Настоящее счастье, или зачем нужны чужие дети?

В детстве я мечтала иметь трех детей, но не могла себе даже  представить, и, думаю, не поверила бы, если бы мне сказали, что у меня их будет четырнадцать!

В школе я дружила с девочками из соседнего детского дома, и уже тогда узнала, насколько они несчастны, как сильно дети хотят иметь родителей. Именно тогда в первый раз я дала себе обещание, что когда вырасту,  возьму хотя бы одного ребенка, а если смогу, то и больше. Пусть хотя бы на одного плачущего по ночам и зовущего маму человечка будет меньше. Согрею, научу любить, помогу ответить на многие вопросы, которые ставит жизнь перед каждым из нас.

Мы с мужем в молодости очень любили путешествовать, увлечение горным и водным туризмом оставило массу ярких впечатлений, за которые пришлось расплачиваться операцией и приговором врачей: «У вас не будет детей. Вам поможет только чудо или господь бог». И тогда я  второй раз, решительно и осознанно дала себе слово – буду растить чужих детей, раз уж так вышло, и муж меня охотно поддержал.

 

Думаю, поэтому и свершилось мое чудо. Я родила  два моих чудесных солнышка – Анютку и Ксюшеньку, одну за другой. В материнских заботах я забыла о данном мною обещании. Время бежит быстро. Дети растут. И одним прекрасным днем  мы с мужем, еще достаточно молодые и здоровые люди, поняли, что скоро девчонки уедут учиться, выйдут замуж, и мы останемся одни в пустом доме слушать звенящую в комнатах тишину. В какой-то момент я осознала острую необходимость быть кому-то нужной. Осознала, что не вся моя материнская любовь еще растрачена, казалось, даже, что  ее стало  намного больше.
 
И вот, спустя полтора десятка лет после данного мною второго обещания, мы с мужем сидели в ожидании своей очереди в отделе образования и, казалось, совершенно случайно услышали из открытой двери разговор работающих в отделе опеки и попечительства женщин о том, что мальчик восьми лет уже во второй раз был брошен родителями, и у него такая добрая и ранимая душа, что ему будет очень трудно жить в интернате – «совершенно домашний ребенок». Мы с мужем переглянулись и поняли друг друга без слов. Мы вошли в кабинет и сказали, что хотим усыновить этого мальчика. Инспектор бала очень удивлена, когда узнала, что мы только минуту назад узнали об этом ребенке и спонтанно приняли решение.

Так у нас появился наш старший сын – восьмилетний Саша. Усыновить нам его правда не разрешили из-за его состояния здоровья. Список его заболеваний, из-за которых от него отказались предыдущие родители, мягко говоря, впечатлял, особенно, заболевания нервной системы, о которых мы никогда не слышали.

Поэтому, мы вынуждены были оформить опеку. Инспектор не была уверена, что наш с мужем благой порыв не иссякнет, когда мы столкнемся с ежедневными трудностями в  процессе воспитания чужого, да еще и нездорового ребенка.
 
Я очень благодарна моему первому инспектору отдела опеки, добрейшей Татьяне Ивановне, за поддержку и добрые советы в трудные минуты. Да и теперь там работают чудесные и грамотные женщины, которые всегда не только охотно помогут нам, но и делают для нас порой больше по собственной инициативе. Такое отношение нынче встретишь не часто, особенно в больших городах. Мы детей брали в разных местах нашей области, поэтому знаю, как нам повезло.

Мы живем в сельской местности. Поэтому три года спокойной доброй обстановки в семье, лес, купание все лето в нашей маленькой речке, натуральное здоровое питание и лекарственные травы, собранные нами в нашем лесу, конечно дали хороший оздоровительный и укрепляющий результат. И когда Саша попросил братика, мы уже были более уверены, что справимся. Получив заключение нашей администрации, мы поехали в Воронеж к региональному оператору, милейшей женщине, Коноваловой Наталье Николаевне.

Нам вручили огромную папку с анкетами и фотографиями детей по всей области. Скажу честно, скольких бы я ни брала детей, каждый раз бывает страшно, и чувство такое, которое я ощущала перед родами. И каждый раз, когда нужно выбрать ребенка, теряешься и не знаешь, на ком остановиться, жалко всех. Тогда мы решили пусть они выбирают нас сами. И еще обязательно прошу благословения у господа: «Дай нам того ребенка, которого ты нам предопределил». Чудесных детей было много, но определились мы после грустной фразы, сказанной оператором: «А этих девочек никто не возьмет, детей разделять по закону нельзя, а их трое. Шансов у них попасть в семью, практически, нет».

