Одна из последних частных жалоб от 09. 06.20 для Т. Петровой

На модерации Отложенный

                                                В Белгородский областной суд

                                     через Октябрьский районный суд г. Белгорода      

                                                

                                    

                                    

                                                Геллерштейн Марк Исаакович – заявитель

                                      г. Белгород,

                                      Заинтересованное лицо – Октябрьский районный суд г.

                                       Белгорода  

                                      Белгород, ул. Сумская д. 76а

 

Дело № М 2315/2020

 

 

1.          Согласно части 3 ст. 56 Конституции РФ право на судебную защиту не подлежит ограничению.

1.2         Умышленными действиями в обход федерального закона (см. ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…»), Октябрьский районный суд г. Белгорода СОЗДАЕТ НЕПРЕОДОЛИМОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ по недопуску к правосудию истца.

1.1       «Каким судом судите, таким и сами будете судимы. Какой мерой мерите, такой и вам будет отмерено».  От Матфея 7 глава.

1.2       «Когда "судья" действует в обход закона, то он ВСЕГДА злоупотребляет правом (ст. 17 Конвенции, ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, ч. 4 ст. 1, ч. 1 ст. 10 ГК РФ), осуществляет Произвол (ст. 294 УК РФ) и этим создает неразрешимый конфликт интересов (ч. 2 ст. 3 Закона "О статусе судей в РФ")» Р.Р. Усманов извлечение из диссертации.

<pre>1.3         КС РФ от 02.03.2006 N 22-O (определения КС РФ являются решениями КС РФ, т.е. законами прямого действия):   «суд   в   случае,   когда   он… по своему процессуальному статусу является стороной в судебном споре, не должен выступать по нему в качестве органа правосудия. </pre> <pre>Иное противоречило бы требованиям Конституции РФ и нормам международного права,   согласно которым правосудие должно осуществляться независимым и беспристрастным судом,   и означало бы, что одна из сторон судебного  спора, подлежащего разрешению в соответствии с ч. 3 ст. 123 Конституции РФ на основе принципов состязательности   и   равноправия   сторон, осуществляет властные   полномочия,   направленные   на   развитие процессуальных отношений, </pre> <pre>в то время как другая сторона ими не обладает».</pre>

1.4         Так как Октябрьский районный суд г. Белгорода умышлено не допускает меня к правосудию, то при фиксации самим судом действий этого суда в обход закона Октябрьский районный суд г. Белгорода становится лицом, против действий которого в обход закона и направлена настоящая частная жалоба.

1.5         В этом случае согласно закону прямого действия от 02.03.2006 N 22-O КС РФ Октябрьский районный суд, отказывая в принятии заявления или оставляя его без движения становится стороной в споре, то есть исковое заявление должно быть передано для принятия в другой суд в чем мне отказано категорически.    

2.                                                            ЧАСТНАЯ ЖАЛОБА                                            

2.              Обосновывающие ссылки на содержание закона:                                                                                                                                       2.1             Общеизвестен, и не подлежит доказыванию факт того, что Конституция РФ является самым высшим законом РФ и не один закон РФ не может ей противоречить.   2.2            Общеизвестен факт того, что любой суд, представленный в виде любого судьи, в том числе и судьи ОРС г. Белгорода Е.А. Колмыковой, обязан соблюдать Конституцию РФ и законы (см. ст. 15 п.2 Конституции РФ, ст. ст. 3, 8 закона о статусе судей).                                                                                                                                          2.3              Общеизвестен факт того, что правовые акты любого суда, представленного в виде любого судьи, в том числе и судьи ОРС г. Белгорода Е.А. Колмыковой , не должны противоречить Конституции РФ (см. ст. 15 п.1 Конституции РФ).                                                                                                                                                2.4             Согласно ст. 195 ГПК РФ любой судебный акт любого суда, представленного в виде любого судьи, в том числе и судьи ОРС г. Белгорода Е.А. Колмыковой , обязан быть законным и обоснованным.                                                                                                     2.5             23.06.2015 г. Постановлением Пленума ВС РФ приняты обязательные для всех судов РФ, в том числе и судьи ОРС г. Белгорода Е.А. Колмыковой,   указания о признаках противоправных действий любых лиц с запретом извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения (см. п. 1 ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…»).                                                                                                 2.6               ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…»                                                 цитата:             «В целях обеспечения единства практики применения судами раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации Пленум Верховного Суда Российской Федерации, руководствуясь статьей 126 Конституции Российской Федерации, статьями 2 и 5 Федерального конституционного закона от 5 февраля 2014 года N 3-ФКЗ "О Верховном Суде Российской Федерации", постановляет дать следующие разъяснения:                                                                                                                                  1. Положения Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ), законов и иных актов, содержащих нормы гражданского права (статья 3 ГК РФ), подлежат истолкованию в системной взаимосвязи с основными началами гражданского законодательства, закрепленными в статье 1 ГК РФ».                                                           2.7 цитата:          «Согласно пункту 3 статьи 1 ГК РФ при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно. В силу пункта 4 статьи 1 ГК РФ никто не вправе извлекать преимущество из своего незаконного или недобросовестного поведения.                                                                                                   2.8 цитата:        «Оценивая действия сторон как добросовестные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации. По общему правилу пункта 5 статьи 10 ГК РФ добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются, пока не доказано иное».                                                                                 2.9 цитата:           «Поведение одной из сторон может быть признано недобросовестным не только при наличии обоснованного заявления другой стороны, но и по инициативе суда, если усматривается очевидное отклонение действий участника гражданского оборота от добросовестного поведения. В этом случае суд при рассмотрении дела выносит на обсуждение обстоятельства, явно свидетельствующие о таком недобросовестном поведении, даже если стороны на них не ссылались…».                                                                                                                  2.10 цитата:         «Если будет установлено недобросовестное поведение одной из сторон, суд в зависимости от обстоятельств дела и с учетом характера и последствий такого поведения отказывает в защите принадлежащего ей права полностью или частично, а также применяет иные меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны или третьих лиц от недобросовестного поведения другой стороны (пункт 2 статьи 10 ГК РФ), например, признает условие, которому недобросовестно воспрепятствовала или содействовала эта сторона соответственно наступившим или ненаступившим (пункт 3 статьи 157 ГК РФ); указывает, что заявление такой стороны о недействительности сделки не имеет правового значения (пункт 5 статьи 166 ГК РФ)».                                                                                   2.11 цитата:         «2. Под обычаем, который в силу статьи 5 ГК РФ может быть применен судом при разрешении гражданско-правового спора, следует понимать не предусмотренное законодательством, но сложившееся, то есть достаточно определенное в своем содержании, широко применяемое правило поведения при установлении и осуществлении гражданских прав и исполнении гражданских обязанностей не только в предпринимательской, но и иной деятельности, например, определение гражданами порядка пользования общим имуществом, исполнение тех или иных обязательств».                                                                                                         2.12 цитата:         «Согласно пункту 2 статьи 5 ГК РФ обычаи, противоречащие основным началам гражданского законодательства, а также обязательным для участников соответствующего отношения положениям законов, иных правовых актов или договору, не применяются».

3.0   Взаимоотношения с Октябрьским районным судом г. Белгорода (первая инстанция)                                                                                                                                    3.1                На протяжении более чем четырех лет из более чем 140 (сто сорока) исковых заявлений, содержание которых в полной мере соответствует требованиям ГПК РФ, изготовленных должным образом и направленных в должное время, в приеме Октябрьским районным судом г. Белгорода (первая инстанция) без всяких на то оснований отказано. Ни один иск судом не принят процессуальные заявления истца судом не рассмотрены, причем, суд доказывает (?), что имеет право на любые действия в обход закона (см. ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…»), считая по неизвестной причине такие действия суда именно отправлением правосудия!                                                                                                                                

4.           О запрете применения как обосновывающей поведение и действия любого суда в Обход закона (см. (см. ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…») ссылки суда на содержание ст. 16 закона «О статусе судей».                                              4.1          Октябрьский районный суд г. Белгорода в своих отказных материалах много раз процитировал извлечение из ст. 16 закона «О статусе судей»: «2. Судья, в том числе после прекращения его полномочий, не может быть привлечен к какой-либо ответственности за выраженное им при осуществлении правосудия мнение и принятое судом решение, если только вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность судьи в преступном злоупотреблении либо вынесении заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта».                                                                                        4.2             Доминантой настоящего выражения, обосновывающего его смысл (где, как, и каким образом?) является (изменим порядок слов) мнение, выраженное при осуществлении правосудия. Однако, согласно всем канонам любого права, осуществление (оправление правосудия) есть цитата: « Правосудие — это осуществляемая в соответствии с законом деятельность судов по рассмотрению дел в судебном заседании и их законному, обоснованному и справедливому разрешению».                                  4.4                 Отметим, что, именно согласно закону, именно в соответствии с законом (см. ст. 120 Конституции РФ, ст.ст. 3,8 закона о статусе судей, кодекс судейской этики в его полном виде и т.д.),а не в обход закона (см. ПП ВС РФ № 25 от 23. 06. 2015 г. «О применении…»).                                                                                                                        4.3             Трактуя настоящую фразу, получаем первое необходимое требование к правосудию такое, как его законность.                                                                                4.4             Вторым требованием к правосудию является его обоснованность, то есть наличие необходимых и достаточных доказательств любого утверждения, примененного судом при отправлении правосудия. Это означает, что глубокоуважаемый суд обязан доказать любое свое утверждение, примененное им в любом судебном акте, независимо от его содержания.                                                                                      4.5             Третье, и последнее требование говорит о справедливости любого судебного акта. Применим ст. 19 Конституции РФ: «Все равны перед законом и судом». Если обе стороны равны перед законом и судом, де-факто, и иного не следует из   судебного акта, то есть, если судом вынесен законный и обоснованный судебный акт, то он справедлив по определению.                                                                              4.6               Если же это не так, а в нашем случае отказано в принятии ВСЕХ более сто сорока исковых заявлений из более чем сто сорока поданных в Октябрьский районный суд исковых заявлений без всякого обоснования со стороны практически каждого «судьи» Октябрьского районного суда г. Белгорода, обжалованных в установленном порядке в Белгородский областной суд и подтвержденным отказом в принятии этих исковых заявлений   большей частью «судей» Белгородского областного суда, пока только дважды судьями Первого кассационного суда (судьи В.С. Ситников и Н.А. Курдюкова), пока только дважды судьями Верховного суда РФ Т.Н. Назаренко (57-КФ20-21) и судьей В. С. РФ Ю.Г. Иваненко (АКПИ20-285) и один раз ждущим снятия со своей должности заместителем Председателя ВС РФ В.И. Нечаевым.                                                                                                                                    4.7                Истец не собирается привлекать ни одного из судей к какой-либо ответственности, что означает, что п. 2 ст. 16 закона о статусе судей не имеет никакого отношения к любому иску истца, однако истец хочет получить компенсацию за прямой и фактический недопуск его к правосудию, не конкретизируя вину конкретного правоприменителя.                                                                                          5.0               Обоснование законности получения и размера компенсации                     5.1                 «… заявители требовали возмещения в связи с предположительно незаконными действиями со стороны ряда публичных органов, включая судью. Серьезно не оспаривалось, что такое материальное право на возмещение, по крайней мере, на доказуемых основаниях, считается признаваемым национальным законодательством в толковании Конституционного Суда РФ (…). … право на компенсацию, которое заявители отстаивали в национальных судах, имело фактическим основанием материальный ущерб, причиненный тому, что они считали своим имуществом. … (§ 42 Постановления от 13.12.11 г. по делу «Vasilyev and Kovtun v. Russia»).

5.2               … после того как дело заявителей было передано в суд, оно не было рассмотрено по существу, поскольку к исковому заявлению заявителей не был приложен документ, подтверждающий обстоятельства, лежащие в основе требований (приговор суда по уголовному делу в отношении судьи), как предусмотрено ГПК РФ (…) (§ 48 там же). Основное содержание жалобы заявителей касалось несогласия с выводами национальных судов о том, что их дело не может рассматриваться в отсутствие подтверждения обстоятельств, лежащих в основе их требований, путем представления приговора суда по уголовным делам, который признавал бы судью виновным в совершении преступления.

5.3                   В настоящем деле заявители пытались обратиться в суд с иском к государству о возмещении вреда, причиненного ошибкой, предположительно допущенной секретарем суда и судьей, которые участвовали в рассмотрении их дела. Национальные суды отказались рассматривать требования заявителей на том основании, что они не предоставили приговора суда по уголовному делу о признании виновным судьи, рассматривавшего их дело (§ 49 там же).                        5.4                     Согласно ГК РФ ущерб, причиненный в результате отправления правосудия, подлежит возмещению, если вина судьи установлена в рамках уголовного судопроизводства. В 2001 году Конституционный Суд РФ указал, что установление вины судьи приговором суда является необходимым элементом для требования возмещения ущерба в связи с незаконным судебным решением, вынесенным этим судьей в рамках гражданского разбирательства. Однако установление вины приговором не требуется, если требование о возмещении убытков или ущерба затрагивает иные нарушения судебного разбирательства, такие, как, например, уклонение от рассмотрения дела в разумный срок.        5.5                     Конституционный Суд РФ отметил, что федеральный законодатель должен создать законодательную базу, регулирующую вторую категорию требований о возмещении вреда и, в частности, разъясняющую основания возмещения ущерба и соответствующие вопросы юрисдикции (…) (§ 50 там же). … отсутствие вышеупомянутой законодательной базы в российской правовой системе необязательно должно служить основанием для отказа в рассмотрении дела. Действительно, как Конституционный Суд РФ впоследствии указал в этой связи, отсутствие такой базы не означает неприменимость общих принципов в отношении оснований и процедуры установления ответственности государства или определения подведомственности и подсудности (…) (§ 51 там же).                             5.6                        Национальные суды в настоящем деле не рассмотрели жалобы заявителей в свете позиции Конституционного Суда РФ, что касается процессуальных основ, которые должны быть применены при рассмотрении подобных жалоб, и не мотивировали свое решение о том, что дело заявителей относится к первой категории дел требующих установления вины судьи как условия рассмотрения (§ 52 там же).                                                                                                    5.7                       Кроме того, Европейский Суд не убежден в том, что соответствующие нормы в настоящем деле отвечали требованию качества закона в соответствии со смыслом Конвенции и являлись достаточно предсказуемыми. Заявители были вправе рассчитывать на согласованную систему, основанную на четких, практических и эффективных возможностях предъявления требований против государства (…). Европейский Суд ранее устанавливал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с длительной и необъяснимой неспособностью государства обеспечить законодательную базу, что лишало заявителя процессуальной возможности предъявления аналогичного требования о компенсации и принятия его к рассмотрению по существу (…) (§ 53 там же). 5.8                       Действительно, решение национальных судов оставить дело без рассмотрения не лишало заявителей возможности повторного возбуждения дела при условии, что они выполнят формальные требования, одно из которых составляет содержание настоящей жалобы. Однако Европейский Суд находит, что эти возможности не смягчают ограничения права на доступ к правосудию в настоящем деле, поскольку основная проблема содержится в применимом законодательстве (…). Ввиду вышеизложенных соображений … само существо права заявителей на доступ к правосудию было оказано отрицательное влияние (§ 54 там же).                   5.9                     Наконец, … требование представить приговор в отношении судьи затрагивало жалобы, направленные против судебной власти и/или судьи. Действительно, это было основной претензией заявителей. В то же время, оставив соответствующие требования без рассмотрения из-за непредставления приговора суда по уголовным делам, национальные суды также оставили без рассмотрения требования против других ответчиков, а именно таможни и судебных приставов-исполнителей. Не представляется очевидным, что для рассмотрения данных требований был необходим приговор суда по уголовному делу в отношении судьи (§ 55 там же). С учетом вышеизложенного … имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с тем, что право заявителей на доступ к правосудию было несоразмерно умалено» (§ 56 там же).

 

6.0                        Право на компенсацию за причинение вреда органами власти.

  

Самое благоустроенное государство то, в котором необиженные преследуют судом и наказывают обидчиков не менее, чем обиженные.

                                                                                                                     Солон

 

         О государстве лучше всего судить по тому, как в нём судят.

                                                              Станислав Ежи Лец

 

Долг судей — вершить правосудие, а их ремесло – оттягивать его. Многие судьи знают свой долг и продолжают заниматься своим ремеслом.

                                                                                                   Жан де Лабрюйер

 

Если государство управляется хорошо – газеты читать неинтересно, если газеты читать интересно, значит, государство управляется плохо.

                                                                                                 Михаил Гуськов

 

 

6.1.                 Власти РФ сами настаивают на том, что их «ответственность возникает при совпадении двух условий: если ущерб причинен при реализации государством публичных функций и если действия государства незаконны (§ 72 Постановления от 12.07.16 г. по делу «Котельников против РФ»). «Договаривающееся Государство будет нести ответственность в соответствии с Конвенцией за нарушение прав человека, вызванных действиями его агентов при исполнении их обязанностей… в случаях, когда поведение представителей государства является незаконным, вопрос о том, могут ли оспариваемые акты быть вменены государству, требует оценки совокупности обстоятельств и учета характера и обстоятельств совершения проступка (…) (§ 174 Постановления от 07.03.17 г. по делу «В.К. против РФ»)… вопрос, является ли лицо представителем государства для целей Конвенции, определяется на основе множества критериев, ни один из которых не является определяющим. Ключевыми критериями, используемыми для определения того, несет ли государство ответственность за действия лица, представляет ли он собой формально государственное должностное лицо или нет, являются следующие: порядок назначения, надзор и подотчетность, задачи, полномочия и функции данного лица (…) (§ 175 там же). Также «… функциональный критерий, основанный на характере обязанностей и ответственности работника. Лица, занимающие должности, предполагающие несение обязанностей в общественных интересах либо участие в осуществлении полномочий публично-правового характера, обладали частицей суверенной власти государства…» (§ 47 Постановления от 19.04.07 г. по делу «Vilho Eskelinen and Others v. Finland»). «… является ли лицо представителем государства для целей Конвенции, определяется на основе множества критериев, один из которых функциональный (…)» (§ 93 Постановления от 12.07.16 г. по делу «Котельников против РФ»). Государство обязано предоставить "эффективную судебную систему" (…) (§§ 100, 101 там же). «… обязательство государства может быть исполнено, если правовая система предоставляет потерпевшим средство правовой защиты в судах по гражданским делам как таковое или во взаимосвязи со средством правовой защиты в судах по уголовным делам, позволяя установить ответственность заинтересованных лиц и воспользоваться целесообразным гражданско-правовым средством правовой защиты, таким как решение о возмещении ущерба (…)» (§ 100 там же). При этом «… сумма компенсации, присужденная заявителю за ущерб, является важным показателем устранения нарушения Конвенции (…)» (§ 109 там же).

