Беларусь: революция превращается в карнавал

Смотрю я на белорусов и делаю рука-лицо. Свержение власти вы организовали правильно, по фэншую: шариками махали, карателей обнимали, цветочки им дарили, «Мы хотим перемен» хором пели, толпами по улицам гуляли, «Уходи, уходи!» дружно скандировали. Даже жопы свои фиолетовые, дубинками в гестпао отбитые, фоткали и в телеграмах выкладывали и лайкали. А диктатор как сидел на троне, так и сидит.  Да шош такое-то? Да кто бы мог подумать, что он не захочет уходить несмотря на все ваши флешмобы и дизлайки?

Так обделаться в абсолютно беспроигрышной ситуации – это надо очень постараться. Переходящее знамя самой беспомощной революции уже едет к вам через океан из Венесуэлы. А пока оно едет, я объясню умным людям (надеюсь, таковые есть среди граждан РБ), почему так происходит. Революционная ситуация в РБ налицо: как чеканно определил классик, верхи не могут управлять как прежде, низы не хотят как прежде жить. Но для того, чтобы революционная ситуация переросла в полноценную революцию, нужно сочетание трех конкретных факторов по определению другого классика:

- системный фактор;
- фактор условий;
- субъектный фактор.

Очень доступно разжевываю. Системный фактор определяет кризисное состояние социально-экономической модели общества, которое можно выразить тремя словами – она себя исчерпала. Это та самая революционная ситуация, когда верхи не могут, а низы не хотят. В Белоруссии системный фактор налицо, революционная ситуация созрела стремительно (май-июль сего года) и необратимо.

Но сам генезис революционной ситуации из потенциальной вероятности в реальную политику, захватывающую массы, становится возможным только в определенных условиях, будь то экономический, финансовый, экологический, династический, этнический, внешнеполитический, гуманитарный  или иной кризис (пандемийный – тоже сойдет), война, крупная техногенная катастрофа – любой крайне неблагоприятный для правящего режима фон, который обостряет, выводит наружу скрытые общественные противоречия.

Например, первые две русские революции происходили на фоне непопулярных в обществе войн. Сами по себе неблагоприятные условия не приводят к революции, если нет системного кризиса, который делает невозможным их разрешение в рамках существующей парадигмы развития, исчерпавшей себя. Скажем, усталость от войны в 1917 г. во Франции была ничуть не меньше, чем в России. Но революции во Франции не произошло, поскольку системного кризиса не наблюдалось. Локальные бунты в армии случались, но к политическому гражданскому конфликту они не приводили.

Революционные условия в Белоруссии сложились, как нельзя удачно – экономическая экономическая стагнация уверенно переходит в спад, внешнепалитическая напряженность в конце прошлого года приобрела характер холодной войны, фактически «старший брат» пытался отаншлюсить Беларусь, пусть и не очень настойчиво. Коронакризис подбросил дровишек в огонь народного недовольства. На все это наложилась электоральная усталость от бессменного рулевого. И если раньше эта усталость приводила к политическому аболюционизму – нежеланию проявлять какую-либо активность в избирательном спектакле, то в этот раз эффект был прямо противоположными.

Итак, кризис системы порождает общественные противоречия, они под воздействием условий приводят к революционной ситуации, в ходе которой широкие массы выходят из дремы и вовлекаются в политический конфликт. Но сам конфликт, в какой бы острой форме он не проявлялся – это еще не революция. Массовое недовольство может иметь форму бунта, мятежа, погромов, беспорядков, саботажа, хаоса, волнений. Но в революцию революционная ситуация перерастает только тогда, когда возникает политический субъект, реализующий запрос масс на перемены. Не важно, в какой форме этот субъект себя проявляет – это может быть партия или партийная коалиция, общественно-политическое образование, социальное движение, династическая группировка, военная хунта, олигархический клан, сетевая или иерархическая структура. Этот субъект мог существовать задолго до революции или возникнуть в ее ходе. Значение имеет только одно – этот субъект претендует на власть. Не на участие во власти, а именно на всю полноту власти.

