ЖИЗНЬ НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ

   ЖИЗНЬ НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ

   Сто один год. Это много или мало? Моя бабушка Ева прожила столько. Много или мало зависит от того, какую жизнь прожил. Иногда она возносит человека, вернее человек возносит себя до таких высот, что его не видно. Не видно даже, куда он пропадает. А иной не может вознести себя и топчется у подножья. Облизывается, а вскарабкаться - не в силах.

Баба Ева на войне моталась: стреляла, рубила. Лихо было. Немало подсекла. Немало обездоленных баб с ребятишками оставила. За символ на будёновке билась. Рассекалась кровь на капли, а они, как бусинки янтаря на солнце блестели. Забирала их душа, а куда уносила, Ева не думала. Не раз жуть её сердце в пятки затягивала, да выносил скакунок, сам не раз порубленный. Знала. Спиной повернешься – лицом в землю уткнешься. В гражданскую войну по степи, балкам шастала. В Отечественную под Берлином была, а после возвратилась домой.

   Глянула, всплеснула руками и охнула. Раньше разгром наводила, а теперь порядок чинить нужно. Печка отдельно, крыша на огороде валяется, стены – груда камней. Нарубилась, настрелялась, а тут и дед Митька вернулся, выхватила война кусок лытки на ноге, да ноги не руки, взялись за топоры и пилы. Дело оказалось не легким, война руки к другому приучила, но хату подняли. С матюками и самогоном.

   Вечером дед гармошку, Ева в пляс.

Посельчане гурьбой к их дому. Расшевелили посёлок, то на земле лежал, как бездыханный, а теперь подниматься стал и сил набираться. Ожили заросшие бурьяном меловые бугры, у подножья которых он располагался, зазвенела кирка, отваливая огромный камень, затрещали спины, во весь рост с четверенек встать нелегко, пот водопадом хлынул, рвали жилы кони, храпели, морды белой пеной покрывались. Где конь не брал, быка припрягали, если бык не тянул, мужики и бабы налегали.

   Казалось, что, если на войне не полегли, то тут поляжем. Да не тут – то было. Песней Евы взрывались: ой ты, Русь, Русь великая. Летела песня, кружила и над буграми, и над шляхом, и в степь улетала, и неслышно было ни стука топоров, ни визг пил… Одна песня. Выпускала душа холод, набранный войной, теплом наполнялась, в распыл окопная усталость пошла. Не чудо вершилось, не волшебство, а бабий, да мужицкий труд.

   После войны много времени прошло, Митьку и Еву с собой в дорогу прихватило. А жизнь шла, да не такая, как думали. Строить – строили, а потом латать начали, а когда латки уже негде стало ставить, грянула перестройка. Подсел посёлок, а вместе с ним и посельчане. Думали, что и песня развалиться, а она из пра, пра…прадедовских времён: крепко сшита, да ловко скроена - всё летит, всё ищет, в каком уголке её Русь пристроит.