115 лет назад родилась неповторимая Клавдия Шульженко

Ее песни – символ времени: того, далекого, когда чувства были выше расчета, а поэзия властвовала над прозой жизни. Мягкий, «домашний» тембр голоса увлекал, завораживал. В песнях она размышляла, радовалась и грустила. «Песня – это искусство, – говорила Шульженко. – А искусство обязательно должно вызывать раздумья. Хорошая песня, словно моноспектакль с большим смыслом и содержанием, с огромным накалом человеческих страстей».

Артистка, о которой идет речь, – не отражение того времени, а скорее портрет на фоне времени. Изображение чуть поблекло, но не стерлось. Давайте подойдем поближе, вглядимся в знакомые черты…

Вот Клавдия Ивановна выходит на сцену. Ее лицо освещает улыбка. Зал умолк в ожидании. Грянула музыка, и полились слова: «Ах, какое счастье полюбить в первый раз / И не говорить об этом. / И забыть любую из заученных фраз, / Все сказать лишь блеском глаз…»

Песни Шульженко можно было слушать бесконечно, находя новые звучания, иные оттенки. В чем причина такого «колдовства»? Ответа нет – это было непостижимо!

«Она создала в этом жанре свой собственный стиль и царила на эстраде десятки лет, – писала в своей книге «Галина. История жизни» блистательная Вишневская. – Из известных мне певиц я могу сравнить ее по степени таланта только с Эдит Пиаф, хотя по характеру дарования они совершенно разные: в Пиаф – надломленность, трагический надрыв, в Шульженко – мягкая лиричность, светлая женственность. После ее пения хотелось жить.

Я ходила на ее концерты, как в школу высочайшего мастерства, и многому у нее научилась. От нее у меня и любовь к концертной деятельности. Она одна из немногих певиц, о которых я могу сказать: в ней все было гармонично…»

Шульженко родилась в Харькове. Пела с детства, да так душевно, что возле распахнутого настежь окна собирались люди. Клавдии аккомпанировал отец. У него был красивый, густой баритон. Но Иван Иванович не был певцом, а служил бухгалтером на железной дороге.

И его дочь в певицы не рвалась. Ее манило лицедейство. Да и как им не увлечься, когда повсюду были развешаны афиши с фотографиями звезд немого кино – Ивана Мозжухина, Веры Холодной, Владимира Максимова!

Однажды, набравшись духа, Шульженко отправилась на просмотр в харьковский театр. Режиссер спросил ее: «Что вы умеете?» Она смело ответила: «Все». Он улыбнулся и сказал: «Ну-ка, спойте, Дуня вам поможет». За рояль сел молодой человек по фамилии Дунаевский. Нет-нет, это был не однофамилец, а будущий знаменитый композитор…

Клавдия исполнила украинскую песню «Распрягайте, хлопцы, коней», затем –русские : «Шелковый шнурок» и «По старой Калужской дороге». Потом показала этюд, в котором отразила состояние девушки, ревнующей своего возлюбленного к подруге.

Режиссер остался доволен дебютанткой, и Шульженко стала артисткой. Она играла и в музыкальных спектаклях, и в драматических. Увы, роли ей давали небольшие, а то и вовсе без слов. Однако девушка продолжала играть в театре и – петь в перерывах спектаклей и после них. Понемногу она становилась известной. Но пока – лишь в Харькове.

В 1928 году Шульженко приехала «завоевывать» Ленинград. Ее первое выступление состоялось на сцене Оперного, бывшего Мариинского театра. В концерте она исполнила две песни: «Красный мак» и «На санках». И после этого ушла за кулисы.

Вслед ей прозвучали аплодисменты, которые долго не умолкали. Пришлось выйти снова. «Еще не осознавая, что это была победа, я спела лирическую песню «Никогда» на слова Павла Германа, – вспоминала Шульженко. –И снова успех, и снова Орешков (конферансье – В.Б.) широким жестом приглашает меня на сцену. Пою свою «Папиросницу». Ну, думаю, это последняя. Достаточно. Да и что после нее можно петь? Но аплодисменты не кончаются. Выхожу на поклоны раз, другой, третий…»

В тот вечер Шульженко пришлось спеть шесть песен вместо двух. Это был настоящий, в прямом смысле слова, громкий успех! Слава уже ласково трепала ее светлые волосы…

В 1935 году друзья сделали ей необычный подарок. Таинственно улыбаясь, принесли новый черный диск, водрузили его на патефон, и она услышала свой голос. «Не буду говорить о своих ощущениях – аналогичные возникают у каждого, кто впервые слышит себя со стороны – "это не я"! – вспоминала артистка. – Но песня была моя, и кое-какие интонации я тоже признала! С удивлением рассматривала этикетку. Фамилия исполнителя на ней отсутствовала. "Песня Тони. Ленкино"– значилось там, а ниже шла необычная расшифровка: "Воспроизведено с кинопленки по способу изобретателей Абрамович, Заикина и Товстолеса"».

