Наша подготовка к войне была не на высоком уровне. Авиаторов готовили, можно сказать, удовлетворительно. Что это значит? Это — тренировочные полеты: взлет, посадка, режим полёта, знание машины. Но к бою авиация была не готова. Я был стрелком-радистом и неплохо знал воздушную стрельбу. Но, когда бой идет, нужно учитывать ракурс расположения немецкого самолета по отношению к нашему курсу, расстояние, скорость, чтобы упреждающая очередь попадала в немецкий истребитель. Всё это я знал, но всё-таки на третьем вылете нас подбили.. Вторичные, слова с переиначенным смыслом, (приведенные в посте в клубе), где я увидел это - http://www.newsland.ru/News/Detail/id/695304/cat/42 newsland 08.05.2011Ushats14211, оригинал отсылает на http://news.mail.ru/society/5857177/?frommail=1 Статья Роговой с фото так же http://www.gazeta.ru/science/2011/05/06_a_3606933.shtml Победа нашей страны в Великой Отечественной войне — это большая загадка. В преддверии Дня Победы «Газета.Ru» приводит воспоминания профессора Новосибирского госуниверситета, г.н.с. Института филологии СО РАН Александра Ильича Федорова, который во время войны был воздушным стрелком, старшиной 22-й гвардии Авиации дальнего действия. «Наша авиация была не готова к бою, а вся тренировка заключалась в обучении режимам полета, взлета и посадки. Убойная сила нашего пулемета ШКАС (Шпитального-Комарицкого авиационный скорострельный) составляла всего 300м. Из-за его низкой скорострельности между выстрелами возникали большие задержки, а в воздушном бою это равносильно гибели. Наши потери в воздушных боях были в пять раз выше, чем у немцев. Для сравнения: лучшие пилоты-истребители Александр Покрышкин и Иван Кожедуб каждый сбили более полусотни вражеских самолетов, а немец Эрих Хартман - 352 наших».
Оригинал http://www-sbras.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=545&id=9 newsland http://www.newsland.ru/News/Detail/id/695304/cat/42 Ниже полностью привел обе статьи. В комментариях newsland разоблачается фальшивка и приводятся ссылки на первую, настоящую статью с подлинными воспоминаниями. Привел ввыдержки, по ссылке, об авторе Роговой делают вывод - продажная журналюшка, исковеркавшая статью ветерана, предлагается привлечь к суду за клевету. Разбираются вопиющие противоречия с реальными самолетами и вооружением.
Комментари из newsland
Главное что ТАК фронтовик-пилот облажаться не мог - туфта статейка статья в оригинале очень даже хорошая,а вот Машка надергала негатива и выдала со своими домыслами эту статейку. (dorox отвечает dzotalanti на комментарий 09.05.2011 в 7:48 ) Живой пример, как можно перевернуть с ног на голову...Начиная с названия статьи... Tango2010 отвечает dorox на комментарий 09.05.2011 в 10:27 Бля, а ветеран то поди даже не знает, что некая журнашлюшка до такой степени переврала все его слова и от его имени поливает грязью Великую Победу, и ту Великую Страну, которая эту победу одержала. Надо сообщить Федорову про эту подлую статейку. Думаю, журнашлюшку М. Роговую можно привлечь к ответственности за клевету. Владимир Козлов отвечает kstovo на комментарий 09.05.2011 в 21:27 Пример как надергав из статьи и добавив сущей ахинеи можно бросить тень на уважаемого человека участника войны... На самом то деле статья называется "МЫ УЧИЛИСЬ ВОЕВАТЬ, ВОЮЯ" (http://www-sbras.