Так у Саши появились еще три сестры: Настенька шести лет, Катюшка восьми лет, а Януле было девять. Приехав домой, мы пообещали ему, что братик у него обязательно будет попозже, если, конечно, с девочками справимся. Лиха беда начало. Мы сдержали свое слово, и примерно через год у Саши появился брат Юра, у которого через какое-то время обнаружился в коррекционном интернате сводный брат Женя.

 

А потом детей нам начали предлагать. Так у нас появился одуванчик Димусик пяти лет и четырнадцатилетняя цыганочка Рубина. Она попросила взять в гости из интерната на летние каникулы свою пятнадцатилетнюю лучшую подругу Юлюшку, которая попросила оставить ее у нас уже на второй день. Ее пришлось взять в опеку старшей нашей дочери Анне, так как по закону больше восьми человек брать нельзя. А через год мать Рубины родила прелестных двойняшек – Василька и Нелюшку, которых оставила в роддоме. Их  взяла в опеку наша вторая дочь Ксюша. А сейчас мы оформляем документы, чтобы взять Юлюшкину родную сестру Вероничку, от которой отказалась прямо перед новым годом ее родная тетя, которая была ее опекуном после смерти матери и отца.  

Как дети появились нашей в семье, мы не считаем существенным, потому что со временем они становятся похожими на нас не только образом мыслей, но даже походкой, манерами, поведением, в общем, становятся нашими друзьями и единомышленниками.

Один из вопросов, которые нам часто задают: «Не боитесь, что когда они вырастут, могут пойти по стопам своих бывших опустившихся родителей?»  Да, конечно, такая возможность существует, но и в обычных семьях вырастают неблагополучные дети. Мы решили: «Глаза боятся, а руки делают».  Дать детям возможность выбора между тем образом жизни, который вели их генетические, лишенные прав, родители и тем, чему учим их мы: отличать хорошее от плохого, анализировать поступки, делать сознательный выбор и управлять своей жизнью на сколько это возможно, а не плыть, как многие, по течению, опускаясь и деградируя. Мы с мужем думаем, что если в человеке развита разумная осознанность, сила воли противостоять трудностям и тяга к прекрасному, это может гарантировать, что наши дети пойдут по пути развития, а не скатятся до уровня их кровных родителей.

Поначалу я часто предлагала знакомым и не знакомым людям взять в семью хотя бы одного ребенка. Теперь я делаю это осторожно, так как знаю, что это такое изнутри. Не каждому под силу поставить в случае необходимости интересы ребенка выше своих выгод и желаний, подарить большой кусок своей жизни кому-то.

Поэтому, я первое время терялась и не знала, что ответить на вопрос, который нам стали часто задавать: «Зачем вам нужны чужие дети, у вас же есть свои?» Как объяснить людям, что любовь, которую я дарю своим родным, только часть того, что я могу отдать. Тогда я придумала стандартный ответ: «Все мы не бессмертны, и если вдруг что-то случится, тебе бы чего больше хотелось, чтобы твой ребенок попал в интернат или в хорошую семью?»

Но оглядываясь назад, первыми вспоминаются не бессонные ночи, тонны сваренного борща, операции и десятки запломбированных зубов. Помню, как каждый из них в первый раз  тихо и осторожно, глядя своими внимательными, широко раскрытыми в ожидании глазами, назвал меня «Мама». До сих пор трудно сдерживать слезы, когда я это вспоминаю. Это как главная награда моей жизни, как высшее доверие, как ожидание любви.  И как можно после этого обмануть эти чистые детские глаза, уже преданные кем-то однажды, а то и дважды. Не могу описать  бурю эмоций, которую я переживала каждый раз, услышав впервые от них «мама». И тогда становится отчетливо ясно, зачем я живу.

Дети у нас всех возрастов - от двадцати двух до полутора лет. Судьба почти каждого из них – отдельная страшная история. Для нас с мужем вопрос: «Нужны ли нам чужие дети?» -  уже очень давно не стоит. Ответ только один: «Все дети, которых мы любим – свои!»