Воспоминания о будущем. Ко дню Независимости США

Воспоминания о будущем. Ко дню Независимости США

Опубликовал Ехидный Douglas

Я уже писал несколько раз, что мне удалось побывать во многих странах из тех, которые называют развитыми. А в США даже довелось работать несколько лет.
И странное дело - несмотря на то, что чисто внешне Америка похожа на Россию гораздо меньше любой еропейской страны, несмотря на огромную разницу в культуре, климате, истории, традициях, даже во внешнем облике американских городов, сёл и самих американцев, их менталитет был стократно понятнее мне, чем образ мыслей немцев, итальянцев, французов или голландцев.

Об удивительной похожести американцев и русских много писали ещё в советские времена. И не конъюнктурные клоуны от журналистики типа Киселёва или Соловьёва, а титаны пера уровня В. Дунаева, А. Лауринчукаса, В. Зорина, В. Пескова , Б. Стрельникова или Т. Тэсс.

Но прочитать об этом - одно, а увидеть и прочувствовать самому - совсем другое.

Приехав в Штаты, я в этом убедился очень быстро. И вспомнил старых добрых мастеров журналистского ремесла добрым словом.

А началось моё знакомство с Америкой на борту самолёта ИЛ-62, на рейсе "Москва - Нью-Йорк" в 1989 году. И самым забавным образом.

Мы уже были где-то над Атлантикой, народ, уставший сидеть, пить и курить, лениво слонялся по салону, разминая затёкшие ноги и едва расходясь друг с другом в узеньком проходе.
Я тоже решил "немного прогуляться" после четырёхчасового непрерывного сидения и поднялся с места.
Но, сделав два шага, лоб-в-лоб столкнулся с кем-то высоким, отлично и со вкусом одетым и странно знакомым. Поэтому, сказав "Извините!", я, вместо того, чтобы протиснутсья мимо и пройти дальше по проходу, невольно уставился прямо в лицо моему нечаянному визави.

Мужчина, в свою очередь, посмотрел на меня, улыбнулся и очень знакомым, чуть глуховатым голосом спросил:
- Мы знакомы?
- Нет, растерянно сказал я, - кажется не знакомы, во всяком случае, вы меня не знаете, но я вас знаю точно! А вот вспомнить не могу, хоть убей!
Мужчина улыбнулся ещё шире, от него чуть повеяло запахом хорошего коньяка и дорогого одеколона.
- Хотите вспомнить? - продолжая улыбаться, вновь спросил он.
- Конечно! Теперь покоя не найду, пока не вспомню! - ответил я, уже изрядно заинтригованный.
- Гм, ну что с вами сделаешь! - засмеялся он. И вдруг, резко меняя голос и выражение лица , сказал
- Здравствуйте, товарищи! Мы ведём наш репортаж из многострадального Бейрута, столицы Ливана....

Помню, как я буквально обомлел, поражённый внезапной догадкой, как молнией.

- Фарид Мустафьевич! Простите, ради Бога! Но я же действительно никогда не видел вас кроме как на экране!
- Понимаю, - продолжая улыбаться, сказал Сейфуль-Мулюков, и, меняя тему и очень по-товарищески переходя на "ты", поинтересовался:
- В Америку летишь?
Вопрос был не праздным. По пути в Нью- Йорк нам предстояла посадка в Канаде, в крошечном аэропорту Гандера, на Ньюфаундленде.
- Да, в Америку, в Нью-Йорк.
- Ну, много интересного увидишь! - по-прежему продолжая улыбаться, ответил Фарид Мустафьевич, - язык знаешь?
- Нет, совсем не знаю, - смущённо признался я, - всю жизнь учил немецкий.
- Понятно! К работе готов! - шутливо отозвался прославленный журналист. В его карих татарских глазах опять запрыгали лукавые искорки. Вообще, он запомнился мне именно таким - необыкновенно доброжелательным, весёлым и одновременно - официальным и строгим.
- А где сидишь?
- Вот тут! - я указал на своё место.
- А я - вон там! - и он кивком головы указал на шторки дальше по проходу за моей спиной, за которыми находился салон первого класса, ну, если что - обращайся! Чем смогу - помогу.

