Аспирантура. Часть 7.

Часть 7.

«Завтра в 10 утра в нашем педе — МГПИ — встреча с Юрием Рытхэу» - даёт мне очередную познавательную наводку Амина.

Помню овальное колоннадное помещение на первом этаже здания, где находилась домовая церковь для слушательниц МВЖК — Московские высшие женские курсы, основанные в далёком 1872 году. Теперь именно здесь стали проводить конференции, встречи с именитыми гостями, расширенные заседания Учёного совета института.

В объявлениях о литературных мероприятиях, как правило, внизу шрифтом помельче значилось: Вход свободный. Поэтому публика собиралась весьма разнообразная: студенты, преподаватели, слушатели ФПК и даже интересующиеся люди с улицы с предоставлением паспорта (тогда ещё не было терактов).

Для гостя установили кафедру таким образом, чтоб его со всех сторон было хорошо видно.
И вот он появился, встреченный дружными аплодисментами. Мужчина среднего роста, довольно упитанный, с шапкой густых тёмных волос на крупной голове. В очках. Кожа лица гладкая, белая, без морщин, которые мы привыкли видеть на фото коренных народов Севера.

И мне сразу подумалось: на обитателя чукотского края он не всем похож, разве что смоляные волосы да ещё особый разрез глаз.
Спокойно взошёл на кафедру и хорошо поставленным голосом стал рассказывать о себе, коротко и лаконично.


Имя Рытхэу ему дал дед, оно обозначало: оставшийся в неизвестности. Северные народы ближе всего находятся к природе, поэтому у них, как и у домашних животных, — только имя. Никаких фамилий и отчеств.
И конечно же, отсутствие документов, удостоверяющих личность.
Совершеннолетия писатель достиг, находясь в геологической экспедиции. Нужно было обязательно обзавестись паспортом. У одного из биографов Рытхэу есть сведения о том, что имя и отчество он попросил у хорошо знакомого геолога.
В газете же «Санкт-Петербургские новости», где в марте 2020 г. была помещена статья, посвящённая 90-летию писателя, обрисована несколько иная ситуация приобретения имени-отчества.

-Ваша фамилия, имя и отчество, - обратился к нему майор милиции, оформлявший паспорт.
- Рытхэу.
- Это имя?
- Ну, пусть будет это фамилией.
- А имя, отчество?
- Их у меня нет
- Как это нет? У всех людей должно быть имя и отчество.
- А Вас как зовут, товарищ майор?
- Меня — Юрий Сергеевич.
- Можно я тоже стану Юрием Сергеевичем?
- Можно, конечно, если другого нет.

Так появился писатель Юрий Сергеевич Рытхэу.

Но вернёмся к встрече писателя в 1979 году в МГПИ со студентами и преподавателями.

В своём выступлении он высказал мысль о том, что русская литература — вовсе не обязательно литература русских. Скорее всего, наоборот: Фонвизин по национальности был немцем, Жуковский — турок, потом абиссинец Пушкин и шотландец Лермонтов, датчанин Владимир Даль, затем евреи Пастернак и Бродский.
В советское время в этой литературе нашлось место и для уроженца Чукотского края.

Из скромности, присущей людям Севера, Рытхэу не назвал отличий в становления музы: все упомянутые известные поэты и писатели в совершенстве владели русским языком с детства. Рытхэу овладел им только в восемь лет. Писал же он и на русском, и на чукотском.

Дед писателя был шаманом, но потом через Аляску перебрался в Америку и долго работал в нью-йоркском зоопарке. Какую работу выполнял там чукотский шаман, писатель не сказал.

Потом, в конце рассказа о себе и о своём творчестве, можно было задать вопросы. Их было много. И кто-то из студентов не постеснялся задать вопрос вслух, а не запиской, который был, однако, у всех на уме.
- Как Вы относитесь к анекдотам о чукчах?
Улыбнувшись, Рытхэу спокойно ответил:
- Хорошо отношусь.

И тут же развернул для прочтения очередную записку, дав понять, что распространяться на эту тему не намерен. Всё верно: не хватало закончить встречу с писателем разговором об анекдотах.

