«11-я заповедь – не будь равнодушным»: речь бывшего узника Аушвица

На памятных мероприятиях по случаю 75-й годовщины освобождения концлагеря Аушвиц-Биркенау в Освенциме выступил бывший его узник Мариан Турский. Его речь вызвала большой резонанс в Польше.

93-летний польский журналист и историк еврейского происхождения отметил, что люди живут по 10 заповедям, но на фоне зверств нацистов и событий Холокоста появилась и одиннадцатая: «Не будь равнодушным». Вот полный текст его речи:

«Уважаемые собравшиеся, друзья, я один из тех еще живых и немногих, кто был в этом месте почти до последней минуты перед освобождением. 18 января началась моя так называемая эвакуация из лагеря Аушвиц, которая через шесть с половиной дней оказалась маршем смерти для более половины моих сокамерников. Мы были вместе в колонне из 600 человек. По всей вероятности, я не доживу до следующего юбилея. Таковы законы жизни.

Поэтому, простите меня за то, что в моей речи будет много трогательных вещей.

Вот, что я хотел бы сказать, прежде всего, моей дочери, моей внучке, которой я благодарен, что она здесь, в зале, моему внуку: речь идет о тех, кто является ровесниками моей дочери, моих внуков, и, следовательно, новым поколением, особенно самые младшие.

Когда началась мировая война, я был подростком. Мой отец был солдатом и был тяжело ранен в легкие. Это была драма для нашей семьи. Моя мать приехала с польско-литовско-белорусской границы, там армии останавливались, там везде грабили, насиловали, сжигали деревни, чтобы ничего не оставить тем, кто придет после них. И поэтому можно сказать, что я знал из первых уст, от отца и от матери, что такое война. Но тем не менее, хотя тогда прошло всего 20 или 25 лет, это казалось таким же далеким, как польские восстания XIX века, как Французская революция.

Когда я сегодня встречаюсь с молодежью, я понимаю, что спустя 75 лет они кажутся немного утомленными этой темой: и войны, и Холокоста, и Шоа (политика нацистов середины XX века по планомерному уничтожению еврее, — ред.), и геноцида. Я понимаю их. Поэтому я обещаю вам, молодые люди, что не буду рассказывать вам о своих страданиях. Я не буду рассказывать вам о моем опыте, о моих двух маршах смерти, о том, как я закончил войну с весом 32 килограмма, на грани истощения и смерти. Я не буду рассказывать о том, что было худшим, то есть о трагедии расставания с близкими, когда после отбора вы догадываетесь, что их ждет. Нет, я не буду об этом говорить. Я хочу с поколением моей дочери и поколением моих внуков поговорить о вас самих.

Я вижу, что с нами президент Австрии Александр Ван дер Беллен. Помните, господин президент, когда вы принимали меня и руководство Международного Освенцимского комитета, когда мы говорили о тех временах. В какой-то момент вы использовали такую формулировку: «Освенцим ist nicht vom Himmel gefallen». Освенцим не упал с неба. Можно сказать, как это у нас говорят: очевидная очевидность.

Конечно, он не упал с неба. Это может показаться обычным утверждением, но есть в этом глубокий и очень важный для понимания смысл. Перенесемся на некоторое время мыслями, воображением в начало 30-х годов в Берлин. Мы находимся почти в центре города. Район называется Bayerisches Viertel, Баварский район. Три остановки от Кудамма, зоопарка. Там, где сегодня находится станция метро, Bayerischer Park — Парк Баварский. И вот однажды в эти ранние 30-е годы на скамьях появляется надпись: «Евреям нельзя садиться на эти скамьи». Можно сказать: неприятно, несправедливо, это не нормально, но ведь вокруг столько скамеек, можно посидеть где-нибудь в другом месте, ничего страшного.

Это был район, населенный немецкой интеллигенцией еврейского происхождения. Там жили Альберт Эйнштейн, нобелевский лауреат Нелли Закс, промышленник, политик, министр иностранных дел Вальтер Ратенау. Потом в бассейне появилась надпись: «Евреям запрещен вход в этот бассейн». Можно снова сказать: это неприятно, но в Берлине есть столько мест, где можно купаться, столько озер, каналов, почти Венеция, так что можно где-то в другом месте. При этом где-то появляется надпись: «Евреям нельзя принадлежать к немецким певческим союзам». Ну и что? Они хотят петь, музицировать, пусть соберутся отдельно, будут петь. Затем появляется надпись и приказ: «Еврейским, неарийским детям нельзя играть с немецкими, арийскими детьми». Будут играть сами. И тут появляется надпись: «Евреям мы продаем хлеб и продукты питания только после 17 часов».

