КТО ПОМОГ СССР ПРОИГРАТЬ В КОМПЬЮТЕРНОЙ ГОНКЕ?

Сорок лет назад, 12 августа 1981 года американская компания IBM Corporation (International Business Machines) представила свой первый персональный компьютер – IBM 5150, положивший начало эпохе современных компьютеров. В каком-то смысле, это, конечно была революция. Уже в первый год продаж компания продала более 130 тысяч своих машин. К 2000 году во всем мире было продано 140 млн. персональных компьютеров. Сегодня практически никто не представляет без ноута или, на худой конец, смартфона своей жизни.

О последствиях компьютерной революции можно говорить много. Особенно обращая внимание на то, что все железо, все технологии, наконец, сами глобальные сети и все ведущие игроки Биг дата (пятерка FAGMA: Фейсбук, Амазон, Гугл, Майкрософт, Эппл) — это западные технологии, западный (точнее, глобальный) капитал. Положение лишь немного начинает меняться последние годы. Наши стратегические ведомства пересаживаются на российские машины, запускаются альтернативные сети, создаются альтернативные кластеры. Но положение остается печальным.

Да что там говорить, уже сорок лет назад советская компьютерная мысль безнадежно отставала от американской и не могла составить последней сколько-нибудь серьезной конкуренции.

Но так было далеко не всегда. И сама история компьютерной гонки между СССР и США поучительна не менее, чем история гонки космической. Именно об этом мы и хотим  рассказать.

Н. Винер

Часто можно услышать, что в СССР преследовали кибернетику, вследствие чего и образовалось столь тотальное отставание. Это не совсем так. Скорее, верно то, что сами теоретические основы кибернетики были заложены советскими мыслителями. Н. Винер, «отец» кибернетики,  признавал, что на него серьезно повлияли идеи А. Богданова и его трехтомник «Тектологии».

Обложка работы А.А. Богданова

Философскую составляющую кибернетики у нас и правда жестко критиковали, как «буржуазное мировоззрение». Но работы по созданию ЭВМ шли в Англии, Америке и СССР практически параллельно.

В 1946 американские конструкторы Джон Мочли и Джон Эккерт объявили о создании электронной вычислительной машины ЭНИАК. Однако эта машина не была первой. Оставляя в стороне немецкие разработки 40-х гг. (действительно, первые рабочие вычислительные машины), обратимся к советским проектам этого времени.

Пионером советской вычислительной техники был академик Лебедев. Доклад о его разработках был прочитан в ЦК еще в 1945 году. Увы, у московских партийных бюрократов предложения по созданию ЭВМ энтузиазма не вызвало. Однако дело Лебедева было спасено президентом Академии наук Украины А. Богомольцем, который пригласил академика в Киев.  Именно здесь в октябре 1951 года была создана и продемонстрирована первая советская ЭВМ — малая электронная счетная машина (МЭСМ) на 600 электронных ламп. Английская ЭДСАК была выпущена лишь годом раньше. Но процессор МЭСМ был намного мощнее. В 1953 году аналогичная ЭДСАК машина ЦЭМ-1 была принята в эксплуатацию в Институте атомной энергии. Она также превосходила ЭДСАК по многим параметрам.

Академик С. А. Лебедев

В 1952-м Лебедев создает машину БЭСМ-1, на то время самую производительную машину в Европе. Наконец, в 1953 году Лебедеву предлагают возглавить Московский институт точной механики и вычислительной техники (созданный в 1948 году). В 1959 г. под руководством С.А. Лебедева создается машина БЭСМ-2 производительностью 10 тыс. опер./с., которая рассчитывает запуски космических ракет и первых в мире искусственных спутников Земли. А в 1961 г. машина Лебедева М-40 уже блестяще решает задачи расчета траектории противоракеты. И здесь наше первенство уже совершенно очевидно. Американцы начинают отставать на десятилетия. Группа разработчиков фирмы «Burrouse» (образованной на базе IBM), создавшие базовую машину американских ПВО «Burrouse-7700», уже в 70-х признавали, что им так и не удалось достичь уровня советской БЭСМ-6.

Отдельная эпическая страница советской электроники связана с именем академика Глушкова и его системой ОГАС (Общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации), предназначенной для автоматизированного управления всей экономикой СССР в целом.

