Хитрый лис Леонид Кравчук (окончание)
На модерации
Отложенный
Ещё один босс Леонида Кравчука, видный советский деятель — Владимир Щербицкий. Стоит поговорить о нём подробнее.
Могила Владимира Щербицкого на Байковом кладбище в Киеве
Половко Сергей Николаевич
Владимир Щербицкий: восхождение
Итак, ещё один босс Леонида Кравчука, видный советский деятель — Владимир Щербицкий. Стоит поговорить о нём подробнее.
Владимир Щербицкий хоть и являлся таким же убеждённым, преданным коммунистом, как и его предшественник Шелест, человеком меж тем он, несомненно, был иным: более воспитанным, скромным, зависимым, сдержанным, образованным. В крови его присутствовало куда меньше, скажем так, украинства. И, кроме прочего, он страстно любил футбол, что во многом и объединило его с Леонидом Кравчуком.
Щербицкий родился в городе Верхнеднепровске Днепропетровской области (тогда — Екатеринославской губернии) 17 февраля 1918 года (он был на десять лет младше Петра Шелеста). До декоммунизации центральная площадь родины первого секретаря ЦК КПУ была названа его именем. То, что Владимир Васильевич был родом с Днепропетровщины, несомненно, сыграло не малую роль в его выдвижении на первые роли при земляке Леониде Брежневе. Собственно, «днепропетровский клан» надолго станет определять политику не только Украинской ССР, но и уже независимой Украины.
Любопытно, что Щербицкий, как и Шелест, по некоторым источникам, имел среди предков запорожских казаков. Такая информация, в частности, относится к его деду — Григорию. Тот жил в Верхнеднепровске в большом доме-пятистенке с камышовой крышей на берегу речки Самоткань, где любил ловить рыбу, чему и научил внука. Кроме того, в особой чести у Щербицких было разведение голубей. Сама фамилия его «рыбья»: происходит от слова «щерба» — что значит уха на разведённой муке.
Своему сыну Василию Щербицкому, отцу Владимира, дед Григорий привил умение и желание трудиться. Оба они не выносили праздности, лени, что, собственно, передалось и внуку, будущему главе УССР. Отец Щербицкого работал механиком, причём знания в этой и других областях он получил самостоятельно. Тогда многие занимались самообразованием. Односельчане описывали его как здоровенного, плечистого, замкнутого мужика, вечно ходившего в синей спецовке, пропахшей машинным маслом.
Мать Владимира, Татьяна Чепа, наоборот, была женщиной открытой. И даже больше. О таких говорят: остра на язык. Она, и правда, умела и вдохновить, и осадить, и съёрничать. Причём делала Татьяна Ивановна это на украинском языке, бойком, звонком. Как и многие украинки, часто принимала гостей, потчуя их в основном соленьями и вареньями собственного приготовления, но никогда — спиртным. Позже, когда сын станет главным на Украине и предложит переехать ей в столичный Киев, она откажется и останется в родном селе, хотя муж её давно погибнет, в 1948 году. На ремонтных работах он поскользнётся на залитом маслом полу и травмирует позвоночник. После года мучений Василий Григорьевич скончается. Как вспоминал сам Владимир Щербицкий, мать всегда незримо была с ним, но напоминала о себе редко — ценила его время: поздравляла с праздниками и порой передавала просьбы земляков, за которых всегда очень переживала.
Днепропетровский журналист Борис Матющенко, правда, разбивает предание о скромности матери Владимира Васильевича: «Была женщина, от которой Щербицкий мог стерпеть любую критику. Мне довелось ее увидеть в лечкомиссии. Сидим, ждём, как вдруг нарастает шёпот, с какой-то помесью тревоги и раболепия: «Бабушка Таня, бабушка Таня…» И я вижу, как в невиданном для советских конструкторов кресле катят старушку в эффектном банном халате. Не менее шести тетушек в белом явно конкурировали за возможность порулить, а взмокший от волнения румяный врач страховал процессию, забегая вперёд. Казалось, он готов подхватить кресло с матерью Щербицкого на руки и бежать на любой этаж…»
Памятник Владимиру Щербацкому
KSM.Lonny
Старший брат первого секретаря Украины, Георгий, будучи партизаном-подрывником, погиб на войне, похоронен в Минске, а младший, имевший в детстве кличку «Крячок», переехал в Киев и, став доктором экономических наук, возглавил Киевский филиал Всесоюзного научно-исследовательского института стандартов и нормативов Госплана СССР. Борис, так его звали, вспоминает один весьма любопытный эпизод, свидетельствующий о принципиальности Владимира Васильевича. Когда зашёл вопрос о жилье, он сказал:
— Вас четверо, два взрослых сына, можно и четырёхкомнатную квартиру дать. Но по совести — вам положена трёхкомнатная. Так как, по совести решим?
— По совести, — ответил Борис.
Мать Щербицкого, если верить рассказам, положенными благами так же пользовалась весьма скромно — всего два раза съездила в санаторий. Своим детям Владимир Васильевич всегда говорил: «Мы — Щербицкие. Но Щербицкий пока только я, а ты — никто, расти, учись хорошо, найди хорошую работу. Докажи!«
Правда, если в случае с дочерью воспитание сказалось благотворно, то с сыном ничего хорошего не вышло: Валерий неудачно женился, сильно пил, употреблял наркотики, скитался по «притонам» — к слову, довольно стандартная картина для детей партийной верхушки, для «детей генералов, сходящих с ума от того, что им нечего больше хотеть» — и в результате, пережив отца на год, покончил жизнь самоубийством.
Владимир Васильевич с семьёй жил в Киеве на улице Десятинной. Там была мемориальная доска, свидетельствовавшая об этом. Не изменяя увлечениям, Владимир Васильевич лично соорудил и содержал во дворе дома голубятню. Убрал её оттуда Леонид Кучма, занявший жилище украинского первого секретаря уже во время своего президентства (среди местных, помимо прочего, он прославился тем, что прорубил окно в торце здания).
К голубям, как уже говорилось, у Щербицкого имелась особая страсть. Вспоминает его личный водитель Александр Кабанов: «К этому увлечению Владимира Васильевича приобщил соседский старичок ещё в детстве. В коллекции Щербицкого было 28 видов этих птиц. Он держал несколько голубятен — во дворе в старом гараже на Десятинной, в Пуще-Водице на даче. Каждое утро, едва проснувшись, он наведывался к пернатым. А потом — перед тем как сесть в машину. Причем порой приходилось возвращаться домой, чтобы поменять шляпу… В бытность Владимира Васильевича ЖЭКам было дано указание всячески способствовать голубятникам в обустройстве жилищ для птиц».
