Аделаида (c) Война Белой Розы

Сколько Роза себя помнила, ей всегда хотелось спрятаться подальше. Ото всех. Дома - от родителей (“Роза, Розочка, солнышко, выходи, ужинать пора и баиньки!” Бабушка шаркает по квартире, кряхтя нагибается и заглядывает под шкаф, затем под диван, где в темном углу затаилась внучка. Роза видит ее красное от перевернутого положения лицо и бабушку становится жалко, но выходить ей и в голову не приходит). В детском саду - от воспитателей и воспитанников (“А вот если бы к тебе прилетела фея с подарками, что бы ты выбрала?” Девочки делают таинственные лица и загадывают: “Я бы попросила стать красавицей”, “А я - волшебный перстень, что повернуть и все что хочешь”, “А я собаку говорящую”, “А мне куколку живую, чтобы танцевать умела и петь”. “Шапку-невидимку, - выдыхает Роза, - одену и никто меня не найдет”). В начальной школе Роза наловчилась прятаться в туалете для мальчиков. Там ее никто и не думал разыскивать. Издалека до нее доносились звуки переполоха: “Розу не видели? Куда пропала! Сейчас наша очередь выступать! Ро-за-а!” Нет, она не была вредным ребенком и не боялась стоять на сцене актового зала, чтобы в свою очередь выразительно прогорланить свою часть “праздничного монтажа” - длинного стиха про школу, накромсанного кусками на весь класс. Просто в туалете было безлюдно да и куда как интереснее. Там на оконном стекле местами облупилась белая краска, получились крохотные окошки, через каждое видно небо, ветки деревьев и кусочки домов - монтаж мира. Бледно-голубые стены щедро оформлены иллюстрированными ругательствами в стихах и диалогами анонимных собеседников, типа “кто писал, тот козел!”, “ а кто читал, тот педарас” “сам ты педарас - сопли из глаз” и так далее, пока не закончится свободное пространство. Да и в конце концов, что страшного случится, если за Розу ее стих прочтет учительница, у нее даже лучше получится. К сожалению, никто больше не разделял ее мнения, а присущие ей причуды не добавляли популярности, и почти сразу на Розу прикрепился ярлычок “проблемного ребенка” со стороны педсостава. От статуса “классной дурочки” ее спасало только отсутствие свободных вакансий - в их первом “Б”, как и во всех прочих, уже была своя дурочка - Лена Зайцева, и даже дурачок был - Сережа Соколов, действительно личности во всех отношениях примечательные настолько, что Роза на их фоне блекла и почти сливалась с общей массой. Соколов, например, умел испражняться на заказ. Стоило учительнице поставить его за мелкие прегрешения в угол, как через минут пять оттуда начинал распространяться специфический запах. Сережу немедленно отправляли домой, чему он был рад и не скрывал этого. Помимо извлечения выгод, Соколов пользовался своим даром и в защитно-стратегических целях, поскольку маленький рост и тщедушная наружность делали его весьма привлекательным объектом для издевок. А Лена Зайцева... Впрочем, к дальнейшему повествованию Лена Зайцева никакого отношения не имеет, стоит ли про нее говорить... Ну, разве что для полноты картины. Лена Зайцева была простодушна до идиотизма. Самый красивый по общему мнению мальчик класса, (на языке учителей - лидер), Дима Богомолов подзывал ее, поманивая пальцем: 

- Зайцева! Иди сюда. 

Лена послушно приближалась. 

- Станцуй мне. 

Зайцева приподнималась на цыпочки и начинала ритмично размахивать ногами и руками, сипло аккомпанируя “лля-лля-ля ля-ля ля...” 

- Ну, хватит, - капризничал Богомолов, - это правда, что ты в меня влюблена? 

Ленка доверчиво кивала. 

- Ну и дура! - ржал Богомолов, и Зайцева радостно смеялась вместе с ним. 

“Действительно, дура, - размышляла наблюдавшая эту сцену Роза. - Только дура может любить Богомолова.” Богомолов был Розе враг и в этой связи к дальнейшему имеет самое непосредственное отношение. На первый взгляд - мальчик как мальчик, чернявый и большеглазый, был наделен странным чувством юмора и талантом вездесущности. Он абсолютно во всем видел смешные и оскорбительные стороны и умудрялся очутиться именно там, где его меньше всего хотели бы видеть. Полезет ли непоседливый Алеша Тишков (в простонародье - Тишка-мартышка) через прутья лестничных перил, зацепится штанами и порвет их буквально пополам - тотчас раздается злорадный смех Богомолова. Или же оступиться на ровном месте при подходе к школьному крыльцу неуклюжая Света Некрытова и ухнется в жидкую грязь - Богомолов тут как тут и корчится от хохота, словно резиновый. От него доставалось всем, и больше всех Розе. Дело в том, что фамилия Розы - Белая (родители, как водится, проявили оригинальность где не следовало), а Белой Розе совсем необязательно падать или расшибать себе нос о дверные косяки - ее фамилия служила неиссякаемым источником для богомоловских насмешек. Обидно, конечно, но школьная мудрость велит на дураков не обижаться, и Роза со временем научилась не реагировать на Богомолова, когда произошла для нее настоящая катастрофа - в моду вошли мексиканские сериалы. После триумфального шествия по экранам страны неуравновешенной и придурковатой тезки, уже никто в школе не проходил мимо Розы спокойно. На ней упражнялись в остроумии и зарабатывали недолгие школьные авторитеты. Роза вышла в лидеры школьного паноптикума. Ее в первую очередь демонстрировали новичкам («Во, эту девчонку Белая Роза зовут. Че ты ржешь, серьезно говорю!»), и только после вели в плотницкий закуток смотреть на Михаливаныча со стеклянным правым глазом и с гордостью представляли учительницу музыки, которая, будучи весом более ста двадцати килограммов, особенно замечательно смотрелась на своем крутящемся табурете. 

Роза, и ранее относившаяся к типу интровертов, за считанные месяцы окончательно замкнулась в себе. На все попытки пробиться к ней, от кого бы они ни исходили, она зажималась и молчала с угрюмой обреченностью. Вызывают к доске - молчит, спрашивают с места - молчит, как глухонемая, попросят карандаш - не реагирует. Встревоженные родители повели дочку к психологу, а затем к психиатру, где Роза добросовестно отмолчала положенные часы приема. Специалисты развели руками, написали в карточке “подростковый аутизм”, прописали успокоительные капли, (скорее для мамочки), и посоветовали оставить ребенка в покое, авось с возрастом пройдет. 

