«Даже в пятом классе дети смотрели видео Навального про дворец»

На модерации Отложенный

«Даже в пятом классе дети смотрели видео Навального про дворец»

         Уличные акции в поддержку Алексея Навального прошли 23 января почти в двух сотнях российских городов — такого размаха у протестных мероприятий в России за последние 20 лет еще не было. Во многих городах акции были по местным меркам беспрецедентно массовыми; в некоторых на них вышло по одному человеку. «Холод» поговорил с 26-летним учителем истории Никитой Тушкановым — единственным участником акции в городе Микунь Усть-Вымского района республики Коми. После акции к Тушканову пришли домой полицейские, а начальство предложило ему уволиться из школы.

Сам я — коми, вырос в глухой деревне Чупрово. Мать была учителем, потом директором школы, сейчас глава сельского поселения. Отец работал в доме культуры и в школе. Из школы вышел на пенсию по состоянию здоровья. В 2019 году умер после операции на сердце.

Я окончил Сыктывкарский государственный университет, направление «Культурология». В 2018 году приехал сюда, в Микунь. В Сыктывкаре я оставаться не хотел: там зарплата ниже, северные и районные надбавки меньше, квартиру снимать дороже. Тут зарплата больше, к городу близко. Вообще Микунь называют «Воротами в Республику Коми», потому что это узловая станция, именно отсюда идет дорога на Север — Воркута и Сыктывкар.

Тут девять тысяч населения. Люди работают на «Газпроме», на компрессорной станции, на железнодорожной станции (она узловая) и во ФСИН — тут расположена исправительная колония №31. Средняя зарплата — 25-30 тысяч рублей. Компрессорная станция «Газпрома» качает газ в Европу, но при этом половина города не газифицирована, на печном отоплении и баллонах. Чтобы домой газ провести, нужно 150 тысяч рублей.

По рассказам, много людей недовольных. Шиес стал спусковым крючком для всей республики. Я выходил на пикеты, на бессрочные акции, которые были по Коми и Архангельской области против строительства мусорного полигона в Шиесе (от Микуни примерно 75 километров по железной дороге). Но многие не выходили, потому что дети, ипотека, кредиты. Если тебя уволят из «Газпрома», тебя не возьмут в РЖД, и потом человеку податься просто некуда.

Здесь две школы. Я работаю третий год в средней общеобразовательной школе №1 учителем истории и обществознания. Я классный руководитель, у меня 11 класс, я их с девятого класса веду. Молодых учителей мало. Моего возраста — три человека. Это физрук (мой друг детства), учитель математики и я. Все остальные — старой советской закалки. До сих пор с коммунизмом в голове. Для них есть вождь, которого нужно слушать. Есть партия, у которой единственная правильная позиция. Они в полной уверенности, что Путин платит им деньги, хотя деньги нам платят из налогов, из бюджета.

В пятницу, 22 января, после учебы был педсовет. Нам спустили сверху распоряжение, что мы должны учиться в субботу, 23 января. До того в субботу мы учились дистанционно — факультативы, дополнительные задания, готовились к ЕГЭ. Но тут нас обязали провести все уроки — с восьмого класса по одиннадцатый. Объяснить они это не могли. Потом начали говорить, что дети вне политики.

Я на педсовете спросил: ««Единая Россия» приходит к нам на уроки — это нормально, а тут вне политики? Вы что, детей боитесь?». Директор ответила: «Никого мы не боимся. Нам распоряжение поступило — мы делаем». Я говорю: «Вы не хотите, чтобы они поехали в Сыктывкар?». У нас основной митинг был в Сыктывкаре, столице Республики Коми, за 100 километров, два часа езды. Директор ответила: «Мы хотим спокойно работать, воспитывать детей».

Я хотел поехать в Сыктывкар, участвовать в митинге, но так как нам в школе поставили уроки, я никуда поехать не смог. Это было последней каплей. После педсовета я записал видео в Instagram, что выйду на пикет выразить свое мнение. Меня пугали учителя: «У тебя будут проблемы. Тебя уволят». Но я подумал, что это будет некий акт самопожертвования, который взбодрит детей. Нужно было показать пример, что можно бороться, можно сказать: «Я против!». Они же чувствуют, что происходит в стране. Они понимают, что к чему-то все идет, но не к тому, чему нужно. Это обсуждается очень активно. Даже в пятом классе дети сидели на переменах, я сам видел, и смотрели видео Навального про дворец.

