Наум Басовский - КВАРТЕТ

https://www.sunround.com/club/22/148_basov.htm

Наум Басовский

КВАРТЕТ

Я сам себе объяснить не могу,

откуда пришли они,

как появились в моём мозгу

прожекторные огни.

Я вижу как бы сквозь мелкий дождь,

сколько хватает глаз,

убитый тысячами подошв

серый лагерный плац.

А на скрещении тех огней,

тех беспощадных лучей -

словно бы сцена, и на ней

четверо скрипачей.

Что они делают в этом аду,

где звуки - лишь плач и крик?

Неужто с лагерным бытом в ладу

Моцарт или же Григ?

Концертных залов забыт уют -

облик войны суров.

И всё-таки инструменты поют

в свете прожекторов!

И штурмбанфюрер с помоста глядит

на тех, кто играет внизу,

и, позабыв про воинский вид,

не утирает слезу.

Он горд - это он обнаружил их,

известней которых нет.

Сперва случайно нашёл двоих

и создал из них дуэт.

Потом уже прицельно искал,

сомнения поборов,

и вот ещё двоих обласкал

признанных мастеров.

Для них сказал он: - Да будет свет! -

в мире, что брошен во тьму.

Четыре гения! И квартет

принадлежит ему!

Их привезли из разных земель

и поместили в аду.

Первым Лазар покинул Брюссель

в сороковом году.

Из Вены Йозеф, из Праги Давид,

из Ленинграда Абрам,

и каждый немыслимо был знаменит

там, где жил, и не только там.

А тут, чтоб их бытие пресечь,

нужны были только срок,

холод, голод, болезнь - и печь:

такой рутинный итог.

А штурмбанфюрер прибавил паёк,

вселил в утеплённый барак,

дал инструменты - в общем, помог

выпрямиться кое-как.

Они послушны: что босс велит,

играют почти с листа.

А босс - любитель и эрудит -

знает людей и места,

где ещё сохраняются в тишине

коллекции редких нот,

где и сейчас, вопреки войне,

шедевр ценителя ждёт.

Гармония, правда, чуть-чуть не та -

басовой основы нет:

всё же две скрипки и два альта

не создают квартет.

Но в том и приманка для знатока,

изыска тонкий тайник:

на всей планете наверняка

такой состав не возник.

Они закончили. Босс молчит

несколько долгих минут,

ладонью потом о ладонь стучит

и произносит: - Гут!

И продолжает, как дирижёр,

подняв изящную трость:

- Через неделю к нам в Собибор

приедет высокий гость -

сам группенфюрер; он меломан,

любит старинный лад;

в лагере невозможен орган,

но квартету он будет рад.

Делаем так: Букстехуде, Бём,

а на закуску Бах.

Итак, работайте ночью и днём,

за совесть, а не за страх.

2.

Комендатура, конечно, не зал,

но сойдёт за салон.

Группенфюрер, прикрыв глаза,

в музыку погружён.

Программа исполнена. Он рукой

подзывает к себе квартет:

- А что, мастера, красоты такой

в еврейской музыке нет?

А ну-ка сыграйте мне на заказ,

чего не играли давно.

Я знаю - наверняка у вас

что-то припасено!

Паузу резко прервал Давид -

решенье пришло само:

- Деи Росси л'Эбрео сейчас прозвучит,

"А ширим ашер ли-Шломо".

И вот две скрипки и два альта

стали играть хорал,

и в нём такая была красота,

которой никто не знал -

ни тот, знаток, ни тот, меломан,

тем паче никто другой, -

но все понимали: тает обман

при встрече с правдой нагой.

Пели скрипки и пели альты

то, что не пелось давно.

Мелодия шла с такой высоты,

где и дышать мудрено.

И говорил семнадцатый век,

в двадцатом веке звуча,

о том, как давно презрел человек

ничтожество палача.

В хорале, который уже не забыть,

читалась простая суть -

что тот, кто тело может убить,

душе не страшен ничуть.