«Миссия судебной власти в демократическом государстве состоит в том, чтобы гарантировать само существование верховенства закона» (§ 133 Постановления от 20.11.12 г. по делу «Harabin v. Slovakia»). При этом государство несет ответственность за реакцию судов на нарушения Конвенции (§§ 110, 111 Постановления от 30.11.04 г. по делу «Oneryildiz v. Turkey») и «предпочтительнее оценить, были ли судебные органы, как хранители законов, призванных охранять жизнь граждан, решительно настроены наказать виновных» (§ 115 там же). «Право на справедливое отправление правосудия занимает столь важное место в демократическом обществе, что его нельзя принести в жертву ради целесообразности» (§ 56 Постановления от 14.02.17 г. по делу «Хоккелинг против Нидерландов»). «Любое вмешательство в право … будет считаться «необходимым в демократическом обществе» для законной цели, если оно отвечает «насущной общественной необходимости», в частности, если оно соразмерно преследуемой законной цели, и если причины, приведенные национальными властями в его оправдание, являются «существенными и достаточными» (…)» (§ 180 Постановления от 16.01.16 г. по делу «Ивановский против бывшей Югославской Республики Македония»). Государственные власти «будут нести ответственность, если обжалуемые факты будут обусловлены неспособностью властей обеспечить использование заявителем его права, гарантированного» Конвенцией (…) (§ 110 Постановления от 05.09.17 г. по делу «Barbulescu v. Romania»). … Хотя границы между конвенционными позитивными и негативными обязательствами государства не определены достаточно четко, применимые принципы, тем не менее, похожи. В обоих случаях следует, в частности, принимать во внимание справедливый баланс, которого необходимо достичь при уравновешивании конкурирующих интересов отдельного лица и сообщества в целом и на который распространяется действие предоставленной государству свободы усмотрения (…) (§ 112 там же). … предоставляемая государствам … свобода усмотрения не может быть безграничной … (§ 120 там же). … пропорциональность и процессуальные гарантии против произвола являются существенными… (§ 121 там же)… внутригосударственные органы власти должны обеспечивать,.. доступ к средству правовой защиты в суде, имеющему полномочия определять как минимум по существу, насколько были соблюдены приведенные выше критерии и была ли обжалуемая мера законной (…)» (§ 122 там же). Также, «… любое лицо, к которому применяется мера, обоснованная интересами национальной безопасности, должно иметь гарантии против злоупотребления властью. В частности, лицу должна быть обеспечена возможность, чтобы оспариваемая мера контролировалась независимым и беспристрастным органом, уполномоченным решать все вопросы, касающиеся фактов и права, с целью принятия решения о правомерности меры и применения наказания в отношении возможных случаев злоупотребления властью. В этом контролирующем органе власти заинтересованное лицо должно иметь возможность воспользоваться состязательной процедурой, чтобы изложить свою точку зрения и опровергнуть аргументы властей (…)» (Решение о приемлемости от 20.05.08 г. по делу «Gheorghe Dalea v. France»). При этом процессуальные требования, которые предъявляются ко всем статьям Конвенции относятся требования, чтобы Жертвы «должны быть "вовлечены в процесс принятия решений в целом, в степени, достаточной для обеспечения им требуемой защиты их интересов" (…)» (§ 71 Постановления от 24.03.98 г. по делу «Olsson v. Sweden (№ 1)»). «… необходимо, чтобы процесс принятия решения, ведущий к мерам вмешательства, был справедливым и надлежащим образом соблюдал права, защищаемые …» Конвенцией (§ 56 Постановления от 26.02.02 г. по делу «Kutzner v. Germany»).

6.2             Согласно Конституции РФ право на судебную защиту «не может быть ограничено. Допустимые ограничения конституционных прав в соответствии со статьей 55 (часть 3) Конституции РФ могут быть введены законодателем только в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Право на судебную защиту ни в каком случае не может вступить в противоречие с данными целями и, следовательно, не подлежит ограничению. Именно поэтому право на судебную защиту отнесено согласно статья 56 (часть 3) Конституции РФ к таким правам и свободам, которые не могут быть ограничены ни при каких обстоятельствах… (абзац 3 п. 3 мот. части Постановления КС РФ № 4-П от 03.05.95 г.). Право на судебную защиту выступает как гарантия в отношении всех конституционных прав и свобод… В преамбуле Международного пакта о гражданских и политических правах закреплено, что признание достоинства, присущего всем членам человеческого сообщества, является основой свободы, справедливости и всех неотъемлемых прав личности. В соответствии со статьей 21 Конституции РФ государство обязано охранять достоинство личности во всех сферах, чем утверждается приоритет личности и ее прав (статья 17, часть 2, и статья 18 Конституции РФ). Из этого следует, что личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми не запрещенными законом способами (статья 45, часть 2, Конституции РФ) и спорить с государством в лице любых его органов. Никто не может быть ограничен в защите перед судом своего достоинства, а также всех связанных с ним прав» (п. 4 там же).

«Неотчуждаемость основных прав и свобод человека и их принадлежность каждому от рождения (статья 17, часть 2, Конституции РФ) предполагает необходимость их адекватных гарантий… К числу таких гарантий относятся прежде всего право каждого на судебную защиту, носящее универсальный характер и выступающее процессуальной гарантией в отношении всех конституционных прав и свобод…» (абзац 2 п. 2 мот. части Постановления КС № 4-П от 27.02.09 г.). «… праву на судебную защиту придается значение универсального правового средства государственной защиты прав и свобод человека и гражданина» (абзац 2 п. 2 мот. части Постановления КС № 19-П от 26.06.14 г.).

6.2.1                «Конституция РФ гарантирует охрану достоинства личности, прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью на основе равенства всех перед законом и судом, признания права каждого на защиту своей чести и доброго имени (статья 19, часть 1; статья 21, часть 1; статья 23, часть 1; статья 52). Из этого следует, что личность в ее взаимоотношениях с государством выступает не как объект государственной деятельности, а как равноправный субъект, который может защищать свои права всеми не запрещенными законом способами (статья 45, часть 2, Конституции РФ) и спорить с государством в лице любых его органов. При этом, по смыслу статьи 46 (часть 1) Конституции РФ, никто не может быть ограничен в защите перед судом своего достоинства и связанных с ним прав (…) (абзац 1 п. 2 мот. части Постановления КС РФ № 32-П от 23.11.17 г.). Предусматривая возможность обжалования в судебном порядке решений и действий (бездействия) органов государственной власти и их должностных лиц, Конституция РФ одновременно обязывает их обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом (статья 24, часть 2; статья 46, часть 2), что позволяет гражданам отстаивать свои интересы, в том числе в суде (абзац 2 там же). В силу предписания статьи 24 (часть 2) Конституции РФ любая информация должна быть доступна гражданину, если собранные документы и материалы непосредственно затрагивают его права и свободы … права на судебную защиту, которое, выступая гарантией в отношении всех иных прав и свобод, по самой своей сути не может противоречить конституционно значимым ценностям, а потому не подлежит ограничению ни при каких обстоятельствах (статья 56, часть 3, Конституции РФ) (абзац 3 там же). … любое посягательство на личность, ее права и свободы является одновременно и посягательством на человеческое достоинство, поскольку человек становится объектом произвола и насилия, а ограничение доступа к правосудию в то же время является ограничением фундаментального права на защиту достоинства личности; государство обязано способствовать устранению нарушений прав пострадавших от преступлений, предоставлять им защиту и обеспечивать возможность собственными действиями добиваться восстановления своих прав и законных интересов; непринятие своевременных мер к выявлению и пресечению нарушений прав и свобод в тех случаях, когда в дальнейшем их восстановление оказывается невозможным, означало бы умаление чести и достоинства личности не только лицом, совершившим противоправные действия, но и самим государством, а также должно расцениваться как невыполнение государством и его органами своих конституционных обязанностей (…) (абзац 1 п. 3 там же). … обеспечение гарантируемых Конституцией РФ прав и свобод в уголовном судопроизводстве обусловлено не формальным признанием лица тем или иным участником производства по уголовному делу, а наличием определенных сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующего права (абзац 4 п. 3 там же). … Учитывая, что статус участников уголовного судопроизводства определяется не только отраслевыми нормами, но и требованиями Конституции РФ (статья 45; статья 46, части 1 и 2; статья 48, часть 2; статья 49; статья 50, часть 3; статья 52 и др.), их процессуальное положение, наполняемое в том числе конституционно-правовым содержанием, не исключает доступа к конкретным сведениям, составляющим государственную тайну, способами, не связанными с оформлением допуска к таким сведениям, притом что защита государственной тайны будет обеспечена предусмотренными законом средствами. Иное приводило бы к тому, что лица, не имеющие допуска к государственной тайне, ограничивались бы в праве на судебную защиту в случаях, когда сведения об оспариваемых решениях (действиях, бездействии) нашли отражение в материалах, которым присвоен гриф секретности (статьи 2, 8, 9 и 11 Закона Российской Федерации "О государственной тайне"). Соответственно, распространение действия статей 21 и 21.1 Закона Российской Федерации "О государственной тайне" на лиц, которые наделены правом обжаловать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела и которые не осуществляют в уголовном процессе служебную или профессиональную деятельность, и лишение их тем самым возможности ознакомиться с этим процессуальным решением и материалами, послужившими основанием для его вынесения, со ссылкой на отсутствие у них допуска к государственной тайне противоречили бы Конституции РФ, ее статьям 21 (часть 1), 23 (часть 1), 24 (часть 2), 33, 45, 46 (части 1 и 2), 50 (часть 3) и 56 (часть 3)» (абзац 3 п. 6 там же).

Таким образом, с учетом запрета различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях, то есть запрета дискриминации (абзац 4 п. 6 Постановления КС РФ № 32-П от 23.11.17 г.) и в своих принципах и основных чертах все виды судопроизводства должны быть сходными (абзац 3 п. 3.3 мот. части Постановления КС № 5-П от 01.03.12 г.), поэтому статус человека и гражданина должен определяться не только отраслевыми нормами, но и требованиями Конституции РФ, а его процессуальное положение должно быть наполнено конституционно-правовым содержанием (абзац 3 п. 6 Постановления КС РФ № 32-П от 23.11.17 г.). При этом статус человека и гражданина обусловлен не формальным признанием лица тем или иным участником производства по делу, а наличием определенных сущностных признаков, характеризующих фактическое положение этого лица как нуждающегося в обеспечении соответствующего права (абзац 4 п. 3 там же).

6.3                «… Принцип, согласно которому спор гражданско-правового характера может быть передан в суд, относится к числу повсеместно признанных основополагающих принципов права; это справедливо и в отношении принципа международного права, который запрещает отказ в правосудии. В свете указанных принципов следует читать и статью 6 п. 1. Если бы ее текст понимался как говорящий исключительно о движении дела, которое уже передано в суд, то Договаривающееся государство могло бы, не нарушая эту статью, упразднить свои суды или вывести из их юрисдикции рассмотрение некоторых видов гражданских дел, поручив их органам, находящимся в зависимости от правительства. Подобные допущения, неотделимые от опасности произвола, имели бы весьма серьезные последствия, которые несовместимы с указанными выше принципами;.. было бы немыслимо, чтобы статья 6 п. 1 содержала подробное описание предоставляемых сторонам процессуальных гарантий в гражданских делах и не защищала бы в первую очередь того, что дает возможность практически пользоваться такими гарантиями - доступа к суду. Такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства (§ 35 Постановления от 21.02.75 г. по делу «Golder v. United Kingdom»). … право доступа к правосудию является одним из неотъемлемых составляющих права, гарантированного статьей 6 п. 1. Это не расширительное толкование, налагающее новые обязательства на Договаривающиеся государства: этот вывод основан на терминологии первого предложения п. 1 статьи 6, прочитанного в контексте данной статьи, с учетом предмета и цели нормативного договора, каким является Конвенция (…), а также общих принципов права. Таким образом,.. статья 6 п. 1 обеспечивает каждому человеку право на рассмотрение в суде любого спора, относящегося к его гражданским правам и обязанностям. Она признает "право на суд", где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов. К этому следует добавить гарантии статьи 6 п. 1, относящиеся к организации и составу суда и к движению процесса. Короче говоря, все это в целом представляет собой право на справедливое разбирательство…» (§ 36 там же).

Таким образом, «принцип, согласно которому спор гражданско-правового характера может быть передан в суд … запрещает отказ в правосудии… было бы немыслимо, чтобы статья 6 п. 1 … не защищала бы в первую очередь того, что дает возможность практически пользоваться такими гарантиями - доступа к суду. Такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства (§ 35 Постановления от 21.02.75 г. по делу «Golder v. United Kingdom»). … статья 6 п. 1 обеспечивает каждому человеку право на рассмотрение в суде любого спора, относящегося к его гражданским правам и обязанностям. Она признает "право на суд", где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов. К этому следует добавить гарантии статьи 6 п. 1, относящиеся к организации и составу суда и к движению процесса. Короче говоря, все это в целом представляет собой право на справедливое разбирательство…» (§ 36 там же).

6.4                   «Согласно Конституции РФ в Российской Федерации как демократическом правовом государстве человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а их признание, соблюдение и защита на основе равенства всех перед законом и судом - обязанностью государства, на которое возложена охрана достоинства личности во всех сферах (статья 1, часть 1; статья 2; статья 19, часть 1; статья 21, часть 1); права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (статья 18). Признавая право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом, Конституция РФ гарантирует каждому государственную, в том числе судебную, защиту его прав и свобод, возможность обжалования в суд решений и действий (или бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления и должностных лиц (статья 45; статья 46, части 1 и 2); закрепляет право каждого на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц (статья 53), реализация которого гарантируется конституционной обязанностью государства в случае нарушения органами публичной власти и их должностными лицами охраняемых законом прав обеспечивать потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба (статья 52). Названные конституционные положения корреспондируют пунктам 18, 19 и 21 Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принята 29 ноября 1985 года Резолюцией 40/34 Генеральной Ассамблеи ООН), предусматривающим, что лица, которым был причинен вред, включая моральный ущерб, эмоциональные страдания в результате злоупотребления властью ("жертвы"), имеют право на компенсацию за нанесенный им ущерб в соответствии с национальным законодательством. Из содержания данных конституционных положений и норм международного права следует, что решения, действия (или бездействие) органов публичной власти или их должностных лиц, причинившие вред любому лицу, влекут возникновение у государства обязанности этот вред возместить, а каждый пострадавший от незаконных действий (или бездействия) органов государственной власти или их должностных лиц наделяется правом требовать от государства в том числе справедливой компенсации морального вреда, причиненного такими действиями (или бездействием), на что неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях (…)» (п. 2 мот. части Постановления КС РФ № 14-П от 08.06.15 г.).

«… ограничение возможности заявительницы возбудить судебное разбирательство должно рассматриваться с точки зрения права на доступ к суду… пункт 1 статьи 6 Конвенции гарантирует каждому право на предъявление любого требования, имеющего отношение к его или ее гражданским правам и обязанностям, в суд или трибунал... было бы бессмысленным подробное описание в пункте 1 статьи 6 Конвенции процессуальных гарантий, предоставленных сторонам в продолжающемся разбирательстве, без одновременной защиты права на доступ к правосудию, которое фактически делает возможным использование этих гарантий. Справедливость, публичность и быстрота судебного разбирательства не имеют ценности, если отсутствует судебное разбирательство (…). Конвенция должна гарантировать права, которые являются практическими и эффективными, а не теоретическими и иллюзорными. Это особенно верно в отношении права на доступ к суду с учетом важности в демократическом обществе права на справедливое разбирательство дела (…). Ограничительное толкование права на доступ к суду, гарантированного пунктом 1 статьи 6 Конвенции, не соответствовало бы объекту и цели данного положения (…)» (§ 28 Постановления от 22.12.09 по делу «Bezymyannaya v. Russia»).

«… понятие "гражданских прав и обязанностей" не может толковаться лишь со ссылкой на национальное право государства-ответчика… это понятие является "автономным" по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции (…)… любое иное решение обязательно приведет к результатам, несовместимым с объектом и целью Конвенции (…)» (§ 24 Постановления от 12.07.01 г. по делу «Ferrazzini v. Italy»). «… понятие разрешения гражданского права имеет автономное значение. Тот факт, что Гражданский кодекс Российской Федерации не содержит положений, применимых к данному вопросу, не является существенным…» (совместное несовпадающее особое мнение судей Нины Ваич и Джорджио Малинверни на Постановление от 27.01.11 г. по делу «Karpacheva and Karpachev v. Russia»). «… спор относительно "права", о котором хотя бы на доказуемых основаниях можно сказать, что оно признано национальным законодательством, должен быть реальным и серьезным; он может относиться не только к фактическому существованию права, но и к его объему, а также к способу его осуществления; и, наконец, результат процесса должен иметь непосредственно решающее значение для рассматриваемого права» (§ 40 Постановления от 19.04.07 г. по делу «Vilho Eskelinen and Others v. Finland»). «… при разрешении вопроса о наличии "права", обеспечивающем применение статьи 6 Конвенции, основан на различии между материальным содержанием упомянутого права и возможными процессуальными препятствиями для его защиты (…). Имеет ли лицо право на иск в соответствии с законодательством страны, может зависеть не только от материального содержания относимого гражданского права, определенного национальным законодательством, но также от наличия процессуальных препятствий или ограничений возможностей предъявления потенциальных требований в суд. В последнем случае пункт 1 статьи 6 Конвенции может быть применимым (…). …» (§ 40 Постановления от 04.07.13 г. по делу «Balakin v. Russia»). «Право на получение возмещения … имеет гражданский характер, невзирая на подсудность дела уголовным судам (…) (§ 121 Постановления от 27.08.92 г. по делу «Tomasi v. France»). Вывод Суда: налицо основания для применения статьи 6 п. 1» (§ 122 там же).