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=545&id=9) И таких авторов как Ushats нужно привлекать к ответу по закону... Владимир Козлов отвечает lev56l на комментарий 09.05.2011 в 21:49 Очередная попытка опорочить наших ветеранов... в статье из которой выдернули только частички причем зачастую смешав со своими придумками... Кроме того автор не дал ссылки на оригинал, хотя был предупрежден: При перепечатке материалов или использованиии опубликованной в «НВС» информации ссылка на газету обязательна Вот я даю ссылку - http://www-sbras.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=545&id=9 Ushats отвечает ybelov на комментарий 10.05.2011 в 17:13 Статья год назад была значительно лучше. Там автор другой: (Подготовила В. Садыкова, «НВС»). Статья полней, логичней и умней. Тем не менее, и статья этого года Марии Роговой не содержит ляпов, которые оказались в news.mail.ru варианте по ссылке http://news.mail.ru/society/5857177/?frommail=1 Например, про ШКАС в Газете.ру сказано, "Из-за его ВЫСОКОЙ скорострельности между ОЧЕРЕДЯМИ возникали большие задержки...", тогда как в news.mail.ru появилась совсем дилетантская "коррекция" этой же самой фразы: "Из-за его НИЗКОЙ скорострельности между ВЫСТРЕЛАМИ возникали большие задержки...". Очевидно, не понимающий сути корректор подсуетился. Ему (ей) очевидно, было трудно вообразить, что задержки могут быть вызваны именно высокой скорострельностью ШКАСа. Возможных причин две (ИМХО): или перегрев.при длинной очереди и опасность заклинивания, или необходимость экономии боезапаса - у стрелка-радиста его не хватало даже на 20 секунд непрерывной очереди. То же самое с ляпом про У-2. В Газете.ру У-2 так и назван САМОЛЕТОМ, а в news.mail.ru - уже ИСТРЕБИТЕЛЕМ, что в корне неверно. Именно эти ляпы вызвали абсолютное большинство нареканий. remixu отвечает siro11 на комментарий 09.05.2011 в 8:05 Спасибо за ссылку на подлинные записи самого Федоровоа. Мне почему-то сразу было ясно, что журналюга передергивает факты в угоду нынешним хозяевам. Всем ветеранам низкий поклон и благодарность за их подвиги и правдивые воспоминания без прекрас. lev56l отвечает kstovo на комментарий 09.05.2011 в 11:31 Анекдот про убойную силу на 300 м. /это при выходной скорости пули 850 м/сек/ не выдерживает никакой критики, это просто не реально или пуля должна быть пластмассовой. Скорострельность ШКАСа 1800 в/мин /для сравнения МГ-17 пр.Германии -1100/, тоесть очередное неприкрытое вранье. В последнее время согласно политике нашего айфончика и его президентской комиссии по *десталинизации* услышим еще не такие вещи. бульбазавр-2 отвечает lev56l на комментарий 09.05.2011 в 12:45 Насчёт низкой скорострельнеости ШКАС ляп очевидный. По тем временам он был самый скорострельный в мире. Похоже, этот "профессор" хотел прописать про задержки при стрельбе. Далее, путает дальность действительного огня (действительно 300 м по воздушной цели) с ""убойной силой" . Писал явно не пулеметчик и даже не бывший военный. pavel_solo отвечает lev56l на комментарий 09.05.2011 в 14:03 Профессор (или тот, кто писал за него), даже не потрудились заглянуть в справочники и уточнить, что же это за зверь такой - ШКАС. И ещё более интересно им было бы узнать, что уже с середины войны ШКАС стали заменять на самолетах на 12,7-мм УБ системы М.Е.Березина. ad1951 отвечает dzotalanti на комментарий 09.05.2011 в 6:31 Весь бред на совести редактора и модераторов. Не говорил ветеран разной ереси о истребителях У-2 и пр. Читайте!!!! оригинальный вариант интервью. Спасибо ветерану ВС! "siro11 отвечает ветеран ВС на комментарий сегодня в 3:03 # Вот оригинал этого интнрвью ( зацепило меня - нашел таки ) Никакой ахинеи про У-2 там в помине нет http://www-sbras.