Академик  В. М. Глушков

Это был грандиозный проект, на полвека опередивший свое время. Проект, реализация которого могла дать мощнейший толчок развитию плановой советской экономики. Глушков предлагал связать все важные объекты советской экономики в единую компьютерную сеть.  Разработанный группой Глушкова экскизный проект «Единой Государственной сети вычислительных центров» включал в себя около 100 центров в крупных промышленных городах и районных центрах, объединенных широкополосными каналами связи. Это было сердце проекта, к которому далее подключалось до 20000 малых объектов. С возможность доступа к любой информации из любой точки системы.

Да, фактически, это был интернет до всякого еще интернета, позволяющий управлять объединенной плановой экономикой максимально эффективно.

В феврале 1964 года проект информационной сети Глушкова был представлен Хрущёву. «Поскольку в СССР действовала централизованная система управления, можно было поставить ЭВМ на все предприятия и из единого центра следить за их работой, – говорила позднее дочь академика Вера Глушкова, старший научный сотрудник Института кибернетики НАН Украины. – Сегодняшняя база данных банков, работа с карточками клиентов – это фрагмент той системы, которую предлагал внедрить мой отец. Она включала и банки, и бухгалтерский учёт, в том числе и безналичную выдачу зарплаты, и производство, и транспорт, и армию… По замыслу отца объединение вычислительных центров и автоматизированных систем управления предприятиями в одной структуре позволяло бы получать чёткую картину происходящего в народном хозяйстве и выбирать самый оптимальный вариант управления каждым предприятием, каждой отраслью».

Бенджамин Петерс в книге «How Not to Network a Nation. The Uneasy History of the Soviet Internet» (Как в Советском Союзе изобрели интернет и почему он не заработал) писал:

«Идея Глушкова состояла в том, чтобы дать старт эре электронного социализма… Глушков стремился упорядочить и технологически модернизировать всю плановую экономику.

Эта система будет по-прежнему принимать экономические решения на основе Госплана, но быстрее, благодаря компьютерному моделированию и прогнозированию равновесия — до того, как оно возникнет… Сеть была смоделирована по образу иерархической трехуровневой пирамидальной структуры государства и экономики: один главный компьютерный центр в Москве будет соединен с 200 компьютерными узлами среднего уровня в крупных городах, которые, в свою очередь, будут связаны с 20 000 терминалами, распределенными по ключевым производственным площадкам народного хозяйства. В соответствии с большими опытом Глушкова в сфере жизнедеятельности страны, архитектура сети неслучайно содержала в себе принципы децентрализованного дизайна. Это означало, что, хотя в Москве и можно будет указать, кому какие разрешения предоставить, любой авторизованный пользователь мог связаться с любым другим пользователем через пирамидальную сеть — без прямого разрешения от материнского узла. По мнению Глушкова,  сетевые вычисления могли приблизить страну к эпохе, которую Фрэнсис Спаффорд назвал «красным изобилием». Это был способ, с помощью которого медленная основа централизованной экономики — квоты, планы и сборники отраслевых стандартов — превратится в нейронную сеть нации, движимую невероятной скоростью электричества. Проект претендовал не меньше, чем на установление «электронного социализма»».

Понятно, что столь амбициозный проект вызвал большой переполох. И в США, и в либеральном лагере внутри советской верхушки.  «Начиная с 1964 года против меня стали открыто выступать учёные-экономисты, многие из которых потом уехали в США и Израиль, – писал В.М. Глушков в своих воспоминаниях. – Ориентировочно стоимость проекта оценивалась в 20 млрд рублей. Мы предусмотрели самоокупаемость затрат. За три пятилетки реализация программы принесла бы в бюджет не менее 100 млрд рублей. Но наши горе-экономисты сбили Косыгина с толку. Нас отставили в сторону, стали относиться с настороженностью».

Действительно, против Глушкова и его разработок началась настоящая война, которая велась под прикрытием экспертов из ЦК при активной помощи Запада и американских спецслужб. На стол А.Н. Косыгину ложились бесконечные доклады от советских экономистов, побывавших в командировках в США (в основном через контакты Д. Гвишиани) примерно такого содержания: «В США спрос на вычислительные машины упал», «Использование вычислительной техники для управления экономикой — блажь, над которой в Америке смеются» и тд.