Позже Щербицкий переедет на уютную улицу Шелковичиную, сейчас там, аккурат перед его домом, регулярно цветёт и плодоносит раскидистое абрикосовое дерево. Мама воспитала его так, что, уже будучи первым секретарём ЦК, он ходил по квартире и выключал везде свет, экономил: «Лампочка горит, — говорил он, — шахтёр работает».
У маленького Володи, похоже, не было иного варианта, кроме как стать образцовым коммунистом. Во время Великой Отечественной войны в доме его отца проходили встречи с подпольщиками и партизанами. В их организации Василию Щербицкому помогали двое его младших сыновей, в том числе и Володя. Так что уже в школе он стал не просто частью комсомола, но его активной, динамичной частью. Учителя характеризовали его как рослого, физически крепкого мальчика, не без способностей.
В номенклатурной структуре он оказался ещё в девятом классе школы, где, к слову, играл на трубе в музыкальном оркестре. С 16 лет, будучи на активной комсомольской работе, переехал в Днепропетровск, поступил в местный химико-технологический институт, а уже в 1941 году вступил в партию. Дочь Щербицкого Ольга вспоминает, что отец ещё в школе полюбил физику и, уже будучи партийным бонзой, помнил многие химические формулы — так что выбор вуза его был сознательный.
После окончания института, в 1942 году, Владимира забрали на фронт. Его отправили служить в Закавказье, в танковую бригаду. Здесь он вновь оказался на хорошем счету, проявил ум, выдержку и был демобилизован в 1946 году в звании капитана.
Во время войны Щербицкий познакомился со своей супругой — Радой Гавриловной Жеромской. По её же словам, намешано в ней было много разной крови, и, как водится в таких случаях, женщиной она была эффектной, красивой, элегантной, но очень скромной. Отец Рады Гавриловны был крупный инженер с двумя образованиями (одно из них получено в Бельгии), арестованный в 1937 году в эпоху «чисток» и чудом выпущенный через год.
Будущая Щербицкая так вспоминает их знакомство: «Это произошло в Тбилиси в 1944 году: ещё шла война, и танковая бригада, в которой Володя служил, прибыла в столицу Грузии для пополнения. Мы жили тогда на самой окраине. Неподалеку расположились танкисты, и командование обратилось к местным жителям с просьбой: если кто-то имеет возможность, разместить офицеров у себя. Двое ребят — Павел и Яша — остановились у нас. Яша Рубанов, по специальности врач, начал рассказывать мне о своем друге Володе Щербицком, да с таким восторгом… Мне даже показалось, по-человечески он в него был влюблен… В школе между тем развернули госпиталь, и в один из дней лежавший там тяжелораненый танкист Саноев скончался. Этого парня хоронили сотни людей, была масса цветов, и когда гроб несли мимо нашего дома, мы с подружкой вышли на балкон первого этажа посмотреть. Так мы с Володей друг друга приметили. Он среди всех выделялся — высокий, статный, широкоплечий, ему очень шла форма». Говорил же Щербицкий наливистым баритоном с густым украинским акцентом.
Так и закрутилось. Влюблённые на фуникулёре поднимались на гору Тацминда или шли на неё пешей тропой, любовались видом. Рада Гавриловна вспоминает, что «она жила далеко, и во время его увольнительных ему нужно было её провожать; оттого он, бедный, бежал потом в часть, опаздывал, получал выговоры и нагоняи». Вскоре они поженились. Уже в Киеве, когда муж займёт высокий пост, Рада Гавриловна будет работать учительницей русского языка и литературы.
Герб Украинской ССР
Ace^eVg
После войны Щербицкий перешёл на привычную партийную работу, перебравшись в «брежневский» Днепродзержинск. Тут карьера его планомерно пошла вверх. Он — высокий, статный, часто возвышающийся над остальными (и по психологическим, и по физиологическим качествам) — прокладывал путь, точно ледокол, разбивающий красный лёд. И это ещё один вопрос, конечно — возможна ли такая карьера (ведь Щербицкий был не исключением — наоборот) сейчас? Достаточно просто перечислить должности: второй секретарь Днепродзержинского горкома КП Украины, парторг Днепровского металлургического завода им. Ф. Э. Дзержинского, первый секретарь Днепродзержинского горкома, второй секретарь, первый секретарь Днепропетровского областного комитета КПУ, секретарь ЦК КП Украины. Помогало и природное чутьё, и раннее понимание номенклатуры.
И всё же, на бумаге — так гладко, так споро, на деле же — всё, конечно, несколько иначе. Перефразируя известный рок-хит: «Долог путь на вершину, если хочешь играть в политику». Близкие, сослуживцы вспоминают, что он всегда был в «игре», всегда в работе. Спал минимум — иногда 3−4 часа, и даже на отдыхе, выезжая с семьёй на море, поплавав полчаса рано утром, на весь день уходил в кабинет. Трудиться.
По воспоминаниям Александра Власенко, работника ЦК КПУ и знакомого Владимира Щербицкого, «приёмная первого секретаря работала в круглосуточном режиме. Киевляне, и не только они, об этом знали. На втором этаже светились два окна — приёмная не спит».
Ясно, что такая активность не могла пройти без последствий для здоровья. В 1963 году в 45 лет Щербицкий, вернувшись в Днепропетровск, перенёс первый инфаркт. Безусловно, сказалось и то, что Владимир Васильевич много, очень много курил — по две пачки в день; редок кадр, где он сфотографирован без сигареты. Впрочем, куда убийственнее был, конечно, гнев Хрущёва. В 1963 года он снял Щербицкого с должности первого секретаря ЦК КПУ и отправил на понижение — возглавлять Днепропетровский обком. Пострадал Владимир Васильевич якобы за то, что выступил против одного из самых спорных нововведений Никиты Сергеевича относительно разделения единых руководящих органов партии на промышленные и сельские. Поддержки не получил и был сослан.