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=545&id=9" ungern75 отвечает siro11 на комментарий 09.05.2011 в 1:32 # на ил2ШКАС БЫЛ СТАТЬЯ ЛАЖА-http://www.airforce.ru/history/romanov/chapter4/page4.htm а убойная сила 2500 метров Zadum4ivyi отвечает FromLand на комментарий 09.05.2011 в 2:11 # Что сразу бросилось в глаза: низкая скорострельность ШКАСа. Бред полный. Эта машинка одной очередью крыло отпиливала у месса. Не зря немцы еще с Испании снимали наши ШКАСы со сбитых И-16 - дефицит! Стрельба с километра и точное попадание в стрелка? Ну-ну, дафай-дафай... что-то я сомневаюсь, что автор данного опуса видел немецкий авиационный прицел воочию. Потери в авиации в первые дни войны - пожгли на земле истребителей (они ближе сидели), вот и пришлось бомберам без прикрытия летать. Немцы больше насбивали? Так пардон муа, тот же Хартман открыл счет еще в Испании. Кроме того, у них интересный подсчет был: не по "хвостам", а по "моторам". К примеру, завалил я одномоторный - все, один сбитый. А ежели ТБ-1 с четырьмя - все, четыре сбитых запишут! Ну и как тут заметили - даже не имеющий отношения к авиации человек никогда не назовет У-2 истребителем. Насчет прыгать с парашютом, только когда машина уже горит - тоже звездеж. Члены экипажа покидают самолет только по команде командира - уж это воздушный стрелок должен знать! Насчет поголовно в штрафбат - опять соврал. И что за номер - 22-й гвардии Авиации дальнего действия? Кто за него статью писал - руки оторвать.. Zadum4ivyi отвечает FromLand на комментарий 09.05.2011 в 3:01 # Кстати, я тут копнул по 22-й ГБАД АДД. Вот что получилось: Вооружена была ТБ-3. Там всего ТРИ стрелка. Под Сталинградом они базировались на аэродромах Мичуринского аэроузла - это за Волгой, так что "героическая" переправа матчасти на плотах как-то отпадает. В основном занимались сбросом грузов нашим войскам. К тому времени их перевооружили вообще на ЛИ-2. Чистый транспортник. Идем далее - ни по каким таким немецким бабам стрелок ФИЗИЧЕСКИ не мог стрелять, АДД работают с таких высот, что мама-не-горюй, даже прицел от СВД не поможет. Кстати, летчиков могут подбить, а не "подорвать", и не "на" Пулковских высотах, а НАД ними. Но это все ерунда, ибо данная воинская часть НИКОГДА не воевала на том направлении.По запросу "герой Советского Союза Иван Гармыш" поисковик выдает три вариации этой статьи. В алфавитном списке Героев СССР таковой человек отсутствует. В списочном составе этой дивизии этого Гармыша и штурмана Нагорного нет. Впрочем, как нет и самого профессора, разве что он другую фамилию тогда носил, а потом замуж вышел... ГеннадийПрипоров комментирует материал 08.05.2011 в 22:28 # Статья пронизана сплошным враньём,со ссылкой на "пятого по счёту стрелка- смертника".Для сравнения:У-2 получил название Ночной бомбордировщик,но ни как не был истребителем.Что за чушь несёт ,что расстреливали сначала стрелка,а потом сам самолёт.Что за бред с дальностью стрельбы в воздушном бою?Боестолкновение происходило до 200метров,в зависимости от опыта стрелка.Дальше автор решил мазнуть грязью и пенсионный возвраст ветеранов,то есть нашу Родину.Но с Героем СССР перебор по полной.После 30-ти летия Победы все ветераны с каждым годом получали всё большую заботу государства и уважение всего народа.Лишь сейчас,в том числе и благодаря этой и подобным статьям,ветерана могут избить и даже убить за его медали.И это имеет массовый характер.А всё это происходит из-за огалделового охаивания того времени,для того чтобы самим продолжать грабить страну.От такого их воспитания и рождаются подобные выродки.
