Взгляд из Минска: Почему в России не получилось устроить аналог Беломайдана?

О возможности повторения белорусского сценария дестабилизации обстановки в России за последний год было сказано немало как в самой Белоруссии, так и в РФ.

  В Белоруссии об этом говорили, прежде всего, провластные политики и пропагандисты, утверждавшие, что в августе 2020 года была лишь проба сил, обкатка механизмов, которые будут задействованы уже в России на президентских и парламентских выборах.

  В РФ о такой перспективе говорили самые разные политики и эксперты – как провластные, так и оппозиционные. Даже Жириновский год назад утверждал, что Россия семимильными шагами идет к повторению белорусского сценария.

  Но парламентские выборы прошли. И тишина. Самой крупной акцией протеста был малочисленный митинг коммуниста Рашкина на Пушкинской площади в Москве, который прошел в понедельник вечером и на который никто не обратил особого внимания. Россия проголосовала и продолжила жить своей жизнью.

  Стремление расшатать Россию у коллективного Запада имеется не меньшее, чем стремление расшатать Белоруссию. В конце концов, Россия для него является стратегическим конкурентом, а Белоруссия – лишь инструментом для давления на ту же Россию.

  «Бастион против российского неоимпериализма», – так некогда, накануне своей встречи с Лукашенко обозначил американское понимание роли Белоруссии болтливый помощник госсекретаря США Уэсс Митчелл.

  Усилия и средства на дестабилизацию России были затрачены несопоставимые с теми, что были пущены на Белоруссию. И, тем не менее, Белоруссию лихорадит до сих пор, а в России все усилия пошли прахом. Более того, теперь стало окончательно ясно, что и в 2024 году шансы на повторение белорусского сценария в России близки к нулю.

  Главное уязвимое место Белоруссии – ее многовекторность. В России нет влиятельных агентов влияния Запада. Все откровенно прозападные силы маргинальны и в сумме могут претендовать лишь на несколько процентов голосов. Такие агенты влияния изрядно наруководились Россией в 90-х, и сейчас большинством россиян эти годы воспринимаются как время национального унижения. В Белоруссии же «лихие 90-е» были и короче и мягче. Вакханалию остановил Лукашенко, который тогда позиционировал себя как пророссийский политик.

  Позже началась эпоха «многовекторности», когда официальный Минск лавировал между геополитическими полюсами, лидеры оппозиции ходили в посольства западных стран как на работу, а ее активисты потоком ездили в Киев, Вильнюс и Варшаву на тренинги и семинары.

  Всё это время большинство институтов американской и европейской «мягкой силы», внесенные в России в «патриотический стоп-лист», действовали в Белоруссии открыто и даже активно сотрудничали с государством.

Россия в то же время работала только с Лукашенко, практически не занимаясь формированием независимых пророссийских сил. В результате основная часть организованной оппозиции – именно агенты влияния Запада, вскормленные им с молчаливого согласия белорусской власти. Именно они стали движущей силой попытки «цветной революции» в августе прошлого года. В России подобной движущей силы попросту нет и не предвидится в обозримой перспективе.

  Еще одно отличие в том, что Западу и его сателлитам в России не удалось дискредитировать выборы.

 Голосование было прозрачным – на избирательных участках были установлены веб-камеры и прозрачные урны, наблюдатели могли беспрепятственно фиксировать ход голосования и подсчет голосов. Даже накладка с электронным голосованием в Москве, подсчет итогов которого сильно затянулся, не сильно повлияла на восприятие выборов.

 В Белоруссии же власть сама приложила максимум усилий для дискредитации кампании еще до их начала. Посадки основных конкурентов Лукашенко, ограничения для наблюдателей, фактически делавшие бессмысленной их работу, закрытость подсчета голосов и отсутствие независимой социологии, которая давала бы правдоподобную картину – все это не способствовало доверию к результату голосования.

  Наконец, третья причина – в России существует развитая партийная система. Есть широкий спектр партий, дающих политически активным гражданам возможность для самореализации. При этом крупные партии финансируются государством.

 В Белоруссии же партии либо полностью контролируются властью, либо маргинальны. О государственном их финансировании речи не идет в принципе. Финансирование политических структур частным бизнесом тоже, мягко говоря, не поощряется.

  В результате вся оппозиция вынуждена десятилетиями существовать на средства западных грантодателей. Разумеется, финансовая зависимость приводит к тому, что приоритетом для таких партий являются не государственные интересы Белоруссии, а интересы тех, кто их содержит.

  Причин называть можно еще очень много, но прошедшие выборы продемонстрировали то, что российская политическая система гораздо более эффективна и устойчива, чем хваленая белорусская модель.