Юрий Шеповал, доктор исторических наук, говорит о том, что год этот для Щербицкого буквально стал переломным, разделил жизнь на до и после. «Два разных Щербицких, два разных человека. До 1963 года мы видим Щербицкого в ситуации «оттепели», либерализации, каких-то иллюзий, восстановления статуса и прав республик — тогда это очень модная тема была. Кстати, не только модная, реально делались какие-то вещи. И Щербицкий 1965 года, чуть-чуть позже, когда он делал карьеру, когда он знал, что он станет первым человеком. Он делал для этого всё. Это разные два Щербицких».
Тот же Шеповал, утверждает, что отыскал в архиве раннюю характеристику Щербицкого, когда его выдвигали в обком. Так вот там было написано, что он человек эмоциональный, несдержанный, и более того — заносчивый. С поздним Щербицким — не сравнить. И о нём, и о его трагедии на фоне трагедии всей страны мы поговорим дальше.
***
Закат Щербицкого
Охара Косон. Пляшущая лиса. 1910
Щербицкий, Брежнев, Черненко: интриги
Путёвку в по-настоящему большое политическое будущее, ещё при Сталине, Владимиру Васильевичу дал всё тот же Хрущёв. Никита Сергеевич приехал на металлургический завод в Днепродзержинске, в городе тогда вовсю шёл поиск первого секретаря. Среди остальных рабочих Хрущёв увидел импозантного высокого Щербицкого и тут же рубанул: «Вот готовый ваш первый секретарь!».
Возвращение с обкомовской должности на большие высоты (председатель Совета министров УССР) у Владимира Васильевича состоялось благодаря земляку — Леониду Брежневу. Щербицкий, как и Шелест, поддержал заговор против Хрущёва. Никиту Сергеевича убрали — пришёл Леонид Ильич. Щербицкий — так он и будет восприниматься в истории — станет его человеком, проводником идей Москвы. Более того, некоторые его соратники настойчиво, уверенно станут говорить, что Брежнев готовил его в свои преемники. Не вышло.
Из книги собственно Леонида Кравчука «Имеем то, что имеем»: «В свое время Щербицкий готовился продолжить карьеру в Москве — ходили упорные слухи, что Брежнев (который обращался к Щербицкому: «Володя» и с которым Владимир Васильевич, на зависть подавляющему большинству членов Политбюро, был в дружеских отношениях) намеревается сделать его председателем Совета Министров СССР, однако что-то помешало. Кое-кто утверждал: причиной стало нежелание генсека ругаться с тогдашним премьером Косыгиным, которого Брежнев якобы побаивался, но я уверен, что Щербицкий отказался сам».
Опять же Леонид Кравчук очень точно скажет про данный период в истории УССР: «Исполнять — это как раз для нас. Потому что мы — исполнители, мы в Советской Украине исполняли политику Москвы». Если Шелест действительно пытался говорить о самостоятельности, достигать её, то Щербицкий, по сути, стал брежневским наместником в Киеве.
Члены Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, В. В. Гришин, Л. И. Брежнев, Ю. В. Андропов, М. В. Зимянин, К. У. Черненко, А. Н. Косыгин в комнате отдыха Политбюро ЦК КПСС.1975
Однако сразу после смерти Брежнева, в 1982—1983 гг., влияние днепропетровской группировки стало падать. Владимир Ошко, бывший первый секретарь Днепропетровского горкома партии, вспоминает: «При жизни Брежнева Щербицкого считали его преемником, позиции его были крепки. Ведь землячество играло большую роль, да и сейчас играет. А потом к власти пришел Андропов, и начались чистки. Тогда, помните, были разговоры про периоды допетровский, петровский и днепропетровский? Так вот, днепропетровский со смертью Брежнева закончился. И это сказалось на Щербицком. Его на дистанции держали, взяли, как в капсулу… Мне кажется, в 1981—1983 годах из-под Щербицкого уже сознательно выбивали опоры. То есть убирали особо близких ему людей: секретарей обкомов партии и, наверное, горкомов». В этот же период уволили с работы и первого секретаря днепропетровского горкома Владимира Ошко, секретаря крымского обкома Мироненко и других.
Его эра началась с «охоты» на произведения об историческом прошлом Украины. Стартовала она с двух важнейших документов: директивы ЦК КПСС «О литературно-художественной критике» и вышедшей в «Литературной газете» статьи Александра Яковлева «Против антиисторизма». Последний — позже он станет «архитектором перестройки» и фактически одним из главных палачей Советского Союза, а серьёзные историки станут всерьёз говорить о нём как о завербованном ещё в молодости американском «агенте влияния» — предупреждал об «опасности мелкобуржуазного национализма». Бандеровщину в 1972—1973 годах начали искать, кажется, во всём, даже в детских произведениях. Главным «охотником» стал Валентин Маланчук, назначенный отвечать за идеологию, которого до этого Пётр Шелест хотел в принципе исключить из партии. Но не успел.
Арестовали литераторов Василия Стуса, Ивана Светличного, Евгения Сверстюка. Иван Дзюба публично оправдывался. Отправили в тюрьму и Сергея Параджанова. Система, чуть ослабившая давление в 60-х, вновь заработала на полную мощность. И если насчёт Шелеста ещё были какие-то сомнения: хотел он или не хотел независимой Украины, — то насчёт Щербицкого всё было очевидно: он видел УССР частью огромной красной империи.
Леонид Кравчук, тогда уже ставший авторитетным или, как начали говорить, весомым чиновником, снова и снова со свойственным для него умением оправдываться настаивал после: «Мог бы я на той должности, что занимал, изменить что-то? Отвечаю: нет. И Щербицкий не мог. Система и жернова были отработаны настолько, что партийная власть, КГБ, даже лидер партии, если бы он только бы попробовал что-то изменить, был бы сразу уничтожен». Что, впрочем, не помешало Леониду Макаровичу, продолжив дело «реформаторов"-предшественников, окончательно прикончить эту самую непобедимую систему.
Любопытно и ещё одно оправдательное заявление Кравчука: «На той должности, что я занимал, сделал ли я такое, чтобы навредить кому-то персонально? Я отвечаю: нет. Потому что я не имел отношения ни к пыткам, ни к репрессиям, ни к голоду, ни к чему. И потому у меня нет стыда за то, что было». Нет стыда у Леонида Макаровича и за предательство тех, кому он присягал, и за развал — уже при Украине — наибольших в Европе флотов (торгового и военного). Он просто выполнял свою работу, верно? Приходил в кабинет, перекладывал бумажки, подписывал их и получал зарплату; замечательный, ни в чём не повинный человек.