“Авось”, как водится, дал осечку. Вопреки ожиданиям, даже к двадцати двум годам, когда тягостное детство осталось далеко позади, Розе нисколько не полегчало. Родители смирились с тем, что ничего путнего из их дочери не получится. Надо же, а ведь в детстве была таким способным, незаурядным ребенком: читать начала в пять лет, прекрасно рисовала, выразительно декламировала, стоя на стуле перед гостями, и поражала проявлениями артистизма. Бабушка, царствие ей небесное, частенько говаривала: “Вот ведь как врет и не краснеет - артистка будет”. И куда все делось? Она с тринадцати лет даже не соврала ни разу, поскольку скрывать ей нечего, да и спрашивать о чем-либо бесполезно - все равно не ответит. Надо ли говорить, что со светлыми мечтами о тихой старости в окружении внуков родителям тоже пришлось расстаться. Да что внуки! Их несчастную дочь даже на работу устроить не представлялось возможным, поскольку любая деятельность подразумевает общение, а Роза, находясь среди людей, впадала в состояние тяжелого психологического дискомфорта, точно такое, которое любому из нас доводилось испытывать в нелепых ночных кошмарах, где осознаешь себе разгуливающим нагишом среди бела дня на оживленной улице. 

С большим трудом, используя старые связи, отцу удалось пристроить ее в хранилище Центральной библиотеки, в отдел философской литературы, такое место, куда нога человека не ступает. Всякое общение с внешним миром осуществлялось посредством сложной проволочной системы, по которой, как на фонекулере, приезжали к Розе ящики с листками-заказами. В ее задачу входило по алфавитно-цифровым шифрам отыскать заявленную книгу, вложить в нее полоску бумаги с датой выдачи, и отправить в читальный зал, приведя фонекулер в движение нажатием кнопки «пуск». Работу свою Роза не то чтобы любила, но находила в ней привлекательные стороны. Ей нравился особенный книжный запах и гулкая тишина хранилища, нравилось вынимать книгу из тесного ряда - на ее месте образуется узкая амбразура, словно выпавший зуб. Нравилось сдувать пыль невостребованности, легко касаясь, обтирать рукавом обложку, лаская тиснение букв, и посылать книгу на свидание с тем, кто нетерпеливо или неспешно откроет ее, проведет пальцем по оглавлению, пролистнет, отыскивая нужную страницу, а может быть, начнет читать с начала, жадно пробегая глазами по строчкам. Сама же Роза этих книг не читала, увязая с первых же строк в сложном тексте до гула в голове. Из-за чего проникалась к книгам еще большим уважением.

Успех с трудоустройством настолько вдохновил родителей Розы, что они решились на очередной шаг в сторону самостоятельного развития дочери и затеяли разъезд. Искали долго, пока подходящий вариант не удовлетворил всем требованиям. Комнатка в двухкомнатной квартире на Васильевском острове доставалась Розе со всей “обстановкой”, находилась недалеко от метро, и главное, во второй комнате уже лет пять никто не жил и, по уверению бывших хозяев, не собирался. 

Валентина Ивановна с первого же взгляда была очарована царившим здесь патриархальным уютом. На полу по основным маршрутам прежнего жильца пролегали разноцветные самовязанные “дорожки”. Самая длинная пересекала комнату по диагонали, начинаясь от двери, проходила под круглым столом, покрытым желтой бахромчатой скатертью, и оканчивалась у телевизора, увенчанного композицией из семи слонов. От нее ответвлялись две покороче, одна вела к диванчику у окна, другая к буфету, перекликаясь с ажурными белыми салфеточками на его темной поверхности. Словом, все весьма мило, помыть-подмести и можно жить. Пока мама суетилась с ведром и тряпкой, Роза подошла к окну, отогнула пыльную занавеску и замерла от восторга. Прямо от ее колен начиналась и убегала к горизонту во все стороны лоскутная многомерная панорама из сияющих на солнце крыш, ржавых козырьков, кирпичных дымоходных труб и телевизионных антенн, перемешанная с запыленной зеленью городских тополей. Вдалеке поблескивал тусклым золотом купол Иссакиевского собора, и горела, отражая солнце, Адмиралтейская игла. А выше - только низкое питерское небо, и вокруг ни души, как во сне. Впрочем, ближайший чердак не выглядел необитаемым, в глубине оконного проема просматривалась натянутая поперек веревка с линялыми лохмотьями, отдаленно напоминавшими предметы гардероба. 

Валентина Ивановна сполоснула тряпку, убрала ведро и с некоторым беспокойством оставила свою непутевую дочь одну до вечера. Едва за мамой захлопнулась дверь, Роза с жаром принялась за уборку. Первым делом выбросила всю “обстановку”. Добычей помойных баков стало убогое кресло и торшер с зеленым абажуром, туда же отправились колченогие стулья с обшарпанным столом и скатертью. Диван Роза вытаскивала в три приема, разобрав предварительно на части. Занавески перекочевали на помойку вместе с карнизом. Весь процесс занял часа четыре. Пришедшая вечером с готовым ужином мама застала Розу за отдиранием со стен обоев и ужаснулась. Еще утром милая и обжитая комната выглядела так, словно в ней пробушевал небольшой торнадо. Клочья бумаги свисали со стен и валялись серой грудой на полу. Голое окно нелепо подчеркивало ржавый пейзаж, а ее дочь, густо присыпанная побелкой, висела под потолком и с тупым упорством уничтожала последние признаки жилой обстановки. “Ну, ремонт так ремонт, - решила Валентина Ивановна и подключилась к трудовому процессу. 

Вечером на кухне пили чай. Белая ночь близилась к недолгому закату. Крыши погрузились в мягкие полутени, общую серо-коричневую цветовую гамму освежало темно-желтое пятно бывшей скатерти из комнаты Розы, преобразившейся в полог чердачного окна напротив. Порывы ветра раздували ткань как парус и трепали бахрому, что бередило в душе самые романтические ассоциации. Казалось, будто комната, как каюта корабля, плывет по железному океану, настолько бескрайнему, что не видна даже линия горизонта, только светлое небо с призрачной луной и редкими звездами. 

Валентина Ивановна полудремала, сомлев то ли от горячего чая, то ли от ощущения тихого счастья, заполнявшего ее сейчас до самой макушки. Неужели все это ей не сниться? И этот нежный вечер, и Роза, непривычно спокойная, домашняя и родная в этом стареньком халате, слегка распахнувшемся на груди. Господи, как же она вся хрупкая от острых коленок до кончика тонкого с благородной горбинкой носа: ключицы, как у цыпленка, длинная беззащитная шея, руки-веточки греет о чашку, пальцы почти прозрачные, розовеют от тепла. Бьется на виске сиреневая жилка, убегая под выбившуюся прядь. Она хоть и молчит как всегда, но уже не дичится, не смотрит затравленным зверем. Напряженная складка на лбу разгладилась, взгляд безмятежный и мягкий. Даст бог, все наладится, появится у Розочки круг общения, друзья, познакомится с приличным молодым человеком... 

