Как питались в советской провинции

На днях стало известно, что рацион россиян наконец-то приблизился к стандартам ВОЗ, то бишь, в целом питаться стали правильнее. Однако, это не от хорошей жизни. Всё гораздо прозаичнее. Больше овощей, картошки и меньше мяса начали потреблять по причине банальной малодоступности последнего. Но всё это цветочки по сравнению с тем, какая ситуация творилась с продовольствием в позднем СССР. Если в Москве, Ленинграде, Киеве и некоторых других крупных городах ещё был какой-то ассортимент продуктов, то в провинции - полный мрак и безысходность. Ниже - история-триллер из первых уст.


Рассказ костромского писателя Игоря Дедкова (1934-1994), который с середины 50-х вёл дневники о быте Костромы, позже объединённые в книгу.

29.12.76

Пенсионерам дают к Новому году талоны на мясо в домоуправлениях (1 кг на пенсионера). Впрочем, не талоны, а «приглашения». Получаешь «приглашение» и идёшь в магазин. Сегодня «Северная правда» отправила своих представителей в магазин, чтобы получить мясо (по 1 кг на работника). Именно так дают мясо трудовым коллективам. В магазине же сказали: берите тушу и рубите сами. Редакционные женщины возмутились и ушли. После телефонных переговоров с начальством мясо обещали завтра: и разрубленное, и высшего сорта. Сегодня жена Камазакова, член областного суда, целый день сама рубила мясо. Этому коллективу мясо выдали тушей. Рубили, взвешивали, торговали.

25.10.77

В эти дни повсюду по конторам собирают по 7-8 рублей (на колбасу и за курицу), чтобы можно было отметить 60-летие родного государства. Сам видел, как в отделе комплектования областной библиотеки среди стоп новых книг на полу лежали грудами куры и стоял густой запах. Все ходили и посмеивались. Такая пора: все ходят и посмеиваются.

В эти дни в магазинах нет туалетного мыла. Нет конфет. Само собой разумеется, нет мяса (на рынке в очередь — по четыре рубля за кг), нет колбасы, сала и прочего.

Виктор Б. уверял меня, что ливерная колбаса ныне переименована в «растительную» (58 и 60 копеек за килограмм). Сегодня впервые я попробовал пить кофейный напиток производства ростовского (ярославского). Состав: ячмень — 75 процентов, овёс — 15 процентов, рожь — 10 процентов. Пить можно, но действия никакого. Пахнет зерном.

22.11.77

И.Клеевицкий (начальник облкниготорга) рассказывал мне сегодня о том, как допекают его всякие начальники из-за книг. Как-то позвонил второй секретарь К.Суслов и попросил достать «пять Пикулей» (имеется в виду сборник исторических рассказов Пикуля). Когда же председатель облисполкома К.Донцов обнаружил, что когда-то, лет десять, а то и больше назад, он не выкупил какого-то тома какого-то издания, то дал Клеевицкому машину и отправил его в Москву на добывание недостающего тома. Клеевицкий сделал всё, что мог, но не добыл. А чтобы убедить Донцова в серьезности своих усилий, он привез официальный ответ от какого-то крупного книготоргового начальника, что достать этот том сейчас не представляется возможным. Клеевицкий жаловался, что все дела теперь приходится устраивать с помощью книг и преподносить книги строителям, автотранспортникам и т.д. Да и в Москву, сказал, приходится возить книги, чему я удивился.

2.12.77

На областном собрании физкультурного актива представители из районов говорили о том, что нельзя ждать никаких результатов от штангистов, потому что спортсмен в районе, даже в областном центре, не может поддерживать необходимый режим питания. Все запасы пищи, которые я привёз из Москвы, закончились; осталось немного корейки. Я понимаю, что всё это можно стерпеть. Когда Слава Сапогов огорчился, увидев в продаже только синие лампочки (у него уже в комнатах темно), я ему сказал: «А ты не огорчайся, ты смейся, потому что, может быть, так и было задумано».

Приближение праздника чувствуется во всём: несут елки, в пять вечера на улице выстраивается очередь за маслом, по конторам (служащим) продают мясо по килограмму, низшей категории. Значение пролетариата как авангарда сказывается в том, что рабочим выдают тот же килограмм, но двухрублёвый.

12.10.78

Сливочного масла нет.

В эти дни заканчиваются работы в колхозах и совхозах, в которых участвовали тысячи горожан. Никто и не думает этих людей просить. Звонок из райисполкома («примите телефонограмму») обязывает: такого-то числа поставить в такое-то хозяйство столько-то человек. Эта власть давно разучилась уважать своих граждан, она — бесцеремонна. Всякое непослушание, принимающее — даже невольно — политическую окраску, расценивается как худшая из разновидностей непослушания и нарушения порядков. И пьянство, и хулиганство, и прочее понимаются и воспринимаются (и наказываются также) много спокойнее и легче, чем инакомыслие.

26.10.78

В Кострому прибыли 25 молодых азербайджанцев-мелиораторов. Это нужно понимать так: братья азербайджанцы явились на помощь своим русским братьям. Теперь-то матушка-Россия будет спасена, навалятся дружно азербайджанцы, грузины, узбеки да туркмены, отмелиорируют её бедные земли на славу, и начнется новая жизнь. И уже в Сусанине строят, спешат ракетчики — отложив какие-то свои дела — 60-квартирный дом для азербайджанцев и тех, кто прикатит следом. А про азербайджанцев уже поговаривают, что они уже просят барашков и удивляются, почему это в Костроме буквально каждый день — мяса нет.

Галунина рассказывала, как ходила недавно в ресторан Берендеевка.

