Лицедеево царство

периферийная драма

НЕОБХОДИМЫЕ_ПОЯСНЕНИЯ 

Все фамилии и имена в данном, не вполне серьёзном, сочинении не искажены. Но это отнюдь не значит, что так называемые прототипы совершенно соответствуют всему тому, что о них говорится. Искажена, напротив, реальность — действительности  нет. И этому есть объяснение: она постыдна, наша жизнь.

Остаётся надеяться, что мне удастся ввести в канву сочинения некий творческий метод, который бы я назвал аберрацией. Словарное значение этого термина чересчур громоздко, и я бы остановился на понятии смещения, сдвига пластов в повествовании.

Почему?..

Одна из причин в том, что человек (образ ли?), а, прежде всего, именно человек неадекватен не сам по себе, а в соприкосновении со всеми другими, которых он воспринимает изначально, как себе подобных. Но пока эта похо­жесть обнаруживается, всё идёт как нельзя лучше. Наши ожидания, таким образом, вначале зачастую оправдываются. Лишь много позже, когда этот другой человек как бы изучен, и уже во многом неинтересен — много позже появляется устойчивый эффект невосприятия, который (хорошо, если) заканчивается обычным равнодушием. Не в этом ли загадка нашего потребительского эгоизма, и наша обобщённая нелюбовь к человеку как таковому(?)

Образ же, столь привычный нам в литературе 19-го века, вообще теперь невозможен, ибо ничего, кроме условности, вымысла, сказки, мы в нём не обнаруживаем. И, наоборот: факт, как он есть — те же реальность и суть ве­щей, как нам это представляется — проще и доступнее для нынешнего чело­века, если он ещё способен читать не газеты-журналы...

Но!.. Аберрация... Возвратимся к этому слову...

В контексте «драмы» — это отклонение, смещение, опять же, неясность, нечёткость отображения; преломление идеи, мысли, образа и прочего всего, включая и время, и пространство.

Аберрация, как творческий приём, безусловно встречается в искусстве, и встречается повсеместно. Но, в целом, этим приёмом никто не злоупотреблял, дабы не казаться, как минимум, странным. Вот о чём нужно помнить читателю.

Важно следующее...

Аберрация в сознании, мышлении современного человека – неотъемлемое свойство его психики: искажённой, изуродованной социально, порождаемой любым и всяким нашим сообществом. Ложь, пафос и прочая псевдополитическая «порядочная» чепуха – прерогатива не целого, а лишь части – прерогатива сугубо коллективистская даже во взаимоотношениях всего-то двух человек. Стоит ли удивляться, когда мы так бессовестно неудержимы во взаимных обвинениях и тщетном самооправдании? Такова инерция распада именно нашего периода жизни. Она превратилась в инерцию поведения в нашем сознании, и настолько неукротима, что и в постсоветское время, а, быть может, как никогда ранее, именно в это время, являет собой неотразимую частную угрозу, транспонированную в нашу общую беду. Это похоже на то, когда каждый из нас, запутавшись в собственных тенётах, пытается высвободиться, но, обессиливая, путается окончательно, и погибает.

Если же исходить из того, что предлагает нам американская и общеевропейская цивилизации, то положение выглядит ещё более катастрофическим, ибо они достигли того уровня переразвития в собственном самолюбовании, когда становится ненужным самое последнее – это наша животная сущность. Что дальше?.. Понимают ли «старый» и «новый» свет сами, как им жить?!.

Человек никогда не умел, и, совершенно в том убеждён, никогда не научится избавляться от всеобщих иллюзий. Это так же и настолько же тщетно, как пытаться поймать рукой солнечный зайчик. Даже если думать, что человечество тем самым избавляется от иллюзий, то навряд ли возможно вообще найти какую бы то ни было альтернативу нашей одичалой энергии безверия.

Вот о какой аберрации я пытаюсь здесь говорить. Эффект безусловно естественный и совершенно закономерный, раз уж существует в природе... Однако, в человеческом самосознании предельно опасен. Впрочем, это вопрос науки – общественной психологии, скажем, у которой не было никакого развития в социалистическом прошлом. Но, не думаю, что в ближайшее время эта «раковая» опухоль человечества будет обезврежена.

И, в довершение ко всему...

Было очень много разговоров и пересудов по поводу написания этой «стёбной драмы». Понятно, что автор, как сообщалось вначале, употребляя невымышленные имена и фамилии, тем самым ожесточение своё выставляет напоказ, при этом не щадя и себя самого. Но это всё та же иллюзия, внешняя оболочка того, что есть на самом-то деле. Зерно же заключается в том, что без конкретных лиц, без конкретного понимания сути предложенных персонажей, вообще невозможно бы было говорить о чём бы то ни было (приношу извинения за уже использованную оговорку).

Но симпатично ли это? То-есть, в какой мере это может казаться симпатичным, если живущий человек не просто высмеивается, но представляется, мягко говоря, оскандаленным? Думаю, вопрос этот совершенно риторический, так как в действительной человеческой реальности мы не только и даже не столько смеёмся и злорадствуем (а смеяться по-доброму мы давно разучились), но откровенно и цинично грязним и позорим человека, тем самым уничтожая в себе элементарное уважение к кому бы то ни было (ещё раз приношу извинения), а и к себе, в частности.

Отдельно замечу, что уважать мы способны лишь «что», а не «кого»: есть за что — уважаем, а кого — не имеет значения.

Я нисколько не ставил это целью своей работы. Даже наоборот: я не отдавал и не хотел отдавать отчёта в том, что всё написанное, как это принято говорить, есть картина нравов. Если о чём и думал (да и то, скорее, впоследствии), то только о том, что выходит «картина» всей нашей жизни, как я её вижу. Всё это могло бы получиться и само собой, если бы не личные мотивы автора – то-есть, та пружина, которая будучи нестерпимо сжатой, возвращалась по мере написания в обычное для неё состояние.

Можно ли за это упрекать автора, я не то, что не знаю, а скажу очевидное. Почему кто-то думает, что сжатую до предела пружину можно держать в таком, ненормальном для неё, состоянии? Для чего, с какой целью?.. Как возвратить в норму приданную ей энергию трансформации? Не в этом ли – суть и природа насилия, как бы его ни называли?

Но, думаю, не то, чтобы автора, но и каждого человека упрекать здесь не за что. Тем более, что не от сытой жизни пишутся эти вещи — и от жизни ли вообще?

В общем-то, все необходимые пояснения мною предложены; и можно, надеюсь на то, приступать, не то, с богом, и к чтению!..

НАЧИНАЕМ 

Я представлю вам, наверно,
Череду случайных дней,
Но без лести откровенной,
Без сомнительных соплей.
Но моё иносказанье
Всяк прочтёт, как сможет сам,
А не сможет, это знанье
Мы рассеем по дворам.

Друг Высоцкий,
       Игорь малый —
Шаловливый и босой —
Человек, что без управы
Вниз ныряет с головой.
Его держит в теле еле
Терпеливая жена
Так,
       что в пригнанные двери
Не пролезет сатана.

Новиков —
       редактор странный
«ИДИОТА» и себя ––
Он и здесь не самый главный:
Так, пристроился шутя.
В общем, не шутя, конечно —
Верит он в признанье для
Самого себя, а вместо
Выставляет имя зря.–

Авторы — его герои;
Он тасует их, поди:
Ко двору кто, кто в изгои —
Кто куда, чёрт всех дери.
Он ведь безразличный самый
Среди братства «Имярек»,
Он — «король» своей державы
Под названьем «Человек»!

«Гений гранд»?..
Его уж нету
И не будет никогда —
По всему, по белу свету
Он растёкся, как вода.
Что ж, приступим:
сочиненье
Перед вами прямо тут —
Две минуточки терпенья,
А сомнений — целый пуд.

Не построятся примерно
Мысли в лад, а строчки в ряд —
Разбежится непременно
Их несобранный отряд.
Что ж, довольства в этом мало:
Всё, как есть — не в этом прок —
Не найдём на них управу,
Так начнём без них урок.

А что к богу привыкаем,
Так куда ж нам без него —
Станем утром чашкой с чаем
Перекрещивать чело...
И найдём мы место даже
Для приюта и души —
Бог спасёт, и бог подскажет,
Как прожить нам на гроши.

Но пора, читатель славный,
Представления строфу
Предложить вам...
Гость не главный
К нам спешит — и я бегу!..
Мне сказали:
«Что за имя?
Чем он так уж знаменит?..»
Да ничем!..
Не Лема Климов,
Но предельно ядовит.

И никто мне не поверит,
Что какой-то там герой:
Марк Аврелий иль Тиберий —
Гость обители святой...
Или Брус Василий, скажем,
Неизвестный никому —
Повинится, нас обяжет
Антигимны петь ему!..

ГЛАВА_ПЕРВАЯ 

«Поразительна ложь, в которой мы все пребываем.»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

Жил на свете Вася Брус –
Был он вовсе не француз,
А носил, как  Вова Ленин,
"Краеведческий" картуз.
Что уж там Багратион
Иль Кутузов, миль пардон,
Или князь Барклай-де-Толли...
Брус – большой Наполеон!

Императора бесспорно
Он «в кино» переиграл –
Первым в титрах и проворно
С  поля боя убегал...
Пороха едва ль хватало –
Брус пыхтел, что было сил,
Но крушенье идеала
Бонапарту не простил.

Да беда совсем не в этом –
Не герой он и не трус –
Жаль, не слыть ему поэтом,
Как Высоцкий фон Эльбрус!
Без вершины снеговласой –
Той, что круче облаков —
У подножия Парнаса
Валит Вася дураков.