Витавшая в облаках Валентина Ивановна была сдернута в реальность самым бесцеремонным образом: лунный диск перед ее глазами вдруг исчез, а в окне появилась косматая рожа, отдаленно напоминающая человеческое лицо. Валентина Ивановна уронила чашку и схватилась одной рукой за сердце, а другой в ужасе закрыла себе рот. Рожа смущенно откашлялась: 

- Я извиняюсь, дамочки. Не хотел вас пугать. Вы только сегодня въехали? А я буду сосед ваш, Савелич меня зовут. У меня просьба к вам. Если не сложно, вы ежели чего впредь выбрасывать надумаете, так выставляйте в окошко, а я прямо с крыши подберу. А то я сегодня снизу наверх ваше имущество таскать замучился, у меня все ж таки не апартаменты “люкс” - лифта нету! - с неожиданной злостью закончил Савелич и, галантным жестом приподняв обвислую шляпу, исчез. 

 

С ремонтом Роза управилась быстро - выкрасила стены в белый цвет и побелила потолок. Дощатый пол из традиционно коричневого превратился в небесно-синий. Родители пришли в ужас, но все попытки привнести уют в эту больницу для умалишенных Розой молчаливо, и от того не менее яростно, отвергались. Купленные мамой занавески в цветочек перекочевали к Савеличу, а трехрожковая люстра – на антресоли. В белой комнате сами собой нарушались законы пространства, в пустом окне замер железный пейзаж питерских крыш. Только изредка на крышу садились птицы, да прогуливался вечерами косматый Савелич в желтом пончо с бахромой, словно одинокий мексиканец в каменистой пустыне. В этой странной квартире Роза была единственной ломаной линией, сгустком жизни и центром мироздания, и только здесь Роза чувствовала себя защищенной. 

 

Жизнь вошла в накатанную колею. Роза разработала экономичный маршрут от дома до работы и обратно и практически никогда от него не уклонялась. И если бы не родительская забота, она, вероятнее всего, довела бы себя до физического истощения, поскольку аутизм скидок на продовольственные магазины не делает. Раз в неделю Валентина Ивановна заполняла холодильник, пополняла запасы мыла и спичек, варила огромную кастрюлю супа, но ко всем этим трогательным домашним хлопотам Роза оставалась абсолютно равнодушной. Помимо регулярных родительских визитов, два года никто и ничто не беспокоило ее. За это время Роза здорово преуспела с искусстве абстрагирования и фактически погрузилась в замысловатый сон, или, если так можно выразиться, в отсутствующее дремотное состояние. Дни сливались с ночами, сны с явью. Реальность воспринималась исключительно как набор ярких картинок - весеннее солнце дробиться в лужах, трусит лохматая собака, брюхо и кривые ноги заляпаны грязью, шерсть висит бурыми сосульками; или - эскалатор метро, белая ребристая труба, навстречу текут люди, впереди - низенькая женщина, сальные волосы сколоты шпилькой. Легко и незаметно скользила Роза сквозь жизнь, никем не востребованная, никому не интересная и этим по-своему счастливая. Ее дом, не крепость, а скорее одинокий корабль, приставший к необитаемому острову, заботливо скрывал Розу от постороннего внимания два блаженных года, пока однажды воскресным утром ее не разбудил настойчивый звонок в дверь. 

Такое случалось и раньше, старый звонок вдруг разражался тревожным звоном, оповещая Розу о визитерах. Кто звонил в ее дверь и по какой надобности, Роза никогда не интересовалась, зная по опыту, что у нее терпения больше, чем у кого бы то ни было, и самое большее минут через десять непрошенные гости удалятся. Но на этот раз испытанный прием не сработал – заливистый звон терзал уши минут двадцать и замолкать не собирался. Пришлось открыть. На пороге стояла неизвестная женщина лет шестидесяти с лицом неровным, как топографическая карта, и уходить не собиралась. 

- Здравствуйте, вы - Роза? А я Зоя Федоровна, ваша соседка. Я к вам уже четыре раза заходила, все никак застать не могла. А сегодня старушки у подъезда сказали, что вы дома, - топографическая карта разъехалась во множестве продольных полосок, что, должно быть, имитировало улыбку. Не переставая тарахтеть, незнакомка оттеснила Розу в глубь коридора. - Так я войду, я по делу к вам.

Зоя Федоровна с первого взгляда поняла, что перед ней за типаж. “Надо же, как метко ее старушки прозвали, недотыка и есть. Ну, и славненько!” 

Разместившись на кухонном табурете, новоявленная соседка излагала свои планы: комната ее лет десять как закрытая стоит, сдать бы ее. Вы, Розочка, конечно, не возражаете? а мне прибавок к пенсии... а то еле концы с концами свожу, так все дорого, так дорого; инвалидность у меня по сердцу, а лекарства какие дорогие, вы-то молодая еще, здоровая поди, не то что я, совсем старуха стала. И вам веселее будет, поселятся студенты какие-нибудь, песни будете петь под гитару. Студенты они всегда песни поют, такие выдумщики...! 

Роза остолбенела. Посторонний мир еще никогда не вламывался к ней так грубо. Вошел в женском обличье и в мгновение ока разнес в куски ее уютный защитный кокон. Кухня вдруг стала обшарпанной и коммунальной до самых кирпичей. Грязное оконное стекло, лучи света, а в них пыль роится столбом. Стена буро-желтая, неровная, гвоздь кривой торчит, след от полочки, синий. Раковина в пятнах ржавчины, вода капает уныло и методично. Женщина сидит в шапке и пальто, ботинки у нее в глине. 

- Ну, вы согласны, моя милая? (ишь, недотыка, рот разинула, дура-дурой, только слюни не пускает) Вот и чудненько. Я завтра в агентство позвоню, и дня через два придут комнату смотреть. Вы во сколько с работы приходите? В семь? Ну и замечательно. Значит на после семи я и договариваюсь. Я то уж не буду к вам бегать, беспокоить лишний раз. Вы уж сами покажите тут что как. Я ключи от своей комнаты оставлю. 

“Как такие идиоты выживают в наше время?” - недоумевала Зоя Федоровна, выходя на улицу. - “Расскажу Софочке, она ахнет.” 

