ростопчин издалека писал фантастические доносы типа того, что Кутузов ничего не делает, а только пьёт, ест и спит.

Пишут ещё, что Кутузов - хитрейший царедворец. Почему бы нет: где ум, там уж всяко может быть и хитрость: «Какие времена, такие нравы». Но если дело касалось фундаментальных положений, то Кутузов был уже далеко не царедворец, а насмерть (как и Суворов) стоял на своём.

Вообще же «устами младенца глаголет истина». Не младенец, но один из родственников Кутузова по-​простецки передал свой диалог с готовившимся выехать к армии полководцем: «Неужели, дядюшка, вы надеетесь разбить Наполеона»?

Кутузов, подумавши, ответил: «Разбить? Нет… А обмануть надеюсь…» ©.

Итак, полтора месяца солдаты, офицеры, генералы Великой армии и сам Наполеон грабили Москву, а Наполеон так и не смог навести порядок (или не очень-​то и хотел?). Барон Дедем де Гельдер вспоминал об этом времени: «Трудно себе представить чисто азиатскую роскошь, коей следы мы видели в Москве. Запасы, хранившиеся во дворцах и частных домах, превзошли наши ожидания. Если бы в городе был порядок, то армии хватило бы продовольствия на три месяца; но дисциплины более не существовало. Провиантские чиновники думали только о себе. Наполеон уехал из Москвы, лелея в душе надежду, что он ещё вернется туда; эту призрачную надежду питали многие французы, которые зарывали награбленные ими вещи в землю, полагая, что вернувшись возьмут всё с собою» ©.

Из Москвы вышло примерно стотысячное французское войско. И здесь практически все исследователи сходятся во мнении, что Великая армия, за исключением гвардии и Пятого польского корпуса князя И. Понятовского, не горела желанием сражаться. Это явно выражалось в упадке дисциплины. Не был выполнен приказ Наполеона сжечь все повозки с награбленным добром, а командиры в конце концов закрыли на это нарушение приказа глаза, тем более что и сам Наполеон вывозил немало сокровищ из Москвы. То есть, солдаты впервые не выполнили прямой приказ Императора. 

Получается, что те из французов, кто зарыл награбленное в землю, ошибались. Ошибался и Дедем де Гельдер, думая за императора. Наполеон многое уже стал понимать и не думал возвращаться в Москву, но приказал взрывать Кремль, монастыри и особо значимые здания. Приказал взорвать просто так, походя, безо всякой необходимости.

Это очень важный момент. Никакое образование, наигранное благородство не смогли перебить закладываемую с самого детства в душу каждого европейца мелочную чванливость (то есть тщеславие, пустую горделивость). Это основа менталитета европейца, на этой основе легко вырастает фашизм и жестокость к «низшим» народам.
Я даже не берусь себе представить, какая бы вонь до сих пор шла из Европы, если бы кто-​то из русских царей или военачальников приказал взорвать Лувр, собор Парижской Богоматери или ещё что-​нибудь. Уже не говорю о более поздних временах, когда адекватной нашей реакцией было бы устройство рукотворного моря вместо Берлина (Гитлером было задумано затопить Москву).

И здесь начинаются странности (вернее продолжаются) в изложении событий многими нашими публицистами и историками ( про иностранных я не говорю – что с них взять).

Эти товарищи упорно обезьянничают, подражая иностранным коллегам и продолжают называть сражения под Бородино и Малоярославцем «поражениями Русской армии». Про Бородино я уже писал и даже цитировал слова Наполеона, сказанные им графу Коленкуру после Бородинской битвы. Может, хотя бы это услышат наши попугаи, если своего ума не хватает.

А что же Малоярославец?

Вместе с награбленным добром армия Наполеона желала идти домой и пограбить по дороге ещё не тронутые русские области. Для этого надо было занять Калугу, но до неё лежал Малоярославец, к которому наперегонки с разных сторон стремились обе армии. При этом русской армии сам Малоярославец был не нужен, стратегическая цель была иной – перекрытие дороги на Калугу, Тулу и далее.

Похоже, что сражение под Малоярославцем Кутузов считал более важным, чем Бородино. Вот что вспоминает об этом Михайловский-​Данилевский, находившейся рядом с Кутузовым: «Он был под неприятельскими ядрами, вокруг него свистели даже пули. Тщетно упрашивали его удалиться из-​под выстрелов. Он не внимал просьбам окружавших его, желая удостовериться собственными глазами в намерении Наполеона, ибо дело шлo об обороте всего похода, а потому ни в одном из сражений Отечественной войны князь Кутузов не оставался так долго под выстрелами неприятельскими, как в Малоярославце. И хотя армии ещё стояли друг против друга, Кутузов уже был уверен в победе, так как главная его цель — сосредоточить всю армию на путях отхода наполеоновской армии – была выполнена. В конечном итоге борьба шла именно за пути к Калуге» ©.

Почему же, отдав Малоярославец, Кутузов посчитал это генеральной победой и не дал свежие войска своим генералам, горевшим желанием отбить город?

Да потому, что, атакуя заваленные трупами улицы и встречая огонь из каждого здания, русские войска в придачу ещё и нападали бы на французов. Французы же вели, во-​первых, оборонительный бой, что легче и, во-​вторых, защищали бы награбленные обозы, что могло умножить их силы.

Отступив же от Малоярославца и расположив армию на выгодных позициях, Кутузов вынуждал атаковать французов, причём после значительного перехода и с менее выгодных позиций. А оно французским солдатам надо? Уставать, тащиться неизвестно куда и сколько, да ещё встрять во второе Бородино, имея горы награбленных богатств и не имея моральных сил?

С утра Наполеон ещё надеялся на атаку Кутузова и, не получив её, сразу всё понял и побежал. Это было натуральное бегство до самого Смоленска с потерей половины армии.

В Смоленск из 100 тысяч солдат, вышедших из Москвы, пришло лишь 50 тысяч. И, хотя до Смоленска более трёхсот километров, эти десятки тысяч можно считать потерями Великой армии под Малоярославцем.

Никаких морозов ещё не было! Как вообще у товарищей поворачивается язык говорить здесь о победе Наполеона?

Под Малоярославцем армия Наполеона была наголову разгромлена!

А вот позже и русский Дедушка Мороз нанёс Наполеону заключительный удар. Да и не дедушка, а так, начинающий пацан: в редкие дни температура воздуха опускалась до минус семи-​десяти градусов – даже реки не замёрзли.

