Что было "во глубине сибирских руд" на самом деле

На модерации Отложенный Жизнь декабристов «во глубине сибирских руд»: романтические домыслы и историческая правда

  Декабристы всегда были любимыми историческими героями взрослых и детей, предметом вдохновения литераторов и кинорежиссеров. Декабристские жены и вовсе воспринимаются как безусловный образец преданности, благородства и самоотверженности. Развенчание идеала многих поколений – дело неблагодарное, да и, наверное, вредное. К тому же совсем необязательно бросаться в крайности, достаточно лишь оценить «картину» с несколько иного ракурса. Итак, попробуем разобраться, насколько невыносима была жизнь декабристов на каторге и в поселениях, так ли уж много «гордого терпенья» потребовалось мятежникам?

  «Декабристы» (автор С. Левенков)

 «Декабристы» (автор С. Левенков)

Тяжесть оков

Следствие установило, что из пяти сотен членов тайных сообществ около трехсот человек имеют прямое отношение к попытке государственного переворота. Казнены были лишь пятеро главарей, а сто двадцать участников восстания отправились в Восточную Сибирь. «Повешенные повешены. Но каторга ста двадцати друзей, братьев, товарищей – ужасна» – сокрушался об участи декабристов Александр Сергеевич Пушкин, к слову, никогда не бывавший в Сибири. «Темницы» и «оковы тяжкие» – эти образы, безусловно, сильно впечатляли революционно настроенную публику, отличавшуюся «дум высоким стремленьем».

 Ссылка

 Ссылка

В августе 1826 года на каторгу отправилась первая партия осужденных – восемь человек. Среди них были самые популярные участники движения: Сергей Трубецкой, Сергей Волконский, Никита Муравьев. Все главари принадлежали к очень знатным и богатым дворянским семьям, поэтому добирались до места ссылки отнюдь не пешим порядком, а на быстрых тройках. 

Кандалы на ногах действительно доставляли неудобства, но в остальном путешествие было вполне сносным, а в какой-то мере даже приятным. На ночь герои останавливались в гостиницах, столовались в трактирах и даже ресторанах, где заказывали лучшие блюда и напитки, в том числе шампанское. Местная знать обставляла встречи с народными героями со всей возможной пышностью. Конвой всему этому ничуть не препятствовал, наоборот, всячески старался создать богатым «подопечным» комфортные условия. Естественно, не бесплатно! 

Простой народ относился к шикующим цареубийцам с долей иронии, называя их «цариками». Конечно, среди приговоренных к каторге было немало бедных офицеров-пехотинцев Черниговского полка. Вот их-то, добиравшихся до Сибири по грязным разбитым дорогам пешком, в компании уголовников, народ считал «своими, горемычными».

  

«Петровский завод. Тюрьма». Автор акварели Николай Бестужев

 «Петровский завод. Тюрьма». Автор акварели Николай Бестужев

Двухкомнатные камеры

К концу месяца партия прибыла в Иркутск. Осужденные были распределены «по объектам»: кто-то попал на солеварню, кто-то – на винокуренный завод. Условия на этих предприятиях были, конечно, не райские, но достаточно сносные.

Осенью каторжане были переведены на Благодатский рудник. Несмотря на название, место это ничем не напоминало о благодати. Однако в шахту спускались только те, кто был приговорен к бессрочной каторге (правда, еще до прибытия на место срок был сокращен до двадцати лет). Под землей было не холодно, да и труд главных зачинщиков назвать каторжным сложно. Обычные каторжане помогали «князьям» выполнить дневную норму выработки, да еще и кормили испеченной в золе картошкой. «Многие из них не раз в порыве усердия брали наши молоты и в десять минут оканчивали работу, которую мы и в час не могли исполнить» – писал Евгений Оболенский.

  В остроге

 В остроге

Вскоре партию главных зачинщиков перевели в Читу. Там они, присоседившись к другим ссыльным, работали на строительстве тюрьмы, в которой сами же потом и жили. К слову, это обстоятельство мятежников радовало, ведь в тюрьме у каждого имелась персональная камера, а у некоторых камеры были… двухкомнатными. В 1828 году вышло послабление: император Николай Первый распорядился снять с декабристов кандалы.

