Тайные механизмы израильской коррупции

Украсть яблочное поле
Есть так называемая теория агента. Наемный персонал компании может вступить в конфликт с ее руководством и даже нанести ему ущерб одним из трех способов. Первый — самовольно сорвать яблоко. То есть присвоить плоды деятельности этой компании. Например, топ-менеджер назначает родственника на ключевой пост или покупает за казенный счет автомобиль. Если речь идет о госчиновнике, он может брать взятки или разворовывать общественное имущество. Это самый базовый, низкий уровень.
Пользуясь сельскохозяйственной аналогией, второй уровень — это когда персонал компании не просто берет себе часть плодов, а выкапывает целую яблоню. Когда речь идет о государстве и держателях его акций, то есть о народе, такая ситуация создается следующим образом. Приходит человек и за смешные деньги получает у правительства некий ресурс. Он может поступить более хитроумно, допустим, привлечь третью сторону и заключить соглашение: все доходы от ресурса пойдут мне, а за убытки будет расплачиваться государство. Именно так заключались сделки в Восточной Европе после краха социализма. В конечном итоге доходы поступали в частный карман, за убытки расплачивалось общество.

Третий уровень, согласно теории агента, это когда у компании забирают целый фруктовый сад или значительную его часть. На государственном уровне общество лишается возможности воздействовать на правительство, которое ранее этот сад обслуживало. Когда мы слышим слово «коррупция», перед глазами возникает лишь первый, самый низкий и примитивный ее уровень. Ну какой-то госчиновник проворовался, получал деньги в конвертах. Ну сколько он там мог наворовать? Ну переживем.
Я хотел бы поговорить о третьем, высшем уровне коррупции и дать ответ на вопрос, почему среди стран Запада Израиль является одним из бедных государств. Но прежде всего следует понять, как и в чем измеряется бедность. Лорд Дизраэли говорил, что есть три разновидности лжи — обычная ложь, грязная ложь и статистика. Поэтому к статистическим данным надо относиться осторожно. При этом, какой бы мы ни взяли параметр и индекс, измеряющий бедность, положение Израиля согласно ему будет не ахти.
Яблоки, которые ежегодно собирают на поле, — это валовой продукт. Делим количество яблок на число тех, кому поле принадлежит, и получаем значение валового продукта на душу населения. По этому параметру среди стран Запада Израиль занимает третье место… с конца. 
23% бедных
У ВВП на душу населения есть определенная проблематика. Кто сказал, что плоды были распределены пропорционально? Может, Ицик забрал себе фургон яблок и остальным ничего не осталось? Поэтому ученые принимают во внимание и другие параметры. Например, коэффициент Джини, который отражает распределение доходов между разными слоями общества. В утопическом равноправном государстве коэффициент Джини должен быть равен нулю, а в аналогичном неравноправном государстве его значение составило бы 1. Согласно коэффициенту Джини Израиль занимает второе место с конца среди западных стран. Уровень денежного неравенства выше только в США, но при этом США занимает одно из лидирующих мест по ВВП на душу населения.
Также надо учесть, что бедные страны А и бедные страны Б могут находится на принципиально разных уровнях жизни. И поэтому при статистическом анализе берется в учет средний доход. Не среднестатистический, а именно средний — сумма, выше которой и ниже которой зарабатывают 50% населения.
Бедностью считается ситуация, при которой человек зарабатывает в два раза меньше среднего дохода. И таких в Израиле — 23%. 760 000 детей и свыше 1 500 000 взрослых живут ниже черты бедности. На Западе в основном ниже черты бедности живут 5–10% населения. 20-процентную отметку перешагнули две страны, Мексика и Израиль.
К этим цифрам можно относиться с осторожностью. Для одной страны $500 — это много, а для другой — ничтожно мало. Поэтому в ход идет еще один параметр: минимальная потребительская корзина. Пусть специалисты — в данном случае ООН, организация нейтральная, — установят минимальный набор продуктов, одежды и так далее. Человек, который неспособен позволить себе минимальную потребительскую корзину, однозначно будет считаться нищим. По этому параметру Израиль занимает лучшие позиции, но по-прежнему плетется в хвосте.