Только на Березине Наполеон вспомнил, что он гений и проявил себя, спасая себя, генералитет и боеспособную гвардию, а это как-​никак целых 1,5% от всей вошедшей в Россию и погибшей там Великой армии.

Потом Бонапарт очень гордился этим своим манёвром и говорил, что вывел из России большую часть боеспособных французов. Мол, погибли всякие там поляки, немцы, испанцы, голландцы и прочие. Надо понимать данные слова Наполеона, что эти нации, конечно, выше русских, но тоже людишки так себе(?) Чем не фашизм?

Естественно, при таком менталитете европейцев последовал и 1941 год.

Похожесть 1941 года и теперешнего времени на 1812 год невероятная. Похожи и этапы подготовки (историческое время). Это и разговоры в прессе о богатствах России. И рассказы о русских, как о примитивных, агрессивных варварах. Если прямо и не говорится, что русские недостойны своих богатств (прямо говорить нельзя, капитализм всё-​таки, а там право собственности священно), то как бы само собой связь между богатствами и незаконностью владения после всех этих публикаций напрашивается.

Далее, всё повторяется по лекалам Наполеона: в целях внезапности нападения вся подготовка к вторжению французской армии проходила на значительном удалении от русской границы (300—400 километров). Под всякого рода предлогами (борьба с английской контрабандой на побережье Балтийского моря, сохранение внутреннего порядка в оккупированных Наполеоном странах пр.) войска выдвигались к западным границам России. Распространяются слухи о скором вторжении русских армий в пределы Европы.

В самом начале написания этих заметок я хотел провести что-​то типа аллегории, мол, оправа европейского менталитета трухлявая, а внутри такие-​то и такие достоинства. При таком алгоритме получался какой-​то логический разрыв, и сейчас я думаю, что есть медаль, и у неё есть две стороны.

Чванство, мелочность и жадность – это, конечно, труха. Но из этого удобрения вырастают и другие качества. Жадность даёт упорство – многие века европейцы гнут свою линию, даже потеснили нас. Мелочность предполагает качественное выполнение своей работы – по крайней мере, датчики давления они в ракеты ставят правильно. Чванство, пожалуй, питает национальную гордыню безо всяких попыток её критического осмысления.

Ну а мы? Тоже не всё ладно. Вот некоторые примеры.

Австрийцы, будучи союзниками России, обманули царя. Да так обманули, что войска Корсакова были наголову разгромлены, а Суворов едва спасся: Суворов всё-​таки. Каков наш ответ? Ответ в следующем эпизоде: «После завершения Швейцарского похода Павел I решил отчеканить специальную медаль, на которой он хотел отразить и «вклад» австрийцев (которые лишь мешали общему делу). Суворов, к которому император обратился с просьбой предложить варианты текста надписи на медали, дал такой совет: сделать медаль одинаковой и для русских, и для австрийцев, но при этом на «русской» версии выбить «С нами Бог», а на «австрийской» — «Бог с вами»» ©.

После войны 1812 года Царь Александр I чем-​то очень напоминал своего потомка Горбачёва: ездил по «европам», забыв, что они только что пытались сравнять русских с землёй, и напрашивался на комплименты – так избалованное дома дитя старается понравиться чужим взрослым дядям.

Это ещё бы полбеды, но вот что вспоминает Николай Муравьёв: «В 1816 году, проезжая через город Старую Руссу, я познакомился с городничим Толстым, которому принадлежала мыза Татарки. Он уверял меня, что в 1813 году некому было засевать Бородинское поле, что ни одно зерно не было брошено в землю, но что земля, столь удобренная кровью и животным гниением, дала без всякой работы отличный урожай хлеба. Никакой памятник не сооружён в честь храбрых русских, погибших в сем сражении за отечество. Окрестные селения в нищете и живут мирскими подаяниями, тогда как государь выдал 2 000 000 русских денег в Нидерландах жителям Ватерлоо, потерпевшим от сражения, бывшего на том месте в 1815 году!». 

Изменился ли наш характер сейчас? Если не изменился, то такими приёмами мы никогда не завоюем уважение европейских народов, и они всегда будут считать нас холопами. Да и бог с ними, с их уважением и любовью, – самим себя уважать надо, – уважать спокойно, без нарочитых показух и истерик.

Теперь о пленных.

Русские крестьяне не брали пленных, а казнили их, часто мучительно. Французы с сопротивляющимся ограблению народом тоже не церемонились.

Казаки почти не брали пленных, часто отрабатывали на них боевые приёмы. Но казаки – это иррегулярные войска.

Регулярная русская армия к пленным относилась гуманно, а иногда даже слишком (как к своим солдатам). Французы толпами пытались сдаваться армии, но не всегда это получалось. Уж слишком много их было, а брать пленных – значит самим терпеть лишения и уменьшенный паёк.

Последний ветеран Великой армии, Николя Савэн, умер в Саратове в 1894 году на 126 году своей жизни. В 1812 году, после пленения на Березине, русские врачи полгода лечили его от обморожения ног и всё же спасли от инвалидности.

Французская регулярная армия за компанию 1812 года взяла очень мало русских пленных. Отношение к ним было нормальное, но только до отступления Великой армии. Как только из европейцев выползла их истинная натура, дела русских пленных стали плохи. Врач баварской кавалерии Генрих Росс пишет в своих мемуарах: «Баденским гренадёрам был отдан строгий приказ немедленно убивать всякого пленника, если он утомится и не в состоянии будет идти дальше. Говорили, что Наполеон сам отдал этот приказ; офицеры его штаба голосовали частью за, частью против» ©.

Вспоминает адъютант Бонапарта Филипп-​Поль де Сегюр: «Императорская колонна приближалась к Гжатску; она была изумлена, встретив на своём пути только что убитых русских. Замечательно то, что у каждого из них была совершенно одинаково разбита голова, и что окровавленный мозг был разбрызган тут же. Было известно, что перед нами шло две тысячи русских пленных и что их сопровождали испанцы, португальцы и поляки. Наполеон хранил мрачное молчание; но на следующий день убийства прекратились. Ограничивались тем, что обрекали этих несчастных умирать с голоду…» ©.

Надо бы было не только каяться за Катынь, но и к польской стороне предъявить свой счёт за военные преступления.