Привожу полностью статью Роговой В преддверии Дня Победы «Газета.Ru» приводит воспоминания профессора Новосибирского госуниверситета, г.н.с. Института филологии СО РАН Александра Ильича Федорова, который во время войны был воздушным стрелком, старшиной 2-й гвардии Авиации дальнего действия. Он награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За оборону Ленинграда». В первых послевоенных фильмах наших изображали героями, а немцев — дурачками, хотя, если судить по оснащенности и подготовке бойцов, этот образ больше подходил советской стороне. Я был пятым по счету стрелком-смертником. Немецкие истребители умели стрелять с 1000-800 м, они убивали стрелка-радиста, а потом подходили вплотную и расстреливали наши самолеты. Наша авиация была не готова к бою, а вся тренировка заключалась в обучении режимам полета, взлета и посадки. Убойная сила нашего пулемета ШКАС (Шпитального-Комарицкий авиационный скорострельный) составляла всего 300м. Из-за его низкой скорострельности между выстрелами возникали большие задержки, а в воздушном бою это равносильно гибели. Но и с такой техникой надо было выходить на цель. Для этого ведущий экипаж, обычно наш, выпускал над целью светящиеся авиабомбы, и тогда издалека нам было видно, что там происходит. Немцы светили в воздух мощными прожекторами. Как только советский самолет попадал в их луч, они открывали огонь, и от него оставался только падающий вертикальный огненный столб. От прямой атаки наш штурман умел уходить в сторону, где стреляли меньше, там мы бросали бомбы и резким снижением уходили из зоны обстрела. Наш командир — герой СССР Иван Гармыш был человеком разумным, дорожил своим экипажем и позволял нам уходить от страшного зенитного огня. Зато комиссар, который сам-то даже не летал никогда, все время обвинял нас в трусости. Советская бравада сильно вредила делу как на высшем уровне, так и на местах. Ведь чтобы защитить Родину, разумнее всего остаться в живых, а не пасть смертью храбрых. Наши потери в воздушных боях были в пять раз выше, чем у немцев. Для сравнения: лучшие пилоты-истребители Александр Покрышкин и Иван Кожедуб каждый сбили более полусотни вражеских самолетов, а немец Эрих Хартман — 352 наших. На советских истребителях У-2 не было вообще никакого оружия — с них вручную сбрасывали бомбы из кабины самолета на немецкие землянки, и сбить их не представляло для немцев никаких проблем. Лозунги советской авиации «летать выше всех и дальше всех» были сплошной бравадой. Чаще всего наши стрелки имели за плечами образование не больше 7-8-ми классов. Конечно, нельзя было посылать на войну совсем не обстрелянных парней. Когда твой самолет подбили, можно прыгать с парашютом, только если машина уже горит, и нет никакой возможности ее спасти. В противном случае ответишь головой — всех струсивших направляли в штрафную роту, где они обычно погибали. А в то время, как сотнями тысяч гибли неопытные советские солдаты, наше правительство искало врагов народа и проводило массовые расстрелы среди своих. Победа нашей страны в Великой Отечественной войне — это большая загадка. В боях под Сталинградом наш полк был разбит — оставалось всего несколько машин, которые надо было перебазировать на другой берег Волги на плотах. Весь город горел, а немцы с бреющего полета расстреливали раненых, которых пытались перевозить через широкую реку на мелких пароходах. Те бросались в воду и тонули, а мы ничем не могли им помочь. В учебниках пишут, что в тот день погибло 43 тысячи жителей, но число жертв гораздо больше, ведь там были не только жители города — к Сталинграду отступали с Украины и с Запада России. А когда мы увидели, как под Сталинградом расстреливали с самолета отступающих женщин и скот, который они гнали с собой, то почувствовали горькую безысходность и истинно звериную ненависть к немцам. Один из наших от бессилия и злобы стал стрелять по немецким истребителям из своего пистолетика. Какой-то мужичок из рабочих пристыдил его: «Вы должны быть в небе, что вы тут делаете?» А что нам было делать? Думаю, что все эти чувства во время войны испытывали не только разбитые немцами авиаторы — первые годы войны наши силы были несравнимы с вражескими. Война учила нас беспощадности. Когда мы бомбили немецкое отступление по дороге Бреслау — Берлин, там вместе с солдатами ехали и мирные люди на колясках, и наш радист отказался по ним стрелять. Тогда командир выругал его матом и приказал стрелять мне. Очень тяжело и неприятно потом было вспоминать об этом, но немцы поступали гораздо хуже. Когда нас подорвали, на Пулковских высотах, я два дня был в Ленинграде и видел там людей, похожих на тени. Авиаторов кормили неплохо, и мы раздавали хлеб оставшимся в живых мирным жителям, которые голодали, поэтому, куда бы мы ни прилетели, нас всегда ждали местные.