Празднование 1 Мая на Красной площади. На трибуне Мавзолея Леонид Ильич Брежнев, Николай Александрович Тихонов и Константин Устинович Черненко. 1982
Возможно, и не было никакого преступления. Да, некоторые могут интерпретировать и так — те, кому система Союза близка, дорога. И это их право. Вот только Леонид Макарович снова и снова доказывал, что коммунисты — это злодеи, преступники. Красно-чёрные бесы, а он, стало быть, весь в белом.
Но всё это, конечно, разговоры даже не в пользу бедных, но в пользу простофиль и глупцов. В тоталитарной системе каждый несёт ответственность за её существование, она, собственно, существует, потому что её члены хотят, чтобы она существовала. Тут вспоминается довлатовское: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, но кто написал четыре миллиона доносов?».
Достоевский в «Бесах» замечательно показал, что значит быть повязанными общей виной, общей кровью. Этого добивается любая тоталитарная система. В основе её — прежде всего, не давление, навязывание со стороны правящего меньшинства, но желание всего общества участвовать в диктате однозначности, где каждый добровольно переформатирует себя в раба системы, в шестерёнку живой конструкции. Но стоит ему выпасть, отказаться участвовать — и равновесие нарушено. Однако ловушка устроена так, что сказать «нет» системе практически невозможно. Слишком много социальных связей, социальных силков, держащих каждого. Сначала — благой идеей, а после — грехом. Тут Кравчук, действительно, прав.
Вот только есть и ещё один аспект. Карл Ясперс в своей знаменитой статье «Вопрос о виновности», написанной во время Нюрнбергского процесса, а позже в курсе лекций «О духовной ситуации в Германии» заявил, что немцам необходимо осознать ответственность за преступления нацизма. Не отдельным людям, не власти, а всему немецкому народу. Ясперса третировали, унижали, гнали, но он не только задался вопросом, но и дал жизненно необходимые, системообразующие для дальнейшего будущего Германии ответы. Задавался ли чем-то похожим Кравчук? Или всё чаще говорил, что не мог, не знал, не ведал и вообще проходил мимо.
Если во фразе Довлатова во всём без конца винили товарища Сталина, то на Украине так решили поступить с товарищем Щербицким. Многие просто отказали ему в каких-либо успехах. Заявили, что на Украине при Щербицком не было никаких позитивных сдвигов, достижений. Это, конечно, ложь и несправедливость.
В пять раз увеличились объёмы промышленного производства (что, правда, согласно вечному закону о двусторонности медалей, изуродовало всю Украину и особенно Приднепровье с его историческими и природными памятниками; трубы появлялись везде), энергетика выросла в шесть раз, а машиностроение и металлообработка — в двенадцать. Настоящий технологический прорыв!
Урожаи зерна достигли рекордных показателей — 51 миллион тонн в год (тонна на человека). Новый виток получили наука, архитектура, образование. По свидетельству академика Патона, это был самый плодотворный период в истории науки УССР. Украинские специалисты обучали весь мир сварке металлоконструкций для возведения мостов. Экономика в рамках Советского Союза близилась к образцовой. Экономический потенциал республики вырос в четыре раза, а численность населения увеличилась на 9 миллионов человек. Многие люди, жившие тогда на Украине, вспоминают годы при Щербицком как наиболее «человечные», успешные, сытые.
Кроме того, Щербицкого уважали, признавали в мире как личность. С большим почтением о нём отзывался Рональд Рейган, а король Швеции заявил ему: «Вы один из мудрейших политиков, о котором говорит Европа». И передал проект по строительству здания. За шведские деньги его возвели на Крещатике.
Родной же Днепропетровск при Владимир Васильевиче с его подачи вошёл в перечень VIP-городов Советского Союза. Капитальное строительство, прокладка метро, разбивка парков и многое-многое другое.
Но оценят это, если оценят в принципе, куда позже. Реабилитация, а это отчасти была именно она, состоится только в 2003 году, когда в Днепропетровске пройдут торжественные мероприятия по случаю 85-летия Щербицкого, откроют мемориальную доску и назовут в его честь одну из улиц города. Однако та власть, что пришла после евромайдана, всё это наследие уничтожила.
Для Владимира Щербицкого, хоть он и стоял во главе Украинской ССР целых 17 лет, многое, конечно, изменилось после ухода Брежнева. Отношения с генсеками (за исключением разве что Андропова) не ладились. С Константином Устиновичем вообще вышла совершенно дичайшая, трагическая история. Виноват в ней, правда, как сообщали некоторые, не Владимир Щербицкий, а министр внутренних дел СССР Виталий Федорчук, тот самый, кого делегировали тогда ещё в КГБ «копать» под Шелеста (на новую должность его перевёл Андропов).
Эту историю описал помощник Черненко Виктор Прибытков. Летом 1983 года Константин Устинович поехал в Крым на отдых. В соседнем санатории жил Федорчук, развлекавшийся тем, что ловил и коптил ставриду, снабжая ею жильцов. Угостил он ею и Константина Устиновича. «Федорчук и Черненко давно знали друг друга. Ставрида была на удивление хороша, — пишет Прибытков. — Свежая, жирная, чуть солоноватая. Под отварную картошечку просто объедение. Угощалась черноморским деликатесом вся семья. А ночью с Константином Устиновичем стало плохо. Боли в животе. Рвота. Сильное отравление. В крайне тяжелом состоянии его срочно отправляют в Москву. Все члены семьи живы и здоровы. А Константин Устинович — в кремлевской реанимации».
»Рыба оказалась недоброкачественной, — это уже в своей книге «Здоровье и власть» рассказывает академик Чазов. — У Черненко развилась тяжелейшая токсикоинфекция с осложнениями в виде сердечной и легочной недостаточности. Состояние было настолько угрожающим, что специалисты боялись за исход…«
Памятник Щербицкому
KSM.Lonny
Виктор Прибытков настаивает на сознательной попытке отравления: «Сразу после того, как Горбачев добился вожделенного поста, Федорчука отстранили от дел и отправили в политическое небытие. Словно основного свидетеля спрятать старались…»
В этой жуткой истории есть один важный момент — как именно Черненко передали рыбу. Прибытков утверждает, что её доставил лично Федорчук. Чазов настаивает, что тот через «гонцов» прислал её в подарок. Так же считает и бывший начальник личной охраны Горбачёва генерал-майор Медведев. И тут либо, если всё же передавали «гонцы», охрана расслабилась, проверять не стала, хотя должна была, либо Федорчук всё же принёс убийственную рыбу лично.