 

Ночью приснился Розе странный сон. Будто ночь, и она бродит по старому кладбищу при Лавре со стеклянной банкой в руке, что-то собирает. Набрала не пойми чего чуть меньше половины. Луна в небе как большая ледышка, тусклая и бесформенная: не полная и не молодая. По залитой светом дорожке торопливо идет старая женщина. Розе надо скрыться. Она легко, почти не касаясь земли ногами, пробегает перед женщиной, нарочно пугая. Шуршит и извивается черная одежда. А на утро идет Роза в Лавру искать женщину и видит ее у входа в церковь, собирающую милостыню. Роза бросает ей монету, недолго мнется и входит внутрь. Поют заутреннюю. Много женщин в платках, свечи и древние иконы. У Розы голова не покрыта, и сперва ей хочется натянуть что-нибудь, чтобы не выделяться в толпе. Но потом становится безразлично, а безразличие сменяется злым и буйным весельем. 

“К большим переменам сон,” - решила Роза. 

 

Через две недели действительно начали приходить съемщики. Первой оказалась толстая тетка с бородавкой на носу, как у индийской танцовщицы. Она, тяжело дыша, ввалилась в квартиру, колыхаясь, прошла по коридору и толкнула дверь чужой комнаты. Деловито огляделась, Розе почудилось, будто кончик носа у посетительницы хищно шевельнулся. 

- Неплохо, очень неплохо. Вода горячая есть? А ванна? И рынок близко. Мне подходит. Я на рынке работаю. А с лифтом что? Сломался? Я еле забралась. Прямо никак не отдышаться. 

- Лифт и не будет работать, - сама себе удивилась Роза. - Там катушки какие-то украли на цветной металл. Жилконтора решила, что дешевле так оставить, чем новые покупать. 

- А, тогда мне это не подходит. Высоко больно забираться. 

Тетка тяжело загрохала вниз по лестнице, перила гудели под ее весом. Роза закрыла дверь и удивилась, как просто оказалось сопротивляться, и как легко достается победа. Внешний мир, как открылось вдруг, весь состоял из противоречий, и достаточно несколько изменить положение вещей, чтобы его хрупкое равновесие дрогнуло. 

На следующий день лифт Роза сломала сама. И результат снова оказался в ее пользу. Закрывая дверь за очередными посетителями, она упивалась сладостью своего маленького триумфа. 

Больше Роза не повторилась ни разу, несмотря на то, что желающих снять комнату было хоть отбавляй. Фактически каждый день кто-нибудь звонил в ее старенький звонок и через минут десять выходил разочарованным. Роза быстро поняла, что отпугнуть человека очень легко, достаточно любой бытовой мелочи, нужно только убедить посетителя в регулярности явления. Сработало даже отсутствие связи в виде телефона и телевизионной антенны. Бытовые напасти, усложняясь, требовали постановки и некоторого актерского мастерства. Супружескую пару пенсионного возраста, например, Роза встретила в отцовском рабочем комбинезоне, заляпанном вонючей канализационной жижей. Следом за ней со скрежетом волочился по полу пятиметровый жгут для прочистки труб. 

- Ой, как удачно вы зашли. Помогите мне, пожалуйста. Ничего сложного, просто ручку покрутите вот так. 

Пока престарелый интеллигент, опасаясь за свой костюм, крутил ручку, Роза энергично шуровала в недрах развороченной ванны и сетовала на алкашей водопроводчиков, гнилые трубы и наплевательство жилищной конторы. Больше этих милых и отзывчивых людей ей видеть не довелось. 

Другой раз идею подкинул теплый майский ливень. Роза забралась на чердак и опрокинула ведро как раз над комнатой соседки. Вид капающей с потолка воды в дряхлый тазик на полу безотказно подействовал на двух студентов, относящихся к разряду самых неприхотливых и, следовательно, наиболее опасных представителей человечества. 

Какое-то время суверенитет гарантировали бездомные кошки. Хватило одной сосиски, чтобы заманить на свой последний этаж драную черную особь. Кошки оказались сообразительными животными, по проложенной тропе потянулись остальные, и уже через неделю возле двери Розы паслась довольно многочисленная свора. Тощие и неимоверно грязные помойные кошки с воем вламывались вместе с очередными съемщиками и мгновенно рассредотачивались по квартире. Пока пришедшие опасливо перемещались из комнаты на кухню, кошки путались под ногами, шипели из углов, занимали вакантные места на коммунальной мебели. 

Опять же благодаря кошкам Роза расширила свой боевой арсенал коллекцией отпугивающих запахов, что открывало перед ней новые горизонты. Во-первых, лестница быстро пропахла кошатиной. Во-вторых, кулинарные пристрастия этих милых тварей были хоть и незатейливыми, но все-таки специфическими. Запах дешевой вареной рыбы сам по себе не приветствовался основной частью населения. А если к тому же ее пару дней перед употреблением подержать в теплом месте, то эффект получался сто процентный. Шедевром ближнего боя оказался продукт отечественной кулинарии под названием “вымя”. По бюджету не бил, стоил сущие копейки, у потенциальных жильцов мгновенно и бесповоротно отбивал всякое желание селиться рядом с Розой, а кошки питали к нему особое пристрастие. 

Но содержать кошачью армию оказалось занятием хлопотным. Помимо денежных затрат на корм и бесконечных уборок, приходилось мириться с ночными воплями, а для изгнания их за пределы жилой территории требовалась немало физических сил. 

Клин, как известно, вышибают клином. Вскоре Розе удалось заручиться доверием огромного бродячего пса. Он опасливо прокрался за сосиской в квартиру. Кошки за ним не последовали. Но как только щелкнул замок входной двери, пес почувствовал себя в ловушке и отчаянно заметался, опрокидывая стулья и громя все на своем пути. Он затих под кухонным столом за минуту до очередного звонка в дверь. Вошла симпатичная молодая семья с годовалым карапузом в коляске. Пока Роза суетилась, убирая следы катаклизма, родители внимательно осмотрели комнату и ванну. Остались довольны соседкой, видом из окна и достатком солнца. Приметили место для детской кроватки. А на кухне их ждал неприятный сюрприз. Завидя потенциальных врагов, пес напрягся и угрожающе зарычал. Из-под стола сверкали бешенством глаза, и белел внушительный оскал. 

- Это собачка моя, - елейно заворковала Роза. – Он, в общем-то, добрый, почти не кусается, и прекрасный сторож. Дружок, успокойся, это свои, - команда подкрепилась незаметным пинком в свалявшийся бок. “Дружок” взвыл и перешел на хрип. Он занял позицию вполоборота к Розе, готовый в любой момент вцепиться ей в ногу. 

- Что-то он сегодня не в настроении, - извинилась за своего питомца Роза.