Эко валит, он обманет
Мудреца и хитреца...
Или просто оболванит,
Или подойдёт с конца —
С краю, стало быть, другого –
Нестареющий пижон;
И возьмёт с плеча чужого
То ружьё, а то патрон.

 

WHOTHEREISWHO

Я раздумывал, то верно,
Кто бы мог так говорить:
Инороден голос скверный,
Не дают в тиши побыть.
Но, как оказалось, Игорь
Коррективы внёс в наш спор –
Крепкий чай мы пьём с ковригой,
И ведём свой разговор...

- Что до авторских волнений, -
Говорит мой гость тайком, -
То Василий Брус не Ленин,
А кокарда с козырьком.
Он в пылу «своих сражений»
Всё твердит лишь об одном:
«Если ты взаправду гений,
То сгоняй-ка за вином!

Нечего мне тут бодягу
Разводить на всю страну —
Я такую, блин, присягу
Ни вовеки не приму!
Да не будь я Вася Болек
Чтобы с этих самых пор
«Финансист», «Титан» и «Стоик»
Выведал про мой позор!»

— Ты ему, вишь, подвернулся,
Вася мигом встрепенулся:
«Тут Дувалов, там Илья —
Я ли Брус или не я?..»
— Он кричал:
«Откуда взялся
Этот дикий шарлатан?
Я с Куняевым встречался
Я «Им» шляпу подавал!

Чтобы мне, земли поэту,
Катеринину служить!..
У него на две котлеты
Лучше денег одолжить!
Возвращу, так будем квиты —
Что мне взять ещё с него?
Я в династии пиитов
Состою давным давно!

Малородный сей невежда,
Беспороднейший изгой,
Обманул мои надежды —
Не пущу его домой.
Накажу Егорке-сыну:
Дядя, хоть и с бородой —
Зри, сыночек, ему в спину,
А не то, так дверь закрой!

И жене велю я строго,
Хоть у ней матриархат:
Скатертью им всем дорога —
Прилетят, так перья в зад!
В Катеринине нет прока —
Средства кончились его —
Я ж «без страха и упрёка»
Скушал их...
И вот оно!..

Я о том писал в сонете,
Что огурчик кислый съел —
Долго я потом в клозете
Над «дуваловым» корпел.
Пронесло меня в сортире —
Катеринин тут как тут —
Ну, подмыться в этом мире
Мне хотя бы раз дадут?..»

- Мылся Вася так прилежно,
Поредел что даже чуб...
Ты бы выслушал небрежно —
Нет, чевой-то сам стал груб.
Может, выпил «Озверину»,
Как в мультфильме Леопольд —
И погнал на «Бригантину»,
Задирая кверху кольт?..

Игорь вот о чём, Высоцкий,
Рассказал обиняком —
И ушёл по-«Идиотски»
На «небесный ипподром».
Там Пегас томился в стойле
На горе «не Геликон» -
Посмотрел я, а в обойме
Был и впрямь один патрон.

 

СТРАШНЕЕ КОШКИ

Следом Вася не как к другу
В дом пришёл за просто так,
А жилет или кольчугу
Захватил с собой в рюкзак.
Он всё врал и распинался,
Что никак уж не гадал,
Чтобы автор обижался —
Дескать, он про то не знал.

- Да какой ты, к чёрту, «стоик»!..
То ты любишь, а то вдруг,
Как Иосиф-параноик...
От предродовых потуг
Я чуть было не загнулся —
Мог бы разом оценить —
Даром, что ли, я так дулся?..
Ты мне должен заплатить!..

А известный тебе «Пасквиль»
Мы рожали, блин, вдвоём:
Я и мой сосед-колбасник
За один, считай. приём.
Сочиненье вышло, скажем —
Ну, не как младенца стул,
А покрепче...
Метранпажа
Рассчитали за прогул.

Да и чёрт с тем метранпажем —
Он наборщик никакой —
Что-то ты уж очень важен,
Катеринин дорогой!..
Фигу держишь всё в кармане,
Уж простил бы грех-то мой —
Иль к Высоцкой, блин, Татьяне
Мне проситься на постой?..

— Попросись, коль сможешь, Вася;
Говоришь, младенца стул?..
Был ты друг, поди, вчерася,
А сегодня перегнул.
Я жалел тебя, скотину —
Ты здесь в бога всё и в мать —
Из такой гнилой трясины
Чёрт не станет вынимать!

— Да пойми ты, Катеринин,
От тебя я опупел!
Бес попутал, но в сортире
Я уж сколько не сидел!..
Год уже, наверно, круглый —
Сутки, двое?..
Как давно?
Посчитай, если не трудно —
Сдохнуть ведь не мудрено!

И куда, скажи, я дену
Ревность жгучую свою?
Как прощу себе измену,
И о чём ещё спою?..
На рыбалку в детстве батя
Меня тоже ведь не брал:
«Мал сынок,
- журил мя тятя, -
Мал, родной, ты б лучше спал».

Да не буду, блин, я спать-то —
Душу выверну... И ,вот!..
Всенародные проклятья
Я обрушу на народ!
Твой народ, скажу я, Гена,
Водку пьёт и морды бьёт...
Но тебе, блин, непременно,
Всё, чтоб задом наперёд!

Ты любить его готов, блин?
Да пошёл ты хоть куда!
Сочиняй другие гимны
С пеной важною у рта!..
... Желчью Брус тут захлебнулся —
Словопрений пыл пропал —
Что ж, недаром Вася дулся,
Не задаром попку рвал.

Уподобится ли гневу
Голос мой?.. Антигерой
Предлагается на веру...
Было утро: день шестой.
«А мораль? — то спросят люди. —
Чья ещё нужна нам боль?..»
— Что лежит у Вас на блюде:
Хлеб голландский иль фасоль?..

 

ГЛАВА_ВТОРАЯ 

 «Городской-то наш транспорт ходит пешком».

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

фон Эльбрус, Высоцкий славный —
Стихосложный, непростой —
Общий наш поэт «державный»
С «пиитической» женой!
А Татьяна, что ж Татьяна,
Сохраняя мужа честь,
Защищала очень рьяно
Поэтическую спесь.

Бруса даже полюбила,
В нём союзника нашла:
«Всех прозаиков на мыло! —
Были брошены слова. —
Чтобы их романов в школе
Не читала детвора,
Пусть рисуют на заборе
Не у нашего двора!..»

Брус едва не помутился...
- Что ты, Вася, не робей!..
Мне сегодня ночью снился
В твоих строчках соловей!
Я ценю, - сказала Таня, -
Твой большой «Звериный стиль»
Мы сдадим Сенькова в баню,
Катеринина — в утиль!

— Ну, Сенькова, это можно, —
Отвечал охотно Брус. —
Вот с другим, блин, дело сложно,
Там, быть может, дремлет туз.
— Где?..
       Две сонные семёрки,
Ты на карты погляди:
Даже у Толстого Лёвки
Не сыграют короли!..

 

ОТ БЕСА ДО ПАПИНИ

Оглоушен был Василий —
Бес его пустым мешком
Так огрел в тот вечер синий,
Что отправил в рай пешком.
— Ты, Иваныч, свои козни
Выноси на божий суд!
— А погреться славы возле,
Постоять в лучах дадут?

— Вам, поэтам, между прочим,
Всё друг дружку бы тузить —
Нет, чтоб Болдинскою ночью
Александра навестить.
— Ну, блин, въехал! Этим летом
Пан-ехидная Москва
Не пошлёт с моим приветом
В рай некропольский слова.

Сокрушаясь тем, Василий
Катеринина клянёт...
Вот он вместе с Пазолини
На террасе кофе пьёт...
Тот свою весть «от Матфея»
Ни за что бы не отснял,
Если б Брус у Мавзолея
С ним на стрёме не стоял!

Да простит нас Пазолини,
Круче вертится сюжет:
Вот Джованни, сам Папини,
«Катит бочку» на тот свет.
— От Геннадия я слышал,
Что ты, Вася, длинный «Метр»,
Что колосс ты выше крыши:
Пятки в глине — Бруса нет!

— Но, Джованни, это грубо,
ты позволь словарь открыть...
— Про фаллопиевы трубы
Напиши, чтоб не забыть!
Если там не будет спаек,
Плохи, брат, твои дела:
Никакой тебя прозаик
Не отмоет добела...

Всё же в чём, скажи, там дело?
Может быть, и я чего
Подсоблю...
Что ж оголтело
Врать один на одного?
— Уж достал меня он очень:
Видит око, зуб неймёт;
Я ли так не опорочен,
Как второй Искариот?..

А ведь я читал газеты…
— Что с того-то, со всего?
— Оттого, блин, стал поэтом!
— От того ли?..
— Оттого!..
— Ты не бард?..
— Храни, создатель!
— Ну, а чукча так поёт,
Что писатель — не читатель...
Может, это подойдёт?..

— Без вопросов! Я согласен:
Чукчей пусть уж будет он,
Пишет пусть!..
Не так ужасен
Даже, блин, Армагеддон!..
Пусть напишет для порядка
Мне хотя б одну главу...
А пристроить на запятках
Я уж точно помогу!

— Проходимости ни строчки
Ты ему, брат, не давай.
— Обещаю, даже точки
Не увидит скорбный рай!
— Коли так, и новой прозе
Катерининской не быть...
Эту тему приморозим...
— Керосинчика б подлить!

— Ну, уж это!..
— Да, я знаю,
Я готов держать ответ:
Как приду, так накропаю,
Блин, ещё один «сонет»!
Но, сказавши так, Василий
Вдруг загадочно исчез —
Пролетел мильоны милей,
А пред ним дремучий лес.

