Протесты и власть.

Протесты и власть.

Длительное время, около 15 лет, я занимался работой с общественностью в Иркутске, сначала в администрации города, а потом и области. Начинал, когда почти каждый день проходили протеcтные митинги и демонстрации, когда пикеты были постоянными, а скверы стали местом для палаток протестных голодающих.  Не хотелось бы, чтобы те времена вернулись.
Хочу прямо сказать, что если власти проводят ясную и последовательную совместную работу  общественностью по решению накопившихся проблем, то ни каких экстренных всплесков агрессии с ее  стороны обычно не возникает. Любая "несанкционированность" - это следствие просчётов и неэффективности  работы соответствующих властных структур на местах или в стране в целом.
В тоже время, властям нужно быть готовым к тому, что имеются определенные силы, стремящиеся "монетизировать" протесты к своей выгоде. И 20 лет назад, и сейчас имеются формальные и неформальные организации, которые при должном финансировании готовы к деструктивным действиям массового характера. Главное, чтобы за деструктив заплатили. С подобными группами все ясно. Их нужно своевременно выявлять и обезвреживать.
Но имеются и другие организации, которые могут провести массовые акции, чреватые деструктивными действиями. Это "общественники". Общественная активность населения обычно связана с наличием каких-либо социально значимых проблем, которые не разрешаются, или недостаточно быстро разрешаются действиями властей. Так возникают и волонтёрское движения, и формальные и неформальные объединения граждан, и протестные выступления.
Кроме того у нас в стране имеется значительная часть НКО ( некоммерческих организаций), возникновение которых было инициировано из-за границы. Так называемые институты гражданского общества, занимавшиеся общественно значимыми проблемами, существовали и в СССР. Но они тогда конституционно были подчинены КПСС. В Перестройку появилось множество самостоятельных общественных групп - неформалов, которые действовали на свой страх и риск, иногда деструктивно. Это потребовало создания законодательства об общественности, особенностях организации и работы некоммерческих организаций в России.
В начале 90-х в Российской Федерации проявилось множество социальных проблем, что породило появление множества общественных организаций, часто с протестным уклоном.
Это, кстати, поддерживалось властями.
Базирование протестных групп в НКО даёт возможность властям осуществлять управление и регулирование протестных всплесков, инициированных, в том числе, и из-за границы.
Что имеется ввиду?
Мониторинг движения денежных средств через банковские счета позволял выяснить время, место, объемы планируемых акций, их ресурсные базы, связи с скрытыми  контрагентами в органах власти и источники финансирования. Организаторы антироссийских акций под видом социальных протестов это прекрасно понимали. Поэтому уже с   начала 2000-х поступления денежных средств через банковские счета значительно сократились. Стали практиковаться прямые выдачи наличных агентам на местах. Появление электронных денег несколько осложнило мониторинг, но незначительно. Разве что, теперь нет необходимости в сложных операциях по переправке денег активу от западных кураторов, которые мозолили знающим людям глаза.
Огромное развитие грантовых выплат в 90-е уже к 2005-ому году стало сокращаться.  Выяснилось, что большинство выдаваемых грантов клались в карман их получателями, а проделанная работа сводилась к подготовке красочных отчётов.
Вот, к примеру, один получатель  грантов из Великобритании получил 200000 фунтов стерлингов на развитие сети негосударственных пунктов социальной поддержки населения. Грантополучатель закупил несколько дешёвых компьютеров, расставил их в помещениях органов социальной защиты населения и выставил рядом таблички своей организации. Там же госслужащими за незначительную плату велись журналы получения  социальной  поддержки населением от грантополучателя, дублирующие официальные журналы посещений.
Отчёт авантюриста был принят англичанами "на ура". Ему был выдан новый, ещё более крупный грант. После чего мошенник с деньгами исчез.
Сейчас и суммы грантов возросли, и мошенников стало больше. Поэтому сокращается число получателей. А это позволяет адресно вести с ними работу.
Почему западные учителя и кураторы в начале 90-х требовали создания как можно большего числа общественных организаций в России? Даже говорилось о том, что каждый человек в России должен состоять в нескольких организациях. Как пример приводилась Европа, где, сообщалось, каждый состоит как минимум в четырех общественных  организациях.  А суть-то проста. Те, кто состоит в общественной организации не формально, а по убеждению, вольно, или невольно подпадают под управление ее руководства. Зачем нужна общественная организация? Не только, чтобы объединить усилия для достижения ее целей, но и для координации/направления этих усилий. Член организации подчиняется указаниям ее руководства.
Если человек не согласен с действиями руководства организации, он может ее покинуть. А как быть, если все организации в которых он состоит требуют, того, с чем человек не согласен? Ведь тогда человек фактически изолируется от окружающих. А поскольку жить вне общества человек не может, то и общественная изоляция воспринимается им как личная катастрофа.