Альтернативная же информация, поступающая от Глушкова и специалистов мирового уровня попросту блокировалась, не достигая ушей Брежнева и Политбюро.

Одновременно, советскую партэлиту бомбардировали передовицами The Washington Post или Гардиан под сенсационными шапками вроде «Перфокарта управляет Кремлём» (статья принадлежала перу Виктора Зорзы, одного из «детей оттепели» тов. Эренбурга), переводы которых немедленно ложились на столы секретарей ЦК.

А скоро подключилась и советская пресса, к тому времени прочно захваченная детьми «поколения оттепели». Заведующий отделом Института США и Канады тов. Б. Мильнер авторитетно заявлял в «Известиях», что американцы отказываются от вычислительной техники, которая потребовала бы изменений всей системы управления, и что этот опыт надо учесть и нам. (Мильнер Б. США: Уроки электронного бума, Известия, 1972, 18 марта) ему вторил советский политолог, советник советских госсекретарей, Г.А. Арбатов (Арбатов Г.А. Проектирование организации крупных производственно-хозяйственных комплексов и управления ими, Плановое хозяйство, 1975, №5. С.18) итд.

1 октября 1970-го на встрече Глушкова с министрами в Кремле проект ОГАС (прежде всего усилиями министра финансов Гарбузова) был отклонен. Перспективным был признан путь экономической реформы Е. Либермана (децентрализации и расширения самостоятельности предприятий), который обещал, что издержки на его проект не превысят стоимости бумаги, на которой будут написаны указы, и мгновенные результаты. Результаты (правда, не столь мгновенные) стали очевидны к 1991 году. Но академик Глушков не дожил до этого времени.  Он скончался 30 января 1982 года в возрасте 60 лет.

Другой мощнейший удар по советской компьютерной технике был нанесен знаменитым постановлением ЦК КПСС и СовМина СССР от 30 декабря 1967 г, которое обязало советские институты прекратить собственные разработки, и переориентироваться на копирование американской машины IBM System/360 1964 года.

Возвращаясь к началу нашей статьи, заметим, что к середине 1960-х мы имели собственные наработки во всех важнейших областях вычислительной техники, часто наши шаги опережали американцев, а, порой, являли и совершенно уникальные образцы, как, например, легендарная машина «Сетунь» на троичном коде.

Первый настольный персональный компьютер (в то время, когда ЭВМ имели вид монструозных шкафов в несколько комнат) также был создан в СССР и продемонстрирован на лондонской выставке 1967-го г. И только внутренней диверсией можно объяснить тот факт, что образец машины МИР В. Глушкова, имеющей все признаки современного ПК, был тут же продан IBM.

К 1965 году советские институты разрабатывали, а советская промышленность выпускала уже десятки уникальных ЭВМ.

МЭСМ. Первым советским компьютером стала МЭСМ – Малая Электронная Счетная Машина. Ее разработки лабораторией Лебедева начались в 1948 году, а уже в 1951 инспекция Академии наук приняла ее в эксплуатацию

Однако 30 декабря 1967 года произошла катастрофа. Все работы по созданию отечественного ПК были свернуты.

Советское начальство, ведомое своими умными советниками, пошло по самому простому пути, не тратя усилий на собственные ноу-хау. Член-корреспондент РАН Борис Арташесович Бабаян впоследствии так комментировал это решение: «Я считаю, что это критический этап развития отечественной вычислительной техники. Были расформированы все творческие коллективы, закрыты конкурентные разработки и принято решение всех загнать в одно «стойло». Отныне все должны были копировать американскую технику, причем отнюдь не самую совершенную. Гигантский коллектив ВНИИЦЭВТ копировал IBM, а коллектив ИНЭУМ — DEC.» (полный текст доступен по http://www.znanie-sila.ru/online/issue_741.htm).

Да, лишь с этого времени советские институты были вынужденные,  закрыв собственные разработки, встать в позицию безнадежных аутсайдеров. Уже после крушения СССР один из столпов кибернетики Эдсгер Дейкстра скажет, что постановление 1967г. стало «величайшей победой Запада в холодной войне».

Владимир Можегов