Именно к нему, воспользовавшись этим предложением, я обратился через три часа, когда приветливая стюардесса раздала всем пассажирам непонятные карточки и бланки, означавшие, что пришло время заполнять американские таможенные декларации и карты прибывающего в страну.

Сейфуль-Мулюков не просто знал язык, он говорил на нём без акцента, как мне тогда показалось, читая и тут же переводя написанное на разноцветных бумажках, которые я ему принёс.
Он своей рукой быстро заполнил все клеточки и пробелы, собрал документы в стопку, вернул мне и деловито поинтересовался:
- Коньяк будешь?
- С вами - конечно! - засмеялся я.
- Не подхалимничай! - тем же деловитым тоном ответил он, протянул мне пузатую рюмку и, указывая на свободное место рядом с собой, строго добавил:
- Присаживайся, не стой! Французский коньяк прольёшь!

Я присел, мы выпили, и мой новый знакомый рассказал мне, что летит в Америку уже в двадцатый раз, сейчас - на Заседание Совбеза ООН по поводу палестинских дел. Что Штаты - очень интересная и полезная страна, где многому можно и нужно учиться. И что американцы очень похожи на нас. Больше, чем кто-нибудь другой на Земном шаре. Мне было странно это слышать. Для меня ковбои и индейцы были людьми с другой планеты.

Собственно он повторил то, что я и так уже знал из многочисленных побликаций и книг об Америке, которые в изобилии издавались в Союзе.
Но на вопрос о причинах этой похожести умница и выдающийся журналист Фарид Сейфуль-Мулюков ответить не смог. Вместо этого он со странной задумчивостью сказал:

- Трудно сказать... Наверное, потому что и мы, и они - огромные страны, и мы и они были долгое время изолированными от остального мира и развивались внутри себя, своим уникальным образом. И очень многого добились. Не знаю, - опять засмеялся он, - но вот ты приедешь и сам всё увидишь.

Он оказался полностью прав. Американцы оказались действительно очень похожи на нас, советских.
Более того, теперь, думаю, можно уверенно утверждать, что точно так же, как они были похожи на нас прежних, американцы абсолютно непохожи на нас нынешних. И для той давней нашей похожести, и для этой нынешней полной непохожести существует одна и та же причина.
Та самая, по которой мы сами стали не похожи на себя самих. 

Сегодня, вспоминая те свои первые ощущения и сравнивая их с нынешними, я оказался способен ответить на вопрос, на который не смог тогда ответить Фарид Сейфуль-Мулюков.
И в чём заключается эта причина, я, кажется, понял.

Окончание Второй мировой войны означало разгром крупнейшей и сильнейшей на тот исторический момент супердержавы - нацистской Германии и одновременно ознаменовалось появлением двух других - США и СССР.

Америка была очень развитой и мощной страной ещё до войны. Мы ускоренными, "пожарными" темпами ускорялись и развивались, понимая неизбежное и готовясь к нему.
Однако и США, и СССР, и Великобритания уступали немцам. Надо отдать должное нацистам - свою страну они не только возродили из пепла, но и подняли на недосягаемую прежде экономическую высоту, оставляя конкурентов в тени.

Последующая оккупация Европы, присоедиение Австрии и Чехословакии, полный контроль над остальными европейскими экономиками сделал Германию промышленно-экономическим монстром того времени.
Именно поэтому Победа СССР, практически в одиночку разгромившего Гитлера не только беспримерным солдатским мужеством, но и с опорой на собственную, исключительно сильную экономику, означала новый статус страны - Супердержава.

Супердержавой Россия стала ВПЕРВЫЕ в своей тысячелетней историей в 1945 году. И, оставаяь в этом качестве 46 лет, закончилась в 1991-м.
Эти 46 лет и есть период нашей "супердержавности". Ни до, ни тем более после этого мы не имели такого влияния на мир и не обладали таким международным авторитетом.

Эту мысль необходимо подчеркнуть!

Наша история знает немало славных страниц. В ней было немало побед. Но великой мировой державой мы не были НИКОГДА В ИСТОРИИ до 1945 года и после 1991-го.
Это означает, что на протяжении долгих столетий мы оставались страной, зависимой от чужого влияния. К нам вторгались захватчики и лезли проходимцы, мы жили, глядя снизу вверх на успешных европейских соседей, у которых заимствовали всё: язык, культуру, этику, эстетику и даже философскую мысль.

