ВОЛЯ К ЖИЗНИ, ИЛИ ПЕРВЫЙ ШАГ ПО ДОРОГЕ К РАБСТВУ.

 Вынесенные в заголовок слова – это не парадокс в духе дзэн-буддизма, а констатация того факта, что человек безмерно любящий жизнь способен также и на любое преступление. Во имя жизни, разумеется, своей.

Во истину, свободен только тот, кого нельзя испугать страхом смерти. Но цивилизации и здесь нашла к человеку отмычку, ибо способна устроит жизнь на грани смерти, или смерть на грани жизни.  Однако все эти ухищрения по взлому свободной воли человека, все-таки исключение из правила. Как бы там не сложилась личная судьба, а свой первый шаг к подлинной свободе человек должен начать с философии. Почему с философии? Да потому что - это единственная наука, которая учит не бояться смерти. Еще лучшим учителем на этой дороге свободы, была бы вера, но она подчиняет себе человека целиком и полностью. Разумеется, при этом, так же целиком и полностью освобождает его от страха смерти, и делает его свободным, как сказал Иисус.                                  

* * *

  Российская политическая мысль шарахается  из  одной  крайности  в другую. Недавно известный советский журналист-международник Генрих Боровик сказал:  «Приятно сознавать, что мы - журналисты, описывая нравы Запада, на девяносто процентов говорили правду». 

Этой правде мы не поверили.  Нам казалось,  что Запад ждет, не дождется Россию  в  качестве равноправного партнера, и одно только стало «поперек горла» - не рыночная экономика! Не получается. От чего не получается тема особая, мы же поговорим о сущностных сторонах всяческой политики.

Что есть внутренняя и внешняя политика? Расхожее утверждение, что политика концентрированная экономика верно только отчасти,  как  верно утверждение, что если в государстве много богатых, то и бедным от этого больше перепадает,  однако же, и богатый желает быть богаче и бедный косится в сторону богатства, и нет между ними мира, а всего лишь перемирие.

На самом деле международное право,  есть компромисс сил и политических воль. Любое изменение в соотношении этих, основополагающих компонентов, ведет к пересмотру международного права.           

До девяностого года международное право отражало понимание того, что любое, несанкционированное, ООН применение силы,  ведет  к  взаимному  уничтожению  ведущих ядерных держав планеты.  Понятно,  что при этом захватывается весь остальной мир.  Разумеется, это понимание не исключало, более того,  предполагало  ведение локальных войн,  так как  ведение локальных войн являлись «пробой сил». Такое понимание локальных войн, как «проба сил» в эпоху ядерного противостояния существовала всегда, и будет постоянно существовать, как необходимость испытывать политическую волю и военный потенциал противной стороны на прочность.  И на самом деле,  можно иметь в руках автомат,  но не иметь воли пустить его в ход, - считай, что его нет в руках, а можно иметь голые руки  и  разоружить противника, имея на это волю.

В связи  с агрессией НАТО на Балканах много идет трескотни вокруг международного права, словно и на самом деле право в вопросах политики играет роль  священной коровы» у индусов. Через любое право можно свободно и безбоязненно перешагнуть, если четко рассчитана политическая воля и сила.  Политика, а международная тем более, «берущая свой хлеб и мясо с острия меча», внушает нам, что  переступить через право,  означало бы совершить святотатство, за которое неизбежна расплата. О расплате сказано вовремя, но не добавлено, что расплатиться за все про все – слабейший, или тот,  кого воля к жизни сделала  игрушкой  в  руках  тех,  кто  этой жизнью не дорожит.

Совершенно не важно, какими мотивами,  при этом, руководствуются стороны, вступившие в конфликт, какие морально-нравственные принципы их двигали -  важно их отношение к жизни и смерти.  Тот, кто безмерно любит жизнь - не любит и не знает свободы.

История второй мировой войны яркое подтверждение того, как многие европейские народы: «страха и живота ради» пошли в услужение фашизму!

В международной политики миролюбие,  есть первейший признак  слабости. Слабости воинской силы, но больше того - воли и все эти рассуждаловки о гуманизме,  правах человека,  о том, что де возможно занять решительную позицию и при этом не размахивать, и не угрожать оружием, - сказки для слабонервных  людей, жаждущих жить, во что бы то ни стало. Жить хоть на коленях, хоть  на брюхе,  хоть в оковах,  но жить!  Это и есть вернейший признак дряхление народа, уход его в историческое небытие.

«Возвышенные принципы» слишком высоко ценят конкретную жизнь и потери для таких обществ, в борьбе со стихиями мира,  оказываются неподъемными, неприемлемыми, не переносимыми для их морали и нравственности, для их чувствительных, изнеженных душ.

В воспоминаниях  польского  узника концлагеря Заксенхаузена А. Салацкого,  рассказывается о ссоре между русскими и английскими военнопленными. Русские считали, что англичане лебезят перед немцами; русские отказывались отдавать честь немецким офицерам,  саботировали их приказы, а наказание получал весь барак, включая и англичан, которые открыто возмущались, «русскими национальными недостатками».

Англичане хотели  выжить в этих, не человеческих условиях,  во что бы то ни стало,  а вот русские не ценили ТАКУЮ СВОЮ ЖИЗНЬ.

Можно было бы сказать, что русские вообще мало ценят собственную жизни и в историческом контексте – это было бы правдой Молодой «варварский народ», вот и говори после этого, в ком больше рабской крови накопилось за тысячелетия? Видно непростая это арифметика – проявление рабского характера в человеке (этносе) в определенных условиях.

На самом деле наша цивилизационная модель отличается от европейской тем, что ценность личной жизни у нас на втором месте, а на первом месте, ценность детей, семьи и всего того, что защищает и оберегает эти ценности от внешних посягательств.  Таков исторический опыт русского народа, прямо вытекающий из его «буферного» положения между Европой и Азией.

