Конец сионизма? «Израиль родился в грехе», – говорит сын бывшего премьер-министра

• Офер Адерет

В конце десятичасовой серии интервью с Яаковом «Коби» Шаретом я переспросил моего 94-летнего собеседника, уверен ли он во всем, что сказал. «Да», – с улыбкой кивнул Шарет.

Яаков Шарет, сын Моше Шарета, первого министра иностранных дел и второго премьер-министра Израиля, не считает нужным приукрашивать свои слова. Он резок, язвителен и точен – и хочет передать читателям мысль, которую нелегко переварить.

Сын человека, подписавшего Декларацию независимости Израиля в 1948 году, заканчивает свои дни антисионистом, он выступает против «репатриации» в Израиль и поощряет эмиграцию, предрекает стране темные дни и поддерживает иранскую ядерную программу.

«Государство Израиль и сионистское предприятие родились в грехе», – говорит  человек, который был бойцом ПАЛМАХа, во время Второй мировой войны вступил добровольцем в Еврейскую бригаду в составе британской армии, был одним из основателей кибуца в Негеве, служил в ШАБАКе и «Нативе» – Бюро по связям с евреями Восточной Европы.

«Этот первородный грех будет преследовать нас. Он превратился в экзистенциальный страх, который принимает всевозможные формы. Мне 94 года, я спокоен и финансово благополучен. Но я боюсь за будущее моих внуков и правнуков», – говорит Шарет, сидя в пентхаусе в центре Тель-Авива. Он не производит впечатления страдальца.

Он продолжает: «Я – коллаборационист поневоле, который вынужден сотрудничать с преступной страной, и в мои годы я не могу отсюда уехать. Осознание того, что Израиль оккупирует другой народ и издевается над ним, меня постоянно преследует».

Ген «выйди из страны своей»

 

Часть семьи Шарета уже покинула страну и живет в Нью-Йорке. Его дед Яков Шерток был среди основателей движения «билуйцев». Он приехал в Израиль в 1882 году, после погромов в России, но через несколько лет вернулся обратно и обзавелся семьей. Моше Шарет, отец Яакова, родился в Херсоне. В 1906 году, после очередных погромов, дед и его семья вернулись в Палестину – на этот раз навсегда. После двух лет в арабской деревне Эйн-Сенья к северу от Рамаллы, где Моше Шарет научился говорить по-арабски, как на родном языке, семья  переехала в Тель-Авив. Там в гимназии «Герцлия» он подружился с теми, кто впоследствии стал видными фигурами в еврейском ишуве: Дов Хоз и Шауль Авигур принадлежали к числу основателей «Хаганы», Элиягу Голомб – некоронованный командир «Хаганы».

После окончания школы Моше Шарет отправился изучать право в Стамбул, столицу Османской империи, которая контролировала земли, впоследствии ставшие Израилем, но Первая мировая война прервала его планы. Он вернулся в Палестину и стал активным участником движения «туркизации», которое утверждало: только если евреи в Израиле примут османское гражданство, можно будет предотвратить их изгнание.

Он преподавал в школе турецкий язык и позже записался в османскую армию. «Отец говорил, что они пришли сюда не для того, чтобы изгнать арабов, а чтобы жить с ними вместе. Он считал, что места хватит всем», – говорит Яаков Шарет.

Моше Шарет проложил себе путь наверх. Он занимал пост главы дипломатического отдела Еврейского агентства, разрабатывал концепцию «Стена и башня», занимался строительством Тель-Авивского порта, основал еврейскую вспомогательную полицию и проект добровольной службы в британской армии, вершиной которого стало создание Еврейской бригады во время Второй мировой войны. С основанием Израиля Моше Шарет был назначен министром иностранных дел и некоторое время был премьер-министром.

Сегодня правнуки Моше Шарета, в чьем сионизме и любви к стране невозможно сомневаться, живут в Нью-Йорке.

«Оставьте мантру «у меня нет другой страны», – говорит Яаков Шарет. – Более миллиона израильтян живут за границей. Люди понимают, что есть места, где лучше жить и растить детей. Проблемы есть везде, но проблемы  Израиля – экзистенциальные».

Отец Яакова Шарета был среди тех, кто подписал Декларацию независимости, а сам он больше не считает Израиль национальным домом еврейского народа.

«Наш народ очень рано доказал, что не знает, как создавать и управлять государством. Поэтому большую часть времени он был в роли преследуемого и ненавидимого меньшинства, которое живет без организации и без собственного правительства. Один из генов в нашей национальной ДНК – «выйди из страны своей», который зародился во времена нашего праотца Авраама. Со времен Второго Храма большинство евреев не жили в Израиле. Они основали великолепную общину на реке Тигр, затем перебрались в Испанию, где создали замечательную культуру, а оттуда рассеялись по всему миру...»

– Погромы и Катастрофа подвели многих к мысли, что «еврейский вопрос» имеет только территориальное решение.

В ответ на это замечание Яаков Шарет говорит: «Конфликт возник в тот момент, когда сионизм призвал евреев иммигрировать в Израиль, чтобы создать здесь дом для еврейского народа, который будет их суверенным государством. Потому что здесь уже жил другой народ, исповедовавший другую религию.

Нигде в мире большинство не согласилось бы отступить перед иностранным захватчиком, который говорит «Здесь жили наши предки» и требует отдать ему власть. Сионизм игнорировал это противоречие. Когда арабы поняли, что теряют большинство, начался жестокий конфликт – беспорядки 1920, 1921, 1929, 1936-1939 годов и потом войны одна за другой.