Когда молодая симпатичная семья навсегда удалилась, Роза предприняла попытку выманить пса на лестницу. Но “Дружок” проявил интеллект и второй раз на одну и ту же удочку попадаться не пожелал. Тогда Роза не поскупилась, выложила сосисками дорожку от кухонного стола до входной двери и открыла ее настежь.

Сама вооружилась шваброй, залезла на стремянку напротив входа и затаилась. Кошки, караулившие снаружи, оживились, но входить не решались. Ждать пришлось не так долго. Примерно через полчаса пес выглянул из-за угла в коридор, судорожно заглатывая очередную сосиску. Не приметив ничего опасного, трясясь на полусогнутых лапах, потянулся за следующей. Довольно бойко он добрался до выхода, цапнул последнюю сосиску и бросился прочь, сметая с лестницы кошек. 

Больше экспериментов с животными Роза не ставила, ограничивалась имитациями. Ловким ходом стали густо расставленные в комнатах и коридоре мышеловки. (“Крысы, знаете ли, совсем замучили. Откуда только берутся в таком количестве?”). На молоденькую толстушку произвели неизгладимое впечатление яркие пятна зеленки на лице, руках и шее Розы. (“Это не заразное, не волнуйтесь. Это от клопов”). 

Расширяющееся поле деятельности требовало новых подручных средств. Роза открыла для себя городские свалки. Комбинируя свои трофеи, она добивалась эффектов любого уровня психологического воздействия. Респиратор, резиновые перчатки, пустой акваланг на спине, подведенная к нему трубочка и опрыскиватель - “Проходите, проходите. Я тараканов травлю, уже почти закончила”. Противогаз не нуждался в дополнениях - “Очередная утечка газа. А “аварийку” не дозваться.” Горы пустых бутылок заняли стенные шкафы - “Нет-нет, я бутылки не собираю. Только сдаю”. Колючая проволока на окнах снаружи - “Бомжи шарят с крыши. А на решетки и сигнализацию денег нет. Вот вы въедете, мы с вами сложимся и все установим”. 

Незаметно и методично разрушалась стерильность Розиной квартиры, а вместе с тем трансформировался весь ее мир. Роза создавала собственную новую эстетику. Корявые железяки, принесенные в дом, обретали самоценность. Из металлических сеток с туманным производственным прошлым вышел изумительный светильник, способный преломлять электрический свет в контрастную психоделическую нереальность. Замысловатая ржавая железяка, обмотанная колючей проволокой, стала бессмертным кактусом и заняла центральное место на подоконнике. Четыре пружины-рессоры, шланг от противогаза и круглое толстое стекло - журнальный столик-черепаха. Особенно ценной находкой оказался огромный кусок маскировочной сетки. После стирки Роза задрапировала им окно, более идеальной шторы для нового интерьера придумать было невозможно. 

Люди приходили и уходили, сами того не подозревая, становились ненадолго единственными адресатами, зрителями и участниками невиданного и неповторимого театрального действия. 

 

В октябре Розе нанесла очередной визит соседка. За истекшее время старушка немало поломала голову над постигающими ее неудачами. Сплошь и рядом она сталкивалась с примерами быстрого и не хлопотного обогащения в виде арендной платы, но на ее большую комнату в малонаселенной квартире в центре города за полгода никто не польстился. Подозревать в провокациях девчонку-недотыку ей и в голову не приходило. Зоя Федоровна позвонила в дверь неуютным воскресным утром, когда Роза, на ее счастье, совершенно не ждала посетителей. В заношенном халатике, еще половиной сознания находясь в полурастаявшем сне, Роза предстала перед своей соседкой точно такой же заспанной распустехой, как и в первую встречу. Схема визита повторилась один в один. Зоя Федоровна снова сидела на кухне в шапке и пальто, непрерывно тараторила. А Роза, дремотно погруженная в себя, по-прежнему ее не слушала. Только мысли занимали ее совершенно иные. Прошлой ночью она совершила давно планируемую вылазку на кладбище кораблей. На ее удачу погода была ясной, и почти полная луна нежно освещала ржавые остовы. Плеск воды, скрипы старых петель и гулкие шаги сливались в торжественный реквием. За каждой дверью ждал Розу замкнутый и покинутый людьми мир тяжелых и романтических будней, обрушивался, обволакивал, заполнял собой и щедро делился всем, что хранил. Благодаря продуманной экипировке, ей удалось набрать целый рюкзак полезнейшего хлама. Ныла содранная коленка и натруженная спина, горел прищемленный палец. А вся Роза была наполнена праздничным чувством удачливого кладоискателя. Среди находок в рюкзаке лежали настоящие корабельные часы и огромный красный вентиль. Роза мысленно примеряла его к трубе в ванной комнате, когда до нее дошел наконец смысл монолога Зои Федоровны. 

- Не удалось сдать, да и бог-то с ним. Даже к счастью. Мы с дочкой съезжаться решили. У нее однокомнатная, у меня однокомнатная, да здесь комната - хорошую квартиру выменяем. И тебе, милочка, спокойней, все ж не случайные люди с улицы, а постоянные жильцы появятся, законные. И не так страшно будет, как одной-то жить, и расходы пополам. Телефон установите, антенну проведете. Да и веселее с людьми-то. С людьми завсегда веселее. Вот я помню, когда еще девочкой была, жили мы на Петроградке в большой квартире, там нас девять штук детей было, все мал мала... 

“Нет, пожалуй, в ванне вентиль не поместится, громоздкий больно, а на кухне в самый раз. О, вот сюда и прикручу. Здесь от окна тень будет падать очень удачно. А насчет жильцов - это вы напрасно. Не поедет сюда никто”, - но вслух только согласно покивала головой. 

“Эх, еще бы синий раздобыть”,- вздыхала Роза, закрывая за соседкой дверь. 

 

Поток людей прервался примерно на месяц, а затем возобновился, но был количественно и качественно другим. Посетителей стало существенно меньше. Осматривали они комнату гораздо внимательнее. Простукивали стены. Подпрыгивали и вслушивались в скрип половиц. Придирчиво осматривали потолок. Касались батарей. Роза быстро смекнула, что ей тоже необходимо переходить на новый уровень. Примитивные трюки с лифтом, травлей тараканов и прочисткой труб не имели у новой категории граждан должного эффекта. Первые атаки удалось отбить мифом о злых бомжах, живущих на крыше, а на женщин по-прежнему безотказно действовала страшная перспектива стать кормом для клопов. Но было ясно, что здесь спустить все на тормозах не удастся, и главным козырем в игре должна стать она сама. За истекшие полгода Роза успела стать тонким знатоком людской психологии. Ни о чем не подозревающий чужак выдавал себя неосторожным словом, а иногда просто жестом. И Роза тотчас метко направленной фразой била по уязвимому месту. 

