Умрет один миллион больше, один миллион меньше или поссориться со своим электоратом

А.Венедиктов― Я тут разговаривал с разными людьми, женщинами, не важно, которые принимают решение – один блондинка, один брюнетка. И разговор был такой. Они говорят: «Понимаешь, у нас в России никогда люди не профилактировали свое здоровье. Врач в белом халате – это убийца в белом халате. Ты к нему идешь, когда ты умираешь. Вы вот сидишь, боишься его. Он монстр, он чужой, он инопланетянин. Нет, лучше я приложу тряпочку… Никогда профилактировать свое здоровье – просто ты здоров, но ты идешь обследоваться – не было. И врач превратился в классового врага. И поэтому убедить в том, что этот классовый враг тебе поставит нужный чип, ненужный чип, невозможно».

Вот так они объясняют такое, как бы историческое отношение. Что бы вы им ответили, если бы вы были четвертым в нашем разговоре?

В.Пастухов― Я бы ответил, что здесь мы все-таки пытаемся задним числом объяснить что-то для нас непонятное и, конечно, я сам грешу этим. Если вы помните, Остап Бендер мог самогон гнать из любой табуретки. Я могу создать теорию из любого стула. Поэтому это мой недостаток, он же является конкурентным преимуществом. Мы зачастую пытаемся задним числом теоретизировать.

Ну во-первых, если мы берем медицину от 91-го года и дальше – это работает. Если мы берем медицину даже весьма спорную в ее советском виде, там это так не выглядело.

А.Венедиктов― Ну как не выглядело? То же самое было.

В.Пастухов― Ну он не был классовым врагом.

А.Венедиктов― В том смысле, что ты шел к врачу только тогда, когда у тебя уже отваливалась рука, а не когда она только заболевала, и не ходил на диспансеризации.

В.Пастухов― Может быть, в 0,001% случаев срабатывает этот фактор. Он является не основным. А вот я смотрю, например, наша хорошая знакомая выкладывает из Киева – мы такие разные, но в этом вопросе мы вместе – со своего любимого Крещатика ролик с демонстрацией антиваксы. И в общем, конечно, контингент весьма специфический. Потому что там идут такие деревенские бабульки, их в глаза-то почти не видел, а тут они все повылезали. И вот поп – один, второй, третий, четвертый, пятый… То есть в России, может быть, это так незаметно, а там это очень видно. Оно выходит. Поскольку церковь в России штука совершенно управляемая, у нас нет церкви – у нас есть отдел по делам религий понятно чего, понятно при ком. Поэтому они, конечно, показали свое истинное отношение к этому делу, но потом им по голове дали, и они, конечно…

А.Венедиктов― Показали неистинное отношение, да.

В.Пастухов― Показали неистинное отношение, заговорили. Но если вы вспомните, с чего начиналось, что дало толчок – первая реакция, а она все-таки авторитет для достаточного количества – ширнармасс – церковь.

А.Венедиктов― Да, конечно, авторитет.

В.Пастухов― Первая реакция была абсолютного неприятия. А почему неприятия? Потому что, в общем, православная церковь в значительной степени относится, если сказать мягко, настороженно к науке, научному знанию. То есть она готова их принять в той степени, в которой помогает делать ядерные ракеты, чтобы сдерживать супостата, но вот ровно в этой степени.

А.Венедиктов― Владимир Борисович, тут Зухра в чате пишет: «И хорошо, дремучие сгинут». Такая реакция на ваши слова, замечу я.

В.Пастухов― Я повторю то, что я сказал…

А.Венедиктов― Не надо. Вы Зухре ответьте.

В.Пастухов― Зухре отвечу. Я считаю, что, к сожалению, первое: сгинут не только дремучие, но и очень развитые вместе с ними. Потому что, в принципе, при большой доле невакцинированных, вакцинация остальных существенно теряет свою эффективность. Это имеет смысл, как в советские времена делалось: никто не спрашивал, хочешь – не хочешь… Тогда можно было какую-нибудь чуму убрать за несколько лет с поверхности Земли.

А если у тебя сохраняется существенная доля невакцинированных, то вакцинированных пробивает тоже. То есть, во-первых, я бы не стал злорадствовать по этому поводу.

А.Венедиктов― Зухра, не надо злорадствовать.

В.Пастухов― А во-вторых, я бы сказал, что среди тех, кто не согласен с вакцинацией, есть очень много людей вдумчивых. У людей есть аргументация. Они просто инакомыслящие, они иначе оценивают риски очень многие. На самом деле мы все равно оцениваем риски. Я все равно читаю эту статистику, но я преодолеваю это в себе. То есть я посчитал: 137 человек умерло от тромбоза при AstraZeneca. У меня не было выбора, как в Европе, или AstraZeneca или Pfizer, или Moderna. В Великобритании по-солдатски подошли: что было – тем и колют. Я посчитал: тут 137 на миллион, там – несколько тысяч осложнений на миллион. Ну понятно всё, пошли. Будет, не будет – все под богом ходим. А тот оценивает эти риски иначе. И здесь надо разбираться, как к этим людям найти подход.