 

«В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ»

По незнаемой дотоле
Узкой тропочке бредёт
Метр наш с кепочкой, не боле,
Брус Иваныч, стихоплёт.
Видит, как перед собою,
Тот же, в кепке, силуэт —
С той же самою главою,
По прозванию, поэт.

Зрит поэт себя в картине:
Где-то сбоку — Беранже,
А Василий посредине
Щиплет девку в неглиже.
«Брус! Ужли ты спятил сдуру
Сбился с разума совсем,
Коли мнимую фигуру
Соблазняешь без проблем?»

Слов таких коловращенье
Покривило ему рот...
«Брось своё стихосложенье —
Вычитай наоборот:
Отними-ка ты от стенки
Белизну!..
Спили-ка пень!..
Сможешь если, снимешь пенки
Ты с поэта в чёрный день!»

Застращался тут Василий —
Снова бес с ним говорил —
Но не бес, а Младший Плиний
Васенькой руководил.
Он гонял его по лесу,
Будто лиса за хвостом —
Блуд был изгнан...
Наш повеса
Вспомнил сад и отчий дом...

И — о, Боги! Как отрадно!..
Что тут делать, хоть заплачь —
Успокоился, и ладно,
Безударный наш рифмач.
Только битому неймётся:
Он обиды никому
Не прощает...
Задохнётся
Пусть сам чёрт в своём аду!

Мир огромный злобен, жаден —
Свинством славу обрести
Смел лишь тот, кто беспощаден,
А иного нет пути!..
Плиний Младший, не гадая,
Знал любимый монолог
Васи Бруса...
Но до рая
Век идти...
И он помог...

- Панегирики писать-то
Надобность не вижу я...
Обветшало это платье
За две тыщи бытия.
Обветшали все приличья,
Скучен ваш земной уют —
В океане безразличья
Полыхает Хасавюрт!

Полыхают веси, сёла,
И большие города —
Жалок мир ваш невесёлый
В «метрополии труда»!
Ты, Василий, верно метишь;
Слушай женщину всегда:
Не на том — на этом свете
Вся творится ерунда.

— Как же так!
— Иваныч взвился,
Отпустил его недуг. —
Я в «МИМО» чуть не учился,
Я водил московский круг!
Я не то, что Катеринин —
Не терплю его на дух!..
Видел скрипку Паганини,
Мне ласкал Россини слух!..

А «великий», блин, «писатель
Земли русской», как стрихнин:
«Достоевский», блин — мечтатель!
Но зато «знаток глубин»!..
Ему, видите ль, признанье
На тарелке подавай!..
Платья нет, погон и званья,
А он брешет мне про рай!

— Кто из вас, отметь, приятель,
Мой простой совсем совет,
Беззастенчивый предатель,
Кто завистник, кто поэт;
Кто трепач, каких немало,
Кто писатель, дорогой;
Кто ворует одеяло,
Ну, а кто ни в зуб ногой —
Я не знаю...
В вашем споре
Нет нужды, и правды нет —
Не ищите истин в ссоре,
Вот такой благой совет.
— Да не истину мы ищем,
Здесь у каждого свой вкус:
Кто ловчее, тот и свищет —
Вон, как тот же фон Эльбрус!

Ты скажи мне, Младший Плиний,
Старшего спрошу потом:
Знал ли ты, что с Росселини
Был и я почти знаком?!.
— Вот и спрашивай, Василий,
Старшего...
А я пошёл…
Если встретишь Льва Кассиля,
Тоже будет хорошо!

«Эк, досада!..
       Как ответил
Плиний мне...
       Ведь, вот, жена:
«Что стихи твои, что дети —
Дай им, Вася, имена!..»
Не послушался, а зря, вот —
Как бы я его сразил:
У меня он тыщу за год,
Две бы тыщи лет прожил!»

Ну, и тут свершилось чудо:
Льва в лесу он повстречал;
Но куда, вот, и откуда
Тот шагал, никто не знал.
Тут же «братия лесная»,
А средь них и Марк Шагал,
Бруса Васю обгоняя,
Льву совали люминал.

Мол, усни ты, Лев Абрамыч:
Брус нас всех заколебал!
Взбеленился тут Иваныч...
— Я вас нежно целовал!..
«Кондуит» хотел я видеть
Со «Швамбранией» в гробу!
На моей-то панихиде!?.
Всё, блин, больше не могу!

 

ГЛАВА_ТРЕТЬЯ 

«Женская доблесть безупречней, чем слава!»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

В то же время Таня шила
Дочке новый сарафан,
А меж делом говорила,
Что Василий — интриган.
— Игорёша! Долго ль будут
Эти два ходить сюда?
Я терплю, но что за люди:
Тут им стол, и тут еда!..

Твой компьютер с ног валится —
Он встаёт ведь раньше всех!
Что б тебе подсуетиться,
Не делить ни с кем успех?
Водку пить, так это сразу —
Сочини-ка мне про них:
Как такую, вот, заразу
Воплотить в твой лучшийстих?

Ты писал про ножки, право —
Потом по сей день разит.
Чем Брус слаще? Все отрава,
И Геннадий паразит!
Мне Иваныч в воскресенье
Выдал «Опус жениха»:
Воробей — учитель пенья
У цыплёнка табака!

— Ты неправильно, Татьяна,
Понимаешь петуха.
Лучше будет, если прямо:
«Заливные потроха»!
Есть ещё Высоцкий Вова,
Он свидетель, видит бог:
Честь мою и платье снова
Только для меня берёг!

Пареной мне репы проще
Укротить «Звериный стиль»:
Если был цыплёнок тощий,
Значит, пел про Браззавиль.
Или вырасти не мог он
В длиннохвостого певца?
— Да не пел он, пахнул плохо.
— Вот. А вылез из яйца!

 

ПОЯВЛЕНИЕ МОНАХА

Посудачили немного,
Игорь частию молчал,
А у самого порога
Полтергейст чуть не кричал.
«Контрвржещ» весь зашатался,
«Эмпиреи» - по углам;
Кто-то громко рассмеялся,
И унялся тарарам.

Игорь отроду был смелым:
В параллельных-то мирах
Бесконечны все пределы;
Разве что какой Монах
Забредёт на чашку с чаем,
Рассуждая всё о том,
Что свет, в общем-то, случаен,
И что лучше быть кротом.

Игорь слушать его будет,
Ну, минуты полторы;
Тут же напрочь всё забудет
Ради прихотей игры...
«... Всё есть яви отраженье,
Раз уж прёт со всех сторон.
Я закон психовращенья
Открываю...
       Свой закон!

Если Брус, так скажем, Вася —
Воробей такой большой,
То поди-тка, выкусь-накось,
Кто из нас тогда другой?
Говорил ему сперва я:
Как ты сборник свой назвал?
Так он мне про попугая
Три часа всё толковал.

Не хочу, мол, и не буду
Повторять ничьи грехи!..
И вдруг принялся посуду
Бить кайлом на черепки.
— Тупорылые вы свиньи
Все вокруг! —
       так Брус кричал.
Я стихи, как епитимью,
На таких, вот, налагал!

Я вбивал их, будто клинья,
Среди вечных, среди скал;
И рассевал в пустыне,
И бил рифмою в причал!
Я жемчужины морские
Пригоршнями рассыпал —
Айвазовский я в России,
Как второй «Девятый вал»!

И, вот, тут-то я подумал
Про охотничье ружьё,
Что когда-то тятька сдуру
Мне повесил на плечо.
По «жидам» замест рогатки
Из него я молотил,
А подрос когда, украдкой
Брусу Васе подарил.

Ну, и выучился, видно,
Из него и он палить.
Нет, а всё-таки обидно —
Не умеет Вася жить.
Взял бы, да в приличном тире,
На виду у всех зевак,
Бульбу расстрелял «в мундире»,
А не делал кавардак!

Вот, когда ещё Василью
Мысль про стиль я излагал:
«Нацепи-ка лучше крылья
Ты на свой оригинал!»
А жена его сказала, -
Не хочу, чтоб был скандал:
У него, без карнавала,
Стиль — ого, какой нахал!

... Ну, понятно, что Василий
Тут озлился,
- Если так,
То твои, блин, мокасины
Я заброшу на чердак!
... И забросил, кто б подумал,
Туфли следом за женой:
Полетела, точно пума,
В антресоли головой!

А когда она, бедняжка,
Запросилася назад,
То Василий пукнул тяжко,
Хотя был, конечно, рад.
— Видишь, я один в ответе, —
Брус сказал, — и нет перил.
Так и прожил полстолетья
Без руля и без ветрил.

Канут в Лету междометья,
Суффиксы, мои года...
А меня, блин, кто приметит,
Кто хоть вспомнит иногда?
Правда, у меня в куплете
Аппетит звериный есть —
Ну, а больше, чем столетье,
Мне, наверное, не съесть!..»

 

НАШ ТРИПТИХ

Игорь мог точить балясы
Сколь угодно, но предел
Даже есть у папуасов,
Как бы кто их ни терпел.
Так, презреньем был отмечен
Лицедей Василий Брус:
Он ушаты «красноречья»
Лил на прежний наш Союз...

Лично мне, признаюсь честно,
Хоть из гроба подымай,
Родина всегда прелестна,
Как её ни обзывай.
Мать есть мать, и мать любая —
Мать греховная моя...
Я — осколок только края,
Отпрыск — вот и вся семья.

Но об этом мы чуть позже
Мысль продолжим...
А теперь
Игорь лезет вон из кожи:
Кто «табак», и что за зверь?
— Вишь, аналога цыплёнку
Я ни в ком не нахожу...
Да, такую работёнку
Легче подарить врагу!