И вот здесь мы наблюдаем чудовищный по масштабам провал. Гражданское общество не только не смогло (по крайней мере пока) сгенерировать политический субъект, но оно почему-то свято убеждено, что этот субъект не нужен. Рационально это объяснить невозможно. Мы имеем дело с массовой и довольно распространенной фобией – страхом ответственности – гипенгиофобией, свойственной незрелым обществам.
В итоге стихийное восстание в стране происходит, но перерасти в революцию оно в текущий момент не имеет ни малейшего шанса. Просто потому, что революционный объект отсутствует.

Снова вынужден процитировать классика, который живее всех живых: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве». Да, собственно, это ЕДИНСТВЕННЫЙ вопрос любой политической революции. Как только вопрос о власти решен, революцию можно считать завершенной, дальше начинается процесс госстроительства. Но власть не может взять народ, как таковой. Власть может осуществляться только политическим субъектом, опирающимся на легитимность в глазах общества. Если такового субъекта нет, то власть просто некому брать, даже если она валяется на дороге.

Что происходит с восстанием, не способным к генезису жизнеспособного политического субъекта? Если восстание не обретает политического смысла, оно просто выгорает, как дрова в печке. Протестная энергия уходит в гудок. Правящий режим такое восстание иногда способно снести, но только вместе с государством.

Допускаю, что у мыслящего читателя возник вопрос: где та грань, когда восстание становится революцией, перерастая в нечто большее, чем просто бурное недовольство престарелым диктатором, с поехавшей кукухой? Поздравьте себя – если у вас такой вопрос возник, ваш уровень социальной зрелости сильно выше среднего по больнице. Ответить на него очень легко: главный признак любой революции – двоевластие. Первая русская революция породила довольно специфическую форму власти – советы. Это был не единственный революционный субъект, но ситуация двоевластия проявилась довольно ярко. Например, октябрьская стачка 1905 г., вынудившая царизм идти на уступки, была организована отраслевыми советами, которые как властный субъект, оказались ситуативно сильнее, чем правительство, монарх, полиция, министерства и производственные дирекции вместе взятые.

В феврале 1917 г.

возникло двоевластие в противостоянии Думы и царя. Формально император распустил думу перед своим отречением, но она этому законному решению не подчинилась. Запомните: революция никогда не делается в правовом русле. Революция – это как раз процесс пересмотра правил игры, которые конкурирующие политические субъекты пытаются навязать обществу. Однако со свержением монархии в стране революционный кризис не разрешился, он просто перешел на другой уровень, потому что ситуация нового двоевластия оформилась мгновенно: из числа депутатов Государственной Думы, ушедшей в небытие, было сформировано временное правительство, а противостояли ему советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Июльский кризис не покончил с двоевластием, но фатально ослабил правительство. Окончательно его доканал даже провальный корниловский путч.

Октбярьский переворот так же не стал завершающим актом политической революции: буквально на следующий день стали стремительно оформляться антибольшевистские силы, дальнейшее размежевание и противостояние свелось к соперничеству красных с белыми. И только победа над белыми закрепила неоспоримое господство большевиков. Никто уже не мог оспаривать их политическую гегемонию.

Возьмите абсолютно любую революцию – тоталитарную или демократическую – везде мы видим субъектное противостояние:
- «Солидарность» против коммунистического правительства (Польша, конец 80-х);
- «Саюдис» против центрального правительства (Литва, конец 80-х)
- республиканские власти (Ельцин) против союзного правительства Горбачева (Москва, 1991 г.)
- Верховный Совет против президента (РФ, 1993 г.)
- оппозиционный парламент в союзе с Майданом против Януковича (Украина, 2014 г.).

Перечислять можно бесконечно долго. Еще раз повторю: любая революция = двоевластие. И наоборот, есть масса шумных восстаний, которые закончились ничем исключительно потому, что восставшие не обладали политической субъектностью. Например – иранский бунт конца 2017 г. Вот где творилась настоящая жесть – одних только убитых повстанцев насчитывалось до полутора тысяч. Но бунт просто прекратился, исчерпав свой потенциал. Противоречия в обществе никуда не делись, поэтому новые кризисы неизбежны. Просто этот кризис оказался непродуктивным.

Еще более яркий образчик – венесуэльский замес, который уже привел к краху государственности Венесуэлы. В январе прошлого года, казалось бы, двоевластие оформилось с избранием оппозиционным парламентом альтернативного президента Гуайдо. Но, поскольку тот не решился на активные действия по утверждению своей власти, опасная для диктаторского режима Мадуро ситуация двоевластия была решена силой – Гуайдо и его сторонников просто вышвырнули из здания парламента.