Там обедала группа грузин; какая-то заехавшая в Кострому делегация, а не предприниматели с базара. И вот один из грузин, разговорившись с Аней, сказал, что у вас здесь нет достоинства. У вас нет того и другого, а вы делаете вид, что так и должно быть, что всё в порядке. У вас нет достоинства, повторил он и, уходя, сказал: «Подумайте об этом».

8.12.78

Москва в эти декабрьские дни наводнена приезжим народом. За мясом и колбасой огромные очереди. Даже выехать из Москвы трудно. Никогда не видел зимнюю Москву такой. Достали и до Москвы продовольственные нехватки. Самарская (из «Молодой гвардии») нимало не смущаясь сказала мне, что на одной из новых станций метро есть изображения городских гербов из т. н. Золотого кольца и что теперь москвичи говорят: это города, которые у нас кормятся. Принято решение раскрепить московских писателей по магазинам. Ради этого решено устроить приём в честь пятидесяти директоров гастрономов, и на правлении Литфонда обсуждали вопрос о выделении денег для преподнесения директорам книжных подарков.

Герой СоцТруда Буракова. Приехала она на областную партконференцию. Сначала рассказывала, как два вохомских председателя ездили в Голландию и как им там понравились условия сельской жизни.

Настроение у этой женщины было не очень веселое. Молока сырзаводу не хватает. Коровы стоят голодные. «Съездишь на ферму, потом полночи не спишь, всё эти коровы в глазах стоят». Они уже не способны принести приплод, настолько обессилены. Осенью вручную было выкошено около пяти тысяч га пшеницы, ячменя, овса, из тех, что не взяли комбайнами. Выкосили, сложили в копешки, и всё ушло под снег.

Люди пьянствуют; видела она и спящих пьяных доярок, свалившихся прямо на ферме. «Наверное, мы долго не проживём», — сказала она, и я даже не сразу понял, о чем это она. Оказалось: о войне.

С горечью рассказывала, как ездила в Одессу в связи с экспортом сыра на Кубу. Её поразило обилие и высокое качество товаров, отправляемых на Кубу, — масла, консервов, сыра и т. д. — и почему своим ничего не остается.

О нынешней ситуации в хозяйстве. Такие есть данные: в этом году уже пало крупного рогатого скота: 9886 — в совхозах, 6900 — в колхозах области. Теперь понятнее, почему директор сырзавода, вернувшись с ферм, долго не может заснуть. Она вспоминает, как дрались коровы из-за корма, и как сильные теснили слабых, и какой стоял рёв.

В обкомовском буфете клюква стоит три рубля килограмм. Это дороже заморских фруктов.

4.1.79

Сегодня в редакцию позвонил И.Иванов (зам. зав. отделом агитации и пропаганды обкома партии) и сказал, что необходимо выделить трёх человек на курсы трактористов.

15.9.79

В библиотеке мне сказали, что к сентябрю каждая сотрудница библиотеки уже тридцать раз ездила на работу в колхоз и неизвестно, когда поездки закончатся. Такое массовое привлечение людей к сельхозработам всех удивляет: прежде такого не было. А что будет дальше? — спрашивают себя люди.

21.5.80

Пучок редиски (пять штучек) стоит на базаре 50 копеек. Яблоки (там же) — четыре рубля. Шофёр из красносельской редакции возмущался по дороге этими ценами. Он хотел купить в Костроме селёдку, но не нашёл. Вёз в Красное (36 км от Костромы) спички, потому что со спичками перебои. Говорит, что масла и сыра в Красном нет, молоко бывает, но лучше всего снабжают водкой. У нас, в городе, опять нет масла, нет муки, крахмала, всё реже удается купить кефир, творога нет.

2.11.80

Из Демидкова перевезли в середине октября два мешка картошки; стало как-то полегче, какое-то время не придётся рыскать в поисках картошки: на базаре есть, да нужно приходить вовремя , а в магазинах — небывалое дело — нет. Когда приезжал Стасик, хотел купить коньяка, но не смог: нигде не было, да и водки не было; мрачные люди стояли у винных отделов, ждали привоза, а услышав, что где-то какое-то дешёвое винишко есть, подхватывались и устремлялись в указанном направлении. Было во всем этом что-то унизительное.

10.2.81

В зале горкома партии проходила встреча интеллигенции творческой с руководителями города.

Тома подала там вопрос о молоке. До каких пор, спросила она, в нашем городе будет продаваться молоко только пониженной жирности (1,4%)? Ответ был таков: молоко будет таким и впредь. В стране сделано исключение (жирность: 3,6%) для Москвы, Ленинграда, Киева и ещё нескольких городов. Разумеется, никто этому не удивился. Нас уже приучили к существованию привилегированных городов, пространств, слоёв и групп населения. Почему московские дети должны жить в лучших условиях, чем большинство их сверстников? Этот вопрос не возникает.

Теперь всё перевернулось: со всех маленьких станций, со всей России едут в большие города, но, не найдя и там колбасы, мяса, творога, а то и масла, устремляются в Москву.

2.1.82

В Москве — всюду толпы, очереди, кипение. Была последняя неделя декабря, и русская провинция брала свое. У одного из магазинов увидел толпу, перед толпой стоял грузовик, и какой–то мужчина с грузовика что–то кричал толпе, энергично потрясая руками. «Революция», — подумал я, но подошел поближе. Мужчина выкрикивал цифры по порядку: триста шестьдесят четыре, триста шестьдесят пять и т. д. Магазин назывался «Ковры». Если бы эту сцену снять кинокамерой и скрыть магазинную принадлежность здания, то всё это можно озвучить как уличный митинг. Столько страсти и благородного энтузиазма в том мужчине на грузовике!»