- Хорошо здесь, тихо, - нервная женщина лет сорока. - По мне, главное чтобы тихо было. Я сплю плохо. А вы как, семейством обзаводиться не планируете? 

Роза густо заливается краской: 

- Семейством - нет, а вот ... в общем... ну, вы понимаете... но это нескоро, еще месяцев семь... 

 

- А вы здесь одна проживаете? - пугливый господин с животиком. 

- Одна. Но скоро я переезжаю к маме. Родственный обмен. Ее второй муж через три месяца освобождается, и развод у них оформлен. А квартиру чего менять, если здесь комната есть. Но вы не волнуйтесь, у него статья несерьезная была, его даже права проживания в черте города не лишили. 

Правда, не все сходило гладко. Один раз Роза едва не дрогнула перед обаянием чудаковатого холостяка. Она встретила его как положено в защитно-боевой зеленой окраске. Но долговязый парень не отшатнулся, как ожидалось, а нагло заржал. 

- Что это с тобой, ветрянку подцепила? 

- Нет, это от клопов, - Роза не отходила от разработанной схемы. 

- Вот тундра, ты что других лекарств не знаешь? Кто же укусы зеленкой мажет? Человечество издревле борется с кровососущими насекомыми и достигло в данной области колоссальных успехов, уверяю тебя, - вещал он, проходя по коридору. Роза последовала за ним. 

- Достаточно обратиться в любую аптеку, и тебе предложат широкий выбор ядовитых мазей, вонючих жидкостей и едких растираний, - зашел в комнату и присвистнул. 

- Недурно. Здесь телефон есть? 

- Нету. 

- Тебе нужен? 

- Не-а. 

- Вот и хорошо, мне нужен на все двадцать четыре часа в сутки, дабы пропадать в сетях мировой паутины. А вообще, если тебя достали клопы, достаточно выбросить старую мебель, как то диваны, кресла, стулья, пуфики и лежанки. Ну-ка, что у тебя может служить отчим домом для врага? Ого, да ты дизайнер - высший класс. Первый раз вижу, чтобы клопы в железе жили. Видать, мутанты.

Здесь он обернулся к Розе и развел руками: 

- Да, герла, при таком раскладе аптека тебе не поможет. 

Напевая, прошел на кухню. Пришел в неподдельный восторг от торчащего в стене вентиля. 

- А “колючка” на окнах для уюта? 

- Это от бомжей, они с крыши проникают. 

- А я думал - интерьер. У меня есть светочувствительные датчики со звуковой сигнализацией. Установим. Запеленговав неприятеля, мудрая микросхема будет производить грозный и оглушительный рев. Всех распугаем, включая окрестных жителей. Слышь, а проволоку может оставим как есть, в декоративных целях? Тебя кстати как зовут? 

- Роза. 

- А фамилия, поди, Алая? 

- Белая. 

- Серьезно? – на утвердительный кивок парень выдал восхищенное «вау!». - Сама имя выбирала или родители постарались? Колоссально! По всему видать гениальных людей! А я банальный Шагалин Константин, или Череп, как меня зовут все нежно-любящие друзья. Из нас с тобой символистский натюрморт получится. 

Константин заглянул в стенной шкафчик и снова присвистнул: 

- Насчет тундры был не прав, беру свои слова обратно. Судя по обстановке, наряду с зеленкой в качестве лекарственных средств активно используется водка. По-своему, весьма мудро! 

Впервые за минувший год Розе стало стыдно. Но сдаваться практически без боя она не собиралась. Хотя и плохо себе представляла, что предпринимать дальше. Похоже, что невозмутимого Черепа в этой жизни устраивало абсолютно все. 

Распрощавшись с кандидатом в соседи “до завтра”, Роза отправилась на барахолку. Под унылым синим навесом стояли ряды раскладушек с разноцветным и дурно пахнущим тряпьем. Она долго толклась среди людей, перебирала старые вещи, выкапывая самые яркие и непотребные. Дома перестирала, развесила на веревочке в кухне и ужаснулась. Новый план был выразителен и безусловно вел к успеху, но Роза впервые не была уверена, что хочет избавиться от нового соседа. 

Вечером следующего дня Черепу открыла дверь размалеванная девица недвусмысленной профессии, в которой смутно угадывалась его вчерашняя знакомая. 

- Вы надолго? А то мне через полчаса уйти надо. 

- Боже мой, - всплеснул руками Череп. - Белая Роза на панели! Все символисты в гробу перевернутся, - он вошел в коридор, плюхнул на пол рюкзак и начал распутывать шнурок. 

- А вот Достоевский был бы просрамлен, - патетически продолжал Константин, - Описывая ужасы городского “дна” он дальше сырых подвалов и Сонечки Мармеладовой не пошел, переборщить боялся или фантазии не хватило. А тут тебе и Карлсоны-гангстеры, и клопы-мутанты и юная путана-алкоголичка. В любом случае, до тебя ему как до Парижа. Это ты против меня так настроена или вообще? 

- Вообще, - созналась Роза. 

- И на том спасибо. Ну, бомжи-то хоть настоящие, а то я сигнализацию приволок. 

- Нет бомжей, - Роза стала пунцовой настолько, что даже толстый слой пудры не мог этого скрыть, - то есть, есть один, но он не агрессивный. 

Константин в очередной раз проявил себя как человек мудрый. Он ушел, заверив Розу, что соседке не выдаст и в ее квартиру не вселится. Оставил свой номер телефона на случай, если “враги перестанут быть виртуальными”. 

 

Прошло еще полгода, прежде чем Зоя Федоровна снова занервничала. Она посовещалась с дочкой, и было решено комнату продавать. О чем Роза была своевременно поставлена в известность. Обстоятельства снова переменились. Враг стал профессионально подготовленным, но и Роза уже не была дилетантом. 

Теперь людей приводил энергичный молодой человек по имени Владислав - агент по недвижимости. 

На “зеленую” Розу он смотрел как на слабую умом дурочку, Роза-проститутка вызвала у него недоумение, а после демонстрации полномасштабной травли насекомых он насторожился. 

- Слышь, артистка, кончай мне бизнес портить! Ты что тараканов в выходные потравить не можешь? 

На что Роза не без злорадства обещала - тараканов больше не будет. Пачку густого томатного сока Роза щедро разлила на лестничной площадке. В порыве вдохновения, она умело изобразила капли, лужицы и брызги. Потом поколебалась и, обмакнув в пакет руку, провела долгий жирный след на своей двери. Новоприведенные зрители были близки к инфаркту, когда перепуганная девушка забилась в истерике у них на руках, цеплялась за них у двери и умоляла не бросать ее одну хотя бы сегодня. 

