50 лет "Граду обреченному". Превращения интеллигенции
На модерации
Отложенный
По словам Бориса Стругацкого, картина Н.К. Рериха «Град обреченный» вдохновила писателей на создание романа. У Рериха две картины с этим названием (1914 и 1919 годов), но сюжет у них общий.
В наступившем году исполняется 50 лет роману братьев Аркадия и Бориса Стругацких «Град обреченный» (1972, опубликован в 1988—1989).
Теперь описанные в нём превращения общества, пожалуй, можно счесть пророческими.
И для 1972 года прямо поразительно точным предсказанием.
Судите сами.
В некоем фантастическом Городе после падения социалистического режима всеобщего равенства наступает — что?
НЕТ, вовсе НЕ идеализированная «сферическая демократия в вакууме».
Увы, приходит гнилой, коррупционный, воробуржуазный и регрессирующий режим «господина Мэра» со всеми прелестями хорошо знакомого нам постсоветского капитализма.
А что потом?
А потом против этого режима начинает выступать маленькая, но смелая Партия Радикального Возрождения во главе с бывшим унтер-офицером вермахта Фридрихом Гейгером, который сам себя аттестует как бывшего гестаповца.
Город. Иллюстрация Артёма Чебохи
Завершается всё правым переворотом с участием народных масс.
Майданом, короче говоря.
«Он увидел, как вдоль цепи фонарей, окаймлявших площадь, вдоль кольца сцепившихся телег и повозок со звоном и лязгом мчится бронеавтомобиль, его пулемётная башня ходит из стороны в сторону, обильно плюясь огнём, светящиеся трассы мечутся по всей площади...
И тут на открытое пространство выбежал длинный человек в чёрном, взмахнул рукой и плашмя упал на асфальт.
Под броневиком вспыхнуло пламя, раскатился гулкий удар, и железная махина грузно осела назад. Человек в чёрном уже снова бежал.
Он обогнул броневик, сунул что-то в смотровую амбразуру водителя и отскочил в сторону, и тогда Андрей увидел, что это Фриц Гейгер, а амбразура озарилась изнутри, в броневике грохнуло, и из амбразуры вылетел длинный коптящий язык пламени...
И тут бронированная дверца распахнулась, на асфальт вывалился охваченный пламенем лохматый тюк и с пронзительным воем стал кататься, рассыпая искры...»
А вот после победы восставших на трибуну взбирается этот самый Фриц Гейгер.
Что же он говорит?
«Над толпой, усиленный микрофонами, раздался надсадный яростный голос:
— ...И ещё раз повторяю: беспощадно! Мы очистим Город!.. от грязи!.. от нечисти!.. от всех и всяческих тунеядцев!.. Воров — на фонарь!..
— А-а-а! — проревела толпа...
— Ненависть! Ненависть поведёт нас! Хватит фальшивой любви! Хватит иудиных поцелуев!
Предателей человечества!
Я сам подаю пример святой ненависти!
Я взорвал броневик кровавых жандармов!
У вас на глазах!..
Я железной метлой выметаю нечисть и нелюдей из нашего Города!
У вас на глазах!
Я не жалел себя!
И я получил священное право НЕ жалеть других!..»
Город эпохи расцвета либеральной демократии. Нашествие павианов. Иллюстрация Артёма Чебохи
Но в этой ситуации для нас интересен НЕ столько Гейгер — с ним-то как раз всё абсолютно ясно — сколько главный герой романа, Андрей Воронин.
В начале романа он идейный красный, «комсомолец», как сам представляется.
Потом, при буржуазном режиме, — главный редактор «желтоватой оппозиционной либеральной газетки».
Которая при фашистах отнюдь НЕ закрывается, а «просто перестаёт быть оппозиционной и либеральной».
А сам Воронин, уже при Гейгере, делается крупным сановником фашистского режима.
Неожиданный поворот? Очень даже ожиданный.
Вот как характеризовал своего персонажа сам Борис Стругацкий: «главный герой, Андрей Воронин, комсомолец-ленинец-сталинист, правовернейший коммунист, борец за счастье простого народа — с такою лёгкостью и непринуждённостью превращающийся в высокопоставленного чиновника, барина, лощёного и зажравшегося мелкого вождя, вершителя человечьих судеб».