Это уже проблема, потому что меньше выбор, но, в конце концов, после 17:00 тоже можно делать покупки.

Внимание, внимание, мы начинаем жить с мыслью, что можно исключить кого-то, что можно стигматизировать кого-то, что можно отчуждать кого-то. И так, медленно, постепенно, день за днем люди начинают с этим жить — и жертвы, и палачи, и свидетели, те, кого мы называем bystanders, начинают привыкать к мысли и к идее, что это меньшинство, к которому принадлежит Эйнштейн, Нелли Закс, Генрих Гейне, Мендельсон, другое, что оно может быть вытолкнуто из общества, что это люди чужие, что это люди, которые разносят бактерии, эпидемии. Это уже страшно, опасно. Это начало того, что через минуту может произойти.

Тогдашняя власть, с одной стороны, вела хитрую политику, потому что, например, выполняла требования рабочих. 1 мая в Германии никогда не отмечали — они, пожалуйста. В выходной день они вводят Kraft durch Freude («Сила через радость» — в нацистской Германии политическая организация, занимавшаяся вопросами организации досуга населения, — ред.). Итак, элемент рабочего отдыха. Они умеют преодолевать безработицу, умеют играть на национальном достоинстве: «Германия, вознесись от стыда Версальского. Верни свою гордость». И в то же время эта власть видит, что людей так медленно охватывает безразличие. Перестают реагировать на зло. И тогда власть может себе позволить дальнейшее ускорение процесса зла.

А дальше идет уже насильно, и так: запрет принимать евреев на работу, запрет эмиграции. А потом последует быстрая отправка в гетто: в Ригу, в Каунас, в мое гетто, в Лодзинское гетто — Лицманштадт. Откуда большинство будет потом отправлено в «Кулмхоф», в Хелмне, где будет убито газом в грузовых автомобилях, а остальные отправятся в Аушвиц, где будут удушены насмерть «Циклоном Б» в современных газовых камерах. И тут применимо то, что сказал господин президент: «Аушвиц не упал вдруг с неба». Аушвиц протоптан маленькими шажками, приближался, пока не случилось то, что произошло здесь.

Моя дочь, моя внучка, сверстники моей дочери, сверстники моей внучки — вы, вероятно, не знаете Примо Леви. Примо Леви был одним из самых известных узников этого лагеря. Примо Леви однажды сказал: «Это произошло, а значит, что это может произойти. Значит, может случиться везде, на всей земле».

Я поделюсь с вами одним личным воспоминанием: в 65-м году я был на стипендии в Соединенных Штатах Америки, и тогда был пик битвы за права человека, гражданские права, права афро-американского населения. Я имел честь участвовать в марше с Мартином Лютером Кингом. И тогда люди, узнавшие, что я был в Аушвице, спрашивали меня: «Как вы думаете, это, наверное, только в Германии такое могло произойти? Может ли случится где-то еще?». И я им сказал: «Это может случиться у вас. Если вы нарушаете гражданские права, если вы недооцениваете права меньшинств, если вы их ликвидируете. Если нарушается закон, как это делали в Сельме, то это может произойти». Что делать? Вы сами, я им говорил, если сможете защитить Конституцию, ваши права, ваш демократический порядок, отстаивая права меньшинств — сможете победить.

Мы в Европе в основном исходим из иудейско-христианской традиции. И верующие, и неверующие принимают в качестве своего цивилизационного канона десять заповедей. Мой друг, президент Международного Освенцимского комитета Роман Кент, выступавший на этом месте пять лет назад во время предыдущего юбилея, не мог сегодня прилететь сюда. Он придумал 11-ю заповедь, которая является опытом Шоа, Холокоста, ужасной эпохи презрения. Звучит так: не будь равнодушным.

И это то, что я хотел бы сказать своей дочери, это то, что я хотел бы сказать своим внукам. Сверстникам моей дочери, моим внукам, где бы они ни жили: в Польше, в Израиле, в Америке, в Западной Европе, в Восточной Европе. Это очень важно.

Не будьте равнодушны, если видите историческую ложь. Не будьте равнодушны, когда видите, что прошлое подтягивают под текущие потребности политиков. Не будьте равнодушны, когда какое-либо меньшинство подвергается дискриминации. Суть демократии в том, что большинство правит, но демократия в том, что права меньшинств должны быть защищены. Не будьте равнодушны, когда какая-либо власть нарушает общепринятые нормы. Будьте верны заповеди. Одиннадцатая заповедь: не будь равнодушным.

Потому что если будете, то даже не оглянетесь, как на вас, на ваших потомков, какой-нибудь Аушвиц неожиданно упадет с неба".