Не перекладывайте ответственность
Почему так происходит? Когда ученый обнаруживает выбивающийся из общего ряда показатель, он ищет другие показатели такого рода, пытаясь установить между ними связь. Андрей Платонов говорил, что люди не любят слышать правду. Либо они и так ее знают, либо им трудно избавиться от ложных концепций, сформировавшихся под воздействием пропаганды. Что ответит израильтянин на вопрос, почему мы такие бедные? Он скажет, что это происходит из-за огромных расходов на силовые структуры. Мы окружены врагами, приходится постоянно защищаться.
Есть популярная израильская шутка. Как по-английски «ответственный человек»? Responsible, от слова response, «реакция». Ответственный умеет реагировать. На иврите ответственный — это «ахраи», от слова «ахер» («другой»). Мы перекладываем всю ответственность на других.
В том, что касается сложной геополитической ситуации, мы не единственные среди 30 развитых западных стран. Есть еще Кипр и Сингапур. Более того, если проследить за хронологией израильских войн и значением ВВП, выяснится, что никакой корреляции между этими параметрами нет. С 1948 по 1960 год постоянно возникали военные конфликты и при этом экономика была на подъеме. Оборонные расходы последние 50 лет снижаются. Экономическое влияние войн на Израиль минимально. 
Второй аргумент: мы бедные, потому что Израиль — относительно молодое государство. Но, простите, в 1948 году в ООН членствовало 50 с чем-то стран. Сегодня их число доходит до 200. Есть и страны помоложе Израиля. Те же Кипр и Сингапур. Что еще? Расходы на поселения в Иудее и Самарии? Они не столь значительны. Ультраортодоксальный и арабский секторы, которые не столь активно вовлечены в рынок труда? Есть, дескать, 600 000 человек, которые злостно уклоняются от работы. Тем самым мы производим меньше, чем надо, и поэтому мы бедны.
Представим, что завтра все эти люди заявятся на биржу труда: «Простите нас за эгоизм, мы все поняли, дайте нам рабочие места». Но израильская экономика не создала эти 600 000 рабочих мест! В самых захудалых западных странах рынок обеспечивает занятостью 60% рабочей силы как минимум. Применительно к Израилю это 3 300 000 рабочих мест. На практике же израильская экономика предоставляет лишь 2 100 000 рабочих мест.
Дополнительный контраргумент — в Израиле есть немало людей, которые работают «по-черному». Но это происходит во всем западном мире примерно в том же объеме. То же самое касается иностранных рабочих. Когда есть нехватка определенного товара, его цена растет. Когда имеется переизбыток товара, цена падает. Если есть больше людей, чем рабочих мест, заработная плата понижается, а показатели бедности возрастают. Уклонение от работы — это не причина, это результат. 
Анорексия частного потребления
Мы встаем утром, завтракаем и идем на работу, где производим товары и предлагаем услуги. Но не просто так, а зная, что на них будет спрос. Будет меньше спроса на конкретный товар — мы снизим объем производства. Проблема заключается в специфике израильского спроса. 
Спрос, как таковой, делится на четыре категории: частные потребители, частные инвесторы (те, которые инвестируют в средства производства или инфраструктуру, например, в строительство шоссе), правительство и зарубежные страны. 60–65% спроса в странах Запада приходится на частных потребителей. В Израиле — только 56%. Доля частных инвесторов составляет 20–25%. В Израиле — 17–20%. Я бы назвал происходящее «анорексией частного потребления». Пользуясь аналогией, в США речь идет об «ожирении», там доля частных потребителей составляет 71%.
Частные потребители влияют на ассортимент товаров и услуг. В Израиле частное потребление подавляется. Подавляется малый бизнес. Результат — меньше рабочих мест, чем требуется. Много людей, мало рабочих мест — зарплата падает. Израиль находится на ведущем месте по числу нарушений законов, связанных с правами рабочих, и закона о минимальной оплате труда.
По конкурентоспособности Израиль находится на 78-м месте. Здесь предостаточно монопольных структур, которые снижают количество товаров и услуг, повышая расценки. Меньше товаров — меньше требуется рабочих мест. Исходя из этих и других параметров, в Израиле имеется непропорционально высокая коррупция и действует порочная связь между частным капиталом и правительством. 
Казалось бы, приватизация должна решить львиную долю проблем. Однако приватизация по-израильски — это когда имущество распределяется между все теми же крупными компаниями или богатыми семействами. Существует проект земельной реформы. Вместо того чтобы раздать участки гражданам, государство оперирует терминами «приватизация земельных комплексов». У отдельно взятой семьи нет денег на покупку целого комплекса.