Так или иначе Константин Черненко остался, что называется, не у дел. Его сменил Михаил Сергеевич Горбачёв, «человек с меткой дьявола», как говорили про него многие богомольные старушки.
Вот с ним у Щербицкого не сложилось совершенно, хотя Владимир Васильевич как матёрый аппаратчик, чувствующий, что делать надо, а что нет, приход к власти Горбачёва, конечно же, поддержал. Кроме того, не получилось у него коммуницировать и с Раисой Максимовной, что, возможно, ещё хуже, учитывая то влияние, которое оказывала эта женщина на мужа-генсека. Открытое возмущение у Щербицкого вызвало появление и активное участие Горбачёвой в заседании политбюро ЦК. Он по праву считал, что каждый должен заниматься своим делом. Не мог Щербицкий и привыкнуть к капризам Раисы Максимовны.
Киевский журналист Дмитрий Гордон сообщает такой случай, якобы рассказанный ему одним из советских партийных руководителей: «Когда Горбачев посетил Киев, и в кабинете Щербицкого шло его совещание с членами украинского Политбюро, вошла вдруг Раиса Максимовна и сказала: «Михаил Сергеевич, хватит уже заседать — давайте обедать»…»
Притчевой же стала история, рассказанная о начале «перестройки» Леонидом Кравчуком. «На апрельском пленуме, где Горбачёва избрали Генеральным секретарём ЦК КПСС, Щербицкого не было. Он находился в США, делегацию какую-то возглавлял, а как только приехал, нужно было сразу пленум ЦК Компартии Украины проводить. И мы уже проект доклада для Щербицкого составили. Начинался он абсолютно прогнозируемо, с перестройки — это же ключевое слово, направление всей работы определявшее. И вот Щербицкий читает: «Перестройка…», смотрит на меня и спрашивает: «Слушай, а какой дурак это слово придумал?» Я: «Горбачев». Немая сцена… Потом, когда всё закончилось, он выяснять начал: «Леонид Макарович, а зачем это — у нас что, всё так плохо, что перестраивать надо? Я как инженер тебе говорю: достроить значительно легче, и что мы будем менять? Улучшать можно, но не перестраивать». Вот какая философия была, и сказать, что на местах к перестройке все с пониманием отнеслись, нельзя».
Однако она стартовала — окончательно и бесповоротно.
***
Испытание Щербицкий не прошёл. Добила его, как, впрочем, и пошатнула весь Советский Союз, Чернобыльская трагедия.
Леонид Кравчук
President.gov.ua
Есть вещи поважнее футбола. Суркисы и Медведчук
Леонид Кравчук — известный футбольный болельщик. И в своё время это соединило его с другим футбольным болельщиком (если не сказать, фанатом) — боссом Владимиром Щербицким. Оба были страстными болельщиками киевского «Динамо».
Уже в независимой Украине Леонид Кравчук тесно сойдётся с братьями Суркисами — Григорием и Игорем. Первый с 1993 по 1998 годы будет президентом киевского «Динамо», позже на этом посту его сменит младший брат, а старший возглавит всю Федерацию Футбола Украины и даже станет вице-президентом УЕФА. В 1995 году Григорий Суркис войдёт в Социал-Демократическую Партию Украины, одним из первых лиц которой на тот момент являлся Леонид Кравчук, и станет щедро финансировать её.
Суркис — классические украинские олигархи, пришедшие из ниоткуда и завладевшие колоссальными активами. Бизнес-группу, в которую он входил, называют «великолепной семёркой». Там состояли, собственно, два Суркиса, ныне опальный Виктор Медведчук, Валентин Згурский (когда-то элитный партийный номенклатурщик, а после олигарх и лендлорд), Юрий Лях («банкир Медведчука»; его в 2004 году убили, при этом пытаясь инсценировать смерть в результате самоубийства), Богдан Губский (олигарх, возглавлял партию «Единая Украина», был депутатом от партии «БЮТ») и Юрий Карпенко (олигарх, приближённый к «блатным»). Позже пути некоторых членов «семёрки» разойдутся, но Украину они раздербанят по полной. Отношение к «великолепной семёрке» имел и небезызвестный Игорь Коломойский, одиознейший украинский олигарх и политик.
Киевские журналисты утверждают, что обязанности в «семёрке» на раннем этапе строго распределялись: Суркис-старший заключал сделки, младший давал прикрытие силой, Згурский обеспечивал их реализацию через наработанные в СССР связи, Медведчук отвечал за юридическое сопровождение.
Григорий Суркис и Ярослав Ракицкий на турнире памяти Валерия Лобановского
(сс) Илья Хохлов. Football.ua
Об одесском детстве Суркиса известно не слишком много. Родился в еврейской семье, поиграл за местный СКА. Далее был диплом Киевского технологического института по специальности «инженер-механик» и удачное попадание на должность главы отдела материально-технического снабжения управления капитального строительства Киевского горисполкома, на которой Григорий весьма вольно, скажем так, как свидетельствовали сотрудники, обращался с импортной сантехникой.
Решающей для старшего Суркиса стала встреча с председателем Киевского горисполкома Валентином Згурским, с которым в том числе плотно общался Леонид Кравчук. И если вначале Суркиса «вёл» Згурский, то после — наоборот. В 1991 году Григорий при помощи партнёра приватизировал вверенное ему стройуправление, а дальше через офшорные фирмы организовал многопрофильный концерн АО «Национальный инвестиционный фонд «Омета XXI века». Первые серьёзные деньги «семёрка», воспользовавшись обвальной инфляцией, в том числе при помощи президента сделала на нефтепродуктах. Собственно, на фатальной зависимости Украины, застроенной коммунистами мощнейшими заводами и фабриками, от энергоресурсов, сделали баснословные капиталы многие будущие хозяева Украины (один только «КУБ» Лазаренко-Тимошенко чего стоит).
Постепенно «Омету» преобразовали в финансовую пирамиду, акции которой за тогда ещё карбованцы скупали терзаемые нищетой украинцы. Им даже выплатили кое-какие проценты, но потом всё ожидаемо рухнуло.