Сто потов сойдёт...
— Не прав ты, -
Отвечал ему Монах, -
Пусть Татьяна бросит карты:
Кто курёнок, а кто прах?..
— Что гадать!..
— и тут Татьяна
Осерчала невзначай...
— Все пришли от обезьяны;
Допивайте-ка свой чай!

— Я так думаю...
Иначе
Быть не может, вот дела:
На «Канатчиковой даче»
Были лучше времена!
— Муж мой прав,
— сказала Таня, —
Здесь иначить нужно так:
Или Игорь очень пьяный,
Или Брус попал впросак.

— Ну, Василий свет-Иваныч!
Ты меня надумал спечь?
Дык тебя я, Ёлы-Палыч,
Буду целу ночь стеречь!
Как поймаю, обкорнаю,
До пупа аж достригу;
Так тебя облобызаю,
Как любимую жену!

Ты, мой птенчик распрекрасный,
Почирикай — будешь жить...
Коль не понял. Что напрасно
фон Высоцкого учить!
А тебе, моя родная,
Ей, за бдительность твою
Благодарность объявляю
В полковом, считай, строю!

— Вот те на! Сюжетик милый,
Игорёша, бедный мой!
Я ли Бруса не любила —
Прикипела всей душой!
Тут ещё Твой Катеринин —
Бабам поп, и прозы пуп —
Да в твоей об них сатире
Все таланты перемрут!

— А ведь верно, Катеринин!
Как же я не доглядел?
Испокон веков, и ныне,
Скука — гениев удел!
— Вот, от скуки на все руки
Катеринины вполне
Пригодятся для науки
В чужедальной стороне.

Что-то, помнится, Василий
Так про Марка написал?
— Ноты дай, так он Беллини
С партитурой бы смешал!
Зависть, Танечка, не в меру
Раздражает втайне плоть —
Чужестранную химеру
Надо веничком пороть!

... фон Высоцкий речь закончил
Чужеродным языком —
Стих нашёл бы, рожу скорчил...
Да Монах себе тишком
Всё сидит, и в ус не дует —
Что за странный пилигрим?
И мешает обалдую
Снова стать собой самим.

 

ШКОЛА ЗЛОСЛОВИЯ

Мы оставим тут на время
Триптих наш, Монаха с ним,
А представим лицедея,
Снявши милый сердцу грим.
Кто есть кто?..
Мы лжегероя
Не хотели подавать;
На виновника покоя,
В общем, тоже наплевать!

Разве он не брал «на лапу»,
Подношенья не припас?..
Ел за маму, ел за папу —
Ел за вас, и вместо нас...
Нет нужды судить. Едва ли
Кто из «бывших» честь сберёг —
И в каком таком подвале
Мы услышим «новый» брёх?

Пачкотню свою поспешно
Он таскал по всем дворам —
Шутка здесь едва ль уместна,
Если лупит по мозгам.
Мысли вздорные, шальные
Будоражат грешный ум:
То чрезмерно заводные,
То смиренные, как грум.

Кто-то скажет: «Оправданье
Ищет он своим словам!..»
Да, ищу...
Но всё вниманье
Я верну, конечно, вам!
Слишком многое сокрыто
В незадачливой судьбе:
И помойное корыто,
И сиденье на ведре...

Ну, а если я наощупь
Слово грубое сыскал,
То другим намного проще
Свой магический кристалл
Вдруг найти...
Я о подвале
Речь завёл...
Какой подвал?
Мы ли там, роман писали?
Или Ленский жертвой пал?

Обстоятельства нимало
Не повинны — денег нет:
Как же можно без подвала
Называться «президент»?
Всё как будто бы понятно —
Долог час, но краток век;
Зло угодливо, приятно,
А добро — завет калек.

Так считал Илья Дувалов,
Несказанный мой герой:
Он отнюдь не добрый малый,
Но и вовсе неплохой.
Наш Монах, судите сами,
Именем не знаменит —
Весь он, вместе со стихами,
Очень ветхий неофит.

«Теоретик!..»
— так отметил
Фон Высоцкий суть его.
Может быть...
Но кто в ответе,
Мне уж точно всё равно.
«Здесь я чаю не эпитет, —
Скажет нам Монах-мудрец, —
А тональность в колорите...
Где Дувалов, наконец?..

 

ГЛАВА_ЧЕТВЁРТАЯ 

«Разрушение иллюзий тождественно смерти.»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

Бросьте, всех главнее Вася
И его московский «штиль»...
Ну, а сборник не опасен —
Не рычит «Звериный стиль»!
Но пока что он до Бога
Всё ещё не дошагал,
Вносим мы, судите строго,
Запись в «Кондуит»-журнал.

 

ХАРАКТЕРИСТИКА

Зам. редактора вначале
В газетёнке новостей,
Жил Василий без печали
И сомнительных затей.
Но любил поиздеваться
Над Петровичем самим —
Ну, редактор «распадаться»,
Брус Иваныч — перед ним.

Фирма левая, кривая
(Что чужие ордена
Продавала по трамваям —
Вот всей доблести цена!)
Приютила зама завов...
Тот держался в стороне
От полубандитских нравов
В развалившейся стране.

Но другая фирма, злая —
Что ни денег, то не счесть —
Бруса Васю призывает
На свободный стульчик сесть.
Кабы так, но всё иначе —
Схлынул бешеный грабёж —
Лицедей наш чуть не плачет:
Как тут быть, ядрёна вошь!

Но не те совсем мотивы
Удручают нервный слух —
Все мы в средствах некрасивы,
Всем дано одно из двух.
Весь вопрос: чего мы ищем?
Что хотим?..
И в этом соль!
Для чего?..
Ответов тыщи,
А в итоге — круглый ноль!

Всё не так уж и бесплодно:
Сын ли, дочь; жена, семья...
Иль поэт, кому угодно,
Или даже — просто «я»!..
Кто же Брус, вот незадача,
Не лишён ли он лица?..
Ось чего иль передача
Без начала и конца?

На вопрос мы сей ответим
Притчей, что сказал Монах —
Был и он «в авторитете»,
И, случалось, на рядах
Тож раскладывал товары,
«Нувориш иль Насреддин»...
Что ж, отныне мы напару
Сказ ведём...
Всё ж не один.

 

ОСЬ ЧЕГО

Верно то, что Брус не барин,
Не прекрасный семьянин,
Не поэт, не каторжанин,
Не достойный гражданин...
Социальная прослойка,
Беспокойный «элемент»:
Неплатёж и неустойка —
Важный в деле аргумент.

Обещанья повсеместно
Дарит он и тут, и там —
Исключительно и честно
Лжёт себе, и верит сам.
Если скажем поточнее,
То он, в целом, не герой —
Слишком слаб для Бармалея,
И Корней он никакой.

Мы здесь пишем год, наверно,
Строим планы...
А зачем
Мы впустую тратим нервы,
Иль у нас других нет тем?
Тема есть — людей нехватка,
Оболочки лишь живут —
Ради новых беспорядков
Старый пользуем салют.

На безлюдье антивера
Зиждется...
Плох коммунист,
Отвратительна манера:
Стадный бич, партийный свист.
Не у нас вповалку судьи
Спят пьяны мертвее всех?
Да, грешны земные будни,
Грешен наш печальный смех.

Преступил и Брус немало:
В рай от беса прямиком
Честь немногим выпадала
Пробиваться медным лбом.
В нашем сказе дух отмечен,
Жажда, страсть — и ничего,
Что живую душу лечит,
Как блондинка иль вино.

В нашем сказе Брус Василий
Роль лишь барина сыграл,
Как клиент, что в магазине
Ничего не покупал.
Полно уж, хотя в кармане
Долларов у Бруса нет,
Он вальяжен, этот барин,
Он талантливый клиент.

Повествуем, бьём наводкой,
Но не в бровь, а прямо в глаз;
Лечим совесть мы не водкой —
Продолжаем наш рассказ.
Помните, был фильм в прокате
С «бриллиантовой рукой»?..
Там герой чуть не во фраке
Пел на палубе большой...

НА РЯДАХ

В день недели понедельник,
Самый тягостный из дней,
Жил советский шизофреник –
«Светоч» благостных идей!
Если кто из нас подумал:
«Я – не я... Совсем другой!»
Тот приходится мне кумом
Иль какой иной роднёй.

Стал быть, жил тот шизофреник
С еле сбыточной мечтой –
Безобиднейший бездельник
С гуманоидной главой.
В этот день он на базаре
Честь и совесть продавал.
— И почём же? — крикнул барин,
— Что твой стоит «капитал»?

— Цены разные бывают... —
Торговался продавец.
— Цену, брат, не покупают, —
Возражал ему купец.
— А бесплатно не возьмёте?
— Нет, задаром не хочу.
— Поищите, так найдёте!..
— Ты давно ходил к врачу?

— Ну... За совесть можно, барин,
Многого чего купить...
— Не дурачь меня, слышь, парень!
Друг ли есть?..
— Успел забыть.

— Вместо друга я, пожалуй,
Совесть с честью заберу;
Плохи, брат, дела с державой...
По рукам?..
— Нет, не могу!..

Другом мне никто не будет,
Коли совесть украдёт –
Пусть меня любой осудит
И любой пусть не поймёт...
Но делить с друзьями деньги –
Всё равно, давать взаймы:
Был один такой намедни
Скорый «друг» со стороны.

Он украл с подачи вашей
Ровно штуки полторы...
— Слышь! Ступай-ка ты, папаша,
Не морочь мне головы.
— А ещё, сказать хотел я,
Что во всём обязан вам:
За довольство и за дело,
И за ласки по мордам.