====

Нужно прямо и открыто признать, что ни когда еще  разум не побеждал неразумие, а уж тем более, не убеждал силу.

Силу сковывала и усмиряла только ответная сила, вбирая в себя её энтелехию,( как капелька ртути вбирает в себя любую пылинку своего металла), если судьба, или  рок оторвал его от материнского тела.

Архимед был мудрее римского воина, но последнее слово осталось не за мудростью,  а за мечом. Конечно, можно тешить душу сказками о гуманизме и просвещенности века двадцатого и поглядывать  свысока на варварские времена,  а между тем: именно времена «варварские» сказали почти все о человеке.  Гуманистические времена, только повторяли, как попугаи, давно известные истины, но и тут у них не хватало той смелости и отваги посмотреть в глаза правде о человеке, с какой смотрели на её «варвары».

Посмотрите, как мы все извертелись, искрутились в попытках обойти прямое и точное слово? Как мы любим заменять, известные от библейских времен слова, ни чего не значащими звуками. Мы  превратились в подземных животных, которые  шарахаются от прямого и яркого света,  в страхе как бы он не осветил наши загаженные, неприбранные и вовсе, похабные углы.

Страх перед глубинными,  хтоническими силами, бушующими в человеческом существе, прикрыли стыдом, совестью, но это был и остался только страх перед правдой о человеке;  страх перед смертью, перед зрелостью, перед личной ответственностью.  Совесть  и стыд давно выродились в идеологию, в отделение по имиджу и рекламе. Таков западный человек. Таков идеал, которым нас тычут в нос.

Да, русский человек разорван в своей основе. Он больше рефлектирует, чем действует, но если изъять из русского человека эту, внутреннюю, рефлексию, то на мировую арену выйдет зверь. Достоевский об этом, сидящем внутри нас – русских, звере не единожды говорил. Манифест «подпольного человека» весь состоит из внутреннего желания подавить рефлексию  и перейти к «нестесненному ни чем» действию.   

«На деле мне надо знаешь чего:  чтоб вы провалились,  вот чего. Мне надо спокойствия. Да, я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сей час же за копейку продам.  Свету ли провалится или  чтоб  мне  чаю  не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне всегда чай пить». (Ф.М.Достоевский.)

 Сейчас, нами, западное не усвоено, а бывшее – утрачено. И стоим мы как бараны перед новыми воротами, не зная, что делать; назад податься во времена без личностные,  или идти вперед в западное цивилизованное стойло, где каждому навещают на грудь бирку и дадут номер и тем выделят из сонма, подобных нам.

Вот написал: «времена без личностные»,  подразумевая одно;  в  обществах  с тотальной властью - нет личностей.

Тотальная власть все нивелирует,  все сглаживает и отсекает выделяющее из среды «не общим выражением».

Нет,  все-таки тотальная власть создает свой тип личностей,  подчиненных и сформированных  духом  тотальности, точно так  же,  как тотальность потребительской идеологии создает свой тип личности. Даже те, из кого лагерь вынул душу и вложил другую, так  же являются личностями, но личностями лагерей.  Дело все-таки в том,  как идеология формирует отношение к жизни и смерти.  Здесь исток всего).

Следовало бы  сказать так: нет личности вне идеологии и таким образом нет автономной личности. Прав Маркс, утверждая,  что нет человека свободного от  общества,  в котором он рожден и живет.  Нужно нечто страшное,  потрясающее,  чтобы вышибить из него душу и вложить другую.  Те общества, в которых идеология «общего дела» главенствует,  выживают в войнах и катаклизмах,  ибо действуют, как муравьи, или пчелы не считаясь ни с чем.  «А нам нужна  на всех одна  победа  - одна на всех, мы за ценой не постоим».

Оставим в стороне наши интересы в Сербии и подумаем над тем,  какой сигнал мы подали Западу?  Как они расценят нашу решимость и  волю? Какие  выводы для себя сделают в этом вечном противостоянии интересов, а то что они вечны,  не требуется доказывать, как не требуется доказывать то,  что православие и католицизм - большие противники, чем православные и мусульмане,  или буддисты.  Эти противоречия могут быть сняты только тогда, когда исчезнет с лица земли православие, или католицизм. «Боливар двоих не вывезет», а жаль, а тут еще третий, четвертый…

Мы отчего-то забыли «крестовые походы» западной  цивилизации  на Восток.  Забыли Наполеона, осаду Севастополя, пока еще помним Гитлера, но уже всё настойчивее и настойчивее раздаются голоса,  призывающие забыть и «примирится».  Примирится с чем? Или точнее - как? И на этот вопрос есть прямой ответ - принять идеологию Запада, его мораль и нравственность, то есть то,  что и определяет облик католицизма.  Вот так, рассматривают человека, а не видят его души, говорят о народах, а не видят его корней.

Когда говорят  о возможности третьей мировой войны,  то не следует забывать,  что войну можно вести только с противником,  то есть с тем, кто готов принять на себя бремя войны.  И тут вопрос не в экономике, а в духе народа,  вопрос в том,  кто уступит первым, для кого невыносимо бремя предстоящих угроз войны.  В конце-концов дело в том,  кому есть что терять, и кому терять не чего.  Кто доволен жизнью, а кто ею не доволен.

Уроки Карибского кризиса,  как и положено урокам, без повторения, быстро забываются. Мировому сообществу периодически, для вразумления, нужно принимать это чрезвычайно опасное,  но действенное средство  для сохранения того, что именуют международным правом, без этих пилюль оно быстро и неотвратимо рассыпается, дряхлеет и только может одно; увещевать своих, не в меру буйных, сынов.

 1998-2000 годы