Игорь Суркис
(сс) Илья Хохлов. Football.ua
Основным же детищем «семёрки» в 90-х стал ЗАО «Промышленно-финансовый концерн «Славутич». Комфортные условия для него в бизнесе обеспечивал лично Леонид Кравчук, у которого Григорий Суркис числился специалистом по экономическим вопросам, а в офисах лидеров «семёрки» стояли аппараты правительственной спецсвязи. «Славутич» специализировался на поставках энергоносителей, переработке нефтепродуктов, торговле зерном, сахаром, металлами, обороте спиртных, табачных продуктов. Со временем во владение «семёрки» перешло и футбольное киевское «Динамо». Суркис ухитрился приватизировать и его. Неудивительно, если в 1990 году главой его наблюдательного совета выбрали Валентина Згурского. Кравчук тут также не остался в стороне.
Леонид Макарович, правда, расскажет об этом в несколько ином ключе: «На заре независимости Украины мы вместе со Згурским восстанавливали реноме киевского «Динамо». Когда оно оказалось изрядно подмоченным, я пришёл к нему и попросил войти в состав наблюдательного совета клуба. В лихолетье непросто было найти свободные средства, поэтому нам многое пришлось строить с нуля: бизнес, структуры, со временем начавшие зарабатывать, что позволило нам рассчитаться по кредитам тогдашнего руководства клуба. На это ушло пять лет, но в итоге «Динамо» возродилось!» Да уж, именно так всё и было…
Внимания заслуживает ещё один любопытный эпизод, чётко иллюстрирующий методы и мышление власть имущих и дух того времени на Украине. В 1995 году украинский клуб стал фигурантом настоящего международного скандала, улаживали который именно через Кравчука. Матч «Динамо» с греческим «Панатинаикосом» в Киев приехал обслуживать испанский арбитр Антонио Хесус Лопес Ньето.
Его вместе с тремя другими судьями встретил в аэропорту представитель украинского клуба Александр Бакши. Испанцев удивило, что вышли они из аэропорта, минуя таможенный контроль. Ещё большим сюрпризом для них стало моментальное приглашение поехать в сауну. Расслабиться. Когда же испанцы отказались, Бакши повёз их по магазинам (позже их назовут бутиками), где презентовал подарки и сувениры. Чуть позже он показал меховые манто, заявив, что арбитры могут не беспокоиться об их стоимости. Жили испанцы в роскошнейшем — лучшем! — номере отеля «Днепр». Уже туда, по словам Ньето, посыльный принёс ему два пакета: с манто белого и коричневого цвета.
Гостиница «Днепр». Киев
© AMY. Wikimedia Commons
Дальше в дело уже вступил лично Игорь Суркис (тогда ещё вице-президент «Динамо»), повезший испанских арбитров на роскошную загородную дачу, где, конечно же, предложив сауну, передал записку: «Антонио, победа для «Динамо» и тридцать тысяч долларов». Судья не выдержал и рассказал обо всём УЕФА.
В «Динамо» всё это назвали провокацией. Версия звучала так: испанец уже приезжал в Киеве несколько лет назад, оценил качество меховых изделий и их невысокую в сравнении с европейскими цену. Но когда ему показали стоимость покупки, отказался и заявил, что это подкуп. Вот так вот. И никакой сауны. Обнародовал эту версию лично Григорий Суркис, удивительно напоминающий в то время героя Дмитрия Дюжева в культовом фильме Алексея Балабанова «Жмурки».
Однако доводы киевлян не воспринимались. Клуб хотели дисквалифицировать из европейских соревнований на два года, пока к делу о его реабилитации ни подключился Леонид Кравчук. «Динамо» помиловали.
Так что в футболе Леонид Макарович остался и после Щербицкого. Впрочем, пора вернуться к Владимиру Васильевичу и его конфликту с Горбачёвым.
Щербицкого раздражали нововведения демократического генсека, распахивающего, кажется, все советское форточки, чтобы пустить в затхлое, застоявшееся помещение ветер перемен. Человеку, закалённому в самых раскалённых горнилах коммунизма, пережившему и Сталина, и Брежнева, и Хрущёва, такие реформы, безусловно, не могли нравиться. Но и сам Горбачёв всё суровее критиковал руководство КПУ, прежде всего за недостаточное воплощение гласности, хотя и, несомненно, побаивался «старой красной гвардии».
Владимир Щербицкий (справа)
Александр Тимофеевич Бормотов
Разногласия переросли в противостояние, и победить в нём Шербицкий, конечно, не мог. И дело тут даже не в возрасте или меньших, чем у генсека, полномочиях, а в том, что сама система обрушилась на Владимира Васильевича, точно старинный, пришедший в окончательный упадок дом, вот-вот грозящий завалиться и давящий всей своей мёртвой тяжестью на несущие балки. Одной из них, собственно, и стал Щербицкий, последний коммунист старого образца.
Он противился как мог. Например, напалмом увольнений выжигал вокруг себя пространство: снимал первых секретарей обкомов, заменял их другими, вконец подминая, замыкая всё на себя. Но тем не менее он — и это главное — вдруг стал человеком, идущим против системы, хотя сам всю жизнь боролся с такими людьми. Сложный психологический этюд для старого человека, не правда ли? Испытание Щербицкий не прошёл. Добила его, как, впрочем, и пошатнула весь Советский Союз, Чернобыльская трагедия.
***
Смерть Щербицкого.
Кучма
Александр Горбаруков © ИА REGNUM
Чернобыль. Конец УССР, конец Щербицкого
Чернобыльские события стали концом эры Щербицкого. Сам я родился в июле 1985 года, за девять месяцев до трагедии. И мама уже возила мою коляску по улицам Севастополя. Чтобы дышал воздухом, набирался сил. Но тогда в мае-апреле 1985, говорила она, я почувствовала, что нельзя быть на улице, вот нельзя и всё тут! Мама ощутила беду, и материнский инстинкт велел ей защитить сына. Меня не дали радиоактивной среде, постарались изолировать, насколько это было возможно. Так поступили и другие. Но многие, наоборот, радовались палящему солнцу и подставляли под него своих детей.
Вот и Владимир Васильевич Щербицкий вывел людей на демонстрацию 1 мая 1986 года. Через четыре дня после того, как рванул Чернобыльский реактор. Это, конечно, ему многие не простят. Никогда.
Одни говорят, что он выполнял приказ из Москвы, при этом стараясь противиться ему. Однако установка была железобетонной: выводить людей, чтобы никто ни о чём не догадался. Это, заметьте, приказали люди, которые так ратовали — публично, конечно же — за гласность. Понятно, что за Владимиром Васильевичем трепетно присматривали соглядатаи, обо всём докладывавшие в Москву. Другие, наоборот, считают, что Щербицкий сам принял решение о выводе людей на демонстрацию. Так или иначе, но люди по всей республике вышли на Первомай.