6.5                   «… право на судебную защиту, как следует из статьи 46 (части 1 и 2) Конституции РФ во взаимосвязи с другими ее положениями, в том числе со статьями, закрепляющими право каждого на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (статьи 47, часть 1), и принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (статья 123, часть 3), - это не только право на обращение в суд, но и возможность получения реальной судебной защиты путем восстановления нарушенных прав и свобод, которая должна быть обеспечена государством. Иное не согласуется с универсальным во всех видах судопроизводства требованием эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего критериям справедливости, умаляет и ограничивает право на судебную защиту, в рамках осуществления которого возможно обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых государственных органов, включая судебные (…). При этом из права каждого на судебную защиту, как оно сформулировано в статье 46 Конституции РФ, не следует возможность выбора гражданином по своему усмотрению той или иной процедуры судебной защиты, особенности которых применительно к отдельным видам судопроизводства и категориям дел определяются, исходя из Конституции РФ, федеральным законом (…). Статья 2 ГПК РФ определяет, что целью гражданского судопроизводства является защита нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, прав и интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, других лиц, являющихся субъектами гражданских, трудовых или иных правоотношений. В развитие закрепленной в статье 46 Конституции РФ гарантии на судебную защиту прав и свобод человека и гражданина часть первая статьи 3 ГПК РФ устанавливает, что заинтересованное лицо вправе в порядке, установленном законодательством о гражданском судопроизводстве, обратиться в суд за защитой нарушенных либо оспариваемых прав, свобод или законных интересов. Тем самым гражданское процессуальное законодательство, конкретизирующее положения статьи 46 Конституции РФ, исходит, по общему правилу, из того, что любому лицу судебная защита гарантируется только при наличии оснований предполагать, что права и свободы, о защите которых просит лицо, ему принадлежат, и при этом указанные права и свободы были нарушены или существует реальная угроза их нарушения (…). Оспариваемое заявителем положение статьи 134 ГПК РФ, не предполагающее определение содержания прав и обязанностей субъектов спорного материального правоотношения судьей в стадии возбуждения дела, когда судебное заседание с участием сторон не проводится, а решаются лишь вопросы процессуального характера, поскольку иное не согласовывалось бы с конституционной природой судопроизводства, в силу которой решение вопросов материального права должно осуществляться в судебном заседании при разрешении дела по существу на основе состязательности и равноправия сторон (…), конкретизирует положения статьи 46 (часть 1 и 2) Конституции РФ …» (абзацы 2-4 п. 2 мот. части Определения КС РФ № 2351-О от 23.10.14 г.).

При этом «Право на судебную защиту (а следовательно, и право на исполнение судебных решений) носит публично-правовой характер, поскольку может быть реализовано лишь с помощью государства, создающего для этого необходимые институциональные и процессуальные условия. Соответственно, по смыслу статьи 46 Конституции РФ и статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, нарушение данного права, исходя из его природы, возможно лишь со стороны государства как субъекта, призванного гарантировать и обеспечивать его реализацию посредством установления конкретных процедур, включая установление системы мер, позволяющих в своей совокупности организовать и обеспечить эффективное и своевременное исполнение судебных решений (абзац 5 п. 2.1 Определения КС РФ № 45-О-О от 18.01.11 г.). ... Исходя из того, что в Российской Федерации как демократическом правовом государстве недопустимо злоупотребление со стороны публичной власти таким порядком исполнения судебных решений, вынесенных по искам к публичным образованиям, в том числе к самой Российской Федерации, который не предусматривает возможность принудительного взыскания бюджетных средств, предполагается, что обязанность надлежащей организации исполнения этих судебных решений должна обеспечиваться другими институтами, включая институт ответственности. Виды ответственности определяются положениями гражданского законодательства Российской Федерации, а также международными обязательствами Российской Федерации, в том числе вытекающими из Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ее статьи 13 о праве каждого на эффективное средство правовой защиты, которому корреспондирует обязанность государства обеспечить соответствующие правовые инструменты, гарантирующие эффективную защиту в случае нарушения признанных в Конвенции прав и свобод. При этом установление соответствующих механизмов в национальном законодательстве должно предусматривать такой же уровень правовой защиты, как и при обращении в межгосударственные органы по защите прав человека, в частности в Европейский Суд по правам человека (…)» (абзац 10 п. 2.1 там же).

Говоря об ответственности важно иметь лишь ввиду, что «Пределы усмотрения зависят не только от цели ограничительных мер, но и от природы самого деяния» (§ 52 Постановления от 22.10.81 г. по делу «Dudgeon v. United Kingdom»). Однако повторим, что праву на эффективное средство правовой защиты, защищаемое ст. 13 Конвенции, «корреспондирует обязанность государства обеспечить соответствующие правовые инструменты, гарантирующие эффективную защиту в случае нарушения признанных в Конвенции прав и свобод. При этом установление соответствующих механизмов в национальном законодательстве должно предусматривать такой же уровень правовой защиты, как и при обращении в межгосударственные органы по защите прав человека, в частности в Европейский Суд по правам человека (…)» (абзац 10 п. 2.1 Определения КС РФ № 45-О-О от 18.01.11 г.).

6.6                   При решении вопроса о подсудности и подведомственности рассмотрения обращений Жертвы в рассматриваемом контексте, необходимо учитывать поведение соответствующих российских правоохранительных и судебных органов, которое, как правило, направлено на реальное причинение вреда Жертвам и лишения их права на доступ к суду. И здесь необходимо иметь ввиду, что: «… Конвенция направлена на то, чтобы гарантировать не теоретические или иллюзорные права, а права, осуществимые на практике и эффективные (…). В особенности это относится к праву доступа к правосудию в свете того значения, которое имеет в демократическом обществе право на справедливое судебное разбирательство (…) … (п. 24 Постановления от 09.10.79 г. по делу «Airey v. Ireland»). … фактическое препятствие может нарушать Конвенцию точно так же, как и юридическое (…). Более того, выполнение обязательств по Конвенции требует временами совершения со стороны государства определенных позитивных действий; в подобных обстоятельствах государство не может просто оставаться пассивным и "нет места различию между действием и упущением" (…). Обязанность обеспечить эффективность права доступа к правосудию подпадает под категорию таких обязательств. (п. 25 там же). … Конвенция должна толковаться в свете сегодняшних условий (…), и она нацелена на реальную и практическую защиту человека в тех областях, где она действует (…). Хотя Конвенция говорит главным образом о гражданских и политических правах, многие из них в процессе реализации приобретают черты и ведут к последствиям социально-экономического характера. Поэтому Суд, как и Комиссия, считает, что то обстоятельство, что толкование Конвенции может затронуть и социально-экономическую сферу, не должно само по себе быть решающим аргументом против такого толкования; жесткой границы между этой сферой и содержанием Конвенции не существует… все, что требует Конвенция, - это, чтобы лицо реально пользовалось своим правом доступа к правосудию на условиях, не противоречащих статье 6 п. 1 (…). … Статья 6 п. 3 "c" относится только к уголовному процессу. Однако, несмотря на отсутствие подобного правила для споров по гражданским делам, статья 6 п. 1 может в некоторых случаях понуждать государство предоставлять помощь адвоката, когда она необходима для обеспечения реального доступа к правосудию либо по причине того, что по определенным категориям дел юридическое представительство является обязательным по внутреннему законодательству некоторых государств - участников, или в силу сложности процесса… (п. 26 там же). … Правительство выразило сомнение по поводу подобного вывода, но Суд находит его правдоподобным, ему не было представлено никаких опровергающих его доказательств (п. 27 там же)».

6.7                «… пункт 1 статьи 6 Конвенции обеспечивает каждому право предъявить в суд любое требование, относящееся к его гражданским правам и обязанностям (...). Вопрос о применимости пункта 1 статьи 6 Конвенции распадается на две части: имеет ли место спор (...) по поводу доказуемого права в рамках национального законодательства, и было ли данное право "гражданско-правовым" (...) (§ 98 Постановления от 05.06.14 г. по делу «Tereshchenko v. Russia»). Действительно, для применимости пункта 1 статьи 6 Конвенции в его "гражданском" аспекте необходимо наличие спора о "гражданском праве", который, по крайней мере, на доказуемых основаниях может считаться признаваемым внутригосударственным законодательством независимо от того, защищен ли он также Конвенцией. Спор должен быть реальным и серьезным, и он может относиться не только к действительному существованию права, но также к его пределам и способу осуществления, и, наконец, результат разбирательства должен иметь решающее значение для данного права, слабые связи или отдаленные последствия не являются достаточными для применения пункта 1 статьи 6 Конвенции (...) (§ 99 там же). Пункт 1 статьи 6 Конвенции не гарантирует какого-либо конкретного содержания "гражданских прав и обязательств" в материальном праве государств-участников: Европейский Суд не может создавать толкованием пункта 1 статьи 6 Конвенции материальное право, которое не имеет правовой основы в данном государстве-ответчике (...). Отправной точкой должны служить соответствующее внутригосударственное законодательство и его толкование внутригосударственными судами (...) (§ 100 там же). При такой оценке необходимо выходить за рамки внешних признаков и использованных формулировок и сосредотачиваться на реальной ситуации (...). Вопрос о том, обладали или нет власти дискрецией при разрешении вопроса об удовлетворении ходатайства данного заявителя, может быть принят во внимание и даже иметь решающее значение. Тем не менее только тот факт, что формулировка нормы допускает элемент дискреции, еще не исключает наличие права. Другие критерии, которые могут быть приняты во внимание Европейским Судом, включают признание предполагаемого права при сходных обстоятельствах внутригосударственными судами или рассмотрение ими существа требования заявителя (...) (§ 101 там же). … если государство-ответчик предоставляет права, которые могут быть исполнены судебными средствами правовой защиты, они могут в принципе рассматриваться как гражданские права в значении пункта 1 статьи 6 Конвенции (…)» (§ 102 там же).

Но здесь обязательно необходимо иметь ввиду, что национальные органы власти обязаны применять международные нормы, которые имеют императивный характер и отклонение от которых недопустимо (ст. 53 Венской конвенции о международных договорах), к которым относятся не только Принципы о компенсации, но и законодательство Европейского союза обязывает применять (§§ 59, 63 Постановления от 14.03.17 г. по делу «Илиас и Ахмед против Венгрии»

6.8                  «… пункт 1 статьи 6 Конвенции гарантирует каждому право на подачу в суд любого требования, относящегося к его гражданским правам и обязанностям. Таким образом, данная статья закрепляет "право на суд", в котором право на доступ к правосудию, то есть право инициировать в судах производство по гражданским делам, является лишь одним из аспектов (…) (§ 43Постановленияот 12.07.01 г. поделу «Prince Hans-Adam II of Liechtenstein v. Germany»). Право на доступ к правосудию, охраняемое пунктом 1 статьи 6 Конвенции, не является абсолютным и может быть ограничено; но эти ограничения допускаются косвенно, так как право на доступ к правосудию по своему характеру требует государственного регулирования. В этом отношении Договаривающиеся государства пользуются определенными пределами усмотрения… Должно быть обеспечено, чтобы применяемые требования не ограничивали и не уменьшали доступ частного лица к правосудию таким образом и в таких пределах, что будет нарушена сама суть права. Кроме того, ограничение не соответствует пункту 1 статьи 6 Конвенции, если оно не преследует законную цель и если отсутствует разумная соразмерная связь между использованными средствами и преследуемой целью (…). Если ограничение соответствует этим принципам, нарушение статьи 6 Конвенции места не имеет (§ 44 там же). В этом контексте следует напомнить, что Конвенция имеет целью гарантировать не теоретические или иллюзорные права, а те права, которые являются практическими и эффективными. Это особенно верно для права на доступ к правосудию ввиду заметного места, занимаемого в демократическом обществе правом на справедливое судебное разбирательство (…) (§ 45 там же). … статья 1 Конвенции требует от них "обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции". Статья 1 Конвенции не проводит различий по типу соответствующей меры или правила и не исключает возможности рассмотрения в соответствии с Конвенцией "юрисдикции" Договаривающихся государств (…) (§ 46 там же). Таким образом, ответственность Договаривающихся государств сохраняется даже после принятия ими на себя договорных обязательств вследствие вступления в силу Конвенции и Протоколов к ней в отношении этих государств (…) (§ 47 там же). … Кроме того, обязанность толкования и применения национального законодательства лежит преимущественно на национальных органах, особенно на судах. Это также применимо в случаях, когда национальное законодательство содержит ссылки на правила общего международного права или международных соглашений. Роль Европейского суда ограничивается установлением того, соответствуют ли последствия такого толкования Конвенции (…) (§ 50 там же)».

6.9                   «Если при принятии искового заявления суд придет к выводу о том, что избранный истцом способ защиты права не может обеспечить его восстановление, данное обстоятельство не является основанием для отказа в принятии искового заявления, его возвращения либо оставления без движения. В соответствии со статьей 148 ГПК РФ или статьей 133 АПК РФ на стадии подготовки дела к судебному разбирательству суд выносит на обсуждение вопрос о юридической квалификации правоотношения для определения того, какие нормы права подлежат применению при разрешении спора. По смыслу части 1 статьи 196 ГПК РФ или части 1 статьи 168 АПК РФ суд определяет, какие нормы права следует применить к установленным обстоятельствам. Суд также указывает мотивы, по которым не применил нормы права, на которые ссылались лица, участвующие в деле» (абзацы 2, 3 п. 9 ППВС РФ № 25 от 23.06.15 г. «О применении судами некоторых положений раздела I части 1 ГК РФ»). … По смыслу статьи 15 ГК РФ, упущенной выгодой является неполученный доход, на который увеличилась бы имущественная масса лица, право которого нарушено, если бы нарушения не было. Поскольку упущенная выгода представляет собой неполученный доход, при разрешении споров, связанных с ее возмещением, следует принимать во внимание, что ее расчет, представленный истцом, как правило, является приблизительным и носит вероятностный характер. Это обстоятельство само по себе не может служить основанием для отказа в иске. Если лицо, нарушившее право, получило вследствие этого доходы, лицо, право которого нарушено, вправе требовать возмещения наряду с другими убытками упущенной выгоды в размере не меньшем, чем такие доходы (пункт 2 статьи 15 ГК РФ). При рассмотрении дел о возмещении убытков следует иметь в виду, что положение пункта 4 статьи 393 ГК РФ, согласно которому при определении упущенной выгоды учитываются предпринятые стороной для ее получения меры и сделанные с этой целью приготовления, не означает, что в состав подлежащих возмещению убытков могут входить только расходы на осуществление таких мер и приготовлений (п. 14 там же). В соответствии со статьей 16 ГК РФ публично-правовое образование (Российская Федерация, субъект Российской Федерации или муниципальное образование) является ответчиком в случае предъявления гражданином или юридическим лицом требования о возмещении убытков, причиненных в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или должностных лиц этих органов. Такое требование подлежит рассмотрению в порядке искового производства. Предъявление гражданином или юридическим лицом иска непосредственно к государственному органу или к органу местного самоуправления, допустившему нарушение, или только к финансовому органу само по себе не может служить основанием к отказу в удовлетворении такого иска. В этом случае суд привлекает в качестве ответчика по делу соответствующее публично-правовое образование и одновременно определяет, какие органы будут представлять его интересы в процессе» (п. 15 там же).

6.10                 Переходя к решению вопроса об ответственности «судей» за совершаемые преступления, следует сказать, что «… ограниченная ответственность судей и государства за вред, причиненный в рамках судебного разбирательства, и последующий иммунитет от исков могут при наличии доказуемой жалобы на основании материально-правовых положений Конвенции порождать вопрос о нарушении Конвенции, но, по мнению Европейского Суда, на основании статьи 13 Конвенции, а не пункта 1 статьи 6 Конвенции (…). …» (§ 82 Постановления от 12.06.12 г. по делу «Gryaznov v. Russia»).

«… Статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средства защиты для соблюдения сущности прав и свобод, предусмотренных Конвенцией, в любой форме, в которой они могут быть обеспечены внутренним правовым порядком. Поэтому данная статья требует, чтобы положения о внутреннем средстве защиты позволяли "компетентному государственному органу" как разбирать существо жалобы на нарушение Конвенции, так и присуждать соответствующую компенсацию, несмотря на то, что Договаривающимся государствам предоставлено определенное усмотрение в том, что касается способа выполнения своих обязательств согласно этому положению. Средство защиты должно быть "эффективным как в законе, так и на практике" (…)» (§ 67 Постановления от 04.05.2000 г. по делу «Rotaru v. Romania»). … "Государственный орган", о котором идет речь в статье 13 Конвенции, может и не быть во всех инстанциях в строгом смысле судебным. Тем не менее, полномочия и процессуальные гарантии, которыми он обладает, являются соответствующими при определении эффективности правового средства защиты (…)» (§ 69 там же). Статья 13 «предоставляет эффективное правовое средство защиты, позволяющее обжаловать нарушения Конвенции» (§ 76 там же). … Нет сомнений в том, что требование заявителя о компенсации за моральный вред и судебные расходы носило гражданский характер по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции… Апелляционный суд не рассмотрел вышеупомянутое требование и тем самым нарушил право заявителя на справедливое разбирательство по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции (…) (§ 78 там же). Соответственно, также имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции» (§ 79 там же).

«Что касается довода Правительства о том, что заявитель мог подать иск о возмещении ущерба судьям, мы отмечаем, что правительство не представило каких-либо примеров, чтобы показать, что такое средство правовой защиты успешно использовалось в обстоятельствах, аналогичных обстоятельствам настоящего дела» (§ 23 совместного совпадающего мнения судей ЕСПЧ Раймонди, Виллигера, Šikuta, Келлера и Kjølbro по делу «Де Томмазо против Италии от 23.02.17 г.).

При этом за нарушение права должна следовать компенсация, поскольку «лицо должно иметь возможность получить компенсацию за любой ущерб, причиненный нарушением его права на справедливое судебное разбирательство в значении статьи 6 Конвенции». (Постановления Европейского Суда от 16.09.10 г. по делу «Chernichkin v. Russia», § 16; от 07.06.11 г. по делу «Ryabikina v. Russia», § 17; от 10.05.12 г. по делу «Chelikidi v. Russia»). Необходимо иметь ввиду и то, что «судейский иммунитет от ответственности за действия при осуществлении правосудия не имеет бланкетного или неопровергаемого характера. Он отмечает, что, в частности, иск о возмещении вреда может быть также предъявлен, если судебные акты вынесены умышленно или в коррупционных целях, и вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу (…). В связи с этим данное ограничение не может рассматриваться как произвольное выведение из-под юрисдикции судов всего набора гражданско-правовых требований» (§ 36 Постановления от 05.02.15 г. по делу «Сергей Зубарев против РФ»). При этом повторяю, что «… вынесение судьей априори неправильного решения может быть квалифицировано в качестве злоупотребления полномочиями» (§ 60 Постановления от 30.06.15 г. по делу «Перуцци против Италии»).

