ПАМЯТИ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ПЛАТОНА РЕВЕЛЬСКОГО И ИЖЕ С НИМ ПОСТРАДАВШИХ

На модерации Отложенный

Василий НИКИФОРОВ–ВОЛГИН
(1901 – 1941)

ПАМЯТИ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ПЛАТОНА РЕВЕЛЬСКОГО
И ИЖЕ С НИМ ПОСТРАДАВШИХ (из книги "Дорожный Посох"):
 


 



«...Проходили долгие дни нашего заключения. Однажды мы стали примечать, что вокруг нас нарастает тревога. Временами слышалась отдалённая пушечная стрельба. Мы осмелились спросить как–то у приносящего нам пищу простоватого и доброглазого парня: что происходит на свободе? Он шепнул нам: «Белые наступают!»

Пушечная пальба приближалась. За дверью нашей камеры всё чаще и чаще раздавались нервные бегущие шаги. Они заставляли нас вздрагивать. Мы прижимались друг к другу. С наших уст не сходила молитва. Однажды приносящий пищу объявил нам шёпотом: – Готовьтесь сегодня к смерти…

По уходе его из камеры епископ Платон положил богослужебный начал: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков…»
Мы не сговаривались, что нам петь: всенощное бдение, молебен, но разом почувствовали, что нам следует отпевать себя. Мы запели последование погребения человек: «Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни. Аллилуйя…». Епископ Платон поминал о вечном упокоении наши имена: «Ещё молимся о упокоении душ усопших раб Божиих, и о еже проститися нам всякому прегрешению, вольному же и невольному…». При пении прощального «Зряще мя безгласна» мы лобызались и крестили друг друга.

Был вечер. Земля вздрагивала от пушечных выстрелов. В замке щелкнул ключ. Вошёл Бронза в сопровождении китайцев. Не ожидая его приказания, мы стали собираться в дорогу…

…Расстреливали по очереди. Первым упал епископ Платон, за ним ксендз, третьим отец Михаил. Он успел крикнуть: — В руце Твои, Господи, предаю дух мой!.. Я стою с игуменом Амвросием. Он вполголоса читает слова исходной песни: «Непроходимая врата тайно запечатствованная, благословенная Богородице Дево, приими моления наша и принеси Твоему Сыну и Богу, да спасет Тобою души наши».

Мне вспоминается сельская церковь. Вербное Воскресение. Иконостас украшен красными прутиками вербы. Я стою в очереди причастников. Мне всего девять лет. В белой рубашке я и в сапогах новых с желтыми ушками наружу… Медленно движется очередь причастников, и все они освещены весенним солнцем. Деревенские певцы поют: «Тело Христово приимите, источника бессмертнаго вкусите»…

Бронза свинцовой поступью подходит с наганом к игумену Амвросию.
– После этого причастника и я подойду к чаше… – туманится в моей голове. – Верую, Господи, и исповедую… – шепчут уста моя. Вся земля превращается в синее облако, и нет уж памяти ни о прошедшем, ни о настоящем… Тело моё как бы опадает, и вот… нет уж меня, облечённого в земляную плоть… Мне на мгновение представляется, что я стою около своего упавшего тела и смотрю на него, как на совлечённую одежду…

Меня выводит из этого состояния грохот бегущих солдатских ног и неистовый, смертью охваченный крик: – БЕЛЫЕ ВОШЛИ В ГОРОД!

Нас не успели расстрелять».