На главной площади города Гжатска (ныне город Гагарин) открыт и освящён знак в память двух тысяч русских пленных, невинно убиенных в октябре 1812 года армией Наполеона. На памятнике две надписи: «Памяти 2000 русских пленных, убиенных Наполеоновской армией в октябре 1812 года в районе Гжатска». И на обратной стороне цитата французского генерала Армана де Коленкура: «Что за жестокость… Это и есть та цивилизация, которую мы внесли в Россию?».
Именно так французский генерал прокомментировал те события, которые происходили на его глазах.

 

Послесловие

https://aftershock.news/?q=node/1055995

День, ещё день – сто семьдесят пять дней ползла Великая армия Наполеона по русским просторам, с каждым днём всё неотвратимее теряя свою массу. Дотянувшись до сокровищ под руинами Москвы, возликовали европейцы и от радости вывернулись наружу всем своим нутром – трухлявым нутром бандитов. Цель достигнута: теперь грузи подводы, набивай ранцы чужим добром. И испарилась жизненная энергия, и – нет больше у солдат воинской доблести. Были завоеватели, агрессоры, а теперь превратились и вовсе в орду грабителей. И ничего уже не могла сделать Великая армия; попыталась прорваться к Калуге, но споткнулась и потом уже только бежала в панике до самой границы, удобряя своим прахом наши поля. 

   Несколько дней спустя, когда остатки тифозных теней покинули пределы России и запалили очаги страшной болезни в Европе, Александр I издал манифест об окончании Отечественной войны. Ещё миллионы европейцев ушли на тот свет вслед за солдатами Наполеона от вспыхнувшей эпидемии. Не знающие бань, скрывая запахи немытых тел под ароматом одеколонов, а грязные мысли и желания под лживыми масками и словами, придумали изворотливые умы Европы прекрасную историю своих подвигов.

«Воображение важнее знания,» – учил Эйнштейн своих последователей. С идеи, со слова в газете начал разрушать Россию Ленин. Новое мировоззрение французов выковывал Наполеон через периодическую печать. Его «Бюллетень Великой Армии» стал шедевром победного воображения.

   Последний, двадцать девятый, номер был выпущен Бонапартом после пересечения Березины. В нём народ французский оповещался, что: «…28-го по утру вся армия переправилась через реку (Березину)… Неприятель был разбит и обратился в бегство. … Все раненые офицеры и рядовые, также и всё то, что могло бы затруднить поход, как то багаж и прочее отправлены в Вильну…. Здравие Его Величества находится в самом лучшем состоянии». 

   Пусть пословицей стало выражение: «Врёт, как бюллетень», пусть узнала Франция после возвращения оставшихся в живых солдат о горестной судьбе Великой армии, но запущенная бюллетенями Наполеона пропаганда работает до сих пор. Для взрослых французов битва на Березине – это символ трагедии и победы, для их детей – уже только символ победы. В последние годы во Франции вышло несколько фильмов, в которых сражение на Березине представлено как блестящая атака французов на русские позиции. 
Это что? Историческая слепота-​глухота? 

   При отступлении Бонапарт не только выпускал победные бюллетени, но и жёг штабные документы. Сгорели донесения о ходе битв. Выверенных сводных данных о численности, о потерях, дезертирах, пленных и раненных, об умерших в походе и умерших от болезней просто нет.

   Ничего нового. Правители уничтожают (если успевают) самые важные и нелицеприятные факты своей бурной деятельности.

Откуда же берут свои цифры историки? Вопрос, конечно, интересный. 

  Е.В. Тарле, например, сообщает, что в Фонде государственного секретариата Франции он нашёл папку № 1643 серии AF.IV с донесениями маршала Бертье императору Наполеону от 9 и 12 декабря 1812 года под номерами №271 и №272 и сообщением, что недостающие бумаги были сожжены по приказу Его Величества. Думаю, что эти два рапорта сохранились по причине отъезда Наполеон от армии 5 декабря.

   В рапорте 271, в частности, сообщается: «… герцог Беллунский (маршал Виктор) заявил, что у него нет более арьергарда, и что все его люди покинули его, большая часть из них погибла от холода, и что он был вынужден бросить свою артиллерию». Заметим для себя, что здесь ни слова о том, сколько человек погибло, сколько орудий потеряно.

   В следующем, 272-м рапорте начальник штаба Бертье докладывает, что армии больше нет: «Я принужден сказать Вашему Величеству, что армия в полнейшем беспорядке, как и гвардия, которая состоит всего из 400 или 500 человек; генералы и офицеры потеряли все, что у них было».

   Начальник штаба в докладе Императору не смог посчитать оставшееся число солдат в самых элитных войсках. Сто человек туда-​сюда; погрешность в 20÷25%.

   В рапорте № 272 настораживает ещё одна фраза: «Герцог Истрийский (маршал Бессьер), донесению которого можно верить, сообщает, что …». То есть даже в докладах Императору не всему и не всем можно верить.

   Самый известный военный теоретик XIX века Карл фон Клаузевиц, непосредственный участник войны 1812 года, прямо пишет (и никто из военачальников не может возразить!): «Многие донесения, получаемые на войне, противоречат одно другому; ложных донесений ещё больше, а основная их масса – мало достоверна… большинство известий ложны, а человеческая опасливость черпает из них материал для новой лжи и неправды». И это донесения! Что же говорить о других источниках?

Попробуем оценить цифры, которыми оперируют историки и параллельно самих историков.

   В I-й части эссе я привёл данные: «Цивилизованные страны населением более 70 миллионов жителей … идут на страну с 40 миллионами …». Цифра, близкая к 40 млн. жителей России встречается почти во всех исторических монографиях, хотя надёжных первичных данных в природе нет. Шестая подушная ревизия 1811÷1812 годов дала цифру: мужчин 19,1 млн.; женщин 18,6 млн.; итого 37,7 млн. человек. Со временем, «хорошо подумав», решили увеличить цифру до 43,7 млн. жителей, а неопределённость установить в 20%, то есть примерно в 8 млн. человек. Так что оценка жителей России в 40 миллионов жителей вполне удовлетворительна. 

   В Европе научные переписи велись уже с начала XIX века (во Франции с 1801 года, в России с 1897 года). Казалось бы, что цифра в 70 млн. человек совсем уж обоснована, но не тут-​то было.