6.11                «… отсутствие вышеупомянутой законодательной базы в российской правовой системе необязательно должно служить основанием для отказа в рассмотрении дела. Действительно, как Конституционный Суд Российской Федерации впоследствии указал в этой связи, отсутствие такой базы не означает неприменимость общих принципов в отношении оснований и процедуры установления ответственности государства или определения подведомственности и подсудности (…) (§ 51 Постановления от 13.12.11 г. по делу «Васильев и Ковтун против РФ»). Национальные суды в настоящем деле не рассмотрели жалобы заявителей в свете позиции Конституционного Суда Российской Федерации, что касается процессуальных основ, которые должны быть применены при рассмотрении подобных жалоб, и не мотивировали свое решение о том, что дело заявителей относится к первой категории дел, требующих установления вины судьи как условия рассмотрения (§ 52 там же). Кроме того, Европейский Суд не убежден в том, что соответствующие нормы в настоящем деле отвечали требованию качества закона в соответствии со смыслом Конвенциии являлись достаточно предсказуемыми. Заявители были вправе рассчитывать на согласованную систему, основанную на четких, практических и эффективных возможностях предъявления требований против государства (…). Европейский Суд ранее устанавливал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с длительной и необъяснимой неспособностью государства обеспечить законодательную базу, что лишало заявителя процессуальной возможности предъявления аналогичного требования о компенсации и принятия его к рассмотрению по существу (…) (§ 53 там же). Действительно, решение национальных судов оставить дело без рассмотрения не лишало заявителей возможности повторного возбуждения дела при условии, что они выполнят формальные требования, одно из которых составляет содержание настоящей жалобы. Однако Европейский Суд находит, что эти возможности не смягчают ограничения права на доступ к правосудию в настоящем деле, поскольку основная проблема содержится в применимом законодательстве (…). Ввиду вышеизложенных соображений Европейский Суд заключает, что на само существо права заявителей на доступ к правосудию было оказано отрицательное влияние (§ 54 там же)».

 

«… учитывая неспособность властей Российской Федерации предоставить соответствующие правовые условия, невозможно рассуждать о результатах производства, которое так и не имело место. … (§ 44 Постановления от 24.10.13 г. по делу «Zakharova v. Russia»). … пункт 1 статьи 6 Конвенции направлен на охрану права каждого предъявлять в суде любые требования, связанные с его гражданскими правами и обязанностями. В этой связи данное положение включает "право на суд", в котором право на доступ к суду, то есть право инициировать производство по гражданским вопросам в суде, является единственной составляющей, вместе с тем эта составляющая делает возможной реализацию дальнейших гарантий, установленных в пункте 1 статьи 6 Конвенции (…) (§ 46 там же). … "право на суд" не является абсолютным и может быть ограничено. Европейский Суд должен быть уверен в том, что применяемые ограничения не препятствуют доступу к правосудию, предоставляемому гражданам, таким образом и до такой степени, что это разрушает саму суть этого права (…) (§ 47 там же). Европейский Суд ранее признавал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с длительной необъяснимой невозможностью государства обеспечить правовое регулирование, что лишает заявителя процессуальной возможности подать сходный иск о компенсации, а также требовать рассмотрения дела по существу (…) (§ 48 там же). Европейский Суд не видит оснований отойти от изложенных выше выводов в настоящем деле. Власти Российской Федерации не предоставили какого-либо обоснования отсутствия законодательства, регулирующую процедуру рассмотрения жалоб, аналогичных жалобам в настоящем деле (§ 49 там же). Учитывая судебную практику по данному вопросу, материалы, предоставленные сторонами, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не представили фактов или доводов, способных убедить его сделать иные выводы в настоящем деле (§ 50 там же). Соответственно, … заявительница была лишена права на доступ к суду и, таким образом, в связи с этим имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции» (§ 51 там же).

 

6.12                 Что касается Конституционного Суда РФ, то он установил право на осуществление компенсации за совершаемые «судьями» преступления без решения вопроса о привлечении их к уголовной ответственности, то есть, не связывая исковое производство с вынесением приговора, например, в Определении № 278-О-П от 05.03.09 г.:

2. Конституция РФ гарантирует каждому право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц (статья 53), при этом государство обеспечивает потерпевшим от злоупотреблений властью доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба (статья 52).

Исходя из этих конституционных положений Гражданский кодекс РФ закрепляет правило возмещения государством вреда, причиненного при осуществлении правосудия, согласно которому такой вред возмещается в случае, если вина судьи установлена приговором суда, вступившим в законную силу (пункт 2 статьи 1070). В силу правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в Постановлении от 25 января 2001 года N 1-П, данное положение Гражданского кодекса РФ, как предусматривающее возмещение государством вреда, причиненного при осуществлении правосудия посредством гражданского судопроизводства в результате принятия незаконных судебных актов, разрешающих спор по существу, не может служить основанием для отказа в возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в иных случаях (а именно когда спор не разрешается по существу) в результате незаконных действий (или бездействия) суда (судьи), в том числе при нарушении разумных сроков судебного разбирательства, - если вина судьи установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением.

Как следует из материалов, представленных в Конституционный Суд РФ С.И. Ивентьевым, отказывая ему в принятии искового заявления со ссылкой на пункт 1 части первой статьи 134 ГПК РФ, суды исходили из того, что до настоящего времени не выполнено предписание Конституционного Суда РФ, содержащееся в пункте 3 резолютивной части Постановления от 25 января 2001 года N 1-П, согласно которому Федеральному Собранию надлежит урегулировать в законодательном порядке основания и порядок возмещения государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) суда (судьи), а также определить подведомственность и подсудность таких дел применительно к случаям, когда вина судьи установлена не приговором, а в ином судебном порядке.

Между тем данное обстоятельство не может служить основанием для отказа в принятии искового заявления, поскольку не означает, что до установления соответствующих специальных законодательных норм не могут применяться общие правила об основаниях и порядке возмещения государством вреда, как и о подведомственности и подсудности дел, возникающих из гражданских правоотношений. Иное истолкование указания Конституционного Суда РФ приводило бы к отказу гражданам в доступе к правосудию и компенсации государством причиненного ущерба (Определение Конституционного Суда РФ от 27 мая 2004 года N 210-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина А.С. Черничкина на нарушение его конституционных прав Постановлением Конституционного Суда РФ от 25 января 2001 года N 1-П).

Пункт 1 части первой статьи 134 ГПК РФ предусматривает, что судья может отказать в принятии заявления в случае, если оно не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, а рассматривается и разрешается в ином судебном порядке. Между тем в силу статьи 22 ГПК РФ дела о возмещении государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) суда (судьи), относятся к подведомственности судов общей юрисдикции, поскольку в порядке гражданского судопроизводства они рассматривают возникающие из гражданских правоотношений дела о защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и охраняемых законом интересов с соблюдением правил подсудности, предусмотренных статьями 23 - 32 данного Кодекса, - при том что никакого иного судебного порядка рассмотрения и разрешения данной категории дел действующее законодательство не предусматривает.

Данный вывод вытекает и из правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, неоднократно выраженной им в своих решениях, по смыслу которой отсутствие общих или специальных правил, установленных процессуальным законом для рассмотрения каких-либо конкретных дел, само по себе не может являться основанием для отказа в защите нарушенных прав, поскольку в таких случаях должны непосредственно применяться нормы Конституции РФ (…), тем более что право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) суда (судьи), непосредственно подтверждено Постановлением Конституционного Суда РФ от 25 января 2001 года N 1-П. Соответственно, судами должны приниматься все надлежащие меры к реализации данного решения Конституционного Суда РФ.

Таким образом, положение пункта 1 части первой статьи 134 ГПК РФ об отказе в принятии искового заявления в случае, если заявление не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, поскольку рассматривается и разрешается в ином судебном порядке, - по своему конституционно-правовому смыслу в системе норм действующего гражданского процессуального законодательства и с учетом правовой позиции, выраженной Конституционным Судом РФ в Постановлении от 25 января 2001 года, в Определении от 27 мая 2004 года N 210-О и настоящем Определении - не предполагает отказ судьи в принятии искового заявления о возмещении государством вреда, причиненного при осуществлении гражданского судопроизводства в случаях, когда спор не разрешается по существу вследствие незаконных действий (или бездействия) суда (судьи), в том числе при нарушении разумных сроков судебного разбирательства, если вина судьи установлена не приговором суда, а иным соответствующим судебным решением. Иное истолкование данного законоположения приводило бы к отказу гражданам в доступе к правосудию и компенсации государством причиненного ущерба и тем самым - к нарушению прав, гарантированных статьями 46, 52 и 53 Конституции РФ.

1.17.11.1    Таким образом, еще 05.03.09 г. Конституционный Суд РФ установил, то есть предписал, что отказ в принятии исков к «судьям» в связи с допускаемыми ими процессуальными нарушениями относится к отказу в Правосудии, что является недопустимым, а «отсутствие общих или специальных правил, установленных процессуальным законом для рассмотрения каких-либо конкретных дел, само по себе не может являться основанием для отказа в защите нарушенных прав, поскольку в таких случаях должны непосредственно применяться нормы Конституции Российской Федерации». Несмотря на то, что Конституционный Суд РФ не упомянул об обязательности применения ч. 4 ст. 79 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ», однако это не освобождает суд от обязанности правильного применения соответствующих норм, что ему предписано взаимосвязанными требованиями ст. 2, ч. 2 ст. 11, ч. 2 ст. 12, ст. 195, п. 5 ч. 1 ст. 225 ГПК РФ.

При этом необходимо ясно и четко понимать, что процессуальные нарушения всегда обусловлены злоупотреблением правом (ч. 4 ст. 1, ч. 1 ст. 10 ГК РФ), что должно устанавливаться в рамках судебной процедуры гражданского судопроизводства, поскольку предметом правового регулирования являются нормы ГК РФ: «… статьи 10 ГК РФ, устанавливающие запрет на злоупотребление правом и правовые последствия злоупотребления правом, направлены на реализацию принципа, закрепленного в статье 17 (часть 3) Конституции РФ, и не предполагают их произвольного применения, - применение данных законоположений должно осуществляться в системе действующего правового регулирования, в частности во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 9 и пунктом 5 статьи 10 ГК РФ, согласно которым участники гражданских правоотношений по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права, при этом их добросовестность, а также разумность действий предполагаются (абзац 2 п. 2 мот. части Определения КС РФ № 1362-О от 27.06.17 г.). Соответственно, установление судом факта злоупотребления правом может иметь место лишь с учетом содержания регулирующих конкретные отношения правовых норм и после исследования и оценки поведения участников гражданско-правовых отношений, с тем чтобы их правомерные действия не могли быть поставлены им в вину и повлечь для них негативные последствия» (абзац 3 п. 2 там же).

Также здесь следует иметь ввиду, что «…возникно­вение процесса, процессуальных отношений как юридической процедуры рассмотрения и разрешения дел обусловлено по­требностями материальных отраслей права, необходимостью их принудительного применения соответствующими органами. Поэтому, каково материальное право, подлежащее принудитель­ному применению юрисдикционным органом, таким должен быть и сам процесс, в рамках которого происходит правоприменение» (Осокина Г.Л., «Гражданский процесс. Общая часть», Москва, Норма, 2008 г., стр.

6.13            Как специальной нормой материального права, предусматривающей предъявление иска к «судье», причинившего вред, является п. 5.2 Европейской хартии о статуте для судей: «Государством гарантируется компенсация вреда, неправомерно нанесенного судьей вследствие принятого решения либо определенного поведения в ходе исполнения должностных обязательств».

В «Пояснительном меморандуме к Европейской хартии о статуте для судей» разъяснено: «В данном параграфе (5.2) затрагивается вопрос о гражданской и материальной ответственности судей. Документом устанавливается, что государство выплачивает компенсацию за вред, понесенный в результате ненадлежащего поведения судьи либо незаконных действий при осуществлении им своих функций. Подобное означает, что государство в любом случае выступает гарантом для пострадавших в упомянутых обстоятельствах. Уточняя, что гарантии государства распространяются на вред, причиненный в результате ненадлежащего поведения судьи либо незаконных действий при осуществлении должностных обязанностей, Хартия ссылается скорее не на ненадлежащее и незаконное поведение, а делает упор на понесенный в результате него ущерб. Это полностью совместимо с ответственностью, связанной не с неправомерным действием, а с необычным, особым или тяжелым характером ущерба, обусловленного ненадлежащим и незаконным поведением. Подобное является важным для того, чтобы применение гражданской ответственности не повлияло на судебную независимость судьи. Хартией также предусматривается, что если ущерб, возмещаемый государством, понесен в результате грубого и непростительного нарушения правил, регулирующих осуществление судебных полномочий, статут предоставляет государству возможность совершить процессуальные действия, направленные на получение компенсации, выплачиваемой в рамках лимита, установленного статутом. Требование о наличии грубой и непростительной халатности, а также о соблюдении законности процессуальных действий для получения возмещения представляют собой существенные гарантии того, что процедура будет верно проведена. Дополнительной гарантией является необходимость получения предварительного согласия органа, упомянутого в параграфе 1.3, до подачи иска в компетентный суд».

 

6.14                   Ответственность государства за преступную деятельность должностных лиц в сфере отправления Правосудия достаточно хорошо установлена в Определении КС РФ № 524-О-П от 08.04.10 г. Что касается самой деятельности прокуроров с точки зрения ЕСПЧ, то это достаточно полно объяснено в статье «Обзор судебной практики Европейского суда по правам человека: роль прокурора при рассмотрении дел, не относящихся к сфере уголовного права»: http://antiraid.com.ua/forum/topic/9515-obzor-sudebnoy-praktiki-evropeyskogo-suda-po-pravam-cheloveka-rol-prokurora-pri-rassmotrenii-del-ne-otnosyaschihsya-k-sfere-ugolovnogo-prava/.

6.15                    «... статья 14 Конвенции признает не только право на справедливую и адекватную компенсацию, но и налагает на государства-участников обязательство обеспечивать, чтобы жертва пыток получала соответствующее возмещение. Возмещение должно охватывать всю совокупность причиненного жертве ущерба и включать среди прочих мер реституцию, компенсацию и реабилитацию жертвы, а также меры, способные гарантировать невозможность повторения нарушений, - с обязательным учетом обстоятельств каждого дела. … несмотря на преимущества, которые предоставляет уголовное расследование для жертвы с точки зрения доказывания, гражданское разбирательство и требование жертвы о возмещении не должны зависеть от исхода уголовного разбирательства. Он считает, что выплату компенсации не следует откладывать до установления уголовной ответственности. Гражданское разбирательство должно быть доступным независимо от уголовного разбирательства, и для такого гражданского судопроизводства следует предусмотреть необходимое законодательство и институты. Если в соответствии с внутренним законодательством требуется провести уголовное разбирательство до обращения за гражданской компенсацией, то непроведение уголовного разбирательства или его неоправданная задержка представляют собой невыполнение государством-участником своих обязательств по Конвенции. … дисциплинарные или административные средства защиты без доступа к эффективному судебному пересмотру не могут считаться адекватной формой возмещения в контексте статьи 14» (п. 9.7 Решения КПП от 05.11.13 г. по делу «Oleg Evloev v. Kazakhstan»).

«… не вызывает сомнения тот факт, что отказ в возбуждении уголовного дела лишил заявителя возможности предъявить гражданский иск с требованием компенсации, поскольку в соответствии с внутренним законодательством право на компенсацию за пытки возникает только после вынесения судом обвинительного приговора виновным должностным лицам по уголовному делу. … статья 14 Конвенции признает не только право на справедливую и адекватную компенсацию, но и налагает на государства-участники обязательство обеспечивать, чтобы жертва … получала соответствующее возмещение. Возмещение должно охватывать всю совокупность причиненного жертве ущерба и включать, среди прочих мер, реституцию, компенсацию и реабилитацию жертвы, а также меры, способные гарантировать невозможность повторения нарушений, − с обязательным учетом обстоятельств каждого дела (…). … несмотря на преимущества, которые предоставляет уголовное расследование для жертвы с точки зрения доказывания, гражданское разбирательство и требование жертвы о возмещении не должны зависеть от исхода уголовного разбирательства. … выплату компенсации не следует откладывать до установления уголовной ответственности. Гражданское разбирательство должно быть доступным независимо от уголовного разбирательства, и для такого гражданского судопроизводства следует предусмотреть необходимое законодательство и институты. Если в соответствии с внутренним законодательством требуется провести уголовное разбирательство до обращения за гражданской компенсацией, то непроведение уголовного разбирательства или его неоправданная задержка представляют собой невыполнение государством-участником своих обязательств по Конвенции. … дисциплинарные или административные средства защиты без доступа к эффективному судебному пересмотру не могут считаться адекватной формой возмещения в контексте статьи 14. С учетом вышесказанного и обстоятельств настоящего дела … государство-участник также нарушило свои обязательства по статье 14 Конвенции (…)» (п. 8.9 Решения КПП от 14.05.14 г. по делу «Rasim Bairamov v. Kazakhstan»).

«В отношении предполагаемого нарушения статьи 14 Конвенции Комитет отмечает, что не вызывает сомнения тот факт, что лица, виновные в применении пыток, не были выявлены, и, таким образом, заявитель не мог потребовать возмещения вреда, причиненного в результате пыток. … статья 14 Конвенции признает не только право на справедливую и адекватную компенсацию, но и налагает на государства-участники обязательство обеспечить жертве пыток соответствующее возмещение. Возмещение должно покрывать всю совокупность причиненного жертве ущерба и включать, среди прочих мер, реституцию, компенсацию и реабилитацию жертвы, а также меры, гарантирующие невозможность повторения нарушений, с обязательным учетом обстоятельств каждого дела. Гражданское разбирательство должно проводиться независимо от уголовного разбирательства, и для такого гражданского судопроизводства следует предусмотреть необходимое законодательство и институты. На основании рассмотренной им информации Комитет приходит к выводу о том, что государство-участник также нарушило свои обязательства по статье 14 Конвенции» (…)» (п. 7.7 Решения КПП от 12.05.17 г. по делу «Aleksei Ushenin v. Kazakhstan»).