Но тут «барин» наш мгновенно
Вызверился, как дикарь:
— Мы разыщем непременно
Эту дрянь и эту тварь!
А теперь, прости, приятель,
Миром спор мы разрешим...
— Мне без вас сей спор понятен:
Все мы, в общем-то, грешим...

— Так чего тебе, брат, надо?
— Что и вам, всего рублей!..
— «Зайчики» тебе награда,
Мало будет – «соловей»!
Баснями тебя прокормим,
Шире лишь держи штаны:
Извлекай почаще корни
Из колодезной воды!

Ты и так, считай, в пролёте –
Ну, ударим по рукам?..
— Шкуру вы с меня дерёте.
Нет, я совесть не продам.
И зачем она вам, барин?..
Ведь у вас полно друзей.
Я не нехристь, не татарин...
— Ты, брат, был и есть плебей!

— Что ж, неглупое занятье,
Кто из нас во что горазд:
Не сошьёт портной вам платье,
Повар суп вам не подаст!..
Не сказал ни слова барин,
Был-то он совсем юнец
В нашей сказочной морали,
Но законченный стервец!

Совесть вора ни в починку,
Ни на латки не годна –
Нуворишам пья в новинку,
Спьяну пухнет их казна.
Промежуточно явленье,
Относителен закон –
Нынче совесть без зазренья
Стоит ровно миллион!

Не примирятся, всё враки,
Пария и «барин» наш –
Уж довёл нас всех до драки
Закулисный арбитраж!
Горький опыт поколений
Пережил земной наш рой –
Лжесвидетельствует племя
Демократии «родной»!..

Не в раю живём мы с вами,
Хладной совести сыны,
Так хотя бы обесславим
Прихвостней со стороны?..
Все вернёмся – парень, барин –
К праотцам и матерям...
Уж на что Иосиф Сталин
Был «бессмертен» и упрям!..

Брус Иваныч, между прочим,
Всё «довольствуя собой»,
Ну, никак не озабочен
Проблематикой такой.
Малое бывает счастье:
Чьё-то сронено кольцо
Иль потеряно запястье,
Иль утрачено лицо...

Он «своё» перо Жар-птицы
Вместе с клеткой унесёт —
Нет, так съест в буфете пиццы
Иль буфет с собой возьмёт.

 

ОТ МОНАХА

— Мелочи, не то бывало, —
Скажет «ветхий» наш Монах, —
Уж пора нам покрывало
Сбросить...
Что сидеть впотьмах?

Да, я знаю, что Дувалов —
Сын почти иль внук родной...
Так ведь нет в том криминала:
Постарели мы с тобой.
Ты когда-нибудь напишешь
Книгу «вечную» свою...
А теперь как можно тише
Слушай исповедь мою.

Тать ночной не мог представить,
Что партийный резидент
Наш протекторат завалит
В предрешающий момент.
Кто виной, что в моём доме
Головы здоровой нет?..
Почему же априори
Влез ко мне чужой сосед?

Я один всему виною:
Оттого безлюден дом,
Что не мог я жить семьёю,
И не мог прожить трудом!
Почему не покупают
Мои строчки за гроши?
Почему у нас считают
Все века одни шиши?

Мы давно враги друг другу —
И бояре, и князья...
И советскую подругу
Уверяли, что нельзя
Быть женой кого попало:
Есть партийная родня!..
«Ум и совесть» с пьедестала
Пали уж...
Осталось «я»!..

Беззащитное, слепое,
Претерпевшее предел,
«Я» стоит у аналоя
Среди груды бледных тел...
Хватит, не скажу я боле
Всё, что знаю, что могу —
Не навязываю волю
Ни поэту, ни врагу...

Самомнение, наверно,
Губит нас и губит всех —
Что ж наш опыт беспримерный
Холостой даёт пробег?
Не отвечу...
Каждый знает
За собой свой милый грех —
Не пред Богом, перед нами,
Ради собственных утех!..

 

БЕЗ ГЕРОЯ

Замолчал во мне Дувалов.
Для меня он всё равно,
Что Монах, что гость усталый,
Что забытое окно...
Свят в душе своей ведь каждый —
Это было так давно —
Как давно нам всем однажды
Снилось детское кино?..

Мы, убитые друг другом
Без заведомых причин,
Проживая круг за кругом,
Громче неба говорим.
Полноте, язык проворный —
Чувств игра, слуга страстей —
Голос вкрадчивый и томный:
Чем нужнее, тем нежней!

Расскажу, быть может, в прозе —
Чемодан в гостях стоит —
О писательском неврозе,
Кто мне это запретит!..
Есть синдром, о том не помню —
Совокупность общих бед...
Ко всему, вот предисловье:
Жив ещё во мне поэт!

«Да скажи нам, кто Дувалов? —
Говорили мне всерьёз, -
Или «гений» запоздалый,
Иль его ты перерос?..»
И не то, и не другое:
Просто образ дорогой —
Из себя родить героя
Мог бы леший и хромой.

Он бунтарь, Илья Дувалов,
Провозвестник, дух святой...
Но и вынес зла немало
Из истории дрянной.
А история такая,
Что уж лучше помолчать:
Заковыка, запятая —
Больше нечего сказать.

Мой герой мог жить едва ли —
Он не плоть, не бес какой...
На высоком перевале
Он простится вдруг со мной.
Весь он вечен — я нисколько,
Я его не превозмог —
Он единственный из «тройки»:
Третий ангел, третий бог!

Стих мой прост, чего скажу я:
Если ты живёшь один,
Ни холопа, ни буржуя
Ты не знаешь...
Господин
Сам себе — плохой, хороший —
Это Бог тебе судья...
А, вот, друг: собака ль, лошадь,
Что кому...
Но мне — Илья!

 

МОЯ ПОЛОВИНА

В разукрашенном сюжете,
В галерее голубой,
Всё неплохо на портрете,
Если веришь в образ свой.
Но в цене дурные блага,
Нет любви и веры нет —
Моет злато ржавой драгой,
Намывает человек.

Нет надежд...
Стезя кривая,
И беспутная, притом,
Хуже, чем жена хмельная,
Что ведёт обратно в дом.
Но нет дома на пригорке,
Мне не виден почтальон —
Где-то там, у грязной бровки,
По «Артёма» бродит он...

Да, он бродит, мой Дувалов —
Моя жизнь и мой удел...
В нашей всей стране неправой
Я другого не сумел.
Вот такое оправданье
Выношу на божий суд —
На предсмертное свиданье
Замкнутый несу я круг.

Не цветы, не круг спасенья
Брошу я к твоим ногам,
Бог немого превращенья,
А судьбу  напополам...
Ты прими, Бог, половину,
А вторую — палачам —
Тем, кто в омут иль пучину
Нас ввергают по ночам.

Не читают дети сказок,
Не поют по деревням...
Мир отравлен...
Богомазы
Поклоняются лишь пням.
И былого содроганья
Не узнает больше Он —
Бог пустынный, без названья,
Как безумство или стон.

 

ГЛАВА_ПЯТАЯ 

 «Самое верное ремесло на земле — это быть идиотом!»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

Да не сразу и не сходу
Неожиданный пролог
Игорю сулил свободу
В творчестве «без задних ног».
Всё едва ли предстояло:
Позади эпох — огни,
Блеск слепящий мадригала,
И забвение в тени...

В жанре всяком есть примета,
Мы с ней боремся подчас,
Но, увы, уста поэта
Выдают всечасно нас.
Так и Игорь с «фон»-приставкой,
Иже с ним кто заодно —
Просто жребий из-под палки,
А не чудо-ремесло.

 

«С ОДНИМ КРЫЛОМ»

Лишь в полёте мог Высоцкий,
Не сидеть чтоб на бобах,
Позабыть о жизни скотской,
Где все пляшут на гробах.
То его и обольщало:
Гной и сопли, балаган,
И фуражка от капрала,
И походный барабан...

«Грамотного» друга Кости
Был он яростный кумир;
И за то частенько в гости
Приглашал его на «пир».
Что тут скажешь, всё по делу —
Люди мы, али же нет! —
Что нам водка, что пределы,
Коли просят на обед?

Я не раз и сам отведал
Хлебушка с того стола —
Брус тогда там не обедал,
Были у него дела.
Но смещения событий
Никому не избежать,
Да и скучно, посудите,
В хронологии не врать.

Лицедеево воззренье
На ту пору, так сказать —
Не его предназначенье,
А «янковская» печать!
Для несведущих отмечу,
Что Янков ни так, ни сяк —
Словом, не увековечен...
Да и то...
Брус не дурак,
Чтобы чествовать Янкова,
Дифирамбы петь врагам:
Гоголь образ Хлестакова
Разослал по городам...
Но и Чичиков в подмётки
Брусу нет, не подойдёт:
Тот в кибитке и пролётке
Души мёртвые везёт...

Этот души лишь живые
Подбирает невпопад —
Безнадёжно кочевые,
Шутовские, все подряд.
Вот, и мне пора открыться
Вдруг настала...
Не сейчас.
Очень просто заблудиться
Да в любом из всех из нас.

И не значит это вовсе,
Что людей я не люблю...
Остальных — ну, тех, что «в общем»,
Признавать?..
Нет, не терплю...
Просто, о самом себе не очень
Можно лестное сказать:
Игорь фон, тот покороче,
Повернёт событья вспять.

 

«БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ»

«Светофор, когда бы срочно
Во три цвета не мигал,
А торчал на мёртвой точке,
Я б его тогда сломал!
Как проеду, рассудите,
Я на жёлтый-то сигнал?
Нет, сломал бы, не взыщите,
А гаишника попрал!

— Почему ты дышишь еле?..
Лампочки, скажи, где две?
У тебя что, в самом деле,
Не мигает в голове?
Я — известнейший старатель
На далёкой Колыме —
Где же преобразователь
Низменных частот во мне?