«Дядько Сашко, хлиба у мамы нема», — встречал меня мальчонка в украинской деревне. Такая же ситуация была везде по России. Уже в мирное время я с грустью наблюдал за дальнейшей судьбой некоторых самых лучших людей из нашего полка — командиров, штурманов, пилотов. Жизнь, что была уготована им по возвращении на родину, которую они освободили от германских захватчиков, для некоторых из них стала сложнее пройденной ими войны. Победители оказались не у дел. Штурман Данил Иванович Нагорный, сибиряк из Ишима был крупной фигурой в авиации, майором, а дома для него нашлась лишь унизительная работа вахтера. Однажды он крепко напился, да и замерз насмерть. Своему командиру, Герою Советского Союза, который тяжело болел после полученных травм, я высылал деньги на дорогие импортные лекарства — его ничтожной пенсии на них не хватало. А ведь если бы не он, едва ли я и другие члены нашего экипажа вернулись бы с войны живыми. Автор: Мария Роговая (Новосибирск)
Наука в Сибири. ЕЖЕНЕДЕЛЬНАЯ ГАЗЕТА СИБИРСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК МЫ УЧИЛИСЬ ВОЕВАТЬ, ВОЮЯ http://www-sbras.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=545&id=9 Александр Ильич Федоров, доктор филологических наук (Институт филологии СО РАН), старшина 22-го гвардейского полка Авиации дальнего действия. Участвовал в боевых действиях под Москвой, в Смоленской области, Румынии, Венгрии, Югославии. Награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За оборону Ленинграда». Сейчас, по прошествии многих десятков лет, с высоты нашего времени каждый из нас, прежде всего, пытается понять, почему в такой трагической ситуации, которая была в начале войны, нам всё-таки удалось одержать победу. Власть, которая искала врагов народа среди себя, среди мужиков, интеллигенции, огромное количество репрессированных, расстрелянных офицеров... За что, про что, в чем они виноваты? Ответа нет. По-видимому, никто из них не был виноват. Поэтому самое начало войны оказалось, фактически, без офицерского корпуса. Лучше всего об этом сказал Твардовский: «Всех их, приговоренных к высшей мере, не воскресят и боги, а пока в боях непоправимые потери несут осиротевшие войска». Наша подготовка к войне была не на высоком уровне. Авиаторов готовили, можно сказать, удовлетворительно. Что это значит? Это — тренировочные полеты: взлет, посадка, режим полёта, знание машины. Но к бою авиация была не готова. Я был стрелком-радистом и неплохо знал воздушную стрельбу. Но, когда бой идет, нужно учитывать ракурс расположения немецкого самолета по отношению к нашему курсу, расстояние, скорость, чтобы упреждающая очередь попадала в немецкий истребитель. Всё это я знал, но всё-таки на третьем вылете нас подбили... Самолёты наши были, как известно, не лучшими — любая пуля пробивала, даже пилот не был защищен, стрелок-радист тем более. Скорость нашей машины СБ (скоростной бомбардировщик) — за 400 км в час, а у немецкого истребителя «Мессершмит-109» — 600 с лишним. Вооружение — пулемёт «ШКАС» (Шпитального-Комарицкого авиационный скорострельный) — 2 тысячи выстрелов в минуту. Скорострельность нужна, но прежде всего нужна убойная сила, а у «ШКАСа» с его калибром 7,62 мм она была 300 метров. Представьте себе воздушный бой: у немцев истребитель мог стрелять с километра, с 800 метров — уничтожал стрелка-радиста, потом заходил вплотную и расстреливал нашу машину. Потери нашей авиации были в пять раз выше, чем у немцев. Зенитная артиллерия у них была просто великолепная. Ну а у нас... У нас была бравада: летать выше всех, дальше всех, воевать на чужой территории — всё это оказалась риторика и больше ничего. Помню первые встречи с войной — под Сталинградом. Это был конец июля-начало августа 1942 года. Мы — курсанты, молодые пилоты, стрелки — ждём на аэродроме, когда нас сведут в летную столовую и покормят. Видим, возвращаются из полета три машины, одна садится поперек взлетно-посадочной полосы. Думаю, что случилось — пилот что ли никуда не годится? Оказывается, хвостовое оперение перебито, руль поворота не