У кого они есть? У все тех же, находящихся в прекрасных отношениях с госчиновниками, крупных компаний и 13–15 семей миллиардеров. Получается, что приватизация обогащает богатых и не способствует конкурентоспособности. 
В Израиле можно провести как минимум 40 реформ в разных сферах, от телевидения и банковской системы до автозаправочных станций и добычи нефти. Однако власть делает все, чтобы эти реформы не были реализованы. 
Бедный сенатор
Следует помнить, что коррупция возникает не обязательно благодаря конкретным поступкам. Можно ничего не делать и способствовать коррупции. Например, отмахиваться от подозрительных биржевых отчетов, позволяя компаниям раздавать дивиденды за счет акционеров, которые вложили в биржу свои пенсионные фонды. Или не обращать внимание на то, что всего за несколько лет во всех израильских моллах арендная плата выросла на 200%. 
Или вот еще распространенная ситуация: государственный чиновник обнаруживает, что крупный конгломерат пользуется неким государственным ресурсом по сниженной цене. При попытке поднять расценки выясняется, что у конгломерата есть куча партнеров в частном секторе, чуть ли не 60–70%. Затронул одну структуру — можешь быть уверен, что все остальные не будут осыпать тебя розами. Покинул госслужбу — выяснится, что работать тебе, собственно, негде. Все эти компании припомнят давнюю обиду. Позволишь конгломерату задешево использовать ресурс — будешь способствовать коррупции. Не в уголовном, а в практическом смысле.
Оборот израильского рынка автомобилей составляет миллиарды шекелей. Вневедомственный комитет, который подготовил проект реформы, обнаружил, что на рынке автомобилей действуют 57 монопольных структур в самых разных сферах, от покупки автомобиля до ухода за ним, ущерб от действия которых составляет 2 млрд шекелей в год. Комитет передал соответствующие рекомендации антимонопольному управлению, проект реформы был передан главе правительства. 
Внезапно налоговое управление опубликовало свой отчет: в автомобильной сфере-де все прекрасно, есть активная конкуренция. С чего вдруг эта организация озаботилась сферой, которая входит в компетенцию Министерства транспорта? Почему она не публикует отчеты о положении крупных компаний, тех самых, которые стоят за монополистами и укрываются от уплаты налогов?
Древнеримский историк Тацит пишет, как в сенате однажды обнаружили, что доходы очень уважаемого семейства упали. Еще год, и это должно было выясниться в ходе дежурной проверки, сделанной цензором. В сенате имели право заседать только лишь те люди, состояние которых превышало определенную сумму. То самое знатное семейство стало кандидатами на вылет.
Сенаторы решают помочь обедневшим коллегам за счет казны. Тиберий, однако, отказывается утвердить такое решение: «Тот, кто опорожняет казну ради друзей, пополнит ее грехами». В юридическом плане все безупречно. Речь не идет о взятке, решение о помощи было принято коллективно, 300 сенаторов не могут совместно заниматься уголовщиной. Однако любой экономист скажет, что это — классическая коррупция. 
Взятка должностью
Теперь перенесемся на 2000 лет позже. Израильские кибуцы решили продать компанию по производству молочных продуктов «Тнува» фонду «Эйпакс» и банку «Леуми», который эту сделку должен был спонсировать. Как известно, в свое время государство перевело кибуцам миллиарды шекелей из казны, чтобы покрыть их убытки. В обмен было получено обещание предоставить государству 7% акций «Тнува» после ее продажи.
«Тнуву» было решено продать за $1 млрд. Это очень странная цена, учитывая, что хотя бы земельные участки в Тель-Авиве, на которых расположены офисы компании, стоят куда больше. $3 млрд — минимально логичная цена. 
После всего этого кибуцы отказались предоставить государству пресловутые 7%. Я, как главный аудитор, решил обратиться в суд. По закону, государство должно обращаться в суд через адвоката, функции которого выполняет юридический советник профильного министерства. Ямима Мазуз, юридический советник минфина, дословно сказала: «Только через мой труп!» — «Но почему?» — «Потому что это крайне важная сделка для израильской экономики».
Но почему государство должно недополучить причитающиеся ему деньги? Я сообщил, что обращусь к юридическому советнику правительства. Мазуз улыбнулась: «Вы помните, что его зовут Меир Мазуз, и он — мой родной брат?» Я почувствовал, как кровь приливает к голове… 
В коридоре референт хватает меня за колено: «Ярон, кстати, я нашел оригинал соглашения между государством и кибуцами». Думаю, при чем тут это? Я что — коллекционер древностей? Референт добавляет: «Я прочел это соглашение. Утвердить сделку должен главный аудитор письменно». — «А если я не поставлю свою подпись?» — «Тогда кибуцам придется платить налог в объеме 50%. Не хотят отдавать государству 7%, отдадут все 50». 