Почему концы с концами
Еле-еле я свожу?..
С коммуняками-отцами
Жил я лучше, доложу.
Идиотничать по праву
Мог я, сколько б захотел —
Мне по рангу и уставу
Не положен был предел.

Я б тебя, гробокопатель,
Здесь ногою не пинал,
А врубил бы выключатель,
И стихи вдвоём слагал!
Но ответствует гаишник, —
Бог мой, Игорь, что с тобой?
Я здесь как бы третий лишний,
Отвечаю головой!..

Катеринин нынче ехал,
Человек он холостой —
Ну, и чашечки с буфета
Прихватил, видать, с собой.
— Что за чашки? Ты мне, это,
Здесь мозги не заливай!
У тебя инсульта нету?..
Будет! Съездишь к Брусу в рай!

Испугался он, однако,
И признался в тот же миг:
— Я две лампочки с собакой
На буфет сменял, старик.
Чтобы ваш, блин, Катеринин
Чашки с чаем не хлебал,
Я буфет его отныне
Запираю в свой подвал!

— Неужели это Вася?.. —
Вслух подумал я. —
Ну, влип! —
И на этой полуфразе
Оборвал свой новый клип.
Может ведь, как есть, собака,
Роль гаишника сыграть
Или даже забияку...
Всё, устал...
Пойду-ка спать!»

 

В ТРЁХ СОСНАХ

Где находимся мы с вами,
Наш читатель дорогой?..
Что ли, ходим всё кругами
По дороге столбовой?
Я напомню...
Мы не спьяна
Вдруг полезли на забор —
Ждали мы, пока Татьяна
Разрывала договор.

Да, так было, что сначала
Был нарушен мирный пакт —
Таня с Брусом заключала
Чуть не свадебный контракт.
А потом куда-то Вася
Провалился поскорей —
По пути он перекрасил
Человеков всех в зверей.

Мы вернулись в дом к Татьяне;
Был там с мужем диалог —
Полтергейст, Монах и пряник
К чаю был — жаль, краток слог.
Не в мазках мы Васю Бруса
Подавали...
Или как?..
Вышли прочь от фон Эльбруса,
И пришли...
Наверно, так!..

Да что в том?
Горшки побиты —
Что извлечь и из чего?..
Мы лукавого пиита
Чертим в контурах чело...
Для подробных описаний
Времени у нас уж нет,
Как и нет больших желаний
Выставлять кордебалет.

 

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Игорь фон столь многопланен,
Что кружится голова:
Он, как истина в стакане,
Не допитая до дна...
Поясню, нужна здесь точность:
То ли блажь, а то — порок —
Испытание на прочность
Или заготовка впрок...

Но Высоцкий Игорь любит
Сочинять невесть что с кем —
Да с любым, кто мысль разбудит,
Кто подкинет пару тем.
Мы умны в своей лишь власти,
Так чего боимся мы?..
Жизнь — предчувствие напасти
И признание вины!..

Был такой — «Вылосопацкий» -
Могиканин, пионер:
Парный псевдоним дурацкий
Двух поэтов, например.
Случай, скажем, не кабацкий:
Был убит живой партнёр —
Имярек «Вылосопацкий»,
Менестрель и гастролёр.

Судеб олицетворенье:
Был Лопатин, Игорь есть...
Вновь - закон «психовращенья»;
Вновь — «благая» миру весть
О посланце неба ясном,
Об Отце, что Сына дал
«Новым» неудобострастным —
Тем, кто Сына распинал?..

Не войдёт Лопатин в двери,
За порог не бросит след —
Нет для нас ни в ком потери,
Нет суда, и чести нет!
Что сказать?..
Так мир устроен:
Весь он — дикий плагиат;
Кто живёт в нём не разбоем,
Кто из нас в нём не пират?..

Флибустьеры снова в моде
И бандиты всех мастей —
Все гуляют на свободе
В зоопарке средь людей.
А «родное» государство,
Из прилизанных рвачей,
Забугорное лекарство
Пьёт, их мать,
клянёт врачей.

Шьют политику не гладью,
Пряча в воду все концы...
Александр рубил не пядью
Македонские узлы...
Гордиев, то верно, узел,
Но ярмо рубил не царь...
Я строкой легенду сузил —
Извини уж, государь!

 

ЦАРИЦА

Есть простое притяженье,
Есть забава, есть урок:
Жизнь — она столпотворенье,
Если спит земной пророк.
Жизнь — она сестра родная
Смерти; падчерица, дочь...
Или мать совсем седая,
Или ведьма, точно ночь!

Внемлет разуму сомненье
Без подсудного креста,
Без лукавого моленья
И без вящего перста;
Без зазрения на запад,
Без загада на восток —
Без унылого разврата
Всё приидет в лучший срок.

А пока судьба иная
Уготована нам всем:
Проводница поездная
И плацкартный общий плен...
Да и кто чего достоин,
Если сам живёшь за так?..
Худо сшит, да ладно скроен
Затрапезный наш пиджак.

Благо жить в согласьи с миром —
Он ведь тоже вещь в себе:
Никаким таким пунктиром
Не распнётся на кресте.
Одиночки мы все, люди,
Утверждаю в запятых,
Мир был-есть, и снова будет —
Вот вся правда на двоих.

Жизнь — она всегда в зените;
Только край далёк иль скор:
В нонпарели иль петите
Наберёт свой приговор...
Жизнь, как лента игровая,
Бесшабашная вполне,
Как былинка полевая,
Что качается во мне...

 

НОЧЬЮ

Что ж наш гость?
Его ль забыли? —
Пыль столетий, тень веков...
На Аскольдовой могиле
Много разных чудаков...
Не пропал Монах бесследно,
А сидит он за столом:
Скупо чай глотает медный,
Либо пишет первый том...

Игорь спит — он славный парень;
Не беда, что наш Монах
Образ сей не так прославил
В спешке или впопыхах.
Если всё же сожаленье
Выразил он в трёх словах,
То чему же предпочтенье
Отдавал тогда Монах?

Если дару в поднебесье,
Чуткому, как шелест трав,
Как шум листьев над полесьем,
То он был, конечно, прав.
Можно вволю куролесить,
Жить за двух и жить вдвойне —
Можно жить совсем без песен,
И не бегать по стерне...

Нет волшебных тем в финале
Главки пятой — вот беда! —
Что же ищем мы в скандале,
Если потеряли «Да»?..
Но довольно...
Звук согласный —
Не разбойник-Соловей...
В поле чистом, в поле ясном
Встретим мы ещё друзей!

 

ГЛАВА_ШЕСТАЯ 

«Невозможнее всего наше собственное заблуждение.»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

Пред вратами рая Вася
Ждал Петра: «Вот, хлебосол
Выйдет, и в небесной кассе...»
Глядь, ан нет — торчит засов!
Свита Васю не встречала,
Петю Вася не застал —
Тот, что Савлом был сначала,
В рай ворота отворял.

На лице его значенье
Не гонителя Христа —
Не мирское воплощенье
Двух апостолов с холста;
В облике его смятенье —
Обездолен рай святой:
Божьего соизволенья
Нет на то — и рай пустой!

Вот ещё, ещё мгновенье,
Трёх ключей заветный звон —
И, презрев все прегрешенья,
Лицедей отдал поклон.
Савл вздохнул.
Усталый с виду,
Знал он всё, сказать не мог
Про людскую пирамиду,
Что беснуется у ног.

Не приветствовал Савл Бруса,
Хоть и был тот в рай гоним —
«Лучше избежать искуса» -
Повторим мы вслед за ним.
Нет, не рад апостол видеть
Индивидов всех мастей —
Сына божьего обидеть,
Осквернить мог лиходей.

 

«ЭПОХА ПРОСВЕЩЕНИЯ»

Нет чумы страшней безверья:
Топором чинить часы
Сметь не смеет подмастерье,
Забивающий гробы.
Иисус про то заметил
Новым из учеников:
Предоставь ты мёртвым в склепе
Погребать, мол, мертвецов!

Мы лукавим...
Кто не знает
Правила своей игры?..
Что других не понимает,
Так ведь нет и в том вины.
Есть, увы...
Несчастья с неба
Валятся не просто вдруг —
Я-то, правда, сам там не был,
Но знаком мне сей недуг.

Разве ли?..
Но то и странно,
Что от матери-отца
Мир всё тот же балаганный,
Без ответа у «Лица»!
Снова вздох...
Вернее мысли
Выразить бы он не смог —
Есть зерно всеобщих истин:
Мудр лишь тот, кто одинок.

Но циничному Василью
Так подумалось:
«В ключах
Заключается Бастилья...»
Как убить сей подлый страх?
Было средство, и спасало
На земле его не раз:
Помани кусочком сала,
А потом — промеж хоть глаз!

— Да неужто в рай попал я?
Как здесь дивно все поют —
Пасторали все так плавны,
Даже птички гнёзд не вьют.
И «бессмертие державно», —
Расточал он свой елей. —
Вы, наверно, самый главный!..
А я — Мстёрский соловей!

Говорила мне Татьяна,
фон Высоцкого жена,
Что меня, блин, как с экрана,
Может видеть вся страна!
— Попрошу не выражаться:
За такие «имена»
Вы могли с душой расстаться,
Если б слышал сатана.

— И расстался, что б ты думал,-
Вторил Савлу голос вслед. —
Видишь, Брус какой угрюмый:
В рай пришёл, а рая нет.
Сколько Брус ни озирался,
Ни глазел по сторонам,
Бес в нём трелью разливался
Не похуже, чем Бертран!

