Вероисповедание Пастернака — иудейское

Ирина КРУПИЦКАЯ

Два года назад Рахель Лихт — израильский исследователь жизни и творчества Бориса Пастернака (систематизатор и создатель компьютерной версии семейного архива) — издала замечательную книгу, посвященную малоизвестному раннему периоду жизни семейства Пастернак.

В этой работе достигнут редкий баланс между художественностью и абсолютным соответствием биографическим деталям.

Рахель Лихт никогда не позволяет себе "отвлеченного домысливания". Каждая деталь, каждый поворот сюжета, действительно, происходили и отражены в переписке героев, в документах…

Из-за эпидемии книга Рахель "О детство! Ковш душевной глуби" пока не стала достоянием широкого круга читателей. Но уверена — столь чудесное произведение "доберется", наконец, до "наших палестин" и будет восторженно принято не только потомками поэта, литературоведами, а также теми, кому все же повезло раздобыть книжку. Которая, кстати, развенчивает некие устойчивые, хотя и далекие от реальности, мифы.

Сегодня Рахель Лихт продолжает свою исследовательскую, подвижническую работу. Вышли статьи в известных российских изданиях. Совместно с профессором МГУ Анной Клятис пишется "Летопись жизни Пастернака".

х х х

Насколько я знаю, всегда было принято считать, что великий поэт Борис Пастернак принял христианство. Подразумевалось, что это было совершено в сознательном возрасте. Ибо все мы помним рассуждения героя "Доктора Живаго" на тему судьбы евреев…

Но вот слушала я, как Рахель Лихт — автор новой удивительной книги-исследования "О детство! Ковш душевной глуби!" — читала для собравшихся в Москве в доме-музее Пастернака одну из главок своей книжки, и вдруг узнала кое-что для себя абсолютно новое.

Подчеркну: то что сделала Рахель — это пример полного "погружения" литературоведа, исследователя в мир Пастернака. И конечно, в мир его семьи. Необыкновенная работа, которая сразу же после появления становится библиографической редкостью…

Но возвращаясь к моменту существовавшей личностной связи поэта и писателя с христинским мировоззрением, Рахель отметила очень интересную деталь: у Бориса Леонидовича, как и у всякого великого российского поэта, имелась няня.

По-пушкински преданная своему маленькому воспитаннику, которого эта добрая христианка регулярно водила в близлежащую церковь, в 30-х годах разрушенную в ходе строительства московского метро.

Из прочитанного Рахелью чудесного отрывка нельзя понять, знали ли об этом нянином усердии родители юного Бори Пастернака. Но мальчик на всю последующую жизнь сохранил самые восторженные ощущения, связанные с тем самым ранним "церковным" периодом.

Рахель отметила, что ни в одном документе не указывалось о переходе Бориса Леонидовича в христианство, и по поводу вероисповедания было неизменно отмечено:" иудейское". И в полном согласии с этой записью он попал под ограничение процентной нормы при поступлении в гимназию и столкнулся с запретом для лиц иудейского вероисповедания заниматься в стенах Московского университета преподавательской и научной деятельностью.

В то же время автор книги отмечает, что в одном из писем своей близкой знакомой во Францию Пастернак писал, что в раннем возрасте няня его окропила "святой водой".

Исключительно ценная информация, по сути полностью объясняющая причины трагической "раздвоенности" поэта.

Слушая с наслажденим выступление Рахель Лихт, а позже размышляя над сказанным ею, я вспомнила эпизод, связанный с жизнью великого еврейского мудреца Хафец Хаима, автора знаменитых произведений.

Однажды для почтовых надобностей от него потребовалось написать по-польски, но польской письменностью мудрец не владел. И вдруг вызвалась помочь его внучка. Дедушка удивился:" Откуда ты знаешь это письмо?" Девочка ответила, что ее учит квартирная хозяйка. В ответ Хафец Хаим настоятельно попросил ее передать матери, чтобы она немедленно сменила квартиру. Я раньше не могла понять, какая связь между "квартирным вопросом" и изучением польского языка с помощью доброй квартирной хозяйки. А вот сейчас, на примере с няней великого поэта, я очень хорошо эту связь поняла. А также гениальную прозорливость еврейского мудреца.