Чего хотят революционеры, и главное – зачем

Алексей Алешковский

Я внезапно озадачился необычайно простым вопросом: чего на самом деле хотят люди, мечтающие о революции и постоянно артикулирующие эту свою мечту в социальных сетях? Сценарное мастерство подразумевает умение разбираться в целеполагании и мотивировках героев. И тут все не так просто – потому что цель можно описывать по-разному. Революция – цель профессионального революционера, который работает именно на нее и на своем пути к ней преодолевает различные препятствия.

Для сетевого хомячка, слушающего музыку революции и ей подпевающего, целью скорее всего является нечто другое: скажем, заявить о себе. Или влиться в дружный коллектив, обозначив свою ориентацию. В реальной жизни его целью будет нечто совершенно другое, филистерское: купить квартиру, жениться или добиться желаемого социального статуса, чему способствует необходимая мимикрия. Один мой знакомец, работая на патриотическом телеканале, был твердокаменным патриотом, а будучи оттуда уволенным, стал твердокаменным либералом.

Цель заработать понятна, если за разговоры о революции платят. При этом человек может хотеть революции, а может хотеть только славы и денег (вспомним гибкого бунтаря Протасевича). То же и с охранителями: люди очень легко переходят из лагеря в лагерь, если их мотивация чисто финансовая.

Искренность установить довольно сложно. Слова людей мало говорят об их реальных целях, и это известно не только сценаристам. Очевидно, поэтому государству и плевать на такие разговоры, покуда дело не доходит до того, что может квалифицироваться как экстремизм.

Но революционерами, которых нынче, к счастью, днем с огнем не сыщешь, и хомячками дело не ограничивается. Иной раз доводится читать, как по революции тоскуют умные и лично приличные люди. И тогда я растерянно думаю: ну что за напасть такая? Как это может быть, что история ничему не учит? В том числе совсем недавняя: Ближний Восток, Украина… Но нас же не удивляет, например, страсть к саморазрушению. Она и с интеллектом прекрасно сочетается, и с добротой души. Это примерно как бабочка, которая летит на огонь и думает, что она – Чжуан-цзы.

«Породив большевизм, напитав его собою, интеллигенция, едва только он из эфирной эманации, из призрака субстантивировался, стал реальностью, сделался властью, тотчас же захотела оттолкнуться от него, тотчас же ощутила его себе внеположным, тотчас же поняла, что этим она не решила своих проблем и должна снова терзаться своей чуждостью принявшей как будто этот большевизм земле. Иссушающая рефлексия на темы власти осталась неотъемлемым элементом интеллигентского сознания. Ему по-прежнему оказалось почему-то естественным мыслить в терминах «мы» и «они» – мы и власть, мы и народ, мы и Россия. По-прежнему понятия «крушения», «распада», «заварухи» определяют собою топику интеллигентского мышления. По-прежнему магической силой обладают для него слова «скоро начнется», «началось».

По-прежнему интеллигент живет «социальной модой», по-прежнему не мыслит себя отдельно от всех, по-прежнему грезит массовыми движениями, оперирует языком «революционных ситуаций», – писал Владимир Кормер в знаменитой статье «Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура» в 1969 году (хотя казалось бы: какая там революция?).

Фото: Apaydin Alain/ABACA/Reuters

Можно попробовать зайти с другой стороны: в драматургии суть внутреннего конфликта – антагонизм осознанной (как правило, ложной) цели героя и его истинной потребности, которую до поры до времени он из своего сознания вытесняет.

Цель нуждается в мотивации. Мотивация – это самообман, который порождает движущую героем энергию заблуждения: «Я думаю, что революция принесет мне счастье». Но что же антагонистично революции? Очевидно то, что можно назвать зоной комфорта. Из нее антикремлевские мечтатели и не выходят: «революционная» интеллигенция – это не динамит, а чашка Петри.

Зачем делать то, о чем можно поговорить? Особенно если за дела наказывают, а за разговоры хвалят. Зона комфорта меблирована иллюзиями: общего дела, борьбы, истины, справедливости, ума, чести и совести… В ней работает система распознавания «свой–чужой» и часовые не дремлют. В этой зоне сидят лучшие люди с хорошими лицами. Они ведут напряженную духовную работу: толкут в ступе воду. Занятие это для прогрессивной интеллигенции традиционное и престижное.

– Смотрите, – говорят, – какой мы народ: особенный, избранный, «антимещанский», грядущего града взыскующий… То есть народ-то наш, собственно, если до конца договаривать, – дикарь: рук не моет и ковшей не полощет, да зато уж интеллигенция за него распялась, всю тоску, по правде, в себе сосредоточила, не живет, а горит полтора столетия подряд… Интеллигенция заместительствует партии, классы, народ. Интеллигенция переживает культурные эпохи – за народ. Интеллигенция выбирает пути развития – для народа. Где же происходит вся эта титаническая работа? Да в воображении той же самой интеллигенции!

Это в 1912 году написал революционный публицист Лев Троцкий. Интеллигенция – удивительный субстрат, свойства которого не меняются веками. Ее представители сами по себе могут быть блестящими профессионалами и достойными людьми. Но когда они объединяются в «партию», пиши пропало. «Разнородное не может сделаться предметом сложения; этой мудрости обучают уже в элементарной школе. Вот почему и возможна партия тупоголовых людей, а немыслима партия гениев. Вопрос о вкусе кислой капусты может быть разрешен удовлетворительно большинством голосов, но ни в каком случае не получите вы таким путем решения вопроса об относительном достоинстве миросозерцаний», – заметил Макс Нордау.

Проблема диванных революционеров в том, что их цель – не делать и отвечать за свои действия, а делегировать полномочия. Рулить историей чужими руками – ведь свои интеллигентные люди кровью не пачкают. Но у чужих рук есть свои головы.