Сам Щербицкий стоял со своими детьми и внуками на Крещатике, а меж тем воздушные радиоактивные потоки двигались со стороны Днепра. Северный ветер, дувший до этого, изменился. По некоторым данным (неподтверждённым), норма радиации на Крещатике зашкаливала в 100 раз. При этом демонстрация, по сути, проходила в низине, окружённой холмами.
Вот как вспоминает об этом Мария Орлик, бывший зампредседателя Совмина УССР: «Что касается той первомайской демонстрации в 1986 году, то я точно знаю, что Владимир Васильевич всё делал для того, чтобы её отменить. И даже утром 1 мая он целый час, до крика, общался по телефону с Горбачёвым, уговаривал его разрешить не проводить в Киеве парад. Но Михаил Сергеевич был непреклонен. И мероприятие состоялось. Правда, мы ужали его всего до часа. Причем и сами пришли на демонстрацию с детьми и внуками.
Ситуация тогда с каждым днем накалялась. А Москва не разрешала нам действовать без указки из ЦК КПСС, пресекая наши инициативы. Тем не менее, понимая, насколько опасно людям оставаться в Киеве, 3 мая, после заседания нашей правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии, мы с секретарём Укрсовпрофа Светланой Евтушенко разослали по областям шифрограммы с требованием доложить о количестве мест в санаториях, на базах отдыха и в пионерлагерях и привести их в полную готовность.
Чернобыльская АЭС
Timm Suess
А Москва такого указания не давала, там не хотели открывать правду о серьёзности ситуации. Но кто-то из наших областных руководителей решил «выслужиться» и доложил о нашей деятельности Горбачёву. И Михаил Сергеевич по телефону приказал Щербицкому «привести этого Орлика в чувство». Владимир Васильевич меня жёстко отчитал. Но уже через несколько дней, когда он от специалистов начал узнавать правду о Чернобыльской катастрофе, извинился передо мной. И мы оперативно вывезли из столицы больше 500 тысяч детей и будущих мам».
А вот ещё одно воспоминание очевидца. На этот раз председателя Киевского горисполкома Валентина Згурского. «В 10 часов должны были открывать парад, остаётся каких-то минут десять, самый ответственный момент, а Щербицкого всё нет! Члены политбюро и правительства нервничают, открывать парад должно первое лицо, кроме Щербицкого никто не имел права этого делать. И тут со стороны улицы Городецкого появился автомобиль Владимира Васильевича. Машина не ехала, а летела как пуля. Щербицкий выскочил из неё весь красный от возбуждения. Как он бранился! «Я ему говорю, что нельзя проводить парад на Крещатике, это не Красная площадь, это яр, здесь скапливается радиация! А он мне: «Я тебя сгною, попробуй только не провести! Да черт с ним, пойдемте открывать парад!» Говорил Щербицкий, ясное дело, о Горбачёве».
Впрочем, воспоминания могут быть разными: как апологетическими, так и, наоборот, обвинительными. Возможно, не будь взрыва чернобыльского реактора — и Щербицкий остался бы в истории совершенно иной персоналией. А так — он навечно оказался спаян с трагедией и выводом людей под радиационную атаку. И если в 1963 году, после конфликта с Хрущёвым, после инфаркта Щербицкий смог оправиться, не убиенный, став сильнее, то тут — и в силу возраста, и в силу реалий — возродиться уже не смог. Увозили за границу и его любимую внучку.
«Это был страшный момент, переломный… Владимира Васильевича Чернобыль просто сломал, — рассказывает его жена Рада Гаврииловна, — он стал для него Голгофой». Она же уверяет, что Щербицкий, словно предвидя беду, отчаянно сопротивлялся против строительства под Киевом ЧАЭС.
Владимир Васильевич, что называется, на глазах сдал, точно умирал вместе с великой страной, которой так был предан. Появилась хромота, начали окончательно сдавать лёгкие, сосуды, сердце. В конце сентября 1989 года он написал заявление об отставке. По собственному желанию или под давлением партии — не суть важно. В любом случае это было закономерно. Щербицкий не мог примириться с тем, куда ведёт перестройка — «эта цепь предательств», как охарактеризовал её Николай Рыжков. Он не мог, не хотел в этом участвовать, приговаривая то, что строил.
Приписывали ему — ну как без этого? — и наличие счетов в швейцарских банках, и даже вывоз в Австрию (там во втором браке жила его дочь Ольга) эшелонов с антикварной мебелью. Звучали и вполне конспирологические версии. Например, о том, как по приказу Щербицкого специалисты потопили в августе 1986 года теплоход «Адмирал Нахимов», на котором начальник одесского отделения КГБ вёз компромат на Владимира Васильевича.
Официальная же версия гласит: Владимир Васильевич Щербицкий умер от воспаления легких 16 февраля 1990 года. Ещё, в общем-то, не очень пожилой человек — через день ему должно было исполниться 72 года, — но с его здоровьем подобная смерть вполне возможна. Он держался молодцом, но так бывает: когда после роковых, непереносимых обстоятельств пружина сразу же разжимается — и летит всё сразу, здоровый человек превращается в больного старика. Учитывая, что пришлось пережить Щербицкому, это вполне возможно. Так считает и Леонид Кравчук, и многие другие соратники Владимира Васильевича.
Партийные и хозяйственные деятели СССР во время вручения наград Владимиру Щербицкому 1977
МАММ МДФ
Его жену, Раду Гавриловну, тут же попросили съехать со служебной квартиры, а о новой она даже и не заикалась. Финансово поддерживали её те, кто с Щербицким работал, дружил: Борис Евгеньевич Патон, Юрий Никифорович Ельченко, Михаил Павлович Тяжкороб, Борис Михайлович Воскресенский. К слову, ни Леонид Кравчук (заведующий отделом идеологии), ни Леонид Кучма (директор крупнейшего в СССР оборонного завода «Южмаш»), карьера которых не состоялась бы без Владимира Щербицкого, после смерти первого секретаря ничего для его семьи не сделали, хуже — не вспоминали даже.
Виталий Врублёвский считает, что Щербицкий просто «остановил маятник своей жизни. Он не хотел жить. Он решил для себя, он себе судьбу свою обозначил». Но такой человек — человек такой силы воли, — по словам Врублёвского, не мог покончить с собой. То, что жить он не хотел, подтверждает и Рада Щербицкая.
