Живой памятник ранних 90-х

На модерации Отложенный

Путина и Лукашенко принято уравнивать, но это не вполне корректно.

Лукашенко — это ранние 90-е, когда стала побеждать «политика реальных дел», когда вчерашние инструкторы райкомов нацепили каски, сели в комбайны и поехали спасать посевную с агитационных плакатов.

Лукашенко — никакой не Путин, Александр Лукашенко — это Аман Тулеев, Юрий Лужков, это все эпоха «крепких хозяйственников», хозяйство которых, как правило, находится в удручающем положении, но они умеют напутствовать фрезеровщиков, горняков и аграриев.

Владимир Путин — это поздние 90-е, это когда политику победили политтехнологии, это лебединая песнь телевидения. Это натурный эксперимент: можно ли из никому и ничем неизвестного человека, который еще очень плохо говорит, неуютно себя чувствует и нервничает перед камерой, за 4,5 месяца, с середины августа — по конец декабря, изобразить лидера нации.

Образ режима Лукашенко — это никакой не Советский Союз, это очень конкретный период 90-х, это «Старые песни о главном», это когда естественная усталость от реформ и трансформационного кризиса породила ностальгическую моду.

Для обоих режимов мифологизированные 90-е — это универсальный жупел, образ совершенного хаоса. Даже термины, те самые «лихие девяностые», введенные в оборот предвыборной передачей НТВ 2007 года с Анастасией Мельниковой — вполне без стеснения импортирует пришедший к власти в 94-м году Лукашенко.



В то время как Путин и Лукашенко — это и есть два разных периода 90-х. Каждый из них мог родиться только в определенное время. Это живые памятники тех времен, тех нравов, тех общественных настроений, информационной инфраструктуры и политических технологий.

Да, очень смешно, когда Александр Григорьевич рассуждает о центнерах с гектара в стране с уровнем урбанизации в 80% (в Польше, например, 60%) и населением столицы в 20%, но следует понимать, что обращается он к избирателю 94-го года. Избиратель 94-го года очень хотел про удои и центнеры. Он очень хотел немножко советской власти, но не в магазинах, а телевизоре.

Не очень понятно, что будет дальше. Невозможно предсказать будущее автаркий, на то они и автаркии, это как циклический кризис: его невозможно предсказать, потому что как только вы его убедительно предсказали — он тут же случится, едва становится понятно, что автократ уже не в силе — он падает сразу, пока он тут — он в силе.

Но если у белорусов получится — есть надежда, что и мы сбросим с горба 90-е, чуть более поздние, чем у них, с другими темами, но вообще-то 20-е на дворе.