действует — пилот посадил машину, как мог. Вышел из этой машины старший лейтенант, фамилию я его запомнил — Масленников — подошел к нам, гневный, расстроенный, лоб, видимо, осколком поцарапанный: «Ну, что, орлы с курятника, прислали вас воевать? Умеете воевать? Прежде всего знайте, что не выше всех и дальше всех, а долетите, ради бога, до Котельниково — там наша пехота мрет, как мухи!» Весь полк фактически за две недели был разбит под Сталинградом. Оставалось несколько машин, их нужно было перебазировать на другой берег Волги. Помню день перебазировки: переправляемся на плотах — Волга там широкая, — а город весь горит... Сейчас известно, что за один тот день погибли 43 тысячи жителей. На самом деле больше, потому что к Сталинграду люди отступали с западных областей России и Украины. Скопление народа там было огромное. Раненых переправляли на волжских речных пароходиках, и немцы с бреющего полета расстреливали эти пароходики, бросали фугаски. Наша бедолага-пехота бросалась через борт в воду — пароходик горит, его крутит по Волге... Мы бросились на помощь, но спасти никого не удалось, раненые тонули сразу... И тут, конечно, возникала дикая ненависть к немцам, просто звериная. Потом это чувство ещё больше усиливалось. Однажды мы сопровождали подбитые машины — их надо было доставить через Эльтон и Баскунчак, городишки под Сталинградом, разрушенные полностью. Машины были рассредоточены на железнодорожной станции, и помню — женщины с Украины скот гнали, а немецкие истребители их расстреливали с бреющего полета. Бедные худобы с пробитыми животами падают — это была страшная картина... У нас были пистолетики, и пилот, который был со мной, стал стрелять из пистолета по истребителю. Какой-то мужичок, по-видимому, рабочий, выругался: «Что вы делаете? Ваше место — вон там, в небе, а вы разоделись, как петухи...» Было и стыдно, и было чувство такой безысходности — что же дальше, чего мы стоим? Те же чувства переживали, по-видимому, и многие другие, не только авиаторы. Потом положение стало налаживаться. Позже мне пришлось воевать в авиации дальнего действия. Это было уже совсем другое дело. На американских «Боингах-25-Митчелл». Конечно, по сравнению с нашими СБ или Пе-2 они были лучше, ничего не скажешь. Бомбовая нагрузка у «Боинга» была две тонны, можно было больше брать, если на близкое расстояние лететь. Пулемёты «Кольт-Браунинг» калибра 12,7 мм, два мощных мотора «Ай-циклон»... Если один мотор подбили, пилот сваливал машину на работающий мотор, на подбитом ставил ребром лопасти винта, чтобы не было лобового сопротивления — и можно было дотянуть до своих. Так однажды и случилось, когда мы бомбили немецкие позиции. Мне посчастливилось, что у нас в 22-м полку Авиации дальнего действия было несколько отличных командиров экипажей — лётный состав АДД формировали из пилотов Аэрофлота. Пилоты и штурманы из гражданской авиации были хорошие специалисты, но многие даже стрелять из пистолета не умели. Помню, я учил стрелять из пистолета Мишу Каспарова. Он был великолепный пилот, чувствовал машину, как свой организм, а из пистолета не мог стрелять...Но были в полку и несколько кадровых военных: мой командир Иван Гаврыш, капитан Кравцов, Гайворонский, командир полка. Иван Егорович Гаврыш, Герой Советского Союза, прежде, чем я стал у него стрелком, похоронил одного за другим четырех убитых стрелков. «Боинг», хотя и был хорошей машиной, но у него было слабое место , так называемый «дедспейс» — мертвое пространство за хвостовым оперением в виде острого угла, которое не простреливалось нашими пулеметами. Что же оставалось делать пилоту? Пикировать? Но «Боинг» — не пикирующий бомбардировщик, и если бы даже пикировал, истребитель его моментально нагонит. Так вот, Иван Гаврыш и капитан Кравцов использовали такую фигуру, которая называлась «уйти юзом»: пилот снижал скорость, выпускал закрылки, возникал эффект парашютирования, машина проседала и делала небольшой разворот, под углом уходя в сторону и вниз. Немецкий истребитель, обладавший скоростью до 650 км, не мог