   Приведённое соотношение 70 на 40 соответствует чуть подправленному историками заявлению Наполеона от 1808 года: «Император России и я, мы встретились в Эрфурте. Наша первая мысль была мысль о мире. Мы готовы принести жертвы, чтобы 100 млн. человек, которых мы представляем, могли как можно скорее наслаждаться благами морской торговли. Мы объединены согласием и готовы быть вместе в мире и в войне» ©. Численность населения России в этом году Наполеон мог взять по пятой ревизии, то есть 33,4 млн. человек. На долю Европы под властью Наполеона остаётся 66,6 млн. человек, то есть к 1812 году примерно 70 миллионов. Похожая цифра фигурирует, например, у английского историка Доминика Ливена.

   Реконструктор событий 1812 года доцент О. Соколов, награждённый французами за свои старания орденом Почётного Легиона, сумел силой направленной мысли сократить численность населения противостоящих России государств до 42 млн. человек, до границ Французской империи, а пропорцию противостоящих численностей до 42/41, тем самым уменьшив позор поражения Великой армии.

   Между тем по результатам проведённых переписей в 1812 году численность народов Европы (без России) достигла 160 миллионов человек. Если брать численность «нашествия двунадесяти языков» ©, то получится цифра противостоящих России европейских народов примерно в 130 млн. человек. Кроме того, в 1812 году Россия одновременно вела войну и с Персидской империей. Наполеон надеялся также на Турцию, которая должна была с боями оккупировать юг России. 

   Но, даже исключив Османскую империю, наши пропагандисты в пику активным западникам вполне могли бы использовать пропорцию 140/40, и это не было бы большой натяжкой. 

   Теперь более важная цифра – массы противостоящих войск, действующих и резервных. Многие считают, что «от ответа на вопрос, каковы были численность и потери обеих сторон в битвах, связанных с ходом и исходом войны, зависит оценка как военного искусства и стратегии высшего военного руководства, так и особенностей социально-​ экономического и морально-​политического состояния общества» ©.

   Это утверждение, мягко говоря, небесспорно, хотя в современном мире и архипопулярно. Даже в боевых столкновениях XX–XXI веков  данные по численности войск и потерям в них довольно сомнительны. Да что там войны! Сегодня подсчёты демонстрантов на центральных улицах городов в разных СМИ отличаются в десятки раз. 

   В XVIII–XIX веках в вооружённых силах более-​менее точны данные о потерях офицерского состава, но никак не солдат и прочих нижних чинов. Капитан Фигнер докладывает Кутузову: «При орудиях взяты: полковник, четыре офицера и пятьдесят восемь рядовых. Убито: офицеров три и великое число рядовых» ©. Велико число таких донесений.

   У Наполеона под ружьём больше миллиона человек, у русских – вполовину меньше. Не вся наличная, а тем более резервная мощь империй задействована в схватке – только выделенные для этого «Главные армии» (выражение первого русского военного историка Дмитрия Петровича Бутурлина). Русские противостоят втрое превышающей их по массе смеси европейских сил, так называемой Великой армии.

Пятью потоками широко и нагло заливала эта армия величайшую равнину земного шара – Русскую равнину.

Главный поток, чуть больше половины всего вторжения, возглавлялся Наполеоном и был направлен на разгром войск Барклая де Толли.

   Родственники Наполеона, его брат и пасынок управляли примерно равными по массе вторым и третьим потоками. Каждый из них нёс по 16 –18 процентов всей численности вторжения, а вместе они должны были уничтожить войска Багратиона и исключить возможность слияния отдельных частей русской армии в одно целое.

   Наши союзники в первых компаниях против Наполеона – австрийцы,– как всегда нас предали, но формально в состав Великой армии не вошли. Фактически же австрийцы стали довольно эффективным её звеном, прикрыв южный фланг французских сил. С севера на Русскую равнину шагал прусский ручеёк.

   Эти пяти – семи процентные речушки фактически были боевым охранением центральных маршевых колонн. Их военачальники, Шварценберг и Макдональд, как и противостоящие им русские полководцы звёзд с неба не хватали; будучи талантливыми и смелыми людьми они с попеременным успехом сражались друг с другом, то побеждали, то проигрывали. Русские не дали захватчикам развить наступление на юг (правый фланг) и на север (левый фланг), а те отработали свою функцию боевого охранения.

   По флангам у историков особых разногласий нет; обычно говорят о тридцати тысячах австрийцев и двадцати тысячах пруссаков. Отдельные авторы допускают отклонение от  –7% до +17% от этих номинальных значений. Похоже, что большей точности в расчётах численности здесь нам не добиться, поэтому доверимся профессионалу и просто процитируем адъютанта Наполеона, бригадного генерала Ф. Сегюра. Он определяет массу южного и северного потоков армии вторжения следующим образом: «34’000 австрийцев на правом фланге,  и Макдональд с 32’500 пруссаков, баварцев и поляков на крайнем левом фланге». 

   Более плотным туманом укрыты центральные волны вторжения, минимальная граница численностей которых смутно проступает на цифре в двести сорок тысяч марширующих вглубь России грабителей, максимальная – на семистах тысячах.

   В книгах о том времени цифры гуляют в пределах этой полумиллионной неопределённости. Книги, однако, пишут после события, а до него штабным офицерам оставалось лишь догадываться о силе противника. От правильного прогноза во многом зависела судьба России; от сокрытия данных зависела слава Наполеона, и здесь он был виртуозен.

   Даже начальник штаба Великой армии не знал стратегических замыслов Императора, не владел всеми данными. Часто мимо него и свиты проходили распоряжения Наполеона армейским офицерам, что сразу же заметил проницательный Александр Васильевич Суворов: «Противники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным, а у него военный совет в голове. В действиях свободен как воздух, которым дышит» ©. Например, перед нападением на Россию Наполеон отдаёт приказы Богарне и Жерому о создании складов продовольствия, постов лёгкой кавалерии вдоль дорог на Варшаву и о широком распространении слухов об этом движении, тогда как сам удар готовить в строжайшей тайне и противоположном направлении. Подобным манёврам нет числа.

   Это принесло несомненный тактический эффект: русские армии на границе раздроблены, их командующие не знают, откуда ждать удара, а истинная численность войск противника была тайной до нападения, в первые дни после нападения, и остаётся тайной по сей день.

   Нижнюю границу людской массы центральных потоков вторжения ещё до войны задал любимец Александра I – военный теоретик и немецкий барон генерал Карл Фуль. Он действовал в рамках теории, говорящей, что не прокормить за Неманом армию свыше 240÷260 тысяч человек. И ведь угадал,– не смог Наполеон прокормить своих солдат – те шли полуголодные. Но этот нюанс не был учтён военным теоретиком генералом Фулем; не были учтены и тысячи других нюансов, причём с обеих сторон.