Борн Бертран — не Боря Пуго -
Провансальский трубадур,
Но Брус Вася от испуга
Позабыл про каламбур.
Струсил брат наш Брус Василий,
Испугался лицедей;
Совершенно от бессилья
Обалдел...
— Молчи, злодей, -
Борн шептал Василью в ухо. —
Будешь вместо ты меня
Вирши петь...
И смерть-старуха
Убежит прочь от тебя.
Уж не вынесет «бабуля»
Песнопений «соловья» -
И умчится, словно пуля,
В Новодевичьи края!..

— Пропускник вы наш видали?-
Савл напомнил про грехи.—
Ну, пришли, скидай сандальи;
Дремлют божьи петухи.
— Что, и здесь такое диво,
Как в евангельской главе?
Эт-т, простите, неучтиво:
Врать со мною наравне.

Да кого я, блин, не предал,
Как ваш Пётр сво'во Христа?
Отрекаться, что за беды?
Не лишиться бы Отца!
Мы на курсах проходили
Лженауку из наук!..
— Что ж, недурно вы решили,
Завершим «почётный» круг.

— И всего лишь? Для того я
К вам пришёл, как в отчий дом,
Чтоб меня, полугероя,
Снова пнули сапогом?..
Я в Москве престольной делал
Не такие, брат, дела!..
— Ну, Василий, тряпка с мелом
Никому здесь не нужна.

Здесь намеренья иные:
Слово тряпкой не стереть,
Мелом буквы площадные
Здесь не пишут...
Умереть
Вы давно успели, Вася,
В словоблудии своём —
Здесь не кофе на террасе,
И не сладкий «чай вдвоём».

Не слагаем мы Писанье,
Нет у нас двойных забот,
А вот двойственность сознанья
Постигаем круглый год.
К нам приходят каждым летом,
Как в лицее, в первый класс,
Повторять азы Завета —
Второгодники у нас!

— Всю историю предмета?
Но, позвольте, дорогой!
Как же может статься это,
Если курс прошёл земной?
— Я ведь вам уже ответил,
Или слово вы моё
Понимаете, как дети?..
— Виноват, блин, забытьё!

Здесь читатель мог заметить,
Что Брус Вася от тоски
Помирал...
Ему не светит
Беглый луч чужой строки.
Почему Христос пронзённый
Не умел себя спасти?..
Ради злобы самой чёрной
Или ради же любви?

Ради меры пониманья
Двух божественных вещей:
В человеке нет ни знанья,
Ни разумных нет речей.
Было б то или другое,
Отпустили бы Христа —
Жил бы божий Сын изгоем,
И росу бы пил с листа.

Ради веры своенравной
Испустил свой дух Христос,
Но сознание бесправно,
А вопрос излишне прост.
Даже пошл вопрос вопросов,
Как короста иль киста —
И не пользуется спросом
Он у Господа Христа.

 

«КОНКУРС МУДАКОВ»

Был бы Игорь фон Высоцкий
Здесь в раю, сказал бы он:
«Макароны, вишь, по-флотски
Обожаю с чесноком...»

Игорь сразу появился,
И сказал примерно так:
— Я, хоть в ВУЗах не учился,
Но засуну под башмак
Всякого, кто против воли,
Против шерсти, не по мне —
Пусть поищет лучшей доли
«За бугром», в Махачкале.

А разгадку Недо-Бога
Предлагаю прямо тут:
Ох, прискорбная дорога,
Невесёлый это труд!

Следом мёртвый не воскреснет,
Будет жить Христос один —
И гулять по Красной Пресне,
Как бесплотный Херувим.
Но живой то не позволит,
И распнут Христа опять:
Так каким же Божьим Словом
Подлый дух наш усмирять?

Игорь сник. А Борн солидно
Был задет...
Но кто о чём:
Грешных дам в раю не видно,
Не найдёшь их днём с огнём.
Что же делать Борну с Брусом —
Не удачлив тот никак:
Ни умом, ни даже усом
Не ведёт...
— Что за бардак!

А Василий отвечает, —
Как, Бертран, возможно так?
Пребываю я в печали...
— Нет, Василий, ты мудак!
Ты такой мудак, Василий,
Что на ринге мудаков,
Будь болельщик Тосканини
Иль живой Кирилл Лавров...

Ты сидел бы в углу синем,
А они кричали: «Бис!..»
Всё равно б ты не осилил
На свирели вальс-каприз.
— Пусть бы только, блин, посмели!
Тосканини?..
Чтоб он скис!..
Я бы лучше со свирели
Лошадиный пил кумыс!

Не пойму, какое дело
Мне до этого всего?..
— Ин, в мозгах чуть посветлело:
Тут, брат, знаешь, кто кого!
— Игорь?..
Тоже б не сумели...
— Но зато он «на коне»,
Так как из одной свирели
Умудрился сделать две!

— Ну, Высоцкий, блин, ваятель!
С ним на дружеской ноге...
— Флейты две, стихострадатель!
Игорь сделал флейты две!..
Не ищи вовне причины,
Коль лежишь ты на спине —
фон Высоцкий ниже чином,
Но как лещ в морской воде!

За тебя, кто б ни болели,
Кто бы «браво» не кричал,
Никогда б ты со свирели
Место первое не взял.
Ну, теперь ты понимаешь,
Что в турнире мудаков
Ты не ту, брат, роль играешь?
Так зачем так много слов!

— Написал всего лишь, блин, я:
Не учить!..
Не ясно  вам?..
— Да, читал...
Но что за клинья
Ты вбивал средь вечных скал?..
Как «не сметь учить» упрямца,
Если он такой мудак?
Над тобой протуберанца
Нет как нет, не твой то знак.

Надоела мне бравада
И пустая болтовня —
То ли, Вася, тебе надо,
Так ли чтимо твоё «я»?..
Было бы намного лучше
Слышать всё, что скажет Савл
Не устраивал бы «путчи»,
Так, быть может, в рай попал!

А теперь, вот, опоздали —
Ждёт тебя кабриолет:
Нажимай на все педали,
Жми-ка ты на жёлтый свет!
Ан, не время...
Остановка
Будет на твоём пути:
Не вощёная верёвка,
А обычные стихи!..

ИОАНН

В том краю, где не бывал я,
Где нет белых королей,
Где запас слов не бульварный,
Где словарных нет статей –
В том краю большие дети
Верят в россказни волхвов
По одной простой примете:
Позолоте куполов...

Нет там сферы с полой ватой,
Нет ни улиц, ни дверей;
По периметру заката
Там гуляет чародей.
Сам себе давно не рад он,
Этот тихий богослов –
От восхода до заката
Всё он пишет часослов...

Но в краю том нет спасенья,
Там земная карусель
Уж не снится... Наважденья
Не присядут на постель.
Там нет выси поднебесья
И звезды, летящей вниз;
Пьяный Долохов не свесит
Ноги на крутой карниз...

В том краю, где след обманный
Затерялся средь снегов,
Образ исконно романный
Сотрясал пласты веков.
Тайну благостного мира
Расплетали мудрецы
Все столетья... Но кумира
Им не отдали «отцы».

Светская на то и воля:
Все церковники гурьбой
Бездну вечного покоя
Созидали пред толпой.
Но за два тысячелетья
Мы не вняли: есть Закон
Благодатного бессмертья;
Помолчим же... Вот те «Он»!..

«И ВЕК МИНУВШИЙ»

Мы спешим.
Поймёт читатель,
Что в век малых скоростей
Веселее жил писатель
Во тиши ночных аллей.
Всё поместье ему было,
Как спасительный ковчег —
То цыганка ворожила,
То с Наташенькой в побег...

Там месье, «француз» Дубровский
Страстно Машеньку учил;
Там Краевский иль Стелловский
Достоевского «кормил»...
Там стреляли, но за славу.
Там «советский» не был строй —
Там «идейную» отраву
Не вливали в жбан пустой...

Как нам жить, когда не верим
Никому и ни во что?
Что ли, «новый дядя Ленин»
Крутит «важное» кино?
Умолкаю...
       Боря Пуго
Не появится вновь тут —
Может здравствовать хапуга:
Лобби есть, и есть статут.

А Бертран?..
       Тот исчезает —
Брус один теперь в цене,
И его не замечает
Даже Игорь «на коне»...
Но Илья Дувалов с нами;
И Монах, конечно, с ним —
Разобраться с двойниками
Нам поможет пилигрим.

Почему у Дон-Кихота
Истых не было врагов?
Что за странная охота
За крылами ветряков?..
Бог смеётся ведь над нами:
Не хотим мы жить в тени —
Под небесными шатрами
Коротать земные дни.

Всё нам чудятся свершенья
Среди полчища врагов —
Впрямь ли это заблужденье
Иль основа из основ?
Я отвечу: нет, не впрямь то,
Заблуждений вовсе нет;
Здесь «возможны варианты»,
Но единственен ответ.

Говорить то не пристало —
В триединстве сущий Бог:
Человек — то Сын; Начало —
Мать, а Жизнь — Порог
Из Бессмертия в Бессмертье,
И из Вечности в Покой...
Точки нет у Предстолетья —
Нет за Смертью Точки злой...

Организм един:
Мы — Клетка,
Человечества Нейрон!..
Если Царь — Марионетка,
То трещит не только Трон.
Всё давно общеизвестно
(Отвлекаемся мы вновь)
Ничего нет, кроме «Вместо» -
Кроме «Вместо» есть Любовь!

Подменяем мы собою
Бого-Сына, Бого-Мать —
И, кривя своей душою,
Принимаем благодать!
Но закончим...
Сколько кряду
Можно строчки здесь слагать?
Смыто таинство обряда —
Богу слава!..
Исполать!..