повторить этого манёвра — его по инерции уносило вперед. Пока истребитель делал разворот, нужно было снизиться и где-нибудь на фоне леса, где самолет не так заметен, уйти в сторону. Так мы ушли дважды. Отстреливаться лучше было, когда полк шел в плотном строю, тогда групповым огнем можно было подбить или сбить истребителя. Но летали мы больше ночью, а в темноте строй было выдержать невозможно, да и незачем это было делать. Нашей задачей были не ковровые бомбометания, а точечные — по железнодорожной станции, городу, порту, аэродрому, скоплению войск, танков... Летали мы сначала из Подмосковья, из местечка Астафьево, со станции Щербинка, между Москвой и Подольском. Выпускали одного за другим экипажи, самолеты взлетали и шли по маршруту, как у нас говорили, «гусём», один за другим на цель. Полеты длились четыре-пять часов, на сколько хватало горючего. Бомбили, конечно, по-разному, поскольку и лётный состав был разный. По возвращении во время так называемых разборов полетов нужно было точно и прямо, независимо от чинов и званий, сказать, отчего был неудачный вылет, почему погиб экипаж. Это помогало, то есть учились воевать, воюя, и мы, авиаторы. Война учила нас быть беспощадными. Помню, сбросили мы бомбы на Бреславль (это было уже начало 1945 года), оставалось еще проштурмовать дорогу Бреславль — Берлин. Отступающих немцев было много. Радист отказался стрелять, Гаврыш выругал его матом и говорит мне: «Садись, Сашко, дай им...» А там и военные отступали бедолаги, и на каких-то колясках ехали, видно, мирные жители — вот наша эскадрилья и проштурмовала эту дорогу... Это оставило очень неприятное впечатление, но немцы поступали куда хуже. Когда мы летали через Ленинград бомбить Пулковские высоты, нас подбили, и два дня потом я ходил по Ленинграду, узнавал знакомые места (я до войны в Питере учился). Навстречу попадались люди, больше похожие на тени. Как выходили на цель? Первый, ведущий экипаж (чаще всего это был наш), вывешивал над целью светящиеся авиабомбы (САБы). Когда мы подлетали к цели, километров за 30—40 было видно, что там происходит — в воздухе ночью далеко видно. А у немцев была такая тактика — весь огонь переносить на ту машину, которая попала в прожектора. Летишь и видишь — прожектора схватили машину, и весь огонь по ней. Машина загорается, прожектора провожают её до земли — столб огня, и всё. Мы летим туда, уходя от прямой атаки в сторону и сбоку. Штурман был хороший и мог рассчитать боковой выход на цель, там, где было меньше огня и не было истребителей. Бросали бомбы и резким снижением уходили из зоны обстрела. Летали мы не только бомбить — возили грузы сербским и польским партизанам. Это были самые опасные полёты. Сербские партизаны воевали в горах, туда и нужно было сбрасывать боеприпасы и медикаменты по установленным сигналам. Сигналы — это фигуры из костров, крест или треугольник. Скажем, по заданию надо было сбросить груз на три-четыре треугольника. Прилетаем, а там штук двенадцать треугольников по разным местам. Снизиться, чтобы узнать, где реальная цель, ночью в горах невозможно из-за опасности зацепиться за выступ и рухнуть. Радист связывался с полком, запрашивал, куда бросать груз. Были случаи, когда возвращались с грузом назад или часть груза попадала к немцам, и вылеты считались неудачными. За неудачный вылет не платили, за удачный дальний вылет левый пилот, командир корабля и штурман получали по две тысячи рублей, правый пилот, стрелок, стрелок-радист — по тысяче. Тысяча рублей — это тогда были деньги. Их выдавали сразу, и я их тут же посылал маме. На тысячу мама могла в деревне купить два пуда ржи, которых хватало на месяц. Никто не отказывался от дальних полетов, многие соглашались летать и вне очереди, и я в том числе. Погибнуть можно было и на ближней цели, и на передовой, а для полетов на дальнюю цель нужно было быть выносливым, обладать хорошей реакцией, а главное — уметь отбить атаку. Ночью это было сделать трудно. Как нас встречали? Под Москвой, конечно, радостно — свои люди. Кормили нас хорошо, а когда мы