…Певица стала очень популярной во время войны. Шульженко выступала в госпиталях, в полуразрушенных зданиях, на аэродромах, железнодорожных платформах. И даже на ленинградской «Дороге жизни»!

Исполняла песни о партизанах, которые «свято Родине верны», вспоминала, как из Одессы уходили моряки, «об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах», и «как на запад шли по Украине».

Только в одном блокадном Ленинграде в первый год войны Шульженко со своим фронтовым оркестром, под управлением ее мужа Владимира Коралли, дали более пятисот концертов. Сначала она выходила «на сцену» в солдатской гимнастерке – так, ей казалось, было уместно. Но однажды к ней подошел смущенный военный: «Извините, Клавдия Ивановна, но очень хочется видеть вас в платье. Так мы бы вспоминали мирное время, наши семьи…» С тех пор певица выступала в вечерних нарядах.

После одного из концертов в Одессе Клавдия Ивановна получила корзину роскошных цветов. В ней была записка от молодого летчика, в которой он рассказал, что с ним приключилось во время одного из боев Великой Отечественной. Его машина была подбита, она задымила, и мотор натужно ревел, словно прося о помощи. Казалось, что спасения нет. Но пилоту так хотелось жить, возвратиться домой, обнять своих близких! И вдруг… По рации, сквозь помехи в эфире летчик услышал песню Шульженко: «Мама, как всегда мне светло с тобой. Мама, всюду вижу я образ твой…» Произошло чудо – пилот ощутил прилив бодрости и сумел посадить горящую машину на нашей территории!

Еще одна волнующая история. Воспитательница детского сада выводила два десятка ребятишек из окружения, но – заблудилась. Прошел день, наступила ночь, ее сердце отчаянно колотилось от страха, неизвестности. Однако неожиданно, из кромешной тьмы до женщины донеслась до боли знакомая мелодия «Синий платочек». Сама судьба указывала ей путь к спасению!

«Синий платочек» была, без сомнения, самой популярной песней из репертуара Шульженко. Без нее не обходился ни один концерт – и в военное время, и в мирное. Люди буквально замирали, слушая эту мелодию, на глазах многих выступали слезы…

«Синий платочек» написал композитор Ежи Петерсбурский, автор знаменитого танго «Утомленное солнце».

После того, как в 1939 году его родину – Польшу оккупировали немцы, музыкант оказался в Советском Союзе.

Джаз-оркестр Петерсбурского с успехом выступал в разных городах Советского Союза. Исполнял он и «Синий платочек». Но сначала это была нежная лирическая мелодия – без слов. Потом появился текст – его написал поэт Яков Галицкий: «Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч. Ты говорила, что не забудешь ласковых, радостных встреч…»

Песня стала популярной – ее исполняли солист джаз-оркестра Станислав Ландау, потом – Изабелла Юрьева, Вадим Козин, Лидия Русланова. Когда грянула война, песне суждено было обрести новое звучание, другой смысл…

На Волховском фронте Шульженко познакомилась с молодым сотрудником фронтовой газеты «В решающий бой» лейтенантом Михаилом Максимовым. «Узнав, что я пишу стихи, – вспоминал он, – Шульженко попросила меня написать новый текст «Синего платочка». Песня популярна в народе, у нее приятная мелодия. Но сейчас нужны слова, которые бы отражали нашу великую битву с фашизмом».

Максимов посчитал за честь выполнить просьбу Шульженко. Он взял за основу уже известный текст Галицкого, но изменил часть строк на военный лад.

Вечером лейтенант получил задание– к утру его выполнил:

…Сколько заветных платочков
Носим в шинелях с собой!
Нежные речи, девичьи плечи
Помним в страде боевой.

За них, родных,
Желанных, любимых таких,
Строчит пулеметчик за синий платочек,
Что был на плечах дорогих…

«Мне сразу понравились простые, берущие за душу слова, – вспоминала Клавдия Ивановна. – В них было много правды. У каждого из защитников нашей Родины, у каждого воина есть одна, родная женщина, самая любимая, близкая и дорогая, за горе, страдание, лишения, за разлуку с которой он будет мстить врагу…»

Новый вариант песни впервые прозвучал 12 апреля 1942 года на концерте для военных летчиков в депо станции Волхов.После этого мелодия навсегда осталась в репертуаре певицы.

Участник Великой Отечественной войны, писатель Юрий Яковлев писал: «Когда я слышу песню о синем платочке, то сразу переношусь в тесную фронтовую землянку. Потрескивают в печурке дрова, а на столе – патефон. И звучит песня, такая родная, такая понятная…»

На эстраде певица выглядела мягкой и спокойной, в ее глазах горели добрые огоньки. Но в жизни Шульженко была решительной, острой на язык, готовой дать отпор грубости и несправедливости.