   Максимальную численность Великой Армии установил сам Наполеон, везде рассказывая о тройном превосходстве французских сил над русскими. Приграничные русские силы определялись им тогда в двести с лишним тысяч человек. Итого верхнюю границу численности перешедших Неман вражьих сил устанавливаем в 650÷700 тысяч человек, хотя при этом помним и откровение Наполеона: "Я оказываю давление на моральных дух неприятеля, каковой знает от соглядатаев, из слухов или из газет о том, что у меня есть ... Раз за разом, от одного к другому люди будут скорее раздувать, нежели умалять численность моих полков, репутация которых отлично известна. В день же, когда я дам старт походу, впереди меня будет следовать психологическая сила, каковая умножит фактически собранную мной" ©. 

   Номинальным значением, или начальной точкой трассировки коридора неопределённости логично назначить цифру в 450 тысяч человек, что обосновывается, во-​первых, наличием вблизи границы России складов на 400 тысяч человек (плюс австрийцы, которые сами заботились о своём снабжении), во-​вторых, цифру проговаривали представители первого поколения историков, работавших ещё при живых участниках Отечественной войны 1812 года, в третьих, хорош был бы главнокомандующий Бонапарт, не создай он перед вторжением двух – трёхкратное превосходство в силах.

И была у этого главнокомандующего и его войска абсолютная уверенность в победе, но провалился блицкриг.

Вместо месяца война длилась полгода; лишь две трети вторгшейся армии дошли до Витебска, одна треть осталась после Смоленска, каждый пятый из состава армии вошёл в Москву и мало кто вернулся домой. 

   Здесь пора уточнить, что и 450 тысяч солдат первой волны, и пятая их часть (90 тысяч) – это цифры номинальные, то есть фиктивные, введённые для удобства балансировки массива оценочных данных. Чтобы от фикции перейти к чему-​то осязаемому, будем говорить о частностях, о случайно вызванных из памяти очевидцев эпизодах.

   Целясь в двигающиеся на Москву караваны, командир партизан Денис Давыдов замечает между делом: «Несчётное число обозов, парков, конвоев и шаек мародеров следовало за армией по обеим сторонам дороги, на пространстве тридцати или сорока вёрст. Вся эта сволочь, пользуясь безначалием, преступала все меры насилия и неистовства» ©. Шли авантюристы, лакеи, проститутки: «… они соединяются с бродягами, которые под видом прислуги или маркитантов сопровождают армии с единственным намерением красть». 

   При недостатке жандармов при армии это неизбежное зло, но было и привнесённое – вызванное ничем не выводимым снобизмом голубокровных: вначале похода они ни во что не ставили ни русских полководцев, ни солдат и, грезя о богатой добыче, истощали своё воображение в поиске изысканно-​приятных радостей восточного путешествия. Если в прежних своих компаниях Наполеон шёл сражаться и победить, то в походе на Россию победа предполагалась «по умолчанию». Задача была легка: обосноваться на захваченной территории, присвоить здешние богатства, наслаждаться ими, в своего вассала превратить русского царя и двигаться дальше – до границ своего бесконечного тщеславия. Народ порабощать не надо – он и так в рабстве – зачем принимать его во внимание?

   Поэтому тащили за собой артистов и художников, портных, каменщиков, пекарей и поваров. Наполеон нагрузил десятки и десятки своих экипажей центнерами деликатесов – сырами, шоколадом, кофе, горчицей, погрузил тысячи бутылок дорогих вин и шампанского – для всего требовалась специальная прислуга, и она хорошо устроилась в специальных экипажах. Рядом ехали чиновники, финансисты, аудиторы.

   Маршалы не отставали от императора, генералы не отставали от маршалов; французских офицеров аскетами тоже не назовёшь. К примеру, всемирно известный писатель Стендаль был в то время младшим офицером интендантской службы. Казалось бы, сам бог велел этому гению написать мемуары о том времени, однако не захотел он вспоминать о русском походе. Написал романы «Пармская обитель», «Красное и чёрное», а мемуары писали уже задним числом боевые офицеры, и только «задним числом». Все таланты в интендантских и финансовых подразделениях предпочли молчать; на то есть веская причина: не хочется позориться и показывать себя обыкновенным мурлом, а не светочем мировой морали.

   Но остались письма того времени, где тот же Стендаль между делом описывает трудности, преодолеваемые им в Москве: «Я изнемогал от усталости и шёл пешком, потому что коляска моя была полна вещами, награбленными слугами. Коляске не угрожала опасность, но слуги мои, как и все остальные, были пьяны и способны заснуть среди горящей улицы» ©.

То есть младший офицер дотащил-​таки до Москвы свою коляску и слуг. 

   Было и то, без чего нельзя обойтись на войне. Никто из мемуаристов не мог забыть начало компании 1812 года – переправу Великой армии через Неман. У каждого в памяти отпечатался самый значимый для него момент, а у одного известного офицера нужный нам эпизод: «Больше всего поразили меня: огромный транспорт болтливых баб – на телегах, на конях и пешком; мне сказали, что их назначение – ухаживать за больными и ранеными в госпиталях; затем – не менее многочисленное шествие врачей, по большей части молодых людей, которые подвергались постоянным порицаниям и наставлениям со стороны своего начальника» ©.

Это дополнение к войскам – дело необходимое в походе, как и подразделение музыкантов – флейтистов, горнистов, барабанщиков.

В боях от этой «обслуги» толку не было, но число вторгшихся бандитов с учётом непрерывно прибывающих из Европы резервов можно смело увеличить до 600 – 700 тысяч: нам же всё равно, кто нас грабит – солдат, маркитантка или чиновник.

   За яркими боевыми эпизодами глубоко прячется от историков деятельность этих прытких искателей богатств и приключений, а роль их велика. Их повозки запрудили дороги, эти люди первыми обгладывали продовольственные транспорты, оставляя голодными идущих впереди солдат. Итальянский офицер вспоминает: «Солдаты с изумлением и негодованием обратили внимание на изобилие кушаний и утонченных вин на столе императорской прислуги. А сами солдаты переносили в то время величайшие лишения. Эта противоположность была отвратительна и унизительна» ©.