выходили из столовой, вокруг стояли дети с голодными глазами. Мы забирали из столовой куски хлеба, подкармливали их. Перелетели на Украину, на аэродром Калиновка в Винницкой области — там тоже люди нас встречали очень хорошо, хотя это была уже западная часть Украины. Правда, бандеровцы там пошаливали, но нас они боялись, потому что у нас у каждого был пистолет, и шутки с нами были плохи. Работали в войну там немолодые женщины и девочки. Парней почти не было, всех забрали: одних немцы угнали, других мобилизовали в нашу армию. Девушек многих в Германию угнали. Помню, однажды мы неудачно сели, на одном моторе, на пашню под Москвой, у командира возникло размыкание позвонков, и он, бедняга, так мучился, что его отправили лечиться в Москву, а нам позволили две недели отдохнуть. Тогда отдых был роскошью, и вот мы, авиаторы, откормленные, пошли вечером туда, где собиралась молодежь, девушки, в основном «спивали песни», танцевали. Подошел я к одной девушке, раз потанцевал с ней, второй, она мне и говорит: «Дядька, витчепись от меня, бо ты дуже старый». Бог ты мой, думаю, почему же я старый? Пришел домой, посмотрел в зеркало: действительно, бледный, изможденный, постаревший. Каждый вылет — это четыре с половиной часа страшного напряжения: свои могли обстрелять по ошибке, если чуть-чуть сбился в сторону, по маршруту немцы расставляли зенитную артиллерию крупно- и мелкокалиберную. Хорошо, что командир полка был человек разумный и во время разборов полетов соглашался с предложением пилотов «обходить листом» опасные места, чтобы избежать зенитного огня. Комиссар полка ничего в этом не понимал, но пытался внушить нам, что мы трусы. А какие мы трусы, если искали способы не погибнуть? Сам-то он не летал. На чужой территории встречали нас по-разному. В Румынии — враждебно, офицеры румынской армии смотрели свысока, иногда даже оскорбляли нашего брата, что им обходилось дорого — мы были не дураки подраться. В Югославии встречали великолепно. В местечке Петроуград, на юге, сели мы на аэродроме, а местные жители окружили повозками-двуколками. Усатые такие сербы в высоких шапках, в армяках, рядом жена или дочка с флягой вина и сербским самогоном — палинкой или ракией. Все считали за счастье увести к себе, угостить, накормить освободителей. Конечно, наш брат сразу разбрелся по этим кибиткам, многие напились и сорвали вылет на другой день. Это был чрезвычайный случай. Из Сербии мы полетели в Венгрию — в местечко Текел. Венгры — народ лучше, чем румыны, и если ты ведешь себя хорошо, к тебе тоже относятся хорошо. В Венгрии мы и закончили войну. Летали в то время на передовую, бомбили, когда брали Берлин, Зееловские высоты. На сам Берлин не летали, дальняя авиация могла там больше навредить, поскольку город пронизан был нашими войсками, брали каждую улицу, дом — с высоты нельзя было точно попасть по цели. Там действовала истребительная или легкая авиация. Нам повезло, что у нас были великолепные командиры, пилоты с хорошим опытом, железные парни-штурманы. У нас был прекрасный штурман Нагорный Данила Иванович, сибиряк из Ишима. В эскадрилье его уважали, был он старше каждого из нас лет на восемь. Война закончилась, сначала стали демобилизовывать людей старшего возраста, раненых. Я тоже был ранен, рука после операции оказалась на полтора сантиметра короче. Не все нашли свое место в мирной жизни. С болью я узнал, что штурман Данила Иванович умер — замерз пьяный. В авиации он был фигурой, а в мирной жизни ему пришлось работать вахтёром, это было унизительно для майора. Мой командир Иван Егорович Гаврыш скончался три года назад, часто болел. Особенно тяжело ему пришлось в хрущевские времена, пенсия была небольшая, а на лекарства нужны были деньги. Я тогда зарабатывал прилично, был старшим научным сотрудником в Питере, потом здесь, в Академгородке, работал в институте и в университете, и с удовольствием помогал командиру. Он был, конечно, благодарен мне за это, но я ему был благодарен ещё больше — без него я бы едва ли уцелел. Подготовила В. Садыкова, «НВС»
Комментарии