Теперь перенесемся в Белоруссию. Революционная ситуация стала развиваться с мая 2020 г. В августе она вылилась в полноценное массовое восстание. Но революции не происходит. Отсутствует революционный субъект, претендующий на власть, как следствие – не возникает двоевластия. Картина складывается довольно фантасмагорическая: ибанутый диктатор нелегитимен от слова «совсем». Но никто (!!!) не претендует на его власть. И пока этот кто-то не появится, Таракан не уйдет.

Тихановская оказалась великим просранным шансом. Дело не в том, что она спонтанно то ли бежала из страны, то ли была депортирована. Это как раз логично было сделать, и даже заранее. Суть в другом: ситуация, когда лидер оппозиции объявляет себя победителем и бросает вызов проигравшему диктатору, также объявившему о своей победе, случается довольно часто, особенно в Африке. И нередки случаи, когда на стороне оппозиции в этом противостоянии выступают соседние страны и международное сообщество. Именно так был свергнут в 2017 г. диктатор Яйя Джамме в Гамбии, проигравший оппозиционному кандидату Адаму Бэрроу. Ситуация очень напоминает то, что произошло в Белоруссии, но есть нюанс: Бэрроу не сливался, как Тихановская, и не блеял про повторные выборы. Именно поэтому соседние страны и ООН надавили на Джамме, требуя передать власть победителю и тот был вынужден бежать из страны. Бэрроу до сих пор легитимный глава государства.

Тихановская могла стать точкой кристаллизации, вокруг которой быстро сформировался бы альтернативный режиму Лукашенко политический субъект (даже без ее участия), имеющий не только внутреннюю легитимность, но и международное признание. Но тетя Света поступила не как политик, а как недалекая домохозяйка, кем она, в общем-то и является. Это еще далеко не катастрофа. Альтернативный субъект мог быть создан на основе объединенного штаба оппозиции. Он мог быть признан, как переходное правительство, чья задача – организовать свободные демократические выборы. Но и этого не произошло. Даже попытки не было. Глупые бабенки из этой шарашки не придумали ничего лучшего, как голосить на весь белый свет, что выборы нечестные, и надо проводить повторную процедуру то ли выборов, то ли голосования – я так и не понял, чего они конкретно хотят. Выборы – это хорошо. Но чтобы их провести, необходимо… взять власть. Иначе – никак.

Опять же, вспоминается ситуация 1917-го года. У власти в России находилось временное правительство, которое обещало провести выборы в Учредительное собрание. Вот только делать это не спешило. Поэтому, когда большевики его свергали, они мотивировали необходимость переворота в том числе и тем, что временное правительство обмануло народ и не провело выборы, то есть узурпировало власть. Крыть было нечем. Именно тоталитарная большевистская партия выступила в амплуа поборника демократии.

Восстание в Белоруссии длится уже ровно три недели. Для политического кризиса – это огромный срок. И если за это время ни малейших усилий для формирования революционного субъекта не предпринято, то ничего в утешение вам, ребятки, я сказать не могу. Лукашенко – политический труп, но он в абсолютно безнадежном положении отрабатывает с полной отдачей сил. Ради сохранения власти он готов на все. Будьте уверены, Таракан прольет реки чужой крови, да и своей не пожалеет. А на что готовы вы, сторонники свободы и демократии – еще отчаяннее махать шариками, еще громче хлопать в ладошки, еще громче визжать, получая пи..дюлей от карателей?

Охотно верю. Но превращать восстание в революцию вы не хотите, да еще и панически боитесь этого. Ага, это сложнее, опаснее и ответственнее, чем устраивать няшные мирные хороводы и дарить цветы ментопсам. Повторюсь – Лукашенко гарантированно потеряет власть. Но это вовсе не значит, что власть достанется вам. Если белорусы не доросли до того, чтобы сами решать свою судьбу, ее будут решать дяди со стороны. Понятно, на кого я намекаю?

Восстание неумолимо вырождается в карнавал, а затем – умирает. Время у вас еще есть. Сколько - дни, недели, месяцы? Но точно – не годы. Взрослейте быстрее, мать вашу!