Я снял видео в Instagram, пришел домой. Думал, что написать на плакате. Написал «Молчи или умри». В нашей стране люди, у которых иное мнение, должны заткнуться или умереть. Не физической смертью, а гражданской. Например, потерять работу или социальные гарантии. Еще на плакате было за решеткой слово «Свобода». К утру все это сделал. Ложусь спать, страшно: «Блин, ну зачем я это делаю? Зачем? Тебе это надо?».

В субботу, 23 января, занятия были до 12:00. На перемене я заходил к своему классу. Я им сказал: «Я выйду. Я отвечаю за себя. Вы никуда не выходите». Когда я видео в Instagram в пятницу выпустил, они такие: «Может вам как-то помочь? С вами выйти?» — «Нет, со мной не надо». Это уже привлечение детей, статья. Они послушались.

После занятий в субботу я пришел домой, включил группу «Порнофильмы», песни «Это пройдет» и «Чужое горе». Напитывал себя этой энергетикой. Сходил покурил, хотя бросаю — не курил недели две, наверное. Я оттягивал время. Пил чай, кофе, сидел, слушал музыку. Переоделся, вышел, завел машину, обмел, зашел обратно. Еще раз налил чаю. «Пусть машина пока прогреется». Потом опять покурил, опять вышел, прокатился по городу. Круга два сделал. Полчаса, наверное, я катался. В машине тоже играли «Порнофильмы». Потом вышел — и все.

В 14:50 я пришел на главную площадь, где памятник Ленина, возле дома культуры. Именно в этот день там проводили танцы. Место пикета было выбрано из-за этого. Была администрация, были люди. Минут 15 я просто смотрел на небо, искал успокоения. Говорил себе: «Я делаю все правильно. Я делаю все правильно». Я опасался, что за мной придут, что будут провокаторы. Позвал с собой друга, сказал: «Если что-то случится, ты меня не знаешь. Просто снимай, а машину домой увези. Скажи матери, что меня забрали».

В какой-то момент сбоку от меня собрались люди. Говорили: «Молодец!». Кто-то подходил, руку жал. Машины сигналили, аварийками мигали. Большинство поддерживало. Это внушало уверенность в правильности моих действий. Но был один человек, который говорил: «Опять эти проплаченные пиндосы вышли». И был еще один — говорил, что я клоун. Я не отвечал.

Я стоял около часа, периодически заходил в машину греться. Холодно было, минус 17-20 градусов. Подошла участковая, не представилась, спросила: «Что стоим?» — «Выражаю свою гражданскую позицию».

Я ей не сказал ни имени, ни фамилии, ни номера телефона, но она уже все знала. У них все данные на меня есть. С 2014 года я занимаюсь раскопками — проект «Вахта памяти», мы ищем незахороненных солдат. Ко мне оперативники приезжали, проводили экспертизу [найденных] гранат — артефактов войны. Хотели на меня уголовку завести. Не возбудили дела из-за отсутствия взрывчатых веществ на артефактах.

Участковая была одна. Как я потом понял, вся полиция была в усилении в Сыктывкаре, там вышло до двух тысяч человек в минус 20. Для Сыктывкара это много. Мне участковая сказала, что на меня поступила жалоба из администрации насчет одиночного пикета, и она хочет меня опросить в отделении полиции. Я ответил, что в отделение не пойду. Она позвонила, потом еще кому-то позвонила, сказала: «Ладно, свободны!». Я постоял две минуты, свернул плакат, сел в машину и уехал. А в девять вечера ко мне пришел оперуполномоченный и эта участковая.

Я их скрытно снимал, они это поняли, поэтому глобальных наездов не было. Как они мне объяснили, им нужен был отчет, что я делал на площади: за Навального — не за Навального? Получаю деньги — не получаю? Зачем я вышел? Я сказал, что решил выразить свою гражданскую позицию при помощи одиночного пикета. Опрос длился 30 минут. Потом они хотели осмотреть квартиру. Я написал отказ, и они ушли.

В воскресенье все тихо было. А в понедельник мне позвонила директор школы и сказала, что нужно поговорить. После занятий приехала начальник управления образования из райцентра Айкино и еще один человек. Я ее видел впервые — то ли замначальника управления образования, то ли еще кто-то. Силовиков не было.

Экстренное совещание проходило в директорской. Я пытался записать беседу. Они говорили: «Нельзя!». Я отвечал: «Вы сидите тут втроем, я — один! Как я должен защищать свои права?!» — «Мы с тобой просто беседуем. Мы ничего такого не хотим тебе сказать». — «Если не хотите, тогда зачем требуете, чтобы я телефон убрал?». Только когда телефон я положил в карман, начали беседу.