Многие говорят, что мы «заслужили» эту землю, потому что арабы могли бы нас принять, и тогда все было бы хорошо. Но они начали войну, поэтому нечего жаловаться. Но я считаю аморальной всю эту трансформацию большинства (арабов) в меньшинство и меньшинства (евреев) в большинство».

– То есть ваш отец был аморален, и вы тоже: ваша биография переплелась с биографией сионистского движения и Израиля в их эпохальный период.

– Как человек, который платит здесь налоги, – да. В какой-то период здесь была надежда на то, что создано что-то новое, и я был его частью. Но теперь сионизм исчез, исчезли и все обещания, которые мы давали. Меня это не устраивает. Наша национальная повестка дня – это кровь, смерть и насилие, и она реет над страной, как флаг. Израиль живет с мечом в руках и точит его. Я чувствую, что отчужден от этого.

– Что пошло не так?

– Два величайших врага еврейского народа, Гитлер и Сталин, палачи еврейской культуры, опустошили и уничтожили ее в Польше и в Советском Союзе. Те, кто задумывал Государство Израиль, ориентировались в первую очередь на это еврейское племя. Но гитлеровская Катастрофа и сталинский духовный геноцид полностью изменили демографический состав Израиля. Когда выяснилось, что тех, кто должен был приехать, больше не существует, приехали другие евреи. Они такие же евреи, как я и вы, но у них другая культура. Они выросли в мусульманских странах и вышли из среды, где правят религия и кланы и где существует культ преклонения перед отцом. По сей день приезд этих людей в Израиль служит источником проблем.

– Вы бы предпочли видеть Израиль ашкеназским, светским и либеральным – таким, как вы?

– Чем более однородно общество, тем оно здоровее. Чем более разнообразно, тем больше у него проблем. Я разочарован тем, что еврейский народ разделен на племена. И я разочарован характером государства. Когда я вижу премьер-министра с кипой на голове, мне становится дурно. Это не тот Израиль, который я хочу видеть. Как случилось, что эта новая страна, которая должна была принести миру инновации, стала чернейшим пятном, контролируемым националистами-ультраортодоксами? Как получилось, что здесь правят реакционерство и фанатизм, мессианство, желание расширить границы и контролировать жизнь другого народа?

Ловушка для эмиссара

Яаков Шарет родился в 1927 году в Тель-Авиве в обеспеченной семье, принадлежавшей к сливкам ишува – еврейской общины Палестины. В связи с карьерным ростом отца семья переехала в Иерусалим, где впоследствии его учителями стали  географ Давид Бенвеништи, философ Йешаягу Лейбович и лексикограф Авраам Эвен Шошан.

Шарет учился в Колумбийском университете в США и в Оксфордском в Англии, специализируясь на советологии. В 1960 году он был приглашен на работу в секретную службу «Натив», члены которой под видом сотрудников израильского посольства въезжали в Советский Союз, чтобы оказать поддержку евреям, жившим за железным занавесом.

Шарет, превосходно владевший русским языком, получил пост первого секретаря посольства Израиля в Москве и объездил весь Советский Союз в поисках евреев, проявлявших интерес к Израилю и сионизму. Однако через год он попал в ловушку: принял на улице письмо от человека, который представился евреем и попросил передать письмо его родственникам в Израиле. Шарет был тут же задержан, обвинен в шпионаже – в конверте оказалась фотография ракеты – и  с шумом выслан из СССР. После возвращения в Израиль он работал в русском отделе военной разведки.

Яаков Шарет крайне разочарован русской алией. «Люди, которых я так хотел здесь видеть, оказались правыми националистами; это результат многолетней ассимиляции в сочетании с необходимостью скрывать свое происхождение. В Израиле они примкнули к самой фанатичной и экстремистской части общества. И я сам участвовал в том, чтобы привезти сюда моих врагов. Авигдор Либерман – поселенец. С политической точки зрения он мой враг», – добавляет он.

Шарета беспокоит не приезд того или иного человека. Он выступает против поощрения людей к переезду в Израиль. «Израиль – единственная страна, которая прилагает усилия к увеличению своего населения. Мало здесь людей, мало пробок?»

Идти на компромисс – не значит капитулировать

Расставшись с разведкой, Шарет обратился к журналистике. С 1963 по 1983 год он писал и был редактором в «Маариве». В начале 1980-х годов у него была колонка «Человек с Марса»

в еженедельнике «Этот мир», находившемся в оппозиции к истеблишменту, где он выражал свои критические представления об израильтянах, которых видел глазами инопланетянина.

В 1988 году вышла его книга «Государство Израиль из «Старой новой страны» скончалось»; название отсылало читателя к книге – и мечте – Герцля, известной под названием «Альтройланд», то есть старая новая страна, какой ему виделся будущий Израиль. Шарет охарактеризовал свою книгу как «отчаянный крик последнего момента, предупреждающий о беспрецедентном экзистенциальном кризисе, который  невозможно ни преодолеть, ни предотвратить».

Шарет говорит, что не боится смерти, но если его жизнь потеряет смысл и он станет бременем для окружающих, то он покончит с собой. Но прежде чем это произойдет, он хочет успеть написать автобиографию. У нее уже есть название: «Коллаборационист поневоле».

Офер Адерет, «ХаАрец», М.Р.