Фокус оказался настолько великолепен, что Роза, обнаглев, провернула его три раза подряд. 

- Ты что, принцесса, лестницу помыть не можешь? - шипел агент за спиной очередного, безнадежно потерянного, клиента. 

- Я крови до смерти боюсь, - блеяла Роза. - Как увижу кровь, в обморок падаю. Меня из-за этого в мединститут не приняли. 

- Медичка, твою мать... Птьфу! 

Как-то среди ночи Розу разбудили странные звуки. Ей снилась какая-то бытовая чушь про лопнувшие на чердаке трубы парового отопления. Вода капала с потолка, стекала по стенам и скапливалась в лужи на полу. Роза подставляла под струи тазики, кастрюли и миски, вычерпывала совком. Глубокая посуда закончилась и вход уже пошли чашки, когда появились водопроводчики, одетые почему-то в зелено-коричневые масхалаты и очки ночного видения. Вместо положенного по статусу ящика с инструментами и разводного ключа у одного из них болтался на боку кожаный шаманский бубен с резной колотушкой. Он ударил в бубен и затянул гортанную песню без слов, тяжело топая, пошел по кругу, лениво подпрыгивая в такт Его напарник громыхнул жестяной банкой из-под пива, наполненной мелкими камешками, выкрикнул «Хой!» и двинулся следом. Как ни странно, но эффект сказался сразу – бодрая до того капель удивленно замедлилась. А камлание, напротив, стремительно набирало темп. Колотушка в руках главного двигалась все быстрее, самодельная марокасса тряслась в бешеном темпе. Водопроводчики, убыстряя ритм, с гиканьем и топотом скакали по комнате, опрокидывая тазы и пиная кастрюли. Роза испуганно вжалась в угол и закрыла уши руками, перед ее глазами мелькали бурые края халатов и проносились грязные башмаки, выламываясь в невероятных балетных па. Роза закричала и проснулась. Слава богу, все в порядке. Нет никакой протечки, и водопроводчики исчезли бесследно. Впрочем, не совсем бесследно. Через открытое окно в комнату врывался саундтрек прерванного сна: топот, грохот и разудалые возгласы. Там, размахивая как крыльями грязно-желтым пончо с поредевшей бахромой, танцевал Савелич. Бородатое лицо его, в лунном свете неестественно бледное с темными кругами запавших глазниц, решительно ничего не выражало. Он попеременно вздергивал конечности, словно марионетка в руках сумасшедшего кукловода, и неуклюже подскакивал на полусогнутых ногах. На поверхности крыши, повторяя каждое движение, кривлялась и корежилась его тень. Савелич был пьян в дупель. «С ума сойти можно, - вздохнула Роза. – Жаль, нельзя его в союзники привлечь, такой талант пропадает. А впрочем, почему нельзя? Попробовать можно…» 

Роза, как любой рыбак, начала с прикормки, выставляя каждое утро за окно кастрюльку с борщом. Савелич борщ съедал, а кастрюльку вежливо оставлял на прежнем месте. К хорошей жизни сосед привык быстро и был несказанно удивлен, не найдя однажды на привычном месте завтрака. Он смущенно завозился под окно, вежливо покашлял и легонечко постучал в стекло. 

- Прошу прощения, уважаемая, тут давеча, как водится, кастрюлька стояла, а сегодня вы о ней, по-видимости, запамятовали... Иль случилось чего? - участливый тон звучал фальшиво, неважнецкий был из Савелича актер, но Роза с ним в Станиславского играть не собиралась. Она театрально всплеснула руками и зачастила бабьим речитативом: 

- Случилось, Савелич, случилось! Ничего не успеваю, даже в магазин не выйти. Не дом, а проходной двор какой-то. Ходят и ходят, ходят и ходят. Полы пачкают. И все им показывай-рассказывай по часу каждому... 

- Кто ходит-то? - Савелич встревожился вполне натурально. 

- Жильцы новые ходят. Соседи комнату продают. И до чего же въедливых покупатей подыскали: те уже четыре раза приходили, все трубы и стены обстучали, а сегодня хотят крышу смотреть на предмет протечек... 

Савелич бросил на Розу затравленный взгляд. 

- А, это, как его, нельзя отменить?

- Что отменить? 

- Ну, отменить. Это. Предмет протечек, а? 

- Каких протечек? 

- Ну, да, понимаю... А может жильцов отменить? Зачем нам жильцы? Без них, как-то, вроде, спокойнее... А? - был бы у Савелича хвост, он бы им сейчас заискивающе помахивал, разметая веером песок и осенние листья. Роза проглотила смех и продолжила комедию: 

- Как отменить жильцов? Вы что же имеете в виду? С крыши сбросить?! 

- Зачем же с крыши, - испугался Савелич. - Не надо с крыши. Надо, чтобы сами не полезли. 

И изложил дурехе свой план, простой в исполнении и эффективный в действии. 

Подготовка и предварительная репетиция заняли полчаса. Когда в дверь очередной раз позвонили, Роза распахнула окно и кинула в сторону Савелича камешек. Он выглянул, важно поднял ладонь, дескать, не волнуйся, уважаемая, все под контролем и, пятясь задом, поволок на крышу громоздкое кресло, производя невероятный грохот. 

На этот грохот и потянулись первым делом очередные клиенты. На глазах у онемевшей публики Савелич неторопливо установил кресло напротив Розиного окна, вальяжно развалился, словно в шезлонге, закурил засаленную папироску и приветливо помахал рукой зрителям. 

- Это сосед наш, Василий Савельевич. Он тут солнечные ванны принимает, - прокомментировала Роза. 

- Всегда принимает? 

- Нет, что вы. Только когда погода хорошая. Да вы не волнуйтесь, он, в отличие от прочих, мирный. 

- А-а, что, еще и прочие бывают? 

Роза нервно поежилась и покосилась на агента, что не могло остаться незамеченным. 

- Я вообще говорю. Об этой категории граждан, - промямлила она, потупившись. 

Владислав с трудом справлялся с душившей его злобой. 

- Комнату и общее пользование посмотреть не желаете, - прохрипел он и бросил на взгляд Розу дрессированного тигра. Вся процессия двинулась за ним. Савелич тоже резво покинул кресло и затаился под кухонным окном. 

Клиенты остались довольны комнатой, а просмотр кухни Савелич сорвал окончательно. Он выставил в форточку локоть и попытался просунуть косматую голову. Оставив напрасные попытки, залихватски гаркнул: 

- Эй, соседушка! Не нальешь старику водички попить? Уж больно сегодня жарко. 