   А были ещё провалы продовольственных транспортов в омуты еврейских местечек: «… он продал там евреям всё, что припас для нас, за исключением убойного скота, зато привёз много денег, которые и передал полковнику. Сам он, по его словам, ничего не удержал себе; однако этому – странно сказать – не хотели верить. Но как всё земное тленно, так и солдатское добро» ©. В общем, много чего было, «что и не снилось нашим мудрецам».

Одно понятно: в этом нашествии народов Европы на Русь даже десятипроцентная точность счёта может считаться чрезвычайно высокой и вряд ли достижимой.

   Один из подсчётов того же Клаузевица: «Под Смоленском соотношение сил обеих главных армий составляло 180 к 120, а так как при оценке сил противника легко ошибиться на какие-​нибудь 20 тысяч, то русские могли предполагать, что против них стоят двести тысяч человек» ©. Всё правильно. В сложившейся динамической ситуации могли предполагать и сто пятьдесят тысяч, и сто восемьдесят две, и двести с лишним, и все эти цифры у кого-​нибудь из историков, но присутствуют.

   Да и самого Наполеона не сильно волновали «какие-​нибудь 20 тысяч». Если предположить, что ему вдруг доложена совершенно точная цифра, например, в сорок тысяч кавалеристов, то точной эта цифра будет для бухгалтера, а для боя – номинальной. Генерал от кавалерии Пьер Дежан вспоминает ответ императора на доклад о нехватке лошадей и о том, что половина из молодых солдат не может обращаться с саблей: «Если я вывожу в поход 40’000 …, то прекрасно понимаю, что не могу надеяться получить такое же количество добрых всадников».

   Ещё в более широких коридорах неопределённости гуляет подсчёт потерь. Почти вся Великая армия растворилась именно на маршах, и корифеи науки пишут что-​то типа: «Очень большие потери понесла на походе тяжелая кавалерия. … (54,7% состава!). Правда, нужно отметить, что эта дивизия участвовала в бою под Островно и в ряде авангардных стычек, однако её общие потери в боях составили лишь одного убитого и троих раненых офицеров и около сотни нижних чинов. Следовательно, боевые потери составляли лишь малую долю в общем снижении численности дивизии».

   Обычно ударение ставят на «боевых» потерях, как на показателе превосходства одной армии над другой. Пишут, что тяжёлая кавалерия до Смоленска участвовала лишь в одном бою – «бою под Островно», а половина её полегла от тяжести перехода. Но «авангардные стычки» – это не бой? Эти стычки происходили по нескольку раз каждый день. Одни крупнее, другие слабее – и не все упомянуты в рапортах.

   Офицер егерского полка Николай Иванович Андреев вспоминает: «… по выходе из леса [колонны французских кавалеристов] стали раздаваться по полю вправо и влево, другие шли по дороге. Противник был приветствован картечью из орудий и батальным огнём наших егерей. Я был на большой дороге и видел, как несколько неприятельских колон были опрокинуты. Но они смекнули, для чего терять людей, и пошли в обход». Это был авангард Мюрата, и вряд ли маршал стал докладывать в штаб о своих потерях.

   Андреев – подпоручик,– он мог говорить лишь об отдельных эпизодах и не мог отвечать за систему. Генерал Пётр Петрович Коновницын более подробно описал тактику арьергардных боёв русских войск: «Главные силы армии не были изнуряемы утомительными маршами, благодаря искусным действиям нашего арьергарда, который отходил шаг за шагом, замедляя движение неприятельского авангарда. Везде, где только встречались равнины, встречала неприятеля наша кавалерия, построенная в шахматном порядке, между тем как в тылу её, на высотах, располагались батареи так, чтобы они могли удобно оборонять впереди лежащее пространство перекрестными выстрелами, а в лесах устраивались засады из пехоты».

   Скорее всего, словами «Главные силы армии не были изнуряемы …» генерал несколько приукрасил состояние русских войск. Есть свидетельства других участников этого грандиозного марш-​броска: «Изнурение пехоты простиралось до того, что у многих, по истощении всего пота, выступала под мышками кровь. Облегчить пехоты не было способа. … Все верховые офицерские лошади были навьючены ранцами усталых» ©.

   Теперь «легко» представить, как после таких маршей унтер-​офицеры выстраивают солдат, и «честно-​честно» пишут рапорты с чётким разделением потерь на «боевые» и «санитарные». Я уже не говорю о вездесущих отрядах иррегулярных войск – казаков, которые не меньше французов «любили» бюрократическую писанину. Полковник кавалерии Мишель Комб вспоминает: «Для нас, лёгкой кавалерии авангарда, бой следовал за боем без перерыва каждый день. Неприятельская армия отступала в удивительном порядке, оставляя после себя очень мало убитых и ни одного раненого. … [ русская армия] защищала каждую пядь земли, причиняя нам большой урон артиллерийским огнём всякий раз, когда её артиллерия находила удобную позицию для того, чтобы поставить батарею…. Каждый вечер после захода солнца, еле живые от усталости, умирая от голода и жажды, мы разбивали свой лагерь в поле или в еловом лесу».

   Здесь практически невозможно разделить «боевые» и «санитарные» потери и командирам выгодно было всё списывать на трудность марша и погоду. И чем, кроме оправданий полевого командира, санитарные потери лучше боевых? Кроме того, санитарные потери были во многом организованы русской армией, которая старалась останавливать французов на местности без воды, еды и фуража.

   Не имея возможности уничтожить русские пушки отрядами кавалерии, авангарды Великой армии останавливались и дожидались подхода пехоты и своей артиллерии. В этот момент русские отходили.

   Приведём ещё один вариант военных подсчётов. Теоретически потери можно оценить по количеству тел, оставшихся после битв. Отчёты по результатам захоронений для крупных баталий вроде бы имеются. После Бородинского сражения, согласно отчёту 1813 года, было захоронено 58478 тел, но есть два нюанса.

   Первый понятен из мемуаров участников битв, где картина выглядит примерно так: «Там лежали обломки оружия, окровавленные лоскутья мундиров, мертвые тела, издохшие лошади, объеденные хищными птицами человеческие кости. ... они были завалены телами, превращенными в тошнотворную массу из плоти и крови ...». То есть говорить о каком-​то точном учёте и сортировке тел просто не серьёзно.