Последний аккорд.

Спокойный поклон.

Как на сцене, стоит квартет,

словно не было войн, и зон,

и всех беспощадных лет,

и только музыки торжество,

и жизнь победила мор,

и группенфюрер молчит мертво

и мёртво глядит в упор.

Потом встаёт, элегантен, сед,

глаза - два осколка льда:

- Концерт окончен. А этих - нет

и не было никогда.

И выходит, отбросив стул,

своей охраной храним,

и штурмбанфюрер вдруг стал сутул

и молча пошёл за ним.

А скрипачи побрели гуськом

в свой утеплённый барак,

и каждый не мог не думать о том,

что завтра - конечный мрак.

Но в те же сутки, как Божий гнев,

была бомбёжка в ночи,

и штурмбанфюрер погиб, не успев

артистов пригнать к печи.

3.

В Швейцарии есть городок Роттервиль,

в городке старинный собор.

Красив его благородный шпиль

на фоне далёких гор.

Собор акустикой знаменит

и ещё органом своим,

и светская музыка тут звучит

раз в неделю по выходным.

Событие семидесятых лет

живёт в афишной строке:

всемирно известный Венский квартет

даёт концерт в городке.

В программе - классики разных стран

и новое есть письмо:

Ма'аяни - фрагменты поэм "Кумран"

и "А ширим ашер ли-Шломо".

И была эта музыка так свежа,

словно грозы гуляли здесь,

и объём от органа до витража

переполнен озоном весь,

и была в том лёгкая, что ли, печаль

о чём-то небесном таком,

что в суете мы теряем, а жаль,

и только мечтаем тайком…

К тому, кто первую скрипку играл,

подошёл в антракте старик -

сед, элегантен: - Последний хорал

воистину был велик!

Могу ошибаться - поправьте меня,

я был бы ошибке рад, -

но нечто похожее слышал я

лет тридцать тому назад.

- Вы не ошиблись, - он слышит в ответ

словно бы залпа гром. -

Похожее вам играл квартет

в лагере, в сорок втором.

- Не понимаю. - Мой вам совет:

не торопите года.

Ведь я из тех, которых нет

и не было никогда.

Вы позабыли свои слова,

свою прощальную речь,

которая нас превращала в дрова

и направляла в печь.

За эти слова суди вас Бог -

я прочно запомнил их,

я, единственный из четырёх,

оставшийся ныне в живых.

Глаза зажглись ледяным огнём,

застыло лицо старика

и проступили резко на нём

два каменных желвака:

- Вы других не стоите слов,

и если хотите знать,

я стар, но и сегодня готов

их повторить опять.

Увы, сегодня такой приказ -

не во власти моей,

но уверяю, настанет час,

чтоб возродиться ей!

Не совершу я особый грех,

тот повторив приказ:

немец, француз, и швед, и грек -

равно не любят вас.

А если Европа вам не указ,

то под сводом иных небес

точно так же не любят вас

индиец, араб и перс.

- Вы правы, - устало сказал скрипач, -

на это не возразишь.

Так что ж мне, палач, ложись и плачь?

Или - живи, как мышь?

Нет! Тысячелетий неспешный бег

мне твердит о своём:

сотни народов исчезли навек,

а мы, евреи, живём.

Задайте вопрос, почему же так,

и дайте честный ответ:

десятки империй ушли во мрак,

а мы, гонимые, - нет.

И то, что сегодня узнали вы,

легло на тот же мотив:

ваши вожди тридцать лет мертвы,

а я, вопреки им, - жив.

И музыка из невозможной страны

звучит в свободной стране,

и, слушая, люди понять должны,

на чьей Господь стороне.

А мы - мы знаем, что с нами Он,

Его негаснущий свет;

мы записали Его Закон,

выше которого нет.

А музыка… Что же, в ней красота,

служу ей, покуда жив.

И всё. На свои вернёмся места -

кончается перерыв.

***