Со дна истории. О романе «Колдовской ребёнок» Е.П. Чудиновой

Автор: Дмитрий Володихин

Скажу сразу: моё отношение к роману «Колдовской ребёнок. Дочь Гумилёва» безусловно положительное. Если кто-то сильно не любит Чудинову, то такому человеку лучше прервать чтение моего отзыва на этом месте.

Итак, новый роман Чудиновой — сложная, интересная вещь, посвященная людям русской дворянской культуры, которых постепенно убивает советская власть, а они не дают себя перекроить, упростить.

Роман по форме — семейная хроника, в центре стоит судьба дочери Н.С. Гумилева Елены и семьи его второй супруги — Анны Энгельгардт. Но это очень условный «ствол дерева». По большому счету, книга представляет собой сплетение историй о многих людях, принадлежащих к русскому дворянству, постепенно истребляемых большевиками в 1930-х, а затем гибнущих во время ленинградской блокады. К этим линиям добавлены истории судеб некоторых представителей новой власти, прежде всего, откровенного мерзавца, эзотерика, дикого распутника и устроителя бесчеловечных «экспериментов» на людях Глеба Бокия.

К советской власти Чудинова справедливо беспощадна. В ее восприятии этот вариант управления Россией предполагал обязательную концентрацию редких подонков на самом верху общества и, с их подачи, введение «политически оправданного» злодейства в ядро общественной нормы. Иначе говоря, насильственное «подключение» к осознанному злу огромных масс населения. С этим я готов согласиться: полагаю, тут Елена Петровна права.

Стилистически роман — удачная архаизация под русский литературный и русский разговорный язык (не только под лексику, но также интонации, ситуативное звучание) первой половины XX века. Повествование неторопливое, текущее, как река по равнине. Хроника трагедии к концу книги не становится менее страшной, скорее, наоборот, чем дальше, тем ужаснее ситуации, через которые проезжает трамвай романа… но холодноватая, до крайности реалистичная манера, спокойно, без истерик, можно сказать, в документальной манере рассматривать зло под микроскопом в данном случае производит сильное впечатление: муки и смерть… это всего лишь обыденность; они ли важнее всего в судьбах людей высокого полёта?

Фантастический элемент минимален — десяток эпизодов с элементами мистики, и, главное, ночь ухода главной героини из жизни, где мистический элемент весьма силен и ощутим.

В литературном плане «Колдовской ребенок» — удача, в отличие от «Победителей», где элементы семейной хроники просто по формату романа (роман-трактат, утопия на основе альтернативно-исторического поворота в русской истории) вредили восприятию книги, кошмарно замедляя развитие сюжета. Здесь это всё уместно, основательно, привлекательно, в конце концов. Та же неторопливость в ином формате получает полное оправдание.

В идейном смысле это, конечно, «белый роман», и пафос его белизны мне близок, понятен, вызывает радость как нечто родное. Человек с «красными убеждениями» книгу вряд сможет прочитать без приступов бешенства. А ваш покорный слуга с интересом следил за борьбой молодых рыцарей Юденича, стоящих у ворот красного Петрограда. Я вообще считаю полезной романтизацию белого дела и старинной русской культуры, старинного русского быта, к которой столь склонна Е.П. Чудинова. В массовом сознании должно быть «комфортное прошлое», а не бесконечная мешанина из террора, переворотов, казней.

Напоследок скажу… для своих. Мы должны видеть белое рыцарство, мы должны видеть и высокую культуру дореволюционной России, много потерявшую с началом советизации. Но мы должны не забывать и того, что задолго до 1917 года политическая элита уже была заражена эзотеризмом, революционерством, враждебностью к самодержавию и религиозным индифферентизмом. Где были все те рыцари, когда надо было не позволить заговорщикам унизить государя, пленить государя, отобрать у государя власть? В том мире было много хорошего, но и гниль, гниль завелась в нем, притом на очень высоком уровне.

Впрочем, не могу упрекнуть Чудинову, что она об этом не писала: другая у нее была задача, и эта задача выполнена именно так, как надо.