   Второй нюанс относится к членам похоронных команд, утяжелённых деньгами за проделанную работу, не заинтересованных в классификации тел на своих и чужих, на убитых в этом бою, или позже, собирающих тела в соответствии с административным делением территории, а не с границами битв. Сотрудник музея «Бородинское поле» А.А. Суханов проанализировал имеющиеся первичные документы, на основании которых была составлена итоговая ведомость, нашёл значительное количество арифметических ошибок, нестыковок, прочих то ли вольных, то ли невольных загибов. По его анализу на Бородинском поле захоронено 49877 тел.

   Остаётся признать правоту нашего выдающегося демографа Б.Ц. Урланиса: «Точный размер потерь за время наполеоновских войн установить невозможно. … В XVII и XVIII вв. полностью учитывали потери лишь среди генералов, в период наполеоновских войн – среди офицеров. Только с середины XIX в. начали тщательно учитывать потери рядового состава [напомню, что 1812 год – это начало XIX в. (БВ)]. … Установив определенное соотношение между числом убитых и раненых офицеров и солдат, можно получить цифру числа убитых солдат. … расчёт потерь по такому методу … даёт близкое приближение к действительным потерям».

Это, конечно, со стороны демографа заявление легкомысленное, на опыте не проверенное, но что-​то такое в нём есть.

   Действительно, в Бородинской битве французы потеряли гораздо больше генералов и офицеров, чем русские, а их общие потери решили считать меньшими. Это как понимать? 
Может, наши трусили? Так ведь нет. 
Может, у нас начальства меньше?  Опять не так.
У русских было больше опытных солдат? Метких стрелков, по командирам сквозь дым целящихся? Нет и нет.

   Наоборот, кадровых военных в русской армии было в полтора – два раза меньше, чем у захватчиков. Нашу численность увеличивали необученные, плохо вооружённые ополченцы и почти не участвовавшие в бою иррегулярные войска.

   Скорее всего, это численность и потери французов у историков сильно занижены. Есть о чём задуматься. А задумавшись, приходишь к выводу, что расчёты численности и потерь во многом зависят от положения учёного на иерархической лестнице, а значит, мейнстрима.

   Например, генерал–лейтенант Александр Иванович Михайловский–Данилевский, действительный член Императорской Российской академии, ординарный академик, был человеком честным, трудолюбивым, всю жизнь работал и учился, писал книги, вёл дневники. Будучи богатым человеком и работая в канцелярии министра финансов, поступил, тем не менее, в петербургское ополчение. Был отмечен М.И. Кутузовым и переведён в армию одним из его адъютантов. Участвовал в сражениях и был тяжело ранен; был замечен и Александром I, и Николаем I, который поручил академику написание официальной истории войны 1812 года. В предисловии к своему труду Александр Иванович сообщает: "Имея, по Высочайшей воле, доступ во все, без исключения, архивы, я не оставил ни одного, которого не изучил бы". 

   Наверное, он побывал во многих архивах, наверное, смотрел кое-​какие документы. Но что может один человек без подчинённых? Один лишь Лефортовский архив –  это на то время десятки километров стеллажей с документами. Документы – это брошенные во влажных помещениях связки несшитых, ненумерованных ведомостей, строевых рапортов, приказов, диспозиций. Несколько человек занимаются разборкой этой груды бумаг. Холодно, сыро. Спасибо начальству: выделило сотрудникам войлочные подстилки под ноги. «Высокие темпы достигались, прежде всего, благодаря самоотверженности чинов делопроизводства, беззаветно отдающих делу все свои досуги, хотя они, кроме мизерной зарплаты и нравственного удовлетворения... ничем иным не вознаграждались» ©.
Могу думать, что выбранные и переписанные бумаги шли к академику. Надеюсь, что он их сортировал и отбирал так, как нужно. А как нужно? 

   Ну не так же, чтобы из генералов – академиков улететь в ссылку или, если повезёт, в рядовые писари того же архива. Победитель в этой войне для Михайловского–Данилевского понятен из фрагмента его классического труда: «Война 1812-го года навсегда останется незабвенною, как повесть событий, беспримерных в летописях военных, как память великого подвига Императора Александра и любви к Нему и Отечеству Русского народа... События, в следствие коих двинулись ополчения Запада в недра Русской земли, и совершились судьбы Бога в 1812-м году, столь дивные, что самый Победитель знаменовал их словами: «Не нам, не нам, а имени Твоему!».

   Тогда так было принято, как было принято в раннем СССР славить Сталина. Многие думают, что на цифры это не влияет. Оказывается, влияет и должно нами учитываться. Так, уже на 12-й странице своего 1700 страничного труда Михайловский–Данилевский говорит о вставших на защиту Родины «пятидесяти миллионах Русских». Но в 1812 году жителей числилось около сорока миллионов. Пятьдесят миллионов стало при царствовании Николая I, на момент написания книги,  и автор исказил цифру, чтобы угодить правящему царю.

   Здесь некого винить, потому как слаб человек. Просто надо к расплывчатости, неясности первичных документов прибавлять и личный интерес учёного. Если учёный при степенях, тем более вращается в высших орбитах кратоворота и рвётся ещё выше, то, значит, с начала своей деятельности большую часть жизненной энергии и времени он потратил на верчение, на ритуальные танцы перед начальством и коллегами. Научная истина здесь вторична. По-​другому бывает, но очень редко и по случаю. Рядового же исполнителя никто не спрашивает, пусть он хоть семи пядей во лбу и лучше всех проник в ситуацию. Кто он такой, в конце концов?

Что же касается численности войск и величине потерь, то на настоящий момент даже число битв точно не подсчитано.

   Академик Е.В. Тарле сообщает своим читателям: «Наполеон дал на своем веку около 60 больших и малых сражений (количественно несравненно больше, чем в совокупности дали Александр Македонский, Ганнибал, Цезарь и Суворов)». Но Суворов сам дал более шестидесяти битв и, в отличие от Наполеона, все выиграл. Сколько битв дали Цезарь, Македонский и Ганнибал в принципе не может быть известно. Тогда к чему Тарле это написал?

   Специалист по истории Отечественной войны 1812 года профессор Н.А.Троицкий на первых страницах критикует такой подход, а в конце зачем-​то сам расширяет список: «(Наполеон)… дав на своем веку 70 сражений – больше, чем Александр Македонский, Ганнибал, Цезарь, Фридрих Великий и Суворов, вместе взятые». 