«Каторжная академия»

Конечно, образ жизни на каторге был, мягко говоря, не похож на тот, к которому привыкли завсегдатаи светских салонов. Однако многие государственные преступники сумели не только приспособиться к суровым условиям существования, но даже научить чему-то новому забайкальских аборигенов. 

Именно от декабристов местные узнали, что такое картофель, яблоки, дыни и арбузы. Да-да, ссыльные ухитрялись выращивать в теплицах и парниках даже южные плоды, о которых в Сибири и не слыхивали. Декабрист Андрей Андреев выстроил мельницу, а Константин Торсон – молотилку.

 В ссылке

 В ссылке

Ссыльные постоянно ходили друг к другу в гости, устраивали посиделки за чашкой чая. Такие собрания они с иронией называли «каторжной академией». «Академики» делились впечатлениями, рассказывали о проделанной работе, показывали результаты исследований природы и климата Восточной Сибири. А Николай Бестужев сделал целую галерею акварельных портретов друзей по несчастью и местных пейзажей. А еще с согласия властей каторжане основали начальную школу для местных детей. Обучали в ней не только чтению и азам арифметики, но даже музыке.

Но больше всего аборигены уважали декабристов за врачевание. Какая бы болезнь ни приключилась – за помощью шли к ссыльным. Один из сибиряков, многому научившийся у каторжан, вспоминал о декабристе Артамоне Муравьеве так: «…в деревушке он скоро сделался общим благодетелем; претендуя на знание медицины, он разыскивал сам больных мужиков и лечил их, помогая им не только лекарствами, но и пищей, деньгами, – всем, чем только мог».

Что касается «каторжной работы», то она ссыльных особо не напрягала. Из воспоминаний Евгения Оболенского: «Разумеется о работе никто и не думал, но чрезвычайно неприятно было ходить два раза в день на работу и находиться на открытом воздухе, …никто не работал, кроме тех, кто сам хотел упражняться в этом для моциона».

  

«Сон декабриста Волконского» (иллюстрация из книги «Декабристы в Сибири»)

 «Сон декабриста Волконского» (иллюстрация из книги «Декабристы в Сибири»)

Среди людей, «принадлежащих к последнему разряду человечества»

Поступок одиннадцати декабристских жен считался подвигом только среди родственников, экзальтированных молодых поклонников и революционно настроенной элиты. В Сибири эти женщины жили в хороших домах, расположенных неподалеку от тюрьмы, старались перещеголять друг друга в убранстве жилищ и имели штат прислуги.

Конечно, картинки тюремной жизни – зрелище не для изнеженных столичных особ. Так, Екатерина Трубецкая, впервые увидев закованного в кандалы супруга, облаченного в ободранный тулуп, лишилась чувств. Однако вскоре декабристки стали смотреть на окружающее другими глазами. Мария Волконская, которую власти предупредили, какому риску она себя подвергает, отправляясь на рудники, позднее писала: «Теперь я жила среди этих людей, принадлежащих к последнему разряду человечества, а, между тем, мы видели с их стороны лишь знаки уважения…».

  Жёны декабристов в живописи

 Жёны декабристов в живописи

Размер денежных переводов, которые богатые родственники могли отправлять в Сибирь, был ограничен. Заключенный мог получать в год пятьсот рублей, а его жена – до двух тысяч. По тем временам это были огромные суммы, но денег «несчастным» все равно недоставало. Родственникам удалось заставить правительство снять ограничение: мол, не все ссыльные имеют спонсоров, и те, кто побогаче, помогают остальным. В итоге проверка, проведенная в 1830 году, показала, что за пару лет в Читу было переведено четыреста тысяч рублей! Чтобы оценить масштабы, достаточно знать, что внешний займ России превышал эту сумму всего лишь в пять раз…

Заключение

После десяти лет каторжных работ декабристы обязаны были поселиться в Забайкалье навсегда. Николай Александрович Бестужев открыл мастерскую по ремонту часов, Фердинанд Богданович Вольф – аптеку, а Сергей и Мария Волконские организовали домашний театр и регулярно ставили спектакли.

Лишь в 1856 году декабристам вышла амнистия. Александр Второй позволил ссыльным возвратиться в столицы, но сорваться с обжитого места захотели не многие. Кто-то обзавелся крепким хозяйством, вырастил в Сибири детей, а кто-то просто не дожил до свободы, которая должна была «радостно» принять его у входа в рухнувшую «темницу».