 

ГЛАВА_СЕДЬМАЯ 

«Беспросветнее мрака жизнь на задворках веры.»

ИЛЬЯ ДУВАЛОВ

Белый свет вскипал волною,
Омывал святым лучом
Вертоград...
Главой златою
Иоанн вступал с мечом!..
— Вот,
— сказал апостол Павел, -
Брус Василий к нам пришёл.
Или здесь его оставим,
Иль отправим нагишом?..

— Почему в груди сомненья, -
Спрашивал их Иоанн. —
Дьявола поползновенья
Или Брус Василий пьян?
— Опьянён он жаждой славы,
Всё мерещится экран;
Самоотраженье самых...
— Трусость — вот его изъян!

Остальное сущий знает...
— Да, вопрос сей непростой:
Выздоравливает «барин»
Иль в Эдем, как есть, больной?
— Бог суди,
— апостол Павел
Покачал седой главой. —
Безнадёжен этот парень,
Пусть идёт себе домой!

Мы таких не отпускаем, —
Доносилось, как в бреду...
— В ад направим, там уж знают,
Там «брусливые» в ходу.
Призови ко мне Иуду, —
Павлу Иоанн сказал, —
Я грех на душу не буду
Брать...
Вели, чтоб написал
Направленье в тартар к бесу:
К «отчиму» пускай идёт;
И скажи, чтоб про завесу
Не забыл Искариот:
Свод небесный закрываем
Мы ещё на целый год,
А кому дорога к раю
Ведома, тот сам найдёт.

 

«ЗЕМНЫЕ БОГИ»

Неумолчно клокотанье
Терпкой горечи в крови
Помутило вмиг сознанье,
Омрачив былые дни.
Сопредельное унынье
Опорочило уста —
И представилась пустыней
Давней юности мечта...

Александр Сергеич Пушкин,
С огненной стрелой в груди,
Улыбался...
       Был приспущен
Плат кудрей...
       «Приди, приди!» -
Голоса кричали где-то,
Звуки плавали в бреду:
Пресняков ли пел фальцетом
Иль Филипп «свистел» в дуду

Иль видение явилось
Брусу уж в который раз —
Что теперь ему приснилось,
И о чём ведём рассказ?
Нет, всплыла во сне Ирина
И её больная мать -
Капал шарик стеарина
На седую, в комьях, прядь.

Уголок пред образами,
Полусвет и полутьма —
Тени, высветы краями,
И пурпурная тесьма...

Было тихо...
       Дочь сидела
В головах...
       Сосновый гроб
Не вмещал в себя дух тела
       Мёртвого...
Но хладный лоб...
       Помните ли?..
Совесть ваша
       Или совести сыны!..
Кто расхлёбывал ту кашу,
Что прогоркла в дни войны?

Ваша мать в гробу лежала —
Где тогда же были вы?..
Помните ли, что сказала
Ваша мать вам?..
       Сочтены
Не в чреде ли дней недели
Дни и ваши?..
       Тяжек гроб...
Но не помнит колыбели
«горбачёвский остолоп»!

Сколько можно брат на брата,
С острогой ли на отца?..
Ваша мать ли виновата,
Что взрастила подлеца?..
Нет, не каждому я слово
Адресую...
       Голос мой -
Никакая не основа
В век двадцатый, и срамной!

Голос мой — остаток ночи,
Бремя позапрошлых снов
Сказок детских, и не очень,
И зола былых веков.
В веке нашем есть немало
И свершений...
       Бог ты мой!
В «бесприданнице» нет славы,
А Паратов всё живой.

Это принято за норму:
«Доблесть» хоть какой ценой —
Здравый смысл, язык отторгнут
Ради брани площадной!
Снятся ли бритоголовым
Сны со «Спасом на Крови»
Или безнадёжно «новым»
«Зелень» снится и рубли?

Кто прочтёт, тот и ответит,
Если сможет...
       Мы с тобой,
Мой читатель, не в сюжете,
А в обители святой...
Тут всё так перемешалось -
Где Василий Брус сейчас?..
Иль в раю, как нам казалось,
Иль в пути, неровен час?..

А, быть может, Брус Василий
Копит силы про запас
Или пьёт своё мартини —
Кто нам разъясненье даст?
Но пока наш друг сердешный
Свой покой не обретёт,
Мы отправимся в кромешный
Фантастический полёт.

Есть автобус для сюжета —
Едем мы к земным богам,
В келью скромного поэта,
Где компьютерный бедлам.
Не подумали чтоб сразу,
Не учиться едем мы —
Боже, да спаси от сглазу,
От проказы и чумы!

 

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

фон Высоцкий «мышью» пишет.
Отжурчала Тани речь...
Лик его оргазмом дышит —
Нет, чтоб принтер поберечь.
Пишет Игорь «фон-балладу»,
Надоумила жена —
Новый жанр: на всю «бригаду»
Поделили письмена.

К слову, вся его «бригада»
Сформирована не им —
Он лишь «спёр», так было надо,
«Сверхидейный» норматив.
Вы ещё подумать даже
Не успели ни о чём —
Он «допишет» и «доскажет»
Ловким дружеским плечом.

Что до нас, то своенравье
Не попутчик, а злодей:
Всем причудам есть названье,
Да и то среди друзей.
Ан, не поняли мы тотчас,
Что Высоцкий жизнь свою
Ставил на кон на три точки,
Чем озлобил лишь судьбу.

Не прощает жизнь-индейка
Доброхотства никому:
Для кого она копейка,
Для кого — поклон врагу.
Игорь кланяться не будет —
Можно льстить и лгать шутя:
Обесценились ведь люди,
Это всё не смеха для.

Человек такая гадость -
Очень «умный» человек:
Всё, что вовремя не в радость,
Не оставит добрый след.
Что ему благая вера
Иль военный коммунизм?..
Во Христе, как нет, примера;
В коммунизме — онанизм!

Деньги — вот его идея,
Доброчтимая вполне —
«Мудрость» всякого халдея,
Чьи услуги по цене.
Ну, и хватит...
Этим тоже
Никого не удивишь...
Вера — мода: чем в ней строже,
Тем приличнее на вид.

 

ПРО ЗАЕК

Лучше мы расскажем пошлый,
Но не древний анекдот —
Это во вчерашнем прошлом,
Вы ли слышите?
Так вот!
Как нам сообщил «гаишник»
В протокольной докладной:
«Случай с другом закадычным
Подтверждает Лановой!»

«Новый» русский на «Тоёте»
Нашу «клячу» обгонял —
Еле он на повороте
«Запорожца» настигал.
— Эй! — кричит. —
Ты, конь горбатый,
Недоносок без штиблет!
Хрен моржовый, пасть лопатой!
Откатись-ка в свой кювет!

«Запорожец» отвечает, -
У тебя что, гаек нет?
Я писатель, я прозаик.
Не какой-то шпингалет.
— Сматывай, сказал, и баста!
Кто ты есть, ты посмотри!
«Баксом» проклятая каста —
Мне плевать, что там внутри!

Про каких-каких ты заек
Мне свистишь тут, дуралей?
— Говорю тебе, прозаик,
Уважение имей.
Тот «уважил»: руки в морду
Сунул, да и был таков.
А кулак, поди, не гордый —
Без жеманных, в общем, слов.

И разъехались...
Высоцкий
Ноги в руки, и бежать —
Что теперь Иосиф Бродский,
И его, в стихах, тетрадь?
Мы об этом рассказали
Игорю, чтоб он не сник —
Ждали на автовокзале
Отправленья в часы пик.

 

«БРИГАДА»

Возвращаемся мы в келью,
Осторожно пишем стих -
Пусть никто не хлопнет дверью,
Не найдёт он акростих.
Образы — ведь то не люди,
Хоть и те не спят во мне;
Так что, в общем-то, не будем
Прыгать...
       Посидим в седле.

Говорим мы о «бригаде»,
О писательской, поди;
О составе, и награде
За бесплодные труды.
Кто отметит, я не знаю,
Здесь усердие моё,
Но всё то же повторяю,
Что ломаю не копьё.

Костя «Грамотный», мучитель,
Чей оркестр не «заживал»,
Всё кричал, что Брус - целитель
Их истошных рваных ран.
Литусёв куда-то к Славке
Рукопись свою понёс;
Мартов — тот «вапще» в отставке,
Пусть уж пишет про навоз.

Гоша Гольдман благороден
Истинно — не всяким честь.
Он при всём честном народе
Мог бы речь тут произнесть.
Но кто смять посмеет фалды,
Да и с брюками возня.
Гоша, он ведь не из бардов,
Хоть и Мартову «родня».

А Сеньков Виталий в прозе,
Независимо какой,
Слово чистит от коррозий —
Не в ладах он с толчеёй.
Пишем мы...
       А вся «бригада»
Спит по норам да углам...
Нет фонтанного каскада,
Не хватает Бруса нам.

Что ли, снова уж попросим
Мы его?..
       Нам не впервой!
Занят чем иль рифму косит
Прозаической косой?
Всё напрасно...
       Брус Василий
Топчется...
       Но кто же в бой —
В ад пойдёт, где Муссолини
Спит с Адольфовой женой?..

«Путь тернист,
       — так думал Вася, -
Тартар вниз к себе зовёт.
«Мерседеса» нет на трассе,
Не подхватит звездолёт.
Эх, всему-то есть причины —
Знать заранее всегда
Если бы...
       Но, дурачина!
Тяжкий крест, а не судьба!»

Вот, и за ворота Вася
Вышел...
       Рая больше нет —
И ушёл он восвояси
Жёлтый получать билет.
Чу!..
       Мы время не просрочим,
А закончим здесь главу -
Может, примет Васю «отчим»
На свою лиху беду!..