Есть и другая версия. И не озвучивается она как раз-таки по настоятельным просьбам близких Владимира Васильевича, старающихся сохранить его репутацию. 17 февраля Щербицкий должен был давать свидетельские показания о событиях, связанных с аварией на Чернобыльской АЭС. По сути, он должен был выступать не только против себя, но и против системы, которой служил. Для больного старика это означало окончательную фиксацию краха идеалов, коим была отдана вся жизнь. На суде Щербицкий расписался бы в том, что большая часть этих лет, действий, усилий были зря. Это не просто разочарование, нет, но абсолютное расщепление в чёрной дыре безысходности, отчаяния, когда ты из властелина превращаешься в раба собственных страхов и ошибок. И, согласно этой версии, Владимир Васильевич не умер от воспаления лёгких, а покончил с собой.
Опубликовали и так называемое завещание Щербицкого.
«На всякий случай.
Дорогая Радуся!
1. Это все наши многолетние сбережения — 55−60 тысяч рублей, которыми ты должна разумно распорядиться (мама, ты, дети).
2. Ордена, медали, грамоты, военный ремень, полевую сумку и военную фуражку — прошу сохранить как семейные реликвии. Пистолеты именные, которые надо сделать небоеспособными, — тоже. Ружья — подарить друзьям. Карабины — сдать в МВД. В остальном разберись, пожалуйста, сама. Друзья помогут.
Целую тебя, моя дорогая, крепко, крепко.
В. Щербицкий».
Нежное «Радуся» в начале и официозное «В. Щербицкий» в конце. Любопытно.
Елена Щербицкая, жена сына Валерия и невестка Владимира Васильевича, вспоминает вот что: «Мы с Валерой пришли на обед к его родителям. Рада Гавриловна взволнованно сказала: «Папа себя плохо чувствует». Владимир Васильевич, как всегда, был в своём кабинете. Когда я зашла к нему, то увидела в глазах свёкра слезы. Но он быстро повернул голову, чтобы я их не заметила. Сказал только, что у него высокая температура и сильный кашель, и отправил меня обедать: «Иди, тебе теперь за двоих кушать надо!» Я поняла, что Владимир Васильевич больше общаться не расположен, и вышла…»
Дальше бывшему первому секретарю стало плохо. Жена настояла на том, чтобы вызвать скорую помощь. Но та — стечение обстоятельств? намеренность? — плутала между домами, не могла отыскать нужный подъезд. Была ужасная вьюга, не видно, как написал бы классик, ни зги. Так что, возможно, опоздание скорой на два часа не было намеренным.
Повезли Владимира Васильевича в больницу 4-го управления минздрава в Феофании (красивейшее место Киева, где разбит уникальный ландшафтный парк) с диагнозом «запущенное двухстороннее воспаление лёгких». Сначала его положили в обычную палату, а после, когда начали обследовать, перевели в реанимацию. Пневмония, терзавшая его, началась ещё пять месяцев назад. Странное медлительное отношение к ещё недавно первому человеку в Украинской ССР. И всё же, когда сердце остановилось два раза, его удалось запустить вновь. А вот в третий раз (по одной из версий, всё-таки во второй) — не удалось. Владимир Васильевич скончался в половине девятого вечера. Говорят, что врач сказал его жене, будто никогда не видел такого страшного разрыва сердца.
Собираясь в больницу, он взял набор белья, мыло, одеколон, пачки сигарет и… пистолет. Так, например, утверждают бывший первый секретарь Днепропетровского горкома КПСС Владимир Ошко и генерал-майор СБУ Александр Нездоля.
«Когда мы встретились с братом Щербицкого, Борисом, он сказал мне: «Трудно свыкнуться с тем, что Володи нет. Я же пришёл к нему накануне дня рождения, хотел подбодрить. И вдруг узнаю, что он погиб». Его на следующий день должны были слушать в Верховной раде о Чернобыле. Брату он заявил: «Ни за что туда не пойду», — но не объяснял, как это собирается сделать», — утверждает Ошко.
Памятник Щербицкому
KSM.Lonny
Вторит ему и Нездоля: «Перед соратниками Щербицкого, на протяжении 20 с лишним лет оберегавшими его тайну, хочется снять шляпу. Но все-таки теперь, когда время залечило раны, люди должны узнать правду. Николай Михайлович Голушко, который был в то время председателем КГБ Украины и заодно соседом Щербицкого, сказал мне: «Владимир Васильевич оставил две предсмертные записки: одну — Раде, вторую — лично мне. Когда приехали представители прокуратуры, я её свернул и положил в карман. Не могу тебе сказать, что там было написано, но это была личная просьба ко мне. Я ее выполнил и перед Владимиром Васильевичем чист».
Между тем каких-либо фактических доказательств убийства или самоубийства Щербицкого нет. Да и вокруг смерти любого значимого политического деятеля, как правило, начинаются кривотолки и «шокирующие подробности». Широкая публика любит ковыряться в грязном белье, особенно если его носили знаменитые люди.
Однако, если смотреть чуть шире, то в определённой мере справедливы все версии о смерти Щербицкого. Его действительно убили. Бесконечной травлей, обвинениями, инсинуациями, которые нарастали с каждым годом, сваливаясь в откровенную провокационную мерзость. Верно и то, что он убил себя сам. Потому что больше не хотел жить в изменившейся реальности, созерцая абсолютный крах империи, верным солдатом которой был. Болезнь полностью ослабила, выключила, обесточила его. Не осталось ни физических, ни моральных сил. Словно путь, который он прошёл, привёл к руинам надежд, мечтаний. И Щербицкий стоял на краю обрыва, готовый броситься вниз. Лишь бы забыться. По сути, с его смертью кончилась и советская Украина. И началась другая.
Щербицкого похоронили на Байковом кладбище в Киеве. Когда траурная процессия шла улицами Киева, в небо выпустили несколько сотен голубей, которых так обожал Владимир Васильевич.
См также:
Хитрый лис Леонид Кравчук (начало)
https://maxpark.com/community/8460/content/7525672
Хитрый лис Леонид Кравчук (продолжение)
https://maxpark.com/community/8460/content/7525808
Хитрый лис Леонид Кравчук (окончание)
https://maxpark.com/community/8460/content/7525993
Комментарии