Итальянцы и французы строили наши города, немцы и бельгийцы строили наши фабрики. Французские и английские романы читали в наших французских салонах.
Европейские монархи были кузенами и духовными отцами наших царей.

Мы не были свободны. И даже ворвавшись в Париж на плечах поверженого Наполеона мы оставались зависимой от Европы страной, многие годы поглядывая на неё с умилением и восхищением, разговаривая на её языке в собственных гостиных, восторгаясь её совершенством и до ужаса стесняясь нашего собственного мужика в лаптях и обмотках, над которым мы сами издевались так, как и не снилось никакому захватчику.

Наше историческое рабское преклонение перед Западом было настолько привычным и безальтернативным, что заставило Пушкина сказать с грустью и отчаянием:

Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

И этo - горькая правда о нашем вековом рабском менталитете.

Этот менталитет был вырван с кровью и мясом. И уничтожен вместе с царями и попами, концессиями и французскими салонами в 1917 году.
Он в панике, бросая чемоданы, отплыл из России на переполненных пароходах, утонул в Сиваше, в севастопольских бухтах, в холодных волнах Балтики и Тихого океана.

Ему на смену уже шёл другой. Свой! Впервые в жизни Россия начинала собственный исторической путь.
Ещё никто не знал, что такое Супердержава и чем она отличается от других стран. Но мужик в лаптях и обносках уже перестал быть ничтожеством. А жирный поп, надменный городовой или проворовавшийся чиновник уже перестали быть его господами.

Ещё много говорили и мало понимали, что такое Свобода, которую принесла с собой Революция.
Но уже сочиняли другие стихи и пели другие песни. И не по приказу начальства, а от своей собственной души.
Вот такие:

Я в восторге от Нью-Йорка города.

Но кепчонку не сдеру с виска.

У советских собственная гордость:

На буржуев смотрим свысока.

И это было всего лишь 7 лет спустя после событий Октября 17-го. Шёл всего лишь 8-й год новой жизни.

А спустя ещё немного уже пели:

Нам нет преград ни в море, ни на суше,
Нам не страшны не льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей
Мы пронесём через миры и века!

И, наверное, даже в те годы "весёлого звона, огней и грохота", в которых рождалась будущая Победа в войне и вместе с ней будущая Супердержава под названием Советский Союз, мало кто задумывался о подлинном смысле и этих слов и всех этой новой жизни. И мало кто понимал, что эта песня, как и многие другие песни тех лет - не о заводах и фабриках, не о красных флагах, а о СВОБОДЕ!
О свободе настоящей, подлинной, которая бывает только тогда, когда твоя страна независима ни от кого! Когда не ей говорят, что ей делать, а она сама говорит это другим.

Когда она живёт не по чужим, а по своим собственным правилам, завоёванным кровью, добытым в бою, во имя будущего своих детей и памяти бесчисленных поколений бесправных предков.
Когда она сама, без оглядки и без спроса строит свой собственный дом.

И готова без колебаний свернуть шею любому, кто помешает ей это сделать.

В довоенные годы мы ещё не были этой Супердержавой. Мы только шли к этому на всех парах, ломая все преграды "на море и на суше".
Но пришла война. Мы победили. И стали Великим Государством ХХ века.
Чертежи дома оказались безошибочно верными.

А на другом краю Земли, кольтом, винчестером и "добрым словом" американские пионеры прорывались на Запад, в перестрелках с французами, испанцами и англичанами, индейцами и бандитами, в продырявленных пулями кибитках, верхом или пешком штурмуя горы, реки и саванны, оставляя за собой бесконечные могилы родственников и друзей.

И тоже совсем не думали о свободе и супердержавности. И тоже пели песни и слагали стихи. О себе и своей стране.
Как и мы, но чуть раньше нас, они думали о своём доме по своим собственным чертежам. И построили его. Так, как получилось. И тоже стали Супердержавой.
И своим домом они гордятся по праву. Как теперь, осознав многое, гордимся и мы своим.