«… статья 14 Конвенции признает не только право на справедливую и адекватную компенсацию, но и налагает на государства-участники обязательство обеспечить жертве пыток соответствующее возмещение. Возмещение должно покрывать всю совокупность причиненного жертве ущерба и включать, среди прочих мер, реституцию, компенсацию и реабилитацию жертвы, а также меры, гарантирующие невозможность повторения нарушений, с обязательным учетом обстоятельств каждого дела. Гражданское разбирательство должно быть доступным независимо от уголовного разбирательства, и для такого гражданского судопроизводства следует предусмотреть необходимое законодательство и институты (…). Комитет принимает к сведению утверждение государства-участника о том, что, поскольку никто не был обвинен и осужден за применение пыток, суды не могут рассматривать вопрос о компенсации. В связи с отсутствием гражданского разбирательства, проводимого независимо от уголовного разбирательства, и на основе имеющейся в его распоряжении информации Комитет приходит к выводу о том, что государство-участник также нарушило свои обязательства по статье 14 Конвенции» (п. 8.9 Решения КПП от 31.07.17 г. по делу «Ashim Rakishev v. Kazakhstan»).

6.16        «Уголовный кодекс Российской Федерации предусматривает ответственность за злоупотребление должностными полномочиями (статья 285), их превышение (статья 286), служебный подлог (статья 292) и фальсификацию результатов оперативно-розыскной деятельности (статья 303), при совершении которых документы и материалы, созданные в ходе оперативно-розыскной деятельности и (или) отражающие ее результаты, могут выступать предметом либо средством преступления или способствовать его обнаружению. Лишение возможности ознакомиться с постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела, вынесенным по результатам проверки сообщения о таком преступлении, и положенными в его основу материалами, содержащими сведения, позволяющие оценить достаточность данных, указывающих на его признаки, фактически обессмысливает право на судебную защиту лица, чьи права и свободы непосредственно затрагиваются этим постановлением» (абзац 4 п. 5 мот. части Постановления КС РФ № 32-П от 23.11.17 г.).

6.17                 Здесь важно лишь понимать смысл тех решений, которые выносили «судьи», незаконно отказывая в принятии и рассмотрении исков со ссылкой на п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ, то есть по основаниям рассмотрения и разрешения дела «в ином судебном порядке». Подобные формулировки незаконны сами по себе потому, что возникает неопределенность в применении тех норм права, которые должны регулировать подлежащие разрешению правоотношения. Отсылая в иной вид судопроизводства, судьи обязаны указать те нормы закона, которые в этом виде судопроизводства надлежит применить, что от них требуют ст. 2, ч. 2 ст. 11, ч. 2 ст. 12, ст. 195, п. 5 ч. 1 ст. 225 ГПК РФ. В рассматриваемый период подлежал применению п. 17 ППВС РФ № 2 от 10.02.09 г. «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих», где судьям было предписано: «В определении следует указать нормы закона, согласно которым рассмотрение дела об оспаривании данного решения, действия (бездействия) органа государственной власти, органа местного самоуправления, должностного лица, государственного или муниципального служащего должно осуществляться в ином судебном порядке». Этого от судей требовала не только ст. 195 ГПК РФ, предписывающая вынесение законного и обоснованного решения, п. 5 ч. 1 ст. 225 ГПК РФ, который обязывал судей указывать «мотивы, по которым суд пришел к своим выводам, и ссылка на законы, которыми суд руководствовался», ч. 2 ст. 12 ГПК РФ, п. 2 ППВС РФ № 23 от 19.12.03 г. «О судебном решении», обязывающие судей правильно применять законодательство, ч. 2 ст. 11 ГПК РФ, обязывающая судей применять правовой акт, имеющий большую юридическую силу, например, Пакт и Конвенцию, но и ст. 2 ГПК РФ, обязывающая судей учитывать цели и задачи гражданского судопроизводства, то есть обязывающая судей «способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду» и, естественно, правильному и своевременному рассмотрению и разрешению «гражданских дел в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан…».

Также мы, рассматривая данную коллизию, должны иметь ввиду предписание ЕСПЧ, выраженное в § 38 Постановления от 21.0.2.75 г. по делу «Голдер против Соединенного Королевства»: "Право на образование по самой своей природе требует государственного регулирования, которое может меняться в зависимости от места и времени, в соответствии с потребностями и ресурсами как общества, так и конкретных лиц. Само собой разумеется, что подобное регулирование никогда не должно ни наносить ущерба сути права на образование, ни вступать в конфликт с другими правами, закрепленными в Конвенции" (…). Указанные соображения тем более справедливы в отношении любого права, которое, в отличие от права на образование, не выражено достаточно четко».

Так как решения не только суда, но и любого иного правоприменителя должно быть законным, обоснованным и мотивированным (ч. 4 ст. 7 УПК РФ), поэтому это универсальное требование, распространяемое на все виды судопроизводств с учетом запрета различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях (абзац 3 п. 3.3 мот. части Постановления КС № 5-П от 01.03.12 г.). А поэтому и на судей распространяется требование при решении вопроса о нарушенных правах ссылаться «на закон или иной нормативный акт, предусматривающие способы защиты этих» прав (ч. 3 ст. 131 ГПК РФ во взаимосвязи с ч. 2 ст. 12, п. 5 ч. 1 ст. 225 ГПК РФ). Мало того, если суд «обнаружит в действиях лиц, участвующих в деле, иных участников судебного разбирательства, должностных лиц или иных лиц признаки преступления, суд сообщает об этом в органы дознания или предварительного следствия» (ст. 2, ч. 3 ст. 225 ГПК РФ, п. 4 ст. 3, ч. 4 ст. 200 КАС РФ, Определение КС № 445-О-О от 15.07.08 г., ч. 1 ст. 11 ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан РФ», ч. 9 ст. 11.2 ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг», ППВС РФ № 5 от 01.09.87 г. «О повышении роли судов в выполнении требований закона, направленных на выявление и устранение причин и условий, способствовавших совершению преступлений и других правонарушений» (в ред. ППВС РФ от 06.02.07 г. № 7) в их нормативном единстве).

Согласно доводов как РФ, так и ЕСПЧ, выраженных в § 41 Постановления от 16.10.14 г. по делу «Мостипан против РФ»: «Что касается доводов властей Российской Федерации о том, что заявительница могла обжаловать бездействие органов прокуратуры в ответ на ее заявления о жестоком обращении, инициировав гражданское производство против сотрудников милиции, Европейский Суд, не обращаясь к вопросу об эффективности этого средства, полагает, что заявительница сама была вправе выбирать средство правовой защиты. Она решила подать жалобу в прокуратуру с просьбой о возбуждении уголовного дела против предполагаемых виновных лиц. Следовательно, даже если ее выбор пал на средство, менее подходящее, чем другие, в конкретных обстоятельствах это не имеет значения».

Что касается Верховного Суда РФ, то «… президиум не учел того обстоятельства, что выбор одного из способов защиты гражданских прав, предусмотренных ст. 12 ГК РФ, принадлежит не суду, а истцу, который указал в исковом заявлении избранный им способ защиты своего права, соответствующий указанной статье. Суд дал оценку избранному истцом способу защиты своего права и обоснованно удовлетворил заявленное требование» (Определение ВС РФ от 17.08.98 г. по делу № 4-В98-7). «Статьей 12 Гражданского кодекса Российской Федерации установлено, что защита гражданских прав осуществляется в том числе путем признания права. В соответствии с положениями пункта 1 статьи 9 данного Кодекса, устанавливающего, что граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права, выбор одного из предусмотренных законом способов защиты нарушенного права принадлежит тому лицу, чье право нарушено» (Определение ВС РФ от 01.09.15 г. по делу № 18-КГ15-113). «В силу статьи 9 Гражданского кодекса Российской Федерации граждане по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права. Выбор одного из способов защиты гражданских прав, предусмотренных статьей 12 указанного Кодекса, принадлежит истцу» (Определение ВС РФ от 16.09.14 г. по делу № 53-КГ14-15). «В силу статьи 9 Гражданского кодекса Российской Федерации граждане по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права. Выбор одного из способов защиты гражданских прав, предусмотренных статьей 12 указанного Кодекса, принадлежит истцу» (Определение ВС РФ от 06.11.12 г. по делу № 9-КГ12-5). «Что касается предложения суда уточнить исковые требования, то суд не учел, что в силу ст. 9 ГК РФ граждане по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права. Выбор одного из способов защиты гражданских прав, предусмотренных ст. 12 ГК РФ, принадлежит не суду, а истцу, который и определил в исковом заявлении избранный им способ защиты своего права. Вопросы относительно исковых требований подлежат выяснению в порядке подготовки дела к судебному разбирательству в соответствии с правилами гл. 14 ГПК РФ» (Определение ВС РФ от 11.08.09 г. по делу № 41-В09-17).

6.18                Принцип диспозитивности и правовые последствия его применения объяснены также, например, в Определении КС РФ № 684-О от 29.03.16 г.: «Статья 12 ГПК РФ, закрепляющая, что правосудие по гражданским делам осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон (часть первая); суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий, оказывает лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при рассмотрении и разрешении гражданских дел (часть вторая), как и часть вторая статьи 56 данного Кодекса, устанавливающая, что суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались, приняты во исполнение статьи 123 (часть 3) Конституции РФ, направлены на реализацию принципа состязательности и равноправия сторон при осуществлении правосудия, выступают процессуальной гарантией правильного рассмотрения и разрешения подведомственных судам общей юрисдикции дел (п. 2.2. мот. части Определения КС РФ № 684-О от 29.03.16 г.)… право изменить основание или предмет иска предоставлено только истцу, но не суду. Такое нормативное регулирование вытекает из конституционно значимого принципа диспозитивности, который, в частности, означает, что процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются главным образом по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, имеющих возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом (…)» (абзац 2 п. 2.3 мот. части там же). При этом «Суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом и создает условия для установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при рассмотрении и разрешении гражданских дел, что является необходимым для достижения задач гражданского судопроизводства (ч.

2 ст. 12 ГПК РФ). Это правомочие суда, будучи следствием принципа судейского руководства процессом, выступает процессуальной гарантией закрепленного в статье 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации права граждан на судебную защиту» (абзац 3 п. 2 мот. части Определения КС РФ № 1626-О от 24.10.13 г.).

Верховный Суд РФ по рассматриваемому вопросу также разъяснил, что «… основание и предмет иска определяет истец. Суд не обладает правом без согласия истца изменять основания или предмет исковых требований, заявленных истцом. Такое нормативное регулирование вытекает из конституционно значимого принципа диспозитивности, который, в частности, означает, что процессуальные отношения в гражданском судопроизводстве возникают, изменяются и прекращаются по инициативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, имеющих возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом (…)… решение является законным в том случае, когда оно принято при точном соблюдении норм процессуального права и в полном соответствии с нормами материального права, которые подлежат применению к данному правоотношению. Решение является обоснованным тогда, когда имеющие значение для дела факты подтверждены исследованными судом доказательствами, удовлетворяющими требованиям закона об их относимости и допустимости, или обстоятельствами, не нуждающимися в доказывании, а также тогда, когда оно содержит исчерпывающие выводы суда, вытекающие из установленных фактов. Одним из источников сведений о фактах, на основе которых суд устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения сторон, а также иных обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения гражданского дела, являются заключения экспертов (…). Обстоятельства дела, которые в соответствии с законом должны быть подтверждены определенными средствами доказывания, не могут подтверждаться никакими другими доказательствами (…)… при возникновении в процессе рассмотрения дела вопросов, требующих специальных знаний в различных областях науки, техники, искусства, ремесла, суд назначает экспертизу. Исходя из существа рассматриваемого спора, необходимости установления юридически значимых обстоятельств по делу,.. принимая во внимание, что данный вопрос требует специальных познаний, которыми суд не обладает, необходимые сведения для правильного разрешения дела могли быть получены посредством проведения судебной экспертизы… если судом первой инстанции неправильно определены обстоятельства, имеющие значение для дела (…), то суду апелляционной инстанции следует поставить на обсуждение вопрос о представлении лицами, участвующими в деле, дополнительных (новых) доказательств и при необходимости по их ходатайству оказать им содействие в собирании и истребовании таких доказательств… С учетом правовой природы апелляционного производства (…) оставление заявленного ходатайства без разрешения существенным образом ущемляет права и законные интересы Фаюршина Т.Х., лишает его права на судебную защиту, гарантированную статьей 46 Конституции Российской Федерации» (Определение ВС РФ от 16.06.15 г. по делу № 44-КГ15-2).

6.19                Рассматривая нормы права, подлежащие применению следует иметь ввиду, что Принципы о компенсации не предусматривают никаких исключений и обязывают государства компенсировать за причиненный их должностными лицами вред по основаниям, предусмотренным Принципами 20-22:

20. Компенсацию следует предоставлять за любой поддающийся экономической оценке ущерб в установленном порядке и соразмерно серьезности нарушения и обстоятельствам каждого случая, являющегося результатом грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьезных нарушений международного гуманитарного права, включая:

a) физический или психический ущерб;

b) упущенные возможности, в том числе в области трудоустройства, образования и получения социальных льгот;

c) материальный ущерб и упущенную выгоду, в том числе потерю возможности заработка;

d) моральный ущерб;

e) расходы на правовую или экспертную помощь, лекарства и медицинское обслуживание, а также на услуги психологических и социальных служб.

21. Реабилитация должна включать в себя оказание медицинской и психологической помощи, а также юридических и социальных услуг.

22. Сатисфакция должна включать, когда это возможно, любое или все из нижеследующего:

a) эффективные меры, направленные на прекращение продолжающихся нарушений;

b) проверку фактов и полное и публичное обнародование правды при условии, что такое обнародование не причинит дополнительного ущерба или не поставит под угрозу безопасность и интересы жертв, их родственников, свидетелей или лиц, которые осуществляли вмешательство с целью оказания помощи жертвам или предотвращения дальнейших нарушений;

c) поиск местонахождения исчезнувших лиц, установление личности похищенных детей, а также опознание тел убитых и оказание помощи в возвращении, опознании и перезахоронении тел в соответствии с выраженным или предполагаемым пожеланием жертв или культурными традициями семей и общин;

d) официальное заявление или судебное решение о восстановлении достоинства, репутации и прав жертвы и лиц, тесно связанных с жертвой;

e) принесение публичных извинений, в том числе признание фактов и ответственности;

f) судебные и административные санкции в отношении лиц, несущих ответственность за нарушения;

g) поминовение и воздание должного памяти жертв;

h) включение точной информации о совершенных нарушениях в учебные программы по международным нормам в области прав человека и международного гуманитарного права и в учебные пособия всех уровней.

6.20                Говоря о законности в РФ как таковой и о преступной деятельности законодательной власти, необходимо иметь ввиду доводы ЕСПЧ, выраженные в Постановлении от 24.11.2011 г. по делу «Загородний против Украины», где было разъяснено: «… как утверждал заявитель, такое ограничение было признано неконституционным в ноябре 2000 года (…), все релевантное национальное законодательство должно было быть приведено в соответствие с этим решением Конституционного Суда. Законодательные изменения в этом отношении были приняты в июне 2001 года, но, согласно Правительству, требовались дальнейшие законодательные меры (см. параграф 48 выше). В этом последнем пункте заявитель не согласился с Правительством, считая, что существующее законодательство не предусматривает ограничения на его свободный выбор защитника и его выбор был ограничен из-за неправильной трактовки положений уголовно-процессуального права Верховным Судом… (§ 53 там же). Суд отмечает, что национальные органы не утверждали, что это ограничениеправа заявителя на свободный выбор защитника оправдывалось интересами правосудия. Суд считает, что даже если предположить, как это делает Правительство, что ограничение вытекало из все еще не законченного приведения уголовно- процессуального законодательства в соответствии с решением Конституционного Суда, ситуация продолжительной неопределенности в соответствующем национальном законодательства остается до сего дня. Постановление пленума Верховного Суда, принятое в 2003 году, не привело к последовательному и единообразному применению права. Суд ранее говорил, что вмешательство в права по Конвенции не может считаться законным только лишь из-за отсутствия каких-либо положений, которым оно противоречит. Само по себе вмешательство должно иметь достаточное основание в национальном законодательстве, чтобы не быть произвольным (…) (§ 54 там же). По мнению Суда, оставив вопрос об ограничении права на свободный выбор защитника нерешенным в течение долгого периода времени, государственные органы создали ситуацию, несовместимую с принципом правовой определенности, который воплощен в Конвенции и составляет один из основных элементов верховенства права (…). Таким образом, право заявителя на свободный выбор защитника было ограничено способом, несовместимым со статьей 6 §§ 1 и 3 Конвенции (§ 55 там же)».

Таким образом, понятно, что неприведение законодателем норм действующего законодательства в соответствии с предписаниями Конституционного Суда, то есть в соответствии с самой Конституцией нарушает принцип верховенства закона и фактически ведет к произволу.

6.21                 25.10.1999 г. Конституционный Суд РФ вынес Определение № 181-О, в котором установил: «… особый статус судей не влечет освобождения их от ответственности; при наличии достаточных оснований и с соблюдением установленных в федеральном законодательстве процедур судья за допущенные им нарушения законов может быть привлечен как к уголовной, так и к иной ответственности. Таким образом, положения статьи 16 Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации" не могут быть истолкованы как препятствующие защите прав граждан от злоупотреблений властью и осуществлению гражданами их права на доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба в соответствии со статьей 52 Конституции Российской Федерации. В то же время Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что введение дополнительно к существующим других механизмов привлечения судей к ответственности, а также конкретизация порядка судебного обжалования решений об отказе в привлечении их к ответственности, включая материальную, относятся к компетенции законодателя, а не Конституционного Суда Российской Федерации. Такая правовая позиция, фактически содержащая ответ на поставленный в жалобе гражданина Р.Р. Усманова вопрос, сохраняет свою силу. Установленная пунктом 2 статьи 16 Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации" юридическая гарантия независимости и неприкосновенности судей не затрагивает закрепленного статьей 46 Конституции Российской Федерации права граждан на судебную защиту, а также прав, вытекающих из содержания статей 45, 52 и 53 Конституции Российской Федерации, так как действующим законодательством прямо предусмотрена возможность рассмотрения дел о возмещении вреда, причиненного государственными органами и должностными лицами, в судебном порядке согласно статье 1070 ГК Российской Федерации».

6.22                 25.01.01 г. Конституционный Суд РФ вынес Постановление № 1-П, в котором установил, что за процессуальные нарушения возможно предъявление исков «судьям» без обязательного привлечения их к уголовной ответственности. То есть предъявление исков судьям за процессуальные нарушения не должны связываться с вынесением приговоров в отношении них.