«Какие функции выполняет учитель? Какие функции выполняет классный руководитель? Кем должен он быть? Примером! Какой вы пример подаете детям?!» — «Положительный!» — «Вы за Навального выходили?» — «Нет, не за Навального». — «А за кого тогда?» — «За себя, за людей». — «За каких людей? Тебе что, денег не хватает? Мало получаешь? Зачем тебе это все устраивать?! Вот представь, если бы твоя мать была директором школы, как бы она отреагировала?». Я говорю: «У меня мать педагог со стажем, директором школы была, глава сельского поселения сейчас». Она мне позвонила и сказала, что гордится мной. Они начали: «Она сделала упущение в твоем воспитании! Ты повел себя недостойно! Воспитали не патриота!». Это меня больше всего зацепило. Я говорю: «В смысле я не патриотичен? У нас патриотизм и власть — они едины, что ли?!» — «Мы же прививаем детям прекрасные чувства: патриотизм, любовь к родине! Почистили бы, например, от снега памятник солдатам Великой Отечественной войны!». Я говорю: «А вы знаете, чем я занимаюсь?» — «Ну, да, мы знаем, вы занимаетесь раскопками. В этом нет ничего такого». Ага, если бы я вышел с детьми снег почистить, это было бы грандиозно, а то, что я раскопками занимаюсь — это так, пустяки. «Вам же образование дали! Вас обучили! Вам дали работу!».

Они хотели меня запугать. Сказали, что они считают мой одиночный пикет аморальным поступком, порочащим честь и имя учителя. И что я должен принять решение. «Какое решение я должен принять? Уйти? Самому?» — «Нет, мы вам такое не говорим». — «А что вы тогда мне говорите?» — «Мы можем вас по аморальному [поведению] попросить…» — «Куда попросить? Уйти?». Они прямо не отвечают. Я говорю: «А если завтра вам упадут на стол пять заявлений об увольнении, вы что сделаете?» — «Ничего. Новых найдем». А у нас тут с кадрами очень большая проблема. «Мы найдем. Зато не будем сомневаться в педагоге как в специалисте. Он будет правильно воспитывать детей». Еще раз спрашиваю: «Значит, вы хотите, чтобы я ушел?» — «Незаменимых людей нет». Я говорю: «Я это и хотел услышать. Вы хотите, чтобы я ушел!» — «Нет, мы ничего не хотим, делайте вывод сами». Отвечаю: «Я никогда уходить не собираюсь!». Еще они сказали объяснительную написать на имя директора, но я ничего не написал. Какое право они имеют требовать с меня объяснительную, когда пикет был в нерабочее время!

Сегодня, 26 января, директор уехала в Айкино, в управление образования. Звонили журналисты, у главы управления спрашивали, она ли требовала, чтобы меня уволили. Та отвечала, что увольнять или принимать на работу — это дело директора. Спихнули все на директора, хотя в полной мере виноватой я ее не считаю. Она была виновата только в том, что все это молчаливо принимала. Не говорила, что я сделал хорошего в школе, как у меня дети в девятом классе ОГЭ сдавали — единственная пятерка по району по истории. Она просто молча принимала тот факт, что меня оскорбляют. Когда тебе говорят, что ты не достоин звания педагога, что тебе платит деньги Путин, что тебя мать плохо воспитала — это меня оскорбляет. И только на фоне этих оскорблений я выпустил второе видео, которое хлопнуло в интернете. Если бы этого всего не было, я бы ничего не делал.

Я постоял с плакатом около часика, и вся эта система начала меня, абсолютно беззащитного, молотить — колесо завертелось. Но после того, что произошло, после поддержки, которую я получил, мне уже плевать, нет уже страха, я его перешагнул. Дети говорят: «Вы лучший!», «Вы номер один!», «Вы красавчик!». В моем классе большая часть родителей меня поддерживает. Писали, чтобы я продержался до конца года, выпустил их класс, потому что дети меня любят, уважают. Уже готовы собрать митинг, чтобы меня не уволили.

Во «ВКонтакте», в телеграме — все завалено. Мне даже написал гитарист группы «Порнофильмы» Александр Русаков. Спрашивал, нужна ли какая-то помощь. У меня пошли слезы: «Господи, я этого вообще достоин?». Я настолько переполнен всем этим, что вчера к урокам не мог готовиться. Колотило очень сильно. Да до сих пор колотит. Но я испытал кайф, что сделал это. Я считаю, что я сделал все офигеть как правильно. Я показал пример детям, что один человек может изменить многое в маленьком городе.

Автор Роман Дорофеев
Редактор Александр Горбачев