О новой российской эмиграции

Сколько людей покинуло Российскую Федерацию за последние 30 лет, доподлинно не известно: расследовательское бюро «Проект» говорит о 10 с лишним миллионах; официальные органы называют цифры раз в 5 меньше. Большинство искателей лучшей жизни сохранило — добровольно или вынужденно — российское гражданство и паспорт, а потому строгому учету не подлежит. В любом случае, счет идет на миллионы: жизнь в путинской России непривлекательна, а для кого-то и вовсе токсична. Не для всех, конечно: недавно прочел в сетях, что «за последние 10 лет из России уехали более 6 тысяч химиков, почти 11 тысяч физиков, более 12 тысяч биологов и ни одного гаишника». Да, минус счастливые силовики («кому на Руси жить хорошо») и несчастные бедняки, но спектр утекающей массы максимально широк — от политических беженцев до семей путинского олигархата. Полагаю, рядовые граждане РФ были бы ошарашены, узнав, сколько (и кто) из отечественных «видных деятелей» культуры, медиа, бизнеса, света и полусвета в действительности живет за границей. О научных сотрудниках и прочих программистах я и не говорю.

Смешиваясь со старой советской эмиграцией, новоприбывшие создают некую национально-историческую и географическую общность, которую можно назвать «Внешней Россией».

(Честно говоря, не знаю — существует уже такое понятие или нет). Не все переселенцы из осажденной крепости в нее вливаются: я знаю немало людей, особенно молодых и хорошо подкованных, которые покинули РФ с твердым намерением немедленно и полностью ассимилироваться на Западе и забыть прошлое, как ночной кошмар — и многим это удалось. Однако большинство сменивших страну пребывания пуповину не перерезало. Причины и мотивации разные. В странах Балтии, к примеру, много русских пожилых людей, которые однажды в 1991 году нежданно-негаданно проснулись в Европе, причем против своей воли, и до конца дней будут ностальгировать по СССР. Я им сочувствую. Большинство — и эмигрантов, и экспатов (я вижу разницу между этими категориями; себя отношу к последним) — просто люди русского языка и культуры, перебравшиеся жить за границу, но неравнодушные к судьбе своей исторической родины и поддерживающие с ней разного рода и интенсивности связи.

Фото: Getty Images

Преобладающая, как мне кажется, часть населения Внешней России трезво оценивает бездарный, архаичный и репрессивный путинский режим, сильно (или не очень) печалится по этому поводу и возвращаться в родные места не собирается.

Не собирается этого делать, как ни странно, и фриковатая прослойка эмигрантов-путинистов, которые сознательно уехали (за колбасой? по инерции? по заданию?) — то-есть, «предали Родину», в терминологии президента РФ — а теперь славят нео-совок. (И благо бы еще были они обладателями умом-не-понимаемой загадочной русской души, но нет — евреи, этнические немцы...) Короче, как во всякой настоящей стране, популяция Внешней России (ВР) пёстрая и расслоенная — и в материальном, и в идеологическом отношении. Налицо и ярко выраженная региональная специфика: Северо-Американский край с Канадской автономией; национальный Израильский округ; австралийский Дальний Восток; испанские Югá; Чешская, Черногорская и прочие области. Лондон, Нью-Йорк и Берлин могут претендовать на столичный статус.

Помимо общего культурно-языкового и бытового фона, есть во Внешней России и свои медиа, хотя значительная часть информации поступает из источников России Внутренней, и лидеры общественного мнения, и политические активисты. Партий нет — приходится поддерживать (или не) традиционные местные. И вообще — нет в ВР никакого государства! (Хотя разговоры о «правительстве в изгнании» периодически возникают — но лишь в качестве альтернативы «внутренней» альма-матрице). Что, конечно, хорошо — и для анархиста, и для либерала. Широка страна моя родная (с 2014 года), привольна и густо населена — но это страна-фантом, конечно. И не потому, что нет в ней никакого начальства (что прекрасно), а потому, что

Внешняя Россия, по сути — всего лишь барокамера, место временного содержания по пути из «русского мира» в большой «остальной мир».

Практически все заграничные дети, рожденные в смешанных браках, теряют российскую идентичность. Русские европейцы и американцы во втором поколении, подростки и молодежь — туда же. О внуках и говорить нечего. Какие-то остатки интереса к земле и повадкам славных предков могут остаться разве что в районах «компактного проживания» типа Брайтон-Бича, Марцана или Нарвы — которые, не исключено, и выживут, как экзотические «советскообрядческие» чайнатауны. Текучесть населения ВР очень высока: старики убывают и рост обеспечивается почти исключительно за счет постоянной (и, вероятно, растущей) подпитки из РФ. Демографический и иные кризисы Внешней России явно не угрожают. Хорошо это или плохо, сказать затрудняюсь. Так или иначе, вопросами скорее должны задаваться те, кто живёт за крепостной стеной.

Артемий Троицкий
музыкальный критик