Пока Роза наполняла стакан, Савелич светски болтал о погоде, нисколько не смущаясь каменным молчанием собеседников. Проглотив воду, он протянул в форточку стакан и по-отечески погрозил клиентам пальцем: 

- Вы тут девчушку мою не обижайте. Не смотрите, что она одна проживает. За нее есть кому вступиться. Она мне заместо дочери, понятно? Я за нее кому угодно ноги повыдергиваю! 

Последняя фраза была несанкционированной импровизацией, содержащей тонкую лесть и рассчитанной, как минимум, на порцию борща. Роза оценила ее по достоинству. 

Вечером она готовила ужин, сводя с ума Савелича запахом жаренного мяса и специй. Он топтался под окнами, сглатывал слюну и ворчал безостановочно: 

- Да ладно, что ты там укладываешь рядочками? Вали в кучу, лишь бы пообильнее да побыстрее. 

- Мне вилка не нужна, я ложкой сподручнее... И ножа не надо, барство одно! 

- Хлеб можно потолще резать, я люблю, когда хлеб ломтистей... 

- Мне картошечки побольше, и подливочки погуще, погуще! 

А когда увидел, как Роза, наполнив высокий стакан вишневым соком, бросает туда три кубика льда, буквально онемел. 

Накрывали к ужину прямо на крыше. Когда все было расставлено, Савеличу показалось, будто у него под ногами расстелили скатерть-самобранку. Фарфоровые тарелки, стыдливо белевшие на ржавчине крыши, многоцветное блюдо с фруктами и помидоры, щедро посыпанные зеленью, составляли натюрморт, достойный кисти футуриста. Роза протянула стакан с соком Савеличу и легонько прикоснулась своим: 

- За удачу! 

- За содружество! - важно изрек Савелич. 

 

Савелич оказался прирожденным импровизатором. В дождливую погоду, когда солнечные ванны могли выглядеть подозрительно, он гремел под окнами Розы обшарпанным ведром, просил водицы или же протягивал в форточку ржавую консервную банку, бывшую в его хозяйстве солонкой. Но любимой репризой стал “поход за спичками”. 

Роза (сварливо, демонстративно не глядя на протянутую в форточку грязную руку): Спичек не дам. Знаю я тебя, устроишь пожар, кто тушить будет? Снова я? 

Савелич (жалостливо, требовательно помахивая рукой): Ну, как же без горяченького. У меня же язва может случиться. Спичек что ли тебе жалко?! 

Роза: Спичек не жалко, дом жалко. Я, в некотором роде, здесь проживаю. 

(Обращаясь к зрителям) Каждый раз одно и тоже: просит спички, что-то там кулинарит, засыпает по-пьяни и горит. А я потом бегаю по крыше с ведрами. (Громко, Савеличу) Опять ведь сгорит твое хозяйство! 

Савелич: Сгорит, да и черт-то с ним! Такого хозяйства в окрестностях полные помойки. Нового наберу. Дай спичек, а? Во так надо! Я колбаской разжился, а она не слишком свежая, поджарить надо. (С надрывом) Отравлюсь ведь я! Ну, что ты за девка такая бессердечная? (Распаляясь, трясет раму) Человек рядом помереть готов, а тебе плевать! (Кричит зрителям, просунув бороду в форточку) Не подселяйтесь к ней, люди добрые! Она сущая ведьма! Ей что человек, что таракан - все едино! Меня со свету сживет, вас отравит... 

Роза (устало): Ладно, Савелич. Неси сюда свою колбаску, сама поджарю. 

Савелич радостно исчезает, возвращается с засаленным свертком. Передает его Розе в форточку. 

Роза (возмущенно): Фу, Савелич она же тухлая совсем! Ты с ума сошел, это же есть нельзя! 

Савелич: Скажи, какая барыня нашлась на нашей крыше! Колбаска почти свежая! С одного бока только зеленая! Нечего меня перед людями позорить! Не хочешь жарить, так и скажи. Я и сам могу, не велика премудрость. Спичек дай! 

Реприза имела кольцевую композицию и с данного месте могла играться с начала для особо несообразительных. Таких, правда, ни разу не попадалось. 

 

Зоя Федоровна появилась в рамках установившегося графика, через полгода. Она скорбно вздыхала, жаловалась на жизнь, здоровье и невезение, деликатно опуская подробности недавнего разговора с агентом, который категорически отказался заниматься ее “вариантом”. “Комнату вашу продать не сложно, сложно дураков найти, которые там жить захотят.” Тут-то Зою Федоровну и осенило, где дураков искать надо. 

- Уж и цену за комнату мы снизили до минимума, дешевле уже просто даром отдавать. Никто сюда ехать не хочет. Говорят, район криминальный, телефона нет и условия антисанитарные. Вот мы с дочкой подумали и решили с тобой поговорить. Ты здесь как-то уживаешься, может, купишь комнату мою? Будет у тебя отдельная квартира, дверь поставишь железную, решетки на окна, обои поклеишь и заживешь, как королева. Мы-то с дочкой уже съехались. А если комнату продадим, то и на старость кое-что останется. 

Роза обещала подумать. 

 

Кое-как родители Розы наскребли положенную сумму - влезли в долги и продали свой старенький “Москвич”. Розу снова оставили в покое. Никаких звонков, посетителей и заморочек. Но прежнего умиротворения не было. Тишина давила и угнетала. Роза, терзаемая одиночеством, впервые в жизни впадала в депрессию. Возможно, что все могло бы закончиться довольно грустно где-нибудь за укрепленными стенами психо-неврологической клиники. Спасение пришло, откуда не ждали. Однажды в дверь позвонили. Роза кинулась открывать. На пороге стоял агент Владислав с незнакомым громилой. “Грабить пришли”, - истерично пискнул внутренний голос. Громила счастливо улыбался и протягивал коробку с тортом. “Неужели, снова квартиру покупать?” 

- Привет, артистка. Ты извини, что без предупреждения ввалились, но до тебя же не дозвониться. Я человека привел, у него до тебя нужда есть. Колян, излагай. 

Николай оказался режиссером с телевидения. Задумывалась новая молодежная программа, и он с ног сбился, разыскивая яркую творческую личность с нестандартным подходом к жизни и врожденным артистизмом. 

- Тут я про тебя вспомнил. Описал подробно и тебя, и выходки твои. Такую артистку ни в одном институте не воспитать. Ой, Колян, вместе с Савеличем ее бери, с бомжом местным! Они на двоих такую клоунаду устроят, куда там Штепсель с Тарапунькой! Так что ты меня не поводи перед корешем, соглашайся. Да и должок за тобой, ведь я тебе комнату за сущие копейки обеспечил! 

(c)Аделаида

Страница Аделаиды на Самиздате Мошкова