Денис ДРАГУНСКИЙ. Annorum series et fuga temporum

На модерации Отложенный


Кто вам мешал в семидесятом году?  (Череда лет ..и "волшебные моменты")

12-06-21

 

Мне восемнадцать, в крайнем случае двадцать лет, а ей – двадцать восемь, а может быть, даже тридцать.

Она – мамина младшая подруга, а точнее – дочка маминой старшей подруги.

 

Я студент, мальчишка, смешно лохматый, в растянутом свитере, в дешевых советских якобы джинсах, отчаянно курящий, совсем недавно узнавший женщин – да каких там к черту женщин? таких же юных нелепых неловких девчонок…

 

А она – Настоящая Взрослая Женщина. Обручальное кольцо. Мама говорит, что она уже второй раз замужем, и что у нее есть еще «один человек». Она – средоточие всего любовного, сладкого и порочного.

А какая у нее фигура, какая стать, походка! Какие плечи, руки, пальцы!

Как она обидно-небрежно смотрит на меня, мельком, но вдруг на миг – пристально, в глаза, и у меня стучит сердце, а потом поворачивается и выходит из комнаты, я вижу ее всю с головы до ног, с пушистого затылка и нежной шеи – до голых икр и розовых пяток в модных босоножках, и я раздеваю ее в воображении, и прижимаюсь к ней, и обнимаю, и боюсь, что от таких фантазий со мной что-то совсем неприличное случится.

«А вдруг, – думаю я, – чем черт не шутит, может быть, надо попробовать, решиться, дерзнуть? Но у нее муж, у нее любовник, она взрослая женщина, красивая женщина, а что ей я?».

Вдобавок она – мамина подруга, и это только мешает. Семидесятый год, кажется. Тысяча девятьсот семидесятый.

 

 

***

Но вот – восемнадцатый год. Две тысячи восемнадцатый. Встреча с читателями в книжном магазине.

— Здравствуйте! Или все-таки здравствуй? Узнаёшь? Я к вам часто приходила в гости, то есть к Алле Васильевне, я дружила с твоей мамой…

— Здравствуйте… Здравствуйте… – и вдруг вспоминаю: – Господи!

Софья Павловна! Как я рад вас видеть!

— Да просто Соня. Мы же, кажется, были на «ты».

— Да, да, конечно! Здравствуй, дорогая Соня! — Можно я тебя поцелую?

— А я – тебя! Целуемся. Потом смотрим друг на друга. Господи, Твоя воля…

 

Седая, морщинистая старуха. Фарфоровые зубы. Индюшачья шея. Видно, ей трудно ходить – опирается на канадский костыль, сжимает его рукоять своими узловатыми артритными пальцами.

Кошмар. Но ведь почти восемьдесят лет!

 

***

«Господи, Твоя воля… – думает она, глядя на меня.

– Старый дед. Ужас. Ну а что вы хотите, скоро семьдесят! Седой. Башку стрижет почти наголо, чтоб таким манером скрыть лысину.

Зато разъелся, вон пузо торчит. А какой был худенький, тоненький, лохматый мальчик! Совсем юный. Неопытный.

Видно, что трахался всего раз десять. С такими же несуразными девочками. Но, видно, очень ему понравилось.

Ни о чем думать не может, кроме как «об этом».

 

Глазастый. Всю меня оглядывал, с ног до головы, включая жопу и сиськи. Как посмотрит, царапнет взглядом, как леопард когтем, у меня все внутри зайдется, ой-ой-ой.

Ох, думаю, а что, если… Подгадать, когда его мамы дома нет. Как будто просто шла мимо, решила зайти…

Обнять его и на диван рухнуть, в обнимку.

Показать ему, что «это» такое, на самом деле.

Да и самой угоститься всласть, получить сполна все его неутомимые молодые торчалки и брызгалки, ах… Но – перед Аллой Васильевной как-то неудобно.

***

Впору воскликнуть: «О, непреклонное свирепое время! Почему ты не пожалеешь нас хоть однажды?»

 

***

А непреклонное свирепое время отвечает, вытирая кончиком носового платка набежавшую слезу:

 

«А потому что не надо меня зря тратить! Кто вам мешал в семидесятом году?»