Почти ничего не зная друг о друге, мы и они шли к одной и той же цели, не задумываясь и не рефлексируя.
И пришли. В 1945 году. Впервые посмотрев друг другу в глаза.
И, пожимая руки на Эльбе, опять не задумываясь об истинных причинах, понимали и признавали достижения друг друга и отдавали им должное.
И весело улыбались, и хлопали друг друга по спине, и обменивались сувенирами. И понимали друг друга без слов. Потому что за нами, как горы, высились наши Супердержавы.

И после Эльбы продолжали ревниво следить за успехами друг друга, так, как наблюдают друг за другом равные по силе атлеты, уважающие силу, опыт и практические результаты своего соперника и потому никогда не позволяющие себе грубости, оскорблений или унижений.

Мы поражались их небоскрёбам, автомобилям, мостам и даже тюбикам зубной пасты, непривычно огромным на наш взгляд.

А они щёлкали языками, наблюдая плотину Братской ГЭС, кузов БЕЛАЗа размером со средний американский дом или шагающий экскаватор производства Уралмаша, в ковше которого легко помещалась легковая автомашина.

Свободные, мы уважали их свободу. Сильные, мы уважали их силу.

За эти же силу и свободу они уважали нас. И эта сила и свобода были в каждом американском слове и поступке точно так же, как они были в советском.

Они до сих пор не знают, что такое слабость и зависимость. Они остались теми же, что и были.

Мы знаем, что такое слабость и зависимость. Мы стали другими. Мы больше не похожи на них, а они на нас.

Мы были одинаково сильны и одинаково влиятельны. Обе великие страны были маяками для остального мира. Им было что предложить Земному шару.
Одной из этих супердержав сегодня нет.
Мы проиграли Америке. Но не потому что были слабее, а потому что оказались недостойны великой миссии, которую возложили на нас наши отцы-основатели.
И сегодня скукожились до размеров раздувшейся сверх меры Анголы, набитой устаревшим ядерным хламом - единственным, чем мы ещё можем "гордиться".
Ушла великая страна, ушли журналисты мирового уровня, уступив место крикливым пучеглазым завравшимся пропагандистам, хрипло тявкающим на Америку, как блохастые дворняги на Луну, скрывая за вымученной ненавистью звериную гопницкую зависть к державе, сумевшей сохранить себя вопреки всему.

Америка не изменилась. Не изменился её национальный менталитет. Изменился наш.

Он вернулся туда, где бесправные и забитые, безграмотные мужики в обмотках покорно лижут сапог своего господина и злобно-завистливо хают успешных, ушедших далеко вперёд соседей, ещё недавно бывших друзьями и союзниками. И называют себя настоящими патриотами настоящей России.

Я бежалостно изгоняю их из обсуждения моих статей. Мне не о чем говорить с ними. Я знаю то, что никогда не знали и могут никогда не узнать они - что такое Супердержава и что такое менталитет её гражданина.
Поэтому нам никогда не понять друг друга. И мне их жаль. Как жаль любого раба, с рождения не знающего свободы и потому не нуждающегося в ней.

Таков результат последних лет.

Разве мог предвидеть это в далёком 1989 году в уютном кресле советского авиалайнера выдающийся советский журналист-международник Фарид Сейфуль-Мулюков, летевший на заседание Совбеза ООН, свободно говоривший на нескольких иностранных языках, повидавший полмира, но так и не сумевший объяснить мне, почему американцы и мы так похожи.

Ведь он был советским журналистом и человеком. И остался таким до самой смерти, как останемся ими и мы сами.

А ещё он был носителем советского менталитета.
Того самого, которому было всего 46 лет от роду.
Того самого, где, вместо рабства и холуйства было естественное, как воздух, осознание уважения себя, как результат величия и уважения твоей страны и готовность уважать за это всех прочих.

Того самого, где Братская ГЭС, Гагарин, Ту-144 и корабль "Буран". Где Ленин, Сталин и Брежнев с улыбкой показывали, как надо управлять, Жуков и Рокоссовский - как надо воевать, Королёв и Глушко - как надо изобретать, Громыко - как надо договариваться, Сейфуль-Мулюков - как надо об этом рассказывать, а улыбчивые сибирские монтажники - как надо строить.

И другого менталитета Фариду Мустафьевичу было совершенно не нужно.

Как и мне. И нам всем.