В результате кибуцы выполнили то, что требовалось изначально. Однако после получения 7% нас ожидало требование фонда «Эйпакс»: «Продайте эти 7% нам». — «За сколько?» — «За $1 млрд». Как интересно: компания «Тнува» целиком и полностью была продана за $1 млрд. Оценку ее стоимости проводил… все тот же фонд «Эйпакс».
Я отказался продавать акции. «Эйпакс» пригрозил расторгнуть сделку. Ну-ну. Через неделю меня вызывает тогдашний министр финансов Авраам Гиршзон, который в данное время отбывает срок за коррупцию и хищения, и требует, чтобы мы продали акции: стране нужны деньги! С точки зрения чистой бухгалтерии, такая продажа не считается получением доходов, это просто обмен имущества. Эта сумма не учитывается бюджетом. Тогда мне начали объяснять, что правительство настроено на приватизацию, а я, дескать, мешаю проводить политику правительства. «В стране действуют 102 государственные компании, почему вы их не приватизируете?» — спросил я.
Короче говоря, все эти споры длились несколько лет, пока меня не сменил на посту главного аудитора другой человек. Который — по чистой случайности, разумеется, — ранее работал в банке «Леуми». И он эти акции продал. Затем Коби Адлер, глава бюджетного отдела при минфине сообщает, что решил покинуть государственную службу. Проходит год, все, как полагается по закону, и он начинает работу… в банке «Леуми». Через две недели Ямима Мазуз тоже покидает Министерство финансов и становится юридическим советником… компании «Тнува». В декларации, которую она подала в суд по рабочим конфликтам, чтобы утвердить назначение, сказано, что Мазуз ничего общего с «Тнувой» ранее не имела. Ну разве что по утрам пила кофе с молоком.
Я звоню в газету «Едиот ахронот», рассказываю о том самом совещании в минфине, показываю официальные документы с указаниями имен участников. На следующее утро Мазуз читает газету и подает в суд поправку к вердикту: ой, я совсем забыла, ну да, ну да, был такой эпизод в моей биографии. В результате ее назначение не утвердили.
Что это? Коррупция? Заранее спланированная? Думали ли эти госчиновники, где и кем они будут работать в частном секторе?
Прежде чем дать ответ на этот вопрос, я расскажу историю, которая произошла в далеком 2003 году, когда я только начал работать главным аудитором. Звонит Захавит Йосеф, председатель фонда «Эйпакс» и приглашает в гости: «Наш гендиректор хочет инвестировать деньги в израильскую экономику. Приходите на ужин, будут 20 человек, вы расскажете, какая у нас прекрасная страна. И жену с собой возьмите». Ну, думаю, одна из функций главного аудитора — представлять Израиль перед зарубежными инвесторами, я от «Эйпакс» не завишу, отчего бы не прийти. 
И мы пришли. Вместо обещанных 20 человек — только доктор Захавит Йосеф (потом выяснится, что ее докторская степень —филькина грамота, купленная в конторе по выдаче дипломов) и гендиректор фонда. Йосеф понижает голос: «Видите ли, мы хотим приобрести очень крупную израильскую компанию. И этой компании понадобится грамотный директор». Я извинился, сказал, что главному аудитору неэтично заниматься поиском работы, не завершив каденцию, и уехал.
Дома я поделился сомнениями с женой. Да, очень многие мои предшественники становились гендиректорами банков. Но главенствующие должности они занимали не сразу. Год-два в заместителях, чтобы подготовиться, изучить положение дел. Допустим, у меня, в отличие от предшественников, есть опыт в деловой сфере. Допустим, я получил немало почетных грамот и наград. Но все-таки почему Захавит Йосеф с порога предложила мне такой высокий пост?
Через полгода «Эйпакс» сообщила о покупке компании «Тнува». Меня, соответственно, пытались подкупить? Не пытались? Это случайное стечение обстоятельств?
Коррупция по-израильски не обязательно вступает в противоречие с законом. Оценивать ее надо, исходя не только из юридических, но и из экономических, а также морально-этических норм.

Ярон Зелиха