Ещё более интересно признание Бориса Натановича о том, что «роман этот задумывался изначально в значительной степени как автобиграфический».
Ну да, конечно.
Ведь роман — это НЕ только история типичного советского интеллигента, но и более того — история превращений целой социальной группы.
От красных бессребреников — к либеральным сторонникам воробуржуев, и далее — к фашистам.
Вначале Воронин был жутко красным, идейным, бескорыстным, искренне верил в мировой коммунизм (пардон, «Эксперимент»).
В равенство всех со всеми (регулярная ротация должностей дворников-мусорщиков и директоров в Городе).
Потом как-то естественно и непринуждённо стал «желтоватым» либералом, защитником всех и всяческих свобод.
А потом точно так же естественно и незаметно для себя самого превратился в соратника «отпетого нациста-гитлеровца» (это характеристика Бориса Стругацкого, если что).
Для которого самое милое в жизни - собирать коллекцию дорогого старинного оружия и развешивать у себя дома на ковре.
А фашистские вожди при ближайшем рассмотрении оказались НЕ такими уж жуткими людоедами.
Ну да, они могут при случае застрелить оппозиционного журналиста, который в глаза назовёт их фашистами, хладнокровно жгут из огнемётов «нелюдей» (например, пациентов психиатрической больницы), следят за неблагонадежными высказываниями («пропагандой Эксперимента»), но в общем-то — милейшие люди.
Пожалуй, роман следует оценить как очень жестокое, беспощадное саморазоблачение советской интеллигенции.
Откуда она есть пошла и куда в итоге пришла.
Ну, а поведение Андрея Воронина в дни фашистского переворота — это один к одному сегодняшний эталон поведения либералов в дни ультраправых переворотов.
Оно всё — в паре фраз:
«— Что делать? В городе фашистский переворот.
— Почему — фашистский? - ошеломлённо спросил Андрей... — Почему ты думаешь, что фашистский?
— Я не думаю, я знаю, — нетерпеливо сказал Кэнси».
Этого журналиста-антифашиста, Кэнси, который «НЕ думал, а знал», фашисты в тот же день и грохнули.
Останутся такие, как Воронин — хлопающие ушами и ровным счётом ничего НЕ понимающие в происходящем, но при этом — вполне пригодные кирпичики для строительства нового фашистского порядка.
Есть определённая логика и в развитии от социальной революции к торжеству либералов, а потом и фашистов.
Социальная революция даёт огромные, неслыханные прежде возможности самым простым людям, огромным массам.
Простого грузчика Вана в романе она упорно выталкивает наверх, сначала назначая секретарём мэра.
Он отказывается, несёт за это наказание, работает дворником.
Потом его назначают директором комбината... Он вновь отказывается...
На втором этапе — либеральном — такого уже НЕТ.
Мэр — это мэр, директор комбината — директор, дворник — это дворник.
Завоевания революции уже растащены по карманам отдельных людей.
Но из этого этапа, как проницательно поняли Стругацкие ещё в 1972 году, с необходимостью вытекает и третий этап — фашистский.
Когда новообразованная «элита» всеми средствами защищает свои привилегии от таких, как Ван...
Так что три стадии развития главного героя: красный идеалист — либеральный борец за все и всяческие свободы — фашистский «зажравшийся лощёный барин» — НЕ только НЕ случайны, но и железно необходимы.
Печальна, конечно, «автобиографическая» история деградации советской интеллигенции — от красных к либералам и далее к фашистам — описанная Стругацкими в романе, и которую мы видим сейчас воочию.
Увы, интеллигенция поколения Стругацких вместе с грязной водой выплеснула вон и ребёнка - то есть отреклась от «Эксперимента», от всяких идей социальной справедливости, равенства, уважения к человеку труда...
Но ведь история на этом ещё НЕ заканчивается.
Как говорил Маркс, крот истории хорошо роет.
Вот на него-то, на этого крота, теперь вся надежда.
Комментарии
присоединяйтесь к Новой эре, совершая добрые дела с благими намерениями для большинства