Однажды она пришла на прием к министру культуры СССР Екатерине Фурцевой. Напрасно прождав в приемной несколько часов, не выдержала. Поднялась со стула и бросила секретарше: «Передайте Екатерине Алексеевне, что она плохо воспитана!» И ушла, гордо стуча каблуками.

Этот демарш мог закончиться плохо, однако явных последствий для Шульженко не было. Может, Фурцева, женщина хоть и властная, но неглупая, поняла, что ошиблась? Или предпочла замять неприятный инцидент?

Однажды запись концерта Шульженко показывали по телевизору и, не завершив его, начали информационную программу «Время». Шульженко, вне себя от негодования, тут же позвонила председателю Госкомитета по радио и телевещанию Лапину и сразу пошла в атаку: «Сергей Георгиевич, почему так бесцеремонно прервали мое выступление?»

Телевизионный начальник пытался оправдаться: «Вы же знаете, Клавдия Ивановна, что там, наверху, всегда смотрят программу "Время"».

«Да, но почему, когда идет хоккей, вы его не останавливаете из-за программы "Время"»?» – настаивала артистка.

«Не мне вам рассказывать, как там относятся к хоккею…» – слабо отбивался Лапин.

«В таком случае вам надо сидеть на скамейке запасных!» – экспрессивно завершает разговор певица.

Между прочим, Шульженко привечал сам Брежнев. Он обращался к ней запросто: «Ну, здравствуй, хохлушка!» Леонид Ильич рассказал, что как-то в Ленинграде, увидев на афише украинскую фамилию, решил пойти на концерт. «Мне очень понравилась песня, где вы в конце рвали бумажку. Вы нам ее споете сегодня?» – попросил. Это была песня «Записка».

Однако не всегда Шульженко ходила в фаворитках. В 50-х годах на нее обрушился вал критики. Критики наперебой писали, что ее песни чересчур грустны, а репертуар устаревший, мещанский.

В числе других изданий певицу «укусил» злой эпиграммой сатирический журнал «Крокодил»:

Вы спели хорошо про встречи,
Про речи тоже и про руки.
Но слушать это каждый вечер
Знакомой рифмой скажем: муки.

В 1958 году одна из московских газет «посвятила» Шульженко фельетон «Шарик в обмороке». Суть его была в том, что любимая собака певицы попала под машину, и артистка ее выхаживала. И потому не смогла участвовать в концерте. За это ее жестоко высмеяли, да еще угрожали: «Шульженко недаром носит звание заслуженной артистки (в то время ей еще не дали звание народной – В.Б.). Она, действительно, популярна в народе, перед ней гостеприимно распахиваются двери клубов и концертных залов. Как поется в песне: "Для нашей Челиты все двери открыты…"

Но эти двери в один прекрасный день могут и захлопнуться, если Шульженко свое появление на сцене будет ставить в зависимость от состояния здоровья незабвенного Тузика».

Почему за нее взялись так рьяно? Впрочем, в то время грубо и незаслуженно критиковали и других известных артистов эстрады и кино – в частности, Леонида Утесова, Марка Бернеса, Бориса Андреева, Ивана Переверзева, Людмилу Гурченко.

Власть хотела показать, что в СССР царит всеобщее равенство и все, невзирая на звания и титулы, должны отвечать за свои прегрешения. Но часто скандалы просто раздували – по властному звонку сверху в газету или журнал. Мол, надо проучить звезду, готовьте публикацию…

После той неприятной публикации Шульженко долго болела. Но потом поправилась, да и жгучая обида прошла. Она снова участвовала в концертах. Снова пела «об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах», вспоминала, «как на запад мы шли по Украине»…

Однажды в квартире Клавдии Ивановны раздался телефонный звонок. Человек на другом конце провода смущенно представился – это был автор злосчастного фельетона. Он стал сбивчиво говорить, что очень виноват перед Клавдией Ивановной и хочет прийти для извинений.

Журналист пришел с огромным букетом роз и прямо у дверей встал перед великой певицей на колени. Она была милостива, великодушна и, конечно, простила визитера.

В песне «Не жалею», которую исполняла Клавдия Ивановна, есть такие слова:

Воспоминания далекого былого
Порою вычеркнуть и трудно, и не в мочь.
Мы в жизни встретимся, быть может, с вами снова,
Быть может, снова я сумею вам помочь…

Эти сроки кажутся символичными. Голос певицы и сегодня спасает людей от тяжелых мыслей, бодрит, заставляет по-иному взглянуть на жизнь.Такова сила подлинного искусства, которым озаряла людей народная артистка СССР Клавдия Шульженко.