   Известный реконструктор исторических событий доцент О.В. Соколов в своей книге «Армия Наполеона» сообщает, что Наполеон дал пятьдесят больших и малых битв.

Итак, с точностью расчёта числа битв всё более–менее ясно: точность ещё та.

   Впрочем, появляются работы, где учёные говорят о надёжности источников, дают количественную оценку погрешности. Так С.В. Шведов пишет: «… цифровые данные в трудах разных авторов отличались на десятки тысяч человек. Отсюда происходит разброс оценок потерь, например, при Бородине в 20÷30 и более процентов». Правда, он делает странный вывод о недопустимости таких погрешностей, как будто можно эту неопределённость как-​то уменьшить.

Уменьшить – значит солгать, а вот это действительно недопустимо. 

   Со временем первичных документов становится всё меньше. Они гибли и гибнут от сырости и пожаров. Их выкидывают за ненадобностью. Например, племянник царственного героя войны 1812 года Петра Ивановича Багратиона – губернатор Пётр Романович Багратион  – продал на конфетные обёртки целый архив, хранившийся до этого в соляном амбаре. Там были, в частности, донесения Суворова о боевых действиях. А сколько у нас и в мире было и есть таких «племянников»?

   Большевики, начиная с 1918 года, ломали монументы воинам России («царским сатрапам») и вывезли на макулатуру сотни подвод с документами Бородинского сражения. 

Время идёт, а «время – отец чудес».

   Мало того, что документов всё меньше, а «точность» всё больше. Так ещё французы видят одно, а ставшие теперь немцами пруссаки, баварцы, саксонцы и прочие тевтонцы – другое. Немцам сейчас очень обидно, что тогда насмерть бились они друг с другом по обе стороны баррикад. У итальянцев свой взгляд, у испанцев – свой. Русские вышли победителями, и нам важен именно наш взгляд на те события, но, к сожалению, не всем.

   Как пишет не последний человек в РАН, кандидат исторических наук Ольга Большакова: «Изучение наследия Наполеоновских войн в том, что касается формирования европейской идентичности Нового времени, развивается  за  рубежом достаточно активно, однако русистике пока не удается идти в ногу с современной историографией Западной Европы». И ребята стараются, ровняют шаг.

   В июле 2012 года директор Фонда Наполеона Т. Ленц и французский генерал в отставке Л. Парис на конференции в Москве вновь доказывали, что Великая армия одержала победу на Березине. Конференция состоялась в институте всемирной истории РАН, и никто из присутствующих этот «исторический факт» в исполнении французов не оспаривал.

  Уж лучше бы не поддакивать безвольно французам, а указать, что к Березине Наполеон подошёл с небольшим, но боеспособным и закалённым в боях ядром Великой армии. По дороге он собрал оставленные им в ходе летнего наступления гарнизоны, а на самой Березине его встретили довольно свежие резервы, подошедшие с северо–запада. И, хотя сам император и его ближайшие военачальники спаслись, но Великая армия была разгромлена и перестала существовать, а численность её на Березине некоторыми историками оценивается под 90 тысяч человек. Разгромлена именно русскими войсками, а не морозами.

   Во всех французских мемуарах говорится о страшных тридцатиградусных морозах, морозивших их авторов дни напролёт и чуть ли не целый месяц. А кто тащил с собой градусники и замерял температуру? Где эти данные? Реальный мороз и его ощущение – разные вещи. Обычно ссылаются на данные Виленской астрономической обсерватории, но, кроме ссылок, ничего. Есть их работы по отслеживанию планет, но никак не температур. Где хотя бы сканы первичных документов?

   Что касается численности войск и потерь, то лучше всего держаться мнения первых историков – от Бутурлина до Богдановича. Они не размениваются на ерунду, типа: считать денщиков бойцами или нет и куда отнести мальчиков–флейтистов. Им было всё ясно интуитивно: они жили и служили в то время.

   По большому счёту странно бы требовать от разрозненных подсчётов полной ясности; итоговые документы с одной стороны уничтожены штабом Наполеона, с другой стороны – отсутствуют изначально. Остаётся объединять частности, чтобы выдать результат за всеобщее. Так историки и поступают. И единственная наша просьба к ним – указывать ошибки вычислений, а не корёжить правду по хотелкам начальства или страсти к деньгам. Это, впрочем, так, – риторика.

   Сильна Европа, огромен опыт переговоров с «туземцами» за её плечами и всегда тщательно скрываемая брезгливость к «дикарям», многовековое презрение к тому, что те говорят и делают.

   Всегда красивость в речах – и потом нарушение сказанного. Обещали не продвигать НАТО на Восток – обманули: на бумаге-​то не записано. Да и записали бы, что стоит им, многомудрым, ещё что-​нибудь разрушительное придумать.

   Вот возомнил себя вождь восставших и президент Сан–Доминго ровней белым французам – и в десять месяцев сгноили его в сырой одиночной камере по приказу Наполеона, а население обратили в рабство. Так чего же после этого жаловался Бонапарт на острове Святой Елены, что англичане его обманули? Не по чину бедный итальянский дворянин с Корсики англосаксам. Сдался бы русским – жил бы в уважающем его окружении.

   Но как такое может быть? Не может же человек юлить, врать и потом нормально себя чувствовать, гордиться собой – это против природы человеческой, данной Богом (впрочем, европейцы и Бога забывать стали и пытаются его подкупить). Такое может быть в одном случае – если не считать собеседника ровней себе. Потому и для вора обворованный всегда лох недоделанный.
В натуре бандитов, разбойников, грабителей – чопорность, высокомерие, презрение, но и хладнокровный расчёт, даже старательность: они, как охотники,  против сильной дичи ведут тщательную подготовку.

   Они заранее плетут сети, делают силки… Всё это называется сегодняшним международным правом, договорами. Нас, с одной стороны, заманивают, а с другой – красные флажки развешивают (туда нельзя!). Нам  за них нельзя, а мнящим себя охотниками – можно, – и на уровне инстинкта не уважают они тех, кто не может за флажки.

   А русские думают, что все люди равны, русские не считают себя дичью и ведут переговоры открыто, искренне стараются, хотят, чтобы всем было лучше, чтобы для всех работало равноценно . Смотрят на «партнёров» за столом и верят собеседникам, – а как же, видно, что те до пота стараются достичь результата, честность в ясном глазу, искренность в интонациях…

Русские правильно чувствуют, что их собеседники старательны и правдивы…

Только те правдивы, как звери на охоте.