Включается аппарат конформистского приспособления. И вот уже чёрное становится белым, мягкое твердым, если все вокруг так считают. Нонконформистов среди людей очень мало, не более 10 % максимально, а обычно процентов 5. Люди в большинстве случаев выполняют указания тех, кого считают руководителями, вожаками.
Поскольку общественным организациям для своей работы нужны деньги, то в них очень велика роль спонсоров. А кто платит, тот и заказывает музыку. В конце 80-х - начале 90-х общественные организации в России нарождались как грибы. Даже несмотря на уже наличие общественных организаций подобного профиля в данной местности. Принцип был один - даём деньги всем, кто недоволен государством. Актив общественников не просто скупался на корню западными доброхотами, он формировался под их надзором. Туда, где не удавалось создать такой актив из местных, направлялись организаторы из-за рубежа. В результате удавалось на некоторое время добиться того, что протестные выступления стали массовыми.
Через несколько лет выяснилось, что следование за "общественными" кураторами не приводит к улучшению жизни, несмотря на то, что к власти пришли "правильные" люди. Более того, жизнь значительно ухудшилась.  Возникло две тенденции в развитии общественной активности:
- Среди организаторов протестов возникла конкуренция за получение грантов. Новые акторы в среду грантоделателей не допускались. Старые просеивались на предмет лояльности хозяевам, для удаления неэффективных или просто "несвоих". 
- Массовость акций стала падать. Управляемость толпой за даром падала. Требования "проплаченных" активистов  по разовой оплате протестовыходов росли.
Вот, например, руководителю Совета общественных организаций в Иркутске выплачивалось 200 долларов в месяц.  После того, как Сорос сообщил, что эти  общественники как на местах, так и в целом по стране не смогли создать из населения без условно управляемую массу, и он зря выбросил на ветер  100 миллионов долларов, и это дело будет прекращено, началась форменная грызня за сокращающиеся в размере подачки.
Раз на улицы народ вывести в значительном числе не удавалось, западные кураторы стали требовать создания хотя бы видимости. Доходило до смешного. Выходило на улицу человек 10 "протестующих". Путем многократных перестроений и смены плакатов, делалось несколько разных фотографий, которые отправлялись западному начальству, для подтверждения влиятельности протестного актива. Вся "акция" при этом занимала не более 10 минут. Мне эти ребята прямо так, открытым текстом, объясняли, что иначе финансирование прекратится. Мы от таких не требовали согласования мероприятия. И просили силовиков дать "проплаченным" возможность пофотографироваться. 
Постепенно настало время, когда все вместе проплаченные не могли на митинг или демонстрацию собрать больше пары сотен человек, их активисты переключались на проведение конференций и школ общественности. Мне было понятно, что таким образом массового привлечения населения  для акций не получится, но в этом удавалось убедить зарубежных спонсоров. И слава Богу.  Поэтому нами  всячески поддерживались такие инициативы, вплоть до активного участия в них со стороны органов власти. Это приводило в обнулению протестности  акций, что вызывало крайне негативную реакцию тех, кто платил за эти мероприятия. Доходило до смешного.
В Иркутск приехала из посольства США кураторша для проведения конференции общественности. Пообщавшись с местным активом, она заявилась ко мне в областную администрацию и потребовала, чтобы ей дали документ о том, что эта конференция разрешена. Когда я ей объяснил, что ни каких специальных разрешений для этого не нужно, если эта конференция проводится российскими общественниками. Это буквально вывело ее из себя. Она стала кричать, что власти не имеют права запрещать конференцию. Я кое- как смог ее истерику успокоить и объяснить, что у нас в стране нет практики запрета на собрания граждан в закрытых помещениях. Поэтому и разрешения не нужны.
Когда это до нее дошло, она предъявила второе требование. Оно заключалось в том, что ни один государственный служащий не должен приходить на эту конференцию по избежание конфликтных ситуаций. Пришлось ей объяснить, что если они проводят закрытое мероприятие по пригласительным билетам, то достаточно не давать их госслужащим. Она опять не поверила. Тогда я дал ей номер своего телефона и предложил в случае, если какой-либо госслужащим без пригласительного билета  будет прорываться на ее конференцию, обращаться прямо ко мне. На этом и разошлись.
Таких примеров могу привести множество.  Все они так или иначе способствовали тому, что постепенно, но целенаправленно выстраивалась система неформальной работы органов власти региона с общественностью.
В Иркутске тогда фактически был создан при администрации области ресурсный центр, где решалось большинство вопросов, волновавших общественность, формировалось объединение общественности, напоминающие нынешние Общественные палаты, но с реальными проектами и финансовым обеспечением.
Бурлящий когда-то перестроечный Иркутск в 2000-е стал для многих регионов примером работы с общественностью, основанной на взаимном уважении,  без экстремизма и митинговщины.
Времена проходят. Важно, чтобы накопленный опыт не терялся, а использовался в новых условиях.