Мне запомнился вопрос из публики: «Во время голода чукчи ели собак?»
- Нет, - категорично ответил писатель.

Помолчав, добавил: - Для жителей Чукотки это всё равно что людоедство. Такое бывало только с теми, кто терял разум. Однако, избавившись от недуга , человек искал смерти.

Как всегда, дома мы с Аминой обменялись мнениями о встрече. Я высказала сомнение о происхождении писателя: во внешнем виде были явные признаки от тангитанов - белых людей. Известно, что ещё до революции на Чукотке были частыми гостями европейцы разных национальностей: русские, американцы, англичане, норвежцы. У всех торгующих людей была одна цель — выгодно обменять муку, чай, табак, сахар и огнестрельное оружие на дорогостоящую пушнину, искусно выделанные шкуры нерпы, китовый ус и моржовые бивни. Попросту говоря, это были торговые люди, которые часто из-за жестокой пурги останавливались на какое-то время в ярангах чукчей. Сама собой напрашивалась мысль о появлении у чукчей детей с чертами в лице или облике в целом белого человека. Вот что пишет об этом Юрий Рытхэу в своей книге «Магические числа». « Вон сколько появилось на побережье детей, рождённых от временного сожительства. Лицом ну чистые белые, только по языку отличаешь да по одёжке».

Ну, это были наши шуточные, ничем не обоснованные предположения истории рождения чукотского писателя. Как было на самом деле, об этом, возможно, не знал и сам Рытхэу.

Амина как литератор о Рытхэу знала на много больше, чем я, до одури купавшаяся в правилах грамматики, лексики и словообразования. Сославшись на какого-то исследователя жизни и творчества Рытхэу, она не без улыбки рассказала о том, кем работал дед-шаман в зоопарке: он сидел в клетке, изображая дикого северного человека. Платили за такую работу вполне прилично, и дед даже имел намерение перевезти всю семью на постоянное место жительства в Штаты. Но что-то не сложилось в его желании. А для внука такая досада обернулась достижением того, о чём мечтал: в нашей стране он стал писателем.

В США, Канаде, Гренландии коренных народв Севера насчитывалось вдвое больше, чем в Советском Союзе, однако ж никакой своей литературы там так и не появилось.
Большую роль в становлении национальной литературы сыграл открытый в Ленинграде Институт народов Севера, куда не попал Рытхэу по возрасту, надо полагать, раннему возрасту.

Мечта попасть в Ленинград длилась несколько лет — надо было заработать средства на долгий путь. Юноша испробовал многое: рабочий в геологической экспедиции, матрос на иностранных торговых и китобойных судах (вот откуда знание английского языка) и даже грузчик на гидробазе.

Чукотка — странное место: до американской Аляски — пара часов езды на снегоходе. До Петербурга — двое суток на самолёте с тремя пересадками.

Закончил Анадырьское училище, там же начал публиковать свои первые стихи и маленькие рассказы в окружной газете «Советская Чукотка». Именно в чукотской столице произошла встреча Рытхэу с учёным Петром Скориком, который возглавлял тогда лингвистическую экспедицию. С помощью этого исследователя добрался-таки до Ленинграда.

В 1948 году стал студентом филологического факультета ЛГУ имени Жданова. В 23 года - членом Союза писателей.

Его литературное поколение кажется удивительным: Рытхэу на два года младше Аркадия Стругацкого и Чингиза Айтматова. Зато на четыре года старше Валентина Распутина и поэта Николая Рубцова. Они были очень разными, но две вещи их объединяют: во-первых, все они родились в забытых богом местах, а во-вторых, все они стали классиками странной, но такой чарующей книжной Атлантиды — величественной советской литературы.

Родился писатель считай что на краю земли - в посёлкеУэлен Чукотского края, на берегу вечно скованного льдами океана. Но похоронен в Ленинграде на кладбище в Комарово, недалеко от могил Анны Ахматовой и Ивана Ефремова. Первый чукотский писатель и, вне всяческого сомнения, писатель русский.