           В п. 5 мот. части Постановления № 1-П от 25.01.01 г. Конституционный Суд разъяснил, что иск к судье может быть предъявлен не по основаниям рассмотрения дела по существу, то есть если вопросы касаются не материально-правового положения, а когда надлежит рассматривать процессуально-правовые вопросы, связанные с ненадлежащими способами отправления правосудия. В этом случае вина судьи может быть установлена не в порядке уголовного судопроизводства с обязательным возбуждением уголовного дела и вынесенным приговором суда, а эта вина может быть установлена иным судебным решением, принимаемым в порядке гражданского судопроизводства. Также Конституционный Суд разъяснил, что требования ч. 2 ст. 1070 ГК РФ надлежит рассматривать во взаимосвязи со ст.ст. 6, 41 Конвенции, предусматривающими ответственность судьи в виде компенсации за нарушение права на справедливое разбирательство дела. Это же следует и из разъяснений ЕСПЧ в § 16 Постановления от 16.09.10 г. по делу «Черничкин против РФ»: «Лицо должно иметь возможность получить компенсацию за ЛЮБОЙ ущерб, причиненный нарушением его права на справедливое судебное разбирательство в значении статьи 6 Конвенции». То же самое отражено и в Постановлениях ЕСПЧ от 07.06.11 г. по делу «Рябикина против РФ», § 17; от 10.05.12 г. по делу «Челикиди против РФ», § 18.

3.1          В Постановлении Конституционный Суд дал толкование недопустимости в отказе принятия исков к судьям, допускающим процессуальные нарушения, а Федеральное Собрание до сих пор не урегулировало рассматриваемый вопрос, поэтому судьям надлежит руководствоваться Конституцией РФ, как это предусмотрено ч. 4 ст. 79 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»: «В случае, если решением Конституционного Суда Российской Федерации нормативный акт признан не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью или частично либо из решения Конституционного Суда Российской Федерации вытекает необходимость устранения пробела в правовом регулировании, государственный орган или должностное лицо, принявшие этот нормативный акт, рассматривают вопрос о принятии нового нормативного акта, который должен, в частности, содержать положения об отмене нормативного акта, признанного не соответствующим Конституции Российской Федерации полностью, либо о внесении необходимых изменений и (или) дополнений в нормативный акт, признанный неконституционным в отдельной его части. До принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция Российской Федерации».

3.2          Поскольку за причиненный вред действиями (бездействием) органами государственной власти и их должностными лицами ст. 53 Конституции РФ гарантирует компенсацию, поэтому надлежит применять данную норму во взаимосвязи со ст.ст. 1069-1071, 1099-1101 ГК РФ. Подсудность же в таких случая определяется требованиями ч. 2 ст. 254 ГПК РФ, поскольку речь идет не о частных, а о публичных правоотношениях, которые урегулированы специальной нормой, имеющей приоритет перед общей нормой (ч. 2 ст. 11, ст. 28 ГПК РФ). А так как за нарушение любого конвенционного права должно следовать предъявление иска в порядке п. 1 ст. 6, ст. 13 Конвенции, поэтому ни о каких отговорках речи вообще быть не может в связи с тем, что статья 13 Конвенции требует доступности механизма установления ответственности должностных лиц или органов государства за действия или бездействие, нарушающее Конвенцию, и что частью совокупности доступных средств правовой защиты должна быть компенсация связанного с этим морального вреда (§ 109 Постановления от 10.05.01 г. по делу "Z и другие против Соединенного Королевства"). При этом, если в порядке искового производства суд установит, что в действиях или бездействии должностного лица содержатся признаки какого-либо уголовно-наказуемого деяния, то судья сам обязан в силу ч. 3 ст. 226 ГПК РФ направить материалы в соответствующие следственные органы. Также следует напомнить, что необязательно доказывать, что, "если бы не бездействие" государства, жестокое обращение не имело бы места. Уклонение от принятия разумно доступных мер, которые могли составлять реальную перспективу изменения результата или уменьшения вреда, является достаточным для установления ответственности государства (§ 149 Постановления ЕСПЧ от 20.02.14 г. по делу «О′ Киф против Ирландии»). Еще следует иметь ввиду, что хотя осуждение и имеет центральное значение для процессуальных гарантий статьи 3 Конвенции, но оно не является эффективным средством правовой защиты для Жертвы в значении статьи 13 Конвенции (§ 179 Постановления ЕСПЧ от 20.02.14 г. по делу «О′ Киф против Ирландии»). Необходимо учитывать и то, что "чрезмерные задержки в рассмотрении иска о компенсации сделали бы средство правовой защиты неадекватным" (§ 86 Постановление Большой Палаты от 29.03.06 г. по делу "Кокьярелла против Италии").

3.3          Различие между материально-правовыми и процессуально-правовыми вопросами необходимо учитывать и при обращении в квалификационные коллегии, так как если материально-правовые вопросы не могут быть предметом оценки в действиях судьи, то процессуально-правовые вопросы должны быть предметом оценки деятельности судей, поскольку эти вопросы указывают не только на личную, прямую, косвенную и иную заинтересованность, но и на действия или бездействие, которые могут умалить авторитет самой судебной власти. Именно в процессуальных нарушениях и проявляются злоупотребления правом и должностными полномочиями, способными привести к нарушению прав и законных интересов участников судебного процесса, которые должны влечь дисциплинарное производство. Различие между материально-правовыми и процессуально-правовыми вопросами необходимо понимать потому, что это не понимают сами полуобразованные российские «судьи» и регулярно пишут о том, что они не вправе вмешиваться в отправление правосудия. Однако процессуальные нарушения и подлежащие применению нормы материального права при решении вопросов по существу дела – это не одно и тоже. Однако полуобразованные российские «юристы» эти вопросы смешивают, в результате чего мы имеем тотальное Беззаконие, Произвол, Волюнтаризм и банальное торжество Холуев председателей якобы судов и развращенных вседозволенностью Хамов. То есть российские якобы судьи – это по своему внутреннему содержанию отборный класс полуобразованных Холуев и Хамов, неспособных установить природу подлежащих доказыванию правоотношений, о которых они имеют нулевое представление.

6.23                 В Определении № 529-О от 21.12.06 г. Конституционный Суд РФ установил: «Вопрос о соотношении института неприкосновенности судей и правил их привлечения к ответственности уже был предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации. В Постановлении от 7 марта 1996 года N 6-П и Определении от 25 октября 1999 года N 181-О по жалобе гражданина Р.Р. Усманова Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что особый статус судей не влечет освобождение их от ответственности: судья при наличии достаточных оснований и с соблюдением установленных в федеральном законодательстве процедур может быть привлечен за допущенные им нарушения законов как к уголовной, так и к иной ответственности. В связи с этим положения статьи 16 "Неприкосновенность судьи" Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации", в том числе ее пункта 1, не могут быть истолкованы как препятствующие защите прав граждан от злоупотреблений властью и осуществлению ими права на доступ к правосудию, поскольку установленные этой статьей юридические гарантии независимости и неприкосновенности судей не затрагивают закрепленное статьей 46 (часть 2) Конституции Российской Федерации право граждан на обжалование в суд решений и действий (бездействия) органов государственной власти и должностных лиц, а также не препятствуют гражданам направлять жалобы и сообщения о дисциплинарных проступках судей в соответствующие квалификационные коллегии и иные органы судейского сообщества. В то же время из положений Конституции РФ, гарантирующих каждому судебную защиту его прав и свобод, а также возмещение вреда, причиненного незаконными действиями и решениями государственных органов и должностных лиц, не следует право гражданина самостоятельно определять вид и меру ответственности судей, действиями или решениями которых могли быть нарушены его права и законные интересы. Их юридическая ответственность, если она выходит за рамки восстановления нарушенных неправомерным деянием отношений или возмещения причиненного этим деянием вреда, является средством публично-правового реагирования на правонарушающее поведение, в связи с чем вид и мера ответственности лица, совершившего правонарушение, а равно усложненный порядок ее реализации в отношении судей, обусловленный конституционно установленным судейским иммунитетом, должны определяться федеральным законодателем исходя из публично-правовых интересов».

       До принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция РФ, то есть взаимосвязанные положения ст.ст. 2, 18, 21, 45, ч.ч. 1, 2 ст. 46, ст.ст. 52, 53 Конституции РФ, а подсудность исков, связанных с решением вопросов ответственности должностных лиц, то есть публичных правоотношений, определяется по выбору истца, как это прямо предусмотрено ст. 24 КАС РФ с учетом ч. 4 ст. 1, ч. 3 ст. 11 ГПК РФ, поскольку раньше эти вопросы регулировались ч. 2 ст. 254 ГПК РФ.

Также следует иметь ввиду, что «… целью правосудия является обеспечение и защита прав и свобод, вытекает и обращенное к судьям требование при осуществлении своей деятельности не нарушать права и свободы граждан, в том числе не допускать в процессе судопроизводства высказывания или действия, умаляющие достоинство его участников (абзац 1 п. 2.1 мот. части Определения КС РФ № 766-О-О от 07.06.11 г.). Конкретизируя данное требование, пункт 4 статьи 4 Кодекса судейской этики (утвержден VI Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 года) устанавливает, что судья должен быть терпимым, вежливым, тактичным и уважительным в отношении участников судебного разбирательства, а также требовать аналогичного поведения от всех лиц, участвующих в судопроизводстве» (абзац 2 п. 2.1 там же).

При этом, поскольку «По смыслу положений Конституции РФ, ее статьи 118 (часть 2), согласно которой судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства, во взаимосвязи со статьей 126, определяющей компетенцию Верховного Суда РФ, гражданское судопроизводство, посредством которого осуществляют судебную власть суды общей юрисдикции и арбитражные суды, в своих принципах и основных чертах должно быть единообразным» (абзац 1 п. 5 мот. части Постановления КС РФ № 24-П от 17.10.17 г.), поэтому «Предоставление суду полномочий по оценке доказательств, в том числе с точки зрения их относимости, вытекает из принципа самостоятельности судебной власти и является одним из проявлений дискреционных полномочий суда, необходимых для осуществления правосудия. При этом доказательства по делу оцениваются судом не произвольно, а исходя из конституционного принципа подчинения судей только Конституции РФ и федеральному закону (статья 120, часть 1, Конституции РФ), получившего свое развитие в пункте 1 статьи 3 Закона Российской Федерации от 26 июня 1992 года N 3132-I "О статусе судей в Российской Федерации" и части первой статьи 11 ГПК РФ, в силу которых судья обязан соблюдать Конституцию РФ, федеральные конституционные законы, федеральные законы и иные нормативные правовые акты и только на их основе разрешать … дела» (абзац 3 п. 2 мот. части Определения КС РФ № 118-О от 25.01.18 г.). При этом, «В силу также вытекающих из статей 17 (часть 3), 19 (части 1 и 2) и 55 (часть 3) Конституции РФ принципов равенства и справедливости, на основе которых осуществляется регулирование и государственная, в том числе судебная, защита прав и законных интересов (частных и публичных) … праву каждого … корреспондирует обязанность ответственного отношения к правам и свободам тех, кого затрагивает такая деятельность» (абзац 4 п. 2 Постановления КС РФ № 8-П от 13.02.18 г.). Также, «Граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права (пункт 1 статьи 9 ГК РФ) и, соответственно, свободны в выборе способа их защиты (одного или нескольких), притом, однако, что порядок судебной защиты прав и свобод определяется на основе Конституции РФ федеральными законами. В числе способов защиты гражданских прав, которые могут быть задействованы лишь при участии юрисдикционных органов, статья 12 ГК РФ называет признание недействительным акта государственного органа или органа местного самоуправления, а равно неприменение судом акта этого органа, противоречащего закону. Осуществляемая судом оценка нормативного правового акта на предмет его непротиворечия нормативному правовому акту большей юридической силы (статья 13 АПК Российской Федерации), выступая частью процедуры выбора применимых норм права, относится к исключительным прерогативам суда, к самому существу судопроизводства, ключевая цель которого - защита нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов. Следовательно, праву лица, участвующего в деле и распоряжающегося процессуальными правами на всех стадиях процесса самостоятельно, на основе конституционно значимого принципа диспозитивности, поставить перед судом вопрос о неприменении нормативного правового акта, противоречащего нормативному правовому акту большей юридической силы, и о принятии решения в соответствии с последним корреспондирует безусловная обязанность суда рассмотреть этот вопрос, отразив в решении мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались лица, участвующие в деле (…)… Тем самым положения абзаца тринадцатого статьи 12 ГК РФ и части 2 статьи 13 АПК Российской Федерации направлены - по своему буквальному смыслу - на правильное применение законов и иных нормативных правовых актов при рассмотрении … судами дел, а значит, на реализацию требований статей 46 (часть 1) и 120 (часть 2) Конституции РФ и части 3 статьи 5 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 года N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации" о применении правовых положений, имеющих наибольшую юридическую силу, не предполагают каких-либо исключений из данного правила и потому имеют целью не ограничение, а гарантирование конституционного права на судебную защиту» (абзацы 1 -3 п. 2.1 мот. части Постановления КС РФ № 37-П от 06.12.17 г.).

6.24                 Таким образом, предъявление исков «судьям» за допускаемые ими процессуальные нарушения было возможно еще с 25.10.99 г - ЕСПЧ, играя в право, в упор не замечал, что законодательство по рассматриваемому вопросу до сих пор не приведено в соответствие с позицией, выраженной Конституционным Судом РФ, за что все «законодатели» должны быть безусловно привлечены к уголовной ответственности по ст. 315 УК РФ за злостное неисполнение указанных решений, что разъяснено в п. 5 мот. части Определения КС № 65-О от 19.04.01 г.: «В силу требований статей 6, 08, 81 ФЗК «О Конституционном Суде РФ» решения Конституционного Суда РФ, а следовательно, и Определение от 27 июня 2000 г. № 92-О, обязательны на всей территории РФ для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений; они подлежат исполнению немедленно после опубликования официального текста; неисполнение, ненадлежащее исполнение либо воспрепятствование исполнению решения Конституционного Суда РФ влечет ответственность, установленную федеральным законом. Неисполнение органами государственной власти и должностными лицами субъектов РФ решения Конституционного Суда РФ дает, в частности, основания для применения мер уголовной ответственности за неисполнение судебного акта (ст. 315 УК РФ), а также для вынесения Президентом РФ на основании ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ» предупреждения соответствующему органу власти (должностному лицу) субъекта РФ и возможного последующего досрочного прекращения их полномочий как формы конституционно-правовой ответственности, поскольку действует презумпция конституционности положений федерального законодательства. При этом, учитывая, что неисполнение решения Конституционного Суда РФ объективно создает препятствия для обеспечения верховенства и прямого действия Конституции РФ на всей территории РФ…».

Постановление КС РФ № 25-П от 08.11.12 вообще всё посвящено юридической силе решений КС и обязательности их применения.

Необходимо лишь помнить о том, что право на компенсацию по своей природе имеет гражданский характер, даже если оно вытекает из публичного права (§ 35 Постановления от 29.05.97 г. по делу "Georgiadis v. Greece"). … Никакое решение по вопросу компенсации не должно быть принято, без предоставления истцу возможности представить суду свои аргументы по делу. Процедура, где гражданские права определены без слушания представителей сторон, не может считаться совместимой со Статьей 6 пар. 1 (ст. 6-1). В дополнение, решение трибуналов … по вопросу компенсации создали эффективное препятствие истцу в подаче заявления на компенсацию (…). Более того, у него не было возможности обжаловать эти решения там же (§ 40 там же). … внутренние суды решили исключить ответственность Государства за задержание истца по причине его собственной «вопиющей безответственности». Недостаток ясности этого понятия, который необходим для оценки фактов, показал, что суды должны были дать более детальное объяснение, поскольку их заключенье было решительно в пользу осуществления права истца на компенсацию. Суд, таким образом заключает, что и по этой причине произошло нарушение Статьи 6 пар.1 (ст. 6-1)» (§ 43 там же).

6.25                Также следует иметь ввиду и то, что за совершаемые в России преступления ответственность должен нести и ЕСПЧ, что прямо было установлено Интерлакенской декларацией от 19 февраля 2010 г., которая напомнила "обязательства государств-сторон обеспечить полную защиту на национальном уровне прав и свобод, гарантируемых Конвенцией", призвала "к укреплению принципа субсидиарности" и подчеркнула, что "этот принцип подразумевает совместную ответственность государств-сторон и Европейского Суда" (пункт 2 Преамбулы к Декларации).

6.26                 То, что российские криминальные суды толкуют нормы ГПК РФ как способ, позволяющий лишать жертв права на доступ к Правосудию свидетельствует и Постановление от 25.11.10 г. «Roman Karasev v. Russia»: «… жалоба заявителя не имела успеха не из-за недостатка доказательств или необоснованности заявленных требований, а в силу правовых норм, примененных и истолкованных судами (…) (§ 83 Постановления ЕСПЧ от 25.11.10 г. по делу «Roman Karasev v. Russia»). … использованный российскими судами способ толкования и применения соответствующих правовых норм ГПК РФ лишил заявителя возможности предпринять какие-либо действия по получению компенсации за вред, причиненный государственными органами, и не предоставил ему никаких эффективных средств правовой защиты (…)» (§ 84 там же).

6.27                 Рассматривая вопрос о применении ст. 1069 ГК РФ, ЕСПЧ в § 112 Постановления по делу «Artyomov v. Russia» еще 27.05.10 г. установил, что «… позиция судов привела к тому, что средство правовой защиты, предусмотренное Гражданским кодексом Российской Федерации, не имело перспектив успеха и могло считаться теоретическим и иллюзорным, а не адекватным и эффективным по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд не убежден, что при имеющемся состоянии российского законодательства об обязательствах из причинения вреда истцы могли разумно ожидать возмещения вреда, подтвержденного их утверждениями, пока не произойдет существенного изменения существующего толкования национального законодательства об обязательствах из причинения вреда российскими судами (…)».

6.28                «В настоящем деле Европейский Суд соглашается с данным заявительницей описанием ситуации, в которую она попала в результате толкования национальными судами юрисдикционных параметров их полномочий. Она оказалась в порочном круге, где национальные суды указывали друг на друга, отказываясь рассмотреть ее дело в силу предполагаемых ограничений их подведомственности. Национальные суды фактически оставили заявительницу, без какой-либо вины с ее стороны, в судебном вакууме (…). В этой связи Европейский Суд также учитывает тот факт, что власти Российской Федерации не привели какое-либо оправдание действий национальных судов и не указали законную цель, которую они могли преследовать. Европейский Суд, однако, не готов подменять власти Российской Федерации в этом отношении (…). Таким образом, он находит, что имело место неоправданное нарушение самого существа права заявительницы на суд» (§ 33 Постановления от 22.12.09 по делу «Безымянная против РФ»).

6.29                 «Несмотря на то, что суды, рассматривающие гражданские дела, вправе самостоятельно давать независимую оценку вопросам факта, на практике значимость, придаваемая предшествующему уголовному расследованию в России, настолько важна, что даже самые убедительные доказательства, противоречащие выводам такого расследования, представленные истцом, во многих случаях признаются "не относящимися к делу". Когда суд просто соглашается с мнением прокурора о том, что жалоба заявителя безосновательна, не проведя оценки фактов по делу, то иск о возмещении вреда становится лишь теоретическим и иллюзорным средством правовой защиты, с помощью которого заявитель не может получить соответствующее возмещение» (§ 73 Постановления от 09.03.06 г. по делу «Menesheva v. Russia»).

6.30                 «… Хотя Макаров мог эффективно отстаивать свою позицию в суде, было отмечено, что подход российских судов не сулит успеха иску о возмещении вреда и делает это средство правовой защиты теоретическим и иллюзорным, а не адекватным и эффективным (§ 68 Постановления от 08.01.13 г. по делу «Решетняк против РФ»). Даже в делах, в которых истец мог доказать, что реальные условия содержания под стражей отклонялись от стандартов, установленных применимым российским законодательством, или нарушали их, российские суды обычно освобождали государство от ответственности за причинение вреда, указывая, что неадекватность материальных условий содержания была связана не с недостатком или бездействием тюремной администрации, а со структурной проблемой, такой, как недостаточное финансирование уголовно-исполнительной системы (…). Европейский Суд нашел этот подход, принятый российскими судами, неприемлемым, поскольку он допускал уклонение от разрешения большого количества обоснованных требований, если неудовлетворительные условия содержания под стражей следовали из отсутствия средств или ограниченной вместимости изоляторов (…)» (§ 69 там же).

6.31                 «… в настоящий момент российская правовая система не располагает эффективным средством правовой защиты, которое могло бы быть использовано для предупреждения предполагаемых нарушений или пресечения длящихся нарушений и предоставить заявителю адекватную и достаточную компенсацию…» (§ 87 Постановления от 17.01.12 по делу «Фетисов и другие против РФ»).

В неплохом Постановлении от 13.03.18 г. по делу «Адиканко и Басов-Гринев против РФ»Полуобразованные Подонки установили, что суды не выполняли свои обязанности по обеспечению права Басова-Гринева на представление доказательств и систематически выдвигали необоснованные требования: «… заявитель предоставил районному суду информацию, об отсутствии которой утверждала судья Краснодарского краевого суда. Поэтому … оспариваемые судебные решения, не определившие никакой связи между установленными фактами, применимым законодательством и исходом судебного разбирательства, были произвольными (…) (§ 50)… Судья районного суда отклонила ходатайство заявителя, не указав причины, по которым она отказалась возбудить дело и помочь в сборе доказательств. Суд считает, что ввиду трудностей, с которыми столкнулся заявитель при получении доказательств, факт требования от него на предварительном этапе судебного разбирательства представить доказательства был чрезмерно формальным применением Гражданского процессуального кодекса, создавшим препятствие для доступа к суду (§ 52 там же)… учитывая цели, преследуемые на этапе подачи заявления (…), судья должен обеспечить предварительную проверку исковых заявлений в целях исключения явно неприемлемых.. В этом отношении он считает, что такой контроль не должен давать сторонам ощущение, что судья намерен отдавать предпочтение другой стороне, произвольно отказывая в регистрации их заявления… (§ 53 там же)… И наконец, в отношении аргумента Правительства о том, что оспариваемые решения не препятствуют доступу к правосудию после исправления претензий (…), Суд считает, что это не имеет значения. Фактически, с одной стороны, заявитель предпринял две попытки обратиться в национальные суды, тщетно пытаясь выполнить указания последнего. Однако ни национальные суды, ни правительство не объяснили, почему второе заявление, хотя и исправленное в соответствии с предыдущими требованиями суда (…), все еще не соответствовало критериям приемлемости. В этих обстоятельствах Суд не убежден в том, что третья попытка получить доступ к правосудию имела бы серьезные шансы на успех. Кроме того, ввиду истечения срока исковой давности, предусмотренного Трудовым кодексом для такого рода споров, который в этом случае составляет один месяц (…) - заявитель рискует получить отказ из-за истечения срока давности (§ 54 там же). Следовательно, Суд считает, что оспариваемые судебные решения были направлены на отказ в правосудии и что они нарушили пункт 1 статьи 6 Конвенции» (§ 55 там же).

6.32                «… в то время как возможность получения компенсации не исключалась, данное средство правовой защиты не имело разумной перспективы успеха, так как компенсация зависела от наличия вины органов власти (…) (§ 68 Постановления от 05.02.13 г. по делу «Гуренко против РФ»). Положения Гражданского кодекса об ответственности за причинение вреда устанавливают специальные правила компенсации вреда, причиненного государственными органами и должностными лицами. Статьи 1070 и 1100 содержат исчерпывающий перечень случаев возмещения вреда казной независимо от вины должностных лиц государства… Только вред, причиненный в результате незаконного осуждения, незаконного привлечения к уголовной ответственности или к административной ответственности, возмещается независимо от вины должностных лиц, во всех остальных случаях применяется общая норма статьи 1069 Гражданского кодекса, обязывающая истца доказать, что вред причинен незаконными действиями или бездействием государственного органа или должностного лица (§ 69 там же). Европейский Суд уже критиковал чрезмерно формальный подход российских судов, основанный на требовании доказывания незаконности действий властей… для того, чтобы считаться адекватными, средства правовой защиты для привлечения государства к ответственности должны соответствовать характеру и виду предъявленных претензий. Ввиду длящегося характера нарушения,.. адекватное средство правовой защиты в такой ситуации должно предполагать надлежащим образом функционирующий механизм деятельности национальных органов с целью пресечения предполагаемого нарушения прав заявителя и предотвращения повторения подобного нарушения в будущем. Таким образом, чисто компенсаторное средство правовой защиты не является достаточным для удовлетворения требований эффективности и адекватности в деле о предполагаемом длящемся нарушении конвенционного права и должно быть заменено иным судебным механизмом, осуществляющим превентивную и компенсаторную функции (§ 70 там же)… власти Российской Федерации не утверждали, что иск о возмещении вреда мог обеспечить заявителю иное возмещение, кроме чисто компенсаторной меры. Убежденный в том, что превентивная мера могла бы сыграть очевидно центральную роль в таком деле, как дело заявителя, который жаловался на постоянное ухудшение здоровья ввиду отсутствия надлежащей медицинской помощи,.. иск о возмещении вреда не мог дать заявителю средство защиты, применимое к его ситуации. Только денежная компенсация, присуждаемая по иску о возмещении вреда, не может устранить последствия, создаваемые предполагаемой длящейся ситуацией, вызванной неадекватной или недостаточной медицинской помощью. Иск о возмещении вреда не может повлечь прекращение или изменение ситуации или условий, в которых находился заявитель. Не могло быть вынесено решение о прекращении предполагаемого нарушения и понуждении тюремной администрации к обеспечению заявителю требуемой медицинской помощи, и не могли быть применены санкции за неисполнение, что лишало суд, рассматривающий иск о возмещении вреда, возможности принятия практических мер по устранению дальнейших страданий заявителя или пресечения неправомерного поведения со стороны властей. Эта логика применялась в большом количестве дел, затрагивавших доказуемые требования в соответствии со статьей 3 Конвенции, причем … если власти могли бы ограничить свою реакцию в таких делах простой выплатой компенсации, в некоторых случаях представители государства могли бы злоупотреблять правами лиц, находящихся под их контролем, фактически безнаказанно, и общий правовой запрет пытки и бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, несмотря на его фундаментальное значение, был бы неэффективен на практике. Государство не может уклониться от ответственности сообщением о заглаживании нарушения путем простой компенсации в этих делах (…)» (§ 71 там же).

В основе всех рассуждений о том, что компенсаторный механизм не обусловливает превентивные меры лежит полное незнание или умышленное игнорирование подлежащих применению норм российского законодательства, предусматривающие устранение причин и условий, способствовавших нарушению прав, свобод и законных интересов граждан, к которым относятся как нормы материального, так и процессуального права, а также судебная практика: ст. 14 ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан РФ», ст.ст. 2, 226 ГПК РФ, ст.ст. 3, 200 КА РФ, ППВС РФ № 5 от 01.09.87 г. «О повышении роли судов в выполнении требований закона, направленных на выявление и устранение причин и условий, способствовавших совершению преступлений и других правонарушений» (в ред. ППВС РФ от 06.02.07 г. № 7). То есть приведенные рассуждения о неэффективности компенсаторного средства правовой защиты порочен по своей природе, поскольку если «суды» и правоХоронители злостно не исполняют подлежащие применению нормы действующего законодательства в одном случае, то с чего это взяли, что они будут применять и подчиняться другим нормам?!)))) При таком положении игнорирование органами власти законов становится абсолютной нормой и это будет продолжаться до тех пор, пока не будет установлен механизм ответственности.

6.33                 Мы уже знаем, что «… ставя перед судами общей юрисдикции и кассационными судами вопросы о жестоком обращении и уклонении властей от его расследования, заявитель предоставил властям … возможность исправить предполагаемое нарушение (§ 50 Постановления от 30.07.09 г. по делу «Владимир Федоров против РФ»)… Европейский Суд уже сейчас … поражен тем фактом, что, несмотря на серьезность утверждений заявителя, следственные органы не выдвинули ни одной версии событий, отказывая в возбуждении уголовного дела… По-видимому, ни следователям, ни (судьям) судов первой и кассационной инстанций не пришло в голову дать объяснения ... Власти Российской Федерации, ссылаясь на уничтожение документов, не предоставили материалов в Европейский Суд, …» (§ 64 там же). «Один лишь факт отказа следственного органа в возбуждении уголовного дела по правдоподобным сообщениям … свидетельствует о несоблюдении государством-ответчиком своего обязательства в соответствии со статьей 3 Конвенции по проведению эффективного расследования (…)» (§ 78 Постановления от 11.10.16 г. по делу «Леонид Петров против РФ»). Однако в любом случае «… заявитель не был лишен права использовать доступные ему внутригосударственные средства правовой защиты, и тот факт, что в отсутствие эффективного расследования процессуальное обязательство государства-ответчика продолжало существовать» (§ 120 Постановления от 05.07.16 г. по делу «Йеронович против Латвии»). При этом необходимо иметь ввиду, что статус Жертвы зависти от размера компенсации за причиненный вред (§ 117 Постановления от 20.02.14 г. по делу «О'Киф против Ирландии» , §§ 30, 31 Постановления от 20.02.14 г. по делу «Фирсов против РФ», § 144 Постановления от 29.07.10 г. по делу «Копылов против РФ»), «длящейся ситуации» (§ 86 Постановления от 17.07.14 г. по делу «Свинаренко и Сляднев против РФ») и «… присуждение заявителю компенсации представляет собой только часть из совокупности мер, необходимых для предоставления правовой защиты от жестокого обращения со стороны должностных лиц (…)… присуждение компенсации по гражданскому иску не могло в отсутствие эффективного расследования факта предполагаемого жестокого обращения предоставить заявителю соответствующее средство правовой защиты и лишить его статуса жертвы по смыслу статьи 34 Конвенции в связи с поданными в Европейский Суд жалобами на нарушение статьи 3 Конвенции» (§ 53 Постановления от 30.07.09 г. по делу «Владимир Федоров против РФ»). Что же касается ЕСПЧ, то он «может рассмотреть вопрос о том, вызвал ли способ, которым власти … рассматривали ходатайство заявителя, последствия, которые не были совместимы с их длящимся обязательством на основании статьи 3 Конвенции по проведению эффективного расследования (§ 121 Постановления от 05.07.16 г. по делу «Йеронович против Латвии»). В любом случае, даже допуская, что следственные органы не могли в рамках существующего внутригосударственного законодательства возобновить расследование, прекращенное 19 марта 2001 г., Европейский Суд не считает, что законодательные препятствия, имеющие характер, аналогичный тем, на которые ссылалось постановление вышестоящего прокурора от 20 декабря 2010 г., могли освободить государство-ответчика от длящегося обязательства в соответствии со статьей 3 Конвенции по проведению эффективного расследования (…). Иначе власти могли бы ограничить свою реакцию на случаи сознательного жестокого обращения со стороны представителей государства одной лишь выплатой компенсации, не предпринимая достаточных усилий для преследования и наказания лиц, несущих за него ответственность, что в некоторых случаях предоставит возможность для представителей государства нарушать права лиц, находящихся под их контролем, фактически безнаказанно, и лишит эффективности на практике общий правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, несмотря на его фундаментальное значение (…)» (§ 122 там же). При этом всегда необходимо иметь ввиду, что «… конвенционное производство, … не во всех случаях характеризуется строгим применением принципа affirmanti incumbit probatio (доказывание возлагается на утверждающего), так как в некоторых случаях только государство-ответчик имеет доступ к информации, подтверждающей или опровергающей жалобы на нарушение Конвенции. Непредставление государством-ответчиком такой информации без убедительного объяснения причин может привести к выводу об обоснованности утверждений заявителя (…)» (§ 59 Постановления от 09.04.09 г. по делу «Григорьевских против РФ»).

Также, «… проведение доследственной проверки в соответствии со статьей 144 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации является недостаточным, если власти не соблюдают стандарты, установленные в соответствии со статьей 3 Конвенции для эффективного расследования утверждений о жестоком обращении с задержанными правоохранительными органами. Власти должны возбудить уголовное дело и провести надлежащее уголовное расследование с выполнением целого ряда следственных мер, которое составляет эффективное средство правовой защиты для потерпевших от жестокого обращения в органах внутренних дел в соответствии с внутригосударственным законодательством (…) (§ 49 Постановления от 21.02.17 г. по делу «Овакимян против РФ»)… Оставляя постановление следователя … об отказе в возбуждении уголовного дела в силе (…), внутригосударственные суды при рассмотрении дела в соответствии со статьей 125 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации не применяли стандарты эффективного официального расследования, закрепленные в конвенционном прецедентном праве в соответствии со статьей 3 Конвенции… прежде всего внутригосударственные власти обязаны предоставить возмещение в связи с любым предполагаемым нарушением Конвенции (§ 51 Постановления от 21.02.17 г. по делу «Овакимян против РФ»)… отказ возбудить уголовное дело по заслуживающим доверия жалобам заявителя на жестокое обращение … составляет отсутствие эффективного расследования (§ 52 там же). Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее материально-правовом и процессуальном аспектах» (§ 53 там же).

Пренебрежение одним из относимых известных элементов дела, а уклонение от его учета как неосуществление тщательного, объективного и беспристрастного анализа всех относимых элементов, влекущее нарушение процессуального обязательства по расследованию…» (§ 75 Постановления от 19.12.13 г. по делу «Добриева и другие против РФ»). Повсеместно становится нормой, когда «Что касается заявления П., сделанного в Воронежском областном суде, Европейский Суд обращает внимание на то, что, несмотря на возложенную на них обязанность, учитывая раскрытые обстоятельства, довести суть заявления до сведения компетентных органов (…), ни Воронежский областной суд, ни представитель прокуратуры, присутствовавший в судебном заседании, ничего не предприняли в данном отношении… прогрессу в расследовании обстоятельств жестокого обращения и смерти Сергея Лыкова помешали не бездействие и небрежное отношение заявительницы и свидетеля П., а, скорее, атмосфера безразличия к настоящему делу и даже потворства, существовавшая в компетентных органах г. Воронежа» (§ 102 Постановления от 22.12.15 г. по делу «Лыкова против РФ»).

Культивируется повсеместное нарушение ст. 3 Конвенции и доказано это тем, что не принимают адекватных мер, когда «… вопрос об ответственности государства по статье 3 может возникнуть в отношении обращения в случае, если заявитель, полностью зависящий от государственной поддержки, столкнулся с официальным безразличием в ситуации серьезных лишений или нужды, несовместимой с человеческим достоинством (…)… Греция нарушает эту статью, поскольку именно она является государством, непосредственно отвечающим за условия жизни заявителя (…)… Бельгия нарушает статью 3, потому что, в частности, она передала заявителя Греции, чем сознательно вынудила его жить в условиях, которые равносильны обращению, унижающему достоинство (…)» (§ 279 Постановления от 28.06.11 г. по делу «Суфи и Элми против Соединенного Королевства»).

6.33.1  Безнаказанность «судей» привела не просто к тотальной Коррупции, но и к тому, что

И честный человек слабеет,

Так все кругом развращено.

Когда судья карать не смеет,

С преступником он заодно.

                                В. Гёте.

И апофеозом этого является то, что «есть два способа разложить нацию: наказывать невиновных и не наказывать виновных» и «когда людей ставят в условия, подобающие только животным, им ничего более не остается, как восстать, или на самом деле превратиться в животных» (Ф. Энгельс).          «Те, кто аргументирует в противоположных целях, настолько далеки от разрешения спорности, что, скорее, своей противоположностью увеличивают эту спорность, наводя туман на сознание судей» (Секст Эмпирик - 96).                     

«… задачей Европейского Суда в настоящем деле является не рассмотрение общей практики национальных судов при присуждении компенсации за жестокое обращение со стороны сотрудников милиции и не установление конкретных сумм компенсации, которые могли бы удовлетворять требованиям о "соразмерном и достаточном возмещении", но определение при обстоятельствах дела того, была ли сумма компенсации, присужденная заявителю, достаточной, чтобы лишить его "статуса жертвы" в связи с его жалобой на нарушение статьи 3 Конвенции относительно жестокого обращения со стороны сотрудников Долгоруковского РОВД» (§ 146 Постановления от 29.07.10 г. по делу «Копылов против РФ») и это при том, «Что касается морального вреда, Европейский Суд должен проверить, являются ли присужденные суммы разумными в сравнении с суммами, присужденными Европейским Судом в аналогичных делах. Является ли присужденная сумма разумной, должно оцениваться с учетом всех обстоятельств настоящего дела. Европейский Суд признает, что национальным судам проще соотносить суммы с теми, которые присуждаются на национальном уровне…» (§ 144 там же), то есть при оценке общей практики по конкретному вопросы, что должно было быть представлено в ЕСПЧ, поскольку «власти государства-ответчика обычно должны иллюстрировать практическую эффективность средства правовой защиты примерами из внутригосударственной судебной практики» (§ 81 Постановления от 07.07.15 г. по делу «M.N. и другие против Сан-Марино»).

То есть в любом случае власти обязаны ссылаться на какую-либо практику или иной источник права, которые могли бы обосновать законность их намерений (§§ 54, 55 Постановления от 26.06.14 г. по делу «Щербина против РФ»). Однако на деле выходит: хотели как лучше, а получилось как всегда. Это как выжившие из Ума Маразматики из конституционного якобы суда РФ: когда они хотят решить какой-либо вопрос, то они с паранойяльной точки зрения рассматривают практику, как это они сделали, например, в п. 5 мот. части Постановления № 24-П от 17.10.17 г., а когда им надо послать заявителя подальше, то они, как правило, не рассматривают ни практику, ни фактическое положение Жертвы, хотя только при рассмотрении фактического положения Жертвы опять-таки в контексте сложившейся практики и можно правильно разрешить дело. Без оценки практики невозможно вынесение справедливого решения.

6.33.2             Жертва должна получить достаточную информацию, чтоб иметь возможность обжаловать действия и решения, нарушающие её права (§ 44 Постановления от 13.03.12 г. по делу «Нефедов против РФ»). Отсутствие доступа к информации является основным препятствием в доступе к соответствующим процедурам. Важность гарантии любому лицу «права на получение достаточной информации, позволяет ему получить эффективный доступ к соответствующим процедурам и обосновать свои жалобы (…)» (§ 116 Постановления от 14.03.17 г. по делу «Илиас и Ахмед против Венгрии»). При этом эта информация должна быть предоставлена незамедлительно (§ 50 Постановления от 05.02.02 г. по делу «Чонка против Бельгии») и на языке, понятном для Жертвы (§ 55 Постановления от 14.10.08 г. по делу «Тимергалиев против РФ», Принципы 5, 6 Рекомендации № R (81)7 Комитета Министров СЕ государствам-участникам о способах облегчения доступа к правосудию, принятой 14.05.81 г.) с учетом законодательства ЕС (§§ 59, 63, 124 Постановления от 14.03.17 г. по делу «Илиас и Ахмед против Венгрии») с тем, чтоб иметь возможность «предупредить или предотвратить предполагаемое нарушение либо предоставить адекватную компенсацию за любое уже совершенное нарушение» (§ 158 Постановления от 26.10.2000 г. по делу «Кудла против Польши»). Иное приводит к тому, что на Жертв налагали «несправедливое и чрезмерное бремя доказывания» и, как следствие, лишение доступа к Правосудию (§ 44 Постановления от 03.07.07 г. по делу «Флукс» против Молдовы (№ 2)», § 72 Постановления от 02.02.17 г. по делу Навальный против РФ», § 124 Постановления от 14.03.17 г. по делу «Илиас и Ахмед против Венгрии», § 74 Постановления от 17.10.17 г. по делу «Тел (Tel) против Турции»).

6.34                В Постановлении от 02.11.10 г. по делу «Сахновский против РФ» ЕСПЧ выявил закономерность возникающей ответственности и рассмотрением обращений по существу. То есть ЕСПЧ было установлено, то есть доказано, что только наличие проверки порождало правовые последствия в виде реакции на предыдущие безрезультатные вопли Жертв: «… В ряде российских дел рассмотрение уголовных дел возобновлялось вскоре после коммуницирования жалобы властям Российской Федерации, но спустя много месяцев или даже лет после завершения первоначального дела … Аналогичные примеры могут быть обнаружены в прецедентной практике, касающейся использования надзорной процедуры в гражданских делах (…). Эти дела демонстрировали прямую связь между коммуницированием и возобновлением разбирательства по делу (§ 80). Далее, в определенных делах связь между коммуницированием и возобновлением дела была даже еще более очевидной. Так, в деле "Нурмагомедов против Российской Федерации" (…) только после вмешательства Европейского Суда прокурор обратился с представлением о пересмотре в порядке надзора постановления суда, тогда как ранее тот же прокурор отклонил жалобу заявителя на то же самое постановление, указав, что оно было "обоснованным и законным". В упоминавшемся выше деле Аджигович (…) надзорные жалобы заявительницы несколько раз отклонялись до коммуницирования дела, при том, что те же жалобы были приняты к рассмотрению после коммуницирования дела государству-ответчику. Наконец, в настоящем деле собственные попытки заявителя добиться пересмотра в порядке надзора первого кассационного определения были тщетными, пока Генеральная прокуратура не сочла необходимым вмешаться после уведомления о том, что заявитель обратился за возмещением в Европейский Суд (…). (§ 81 там же). На основании этих предпосылок Европейский Суд пришел к следующему выводу. Разбирательства на уровне страны часто возобновляются по инициативе российских властей, когда они узнают, что дело принято к рассмотрению в Страсбурге. Иногда это помогает заявителю, и в этом случае возобновление служит полезной цели. Однако, учитывая легкость, с которой власти Российской Федерации используют эту процедуру, также имеется риск злоупотреблений. Если Европейский Суд безусловно признает, что сам факт возобновления разбирательства по делу имеет автоматический эффект лишения заявителя статуса жертвы, государство-ответчик будет иметь возможность препятствовать рассмотрению любого продолжающегося дела путем неоднократного использования надзорной процедуры, вместо того чтобы устранять допущенные нарушения, обеспечивая заявителю справедливое судебное разбирательство» (§ 82 там же).

То есть мы видим, что по одним и тем же обстоятельствам могут приниматься амбивалентные решения и их законность и обоснованность зависит не от подлежащих применению норм действующего законодательства и имеющихся доказательств, а от возможной проверки судом, который, возможно, будет независим по отношению к судам государства-ответчика. А если такой проверки не будет, то Жертвам до конца их дней будут писать, что всё законно и обоснованно несмотря на то, что ничего законного и обоснованного в деле нет. То есть Жертв до конца их дней будут подвергать психологическим Пыткам, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению, что мной более подробно объяснено в главе о бесчеловечном обращении (https://goo.gl/kusD7d). В результате отняли всякую надежду на справедливое рассмотрение дел и вдолбили им выученную беспомощность (https://ru.wikipedia.org/wiki/Выученная_беспомощность). И всё это творится по одной причине: Жертв лишили возможности разобраться в цивилизованных условиях с причинителями вреда от власти. В результате интеллектуально деградируют как Палачи, так и Жертвы. Но если у Жертв появляется выученная беспомощность, то Палачи устанавливают откровенно преступные режимы и приватизируют целые государства (Государство – это организация, приватизирующая родину. Абу Шломо), как это сделано в России, а потом развязывают войны. Это элементарная психология, которая только психически здоровым может объяснить, что Безнаказанность – это самая страшная Зараза разлагающая Разум.

6.35                  «… понятие эффективного средства правовой защиты с точки зрения статьи 13 Конвенции требует, чтобы средство правовой защиты могло повлечь присуждение справедливой и разумной компенсации, соразмерной причиненному ущербу (…) (§ 8 совместное частично несовпадающее особое мнение судей Шпильманна и Малинверни на Постановление от 18.03.10 г. по делу «Максимов против РФ»). Таким образом, вопрос о том, получил ли заявитель возмещение за причиненный вред, является одним из вопросов, требующих рассмотрения. Мы учитываем тот факт, что задача расчета размера компенсации является сложной. Она особенно трудна в деле, предметом которого является личное страдание, физическое или нравственное. Не существует стандарта, позволяющего измерить в денежных средствах боль, физическое неудобство и нравственное страдание и тоску… (§ 9 там же)… подчеркивая значение разумной суммы справедливой компенсации, присуждаемой в рамках национальной системы, для того чтобы данное средство правовой защиты могло рассматриваться как эффективное с точки зрения Конвенции, Европейский Суд неоднократно указывал, что национальные суды пользуются более широкими пределами усмотрения при оценке суммы выплачиваемой компенсации в соответствии с собственной правовой системой и традициями и уровнем жизни в данной стране, даже если присуждаемые суммы уступают тем, которые назначаются Европейским Судом в аналогичных делах (…). Европейский Суд также признает, что в некоторых делах предполагаемое нарушение конвенционного права может повлечь присуждение минимальной суммы морального вреда или даже отсутствие выплаты по данному основанию. Однако в таких делах национальные суды должны обосновать свое решение достаточными мотивами (…). Одна из целей мотивированного решения заключается в том, чтобы продемонстрировать сторонам, что их требования надлежащим образом рассмотрены (…). Важность статьи 13 Конвенции для сохранения субсидиарного характера конвенционной системы должна подчеркиваться тем, что жалобы лиц должны адекватно рассматриваться прежде всего в рамках национальной правовой системы (…) (§ 10 там же). Таким образом, основной вопрос, требующий рассмотрения Европейским Судом, заключается в обосновании национальными судами компенсации, присужденной в деле заявителя. В этом отношении мы отмечаем, что районный и региональный суды не привели мотивов, оправдывающих сумму компенсации, присужденную заявителю. Решения национальных судов не позволяют установить, какие вопросы суды приняли во внимание, какие национальные стандарты компенсации они использовали или какие методы расчета применили при определении размера компенсации. Власти Российской Федерации не представили Европейскому Суду данных, свидетельствующих о характере критериев, примененных национальными судами при оценке требований заявителя и показывающих, что они основаны на конвенционных принципах и совпадают с собственным подходом Европейского Суда. Отсутствует также объяснение отказу национальных судов в рассмотрении по существу требования заявителя о компенсации за вред, причиненный здоровью вследствие жестокого обращения с ним. Мы учитываем тот факт, что немотивированность решений национальных судов может указывать на существование определенной степени неопределенности и двусмысленности относительно точного статуса, пределов и содержания права на получение возмещения за нарушение, которое гарантирует статья 3 Конвенции, и способа применения этого права на практике. При таких обстоятельствах мы испытываем сомнения относительно того, что заявитель имел эффективную возможность представить в национальные суды жалобу на нарушение Конвенции в части его прав не подвергаться жестокому обращению и получить полное возмещение в связи с ним (§ 11 там же). Однако мы также готовы сделать еще более далеко идущие выводы из уклонения национальных судов от мотивирования своих решений. С учетом полного отсутствия мотивов несоразмерно малой суммы компенсации, присужденной заявителю национальными судами, мы уверенно полагаем, что суды не рассмотрели надлежащим образом требования заявителя и не смогли действовать в соответствии с принципом адекватного и эффективного устранения нарушения. Мы не убеждены, что национальные суды в настоящем деле, руководствуясь искренним желанием поступать справедливо и исключительно разумно, попытались оценить воздействие, которое случай жестокого обращения оказал на благополучие заявителя (…), и определить уровень физических и эмоционального страданий, беспокойства или иного вредного эффекта, который претерпел заявитель (…). С учетом этого вывода и того факта, что статья 13 Конвенции содержит прямое выражение обязанности государства защищать права человека в первую очередь и прежде всего в рамках собственной правовой системы, устанавливая дополнительную гарантию для эффективного использования лицом этих прав (…), мы, таким образом, вынуждены заключить, что российские власти не исполнили своей обязанности обеспечить право заявителя, гарантированное этим положением Конвенции. (§ 12 там же). Мы хотели бы также рассмотреть довод о неисполнимости решения о присуждении компенсации. В частности, заявитель утверждал, что российское законодательство не позволяет предвидеть, какие правовые последствия имело предъявление иска против Н., частного причинителя вреда, и что он не сможет добиться исполнения решения. Признавая, что он имел выбор правовых способов осуществления попытки получения компенсации за жестокое обращение, которое он претерпел, заявитель подчеркивал, что в российском законодательстве не имелось ясного указания на то, какое средство правовой защиты обеспечило бы ему более значимый результат, или, если только совокупность средств правовой защиты могла быть эффективной в его деле, каков был правильный порядок их использования. В этом отношении довод заявителя восходит к ключевому принципу Конвенции о том, что даже если отдельно взятое средство правовой защиты само по себе во всей полноте не удовлетворяет требованиям статьи 13 Конвенции, совокупность средств правовой защиты, предусмотренных национальным законодательством, может им удовлетворять (…). Поэтому он должен быть тщательно рассмотрен (§ 13 там же). Мы отмечаем, что, помимо уголовного разбирательства, в котором заявитель выступал в качестве гражданского истца, имелся еще один способ получения компенсации за вред, причиненный жестоким обращением с ним. Гражданский кодекс России предусматривает право требовать компенсации за причиненный вред от государства путем предъявления иска о возмещении вреда параллельно с уголовным разбирательством против Н., но не в рамках последнего, или путем предъявления такого иска после окончания уголовного разбирательства (…) (§ 14 там же). Что касается первого способа, Европейский Суд уже имел возможность выразить мнение об эффективности такого средства правовой защиты в России, указав, что в отсутствие вывода о виновности, сделанного национальными судами в уголовном разбирательстве, требование о возмещении вреда, как и любое другое средство правовой защиты, доступное заявителю, имело ограниченные перспективы успеха и могло рассматриваться как теоретическое и иллюзорное, не способное обеспечить возмещение заявителю (…). Власти Российской Федерации не представили Европейскому Суду какого-либо доказательства того, что при обстоятельствах настоящего дела иск к государству, предъявленный до осуждения Н., мог считаться эффективным (§ 15 там же). Что касается второго способа, мы напоминаем, что, как следует из толкования национальными судами положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности государства, после присуждения компенсации со стороны сотрудника милиции Н. заявитель утратил право требовать компенсацию от государства (…). Установив, что это средство правовой защиты было уже недоступно для заявителя после вынесения решения о взыскании с Н., мы не считаем нужным продолжать анализ. Однако мы учитываем подразумеваемый довод властей Российской Федерации о том, что заявитель несет ответственность за сделанный им правовой выбор, поскольку он мог избрать предъявление иска к Н. и государству одновременно, вместо того, чтобы выступать гражданским истцом по уголовному делу (§ 16 там же). В этом отношении мы хотели бы подчеркнуть два аспекта. Во-первых, мы не убеждены, что положения Гражданского кодекса Российской Федерации, в частности статьи 150, 151, 1069 и 1070, на которые ссылались национальные суды при отклонении иска заявителя (…), предоставляли заявителю достаточные гарантии от недопонимания порядка использования доступных средств правовой защиты и ограничений, вытекающих из их одновременного использования. В этой связи мы полагаем, что ни формулировка этих положений, ни их законодательная история не могли позволить заявителю уяснить, какие правовые выводы сделают национальные суды из его правового выбора о предъявлении иска вначале к Н. Иными словами, они не дали ему оснований полагать, что его иск к Н. может повлечь лишение права на предъявление иска к государству с целью получения более значительной суммы компенсации, чем уже присужденная ему за счет Н. Мы отмечаем, что ни власти Российской Федерации, ни национальные суды не ссылались на какое-либо правовое положение, разъясняющее вид ответственности (субсидиарная, солидарная и так далее), которую несет государство за действия своих должностных лиц при рассматриваемых обстоятельствах. В частности, суды не обосновали свою позицию о том, что заявитель не имеет права предъявлять гражданско-правовые требования к государству при том условии, что в новом разбирательстве уже присужденная ему компенсация была бы принята во внимание в целях определения того, получил ли он полное и адекватное возмещение. Таким образом, мы полагаем, что заявитель мог разумно требовать в национальных судах компенсации от государства, даже если в его пользу было присуждено возмещение вреда за счет Н. (§ 17 там же). Во-вторых, мы учитываем тот факт, что уголовное разбирательство против Н. продолжалось более двух лет, и национальным судам потребовался еще почти год для рассмотрения его иска к государству. С учетом ситуации, в которой находился заявитель в то время, ему не может быть поставлено в вину использование способа, отвечавшего наиболее насущным его потребностям, то есть гражданского иска в уголовном разбирательстве против Н., поскольку он имел основания полагать, что если он предъявит иск против Н. и будет не удовлетворен его исходом, он не будет лишен права возбудить разбирательство против государства» (§ 18 там же).

Порочность приведенных утверждений заключается в том, что, во-первых, именно суд обязан правильно применять соответствующие нормы права (ч. 2 ст. 12 ГПК РФ, п. 2 ППВС РФ № 23 от 19.12.03 г. «О судебном решении»). Во-вторых, когда должен применяться закон, то мнение участников процесса суд не должно интересовать (абзац 6 п. 3.1 мот. части Постановления КС РФ № 4-П от 02.03.17 г.), поскольку судья обязан неукоснительно подчиняться закону (ст. 120 Конституции РФ, ч. 1 ст. 3 Закона «О статусе судей в РФ»). Вопрос о подлежащих применению нормах права должен был решаться как при подготовке дела к судебному разбирательству (п. 2 ст. 148 ГПК РФ), так и при вынесении судебного решения (ч. 1 ст. 196 ГПК РФ). Диспозитивность не может основываться на заблуждении и если Жертва что-то не понимает с правовой точки зрения, то суд в интересах правосудия обязан назначить Жертве представителя, что было разрешено 09.10.79 г. по делу «Эйри против Ирландии». Также, «Европейский Суд подчеркивает важность права на доступ к правосудию, учитывая первостепенное значение права на справедливое судебное разбирательство в демократическом обществе (…). Однако это право не имеет абсолютного характера и может быть ограничено (…), но эти ограничения не должны ограничивать или умалять доступ лица к правосудию таким способом или в такой степени, чтобы нарушить само существо права… права, гарантированные Конвенцией, должны быть осуществимыми на практике и эффективными, а не теоретическими и иллюзорными (…). Кроме того, ограничение не будет соответствовать пункту 1 статьи 6, если оно не преследует правомерную цель и отсутствует разумное соразмерное соотношение использованных средств и преследуемой цели (…) (§ 42 Постановления от 23.03.10 г. по делу «М.А.К. и R.K. против Соединенного Королевства»). Хотя государство-ответчик в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции не обязано обеспечивать доступность правовой помощи по всем гражданско-правовым спорам, когда эти споры затрагивают сложные вопросы права, и заявитель не может позволить себе услуги представителя, отказ в предоставлении правовой помощи может быть приравнен к ограничению доступа к правосудию (…). Прекращение или отказ от предоставления правовой помощи, ведущие к ограничению права на доступ к правосудию, соответствуют пункту 1 статьи 6 Конвенции лишь при условии, если данный отказ или прекращение преследуют правомерную цель и соразмерны этой цели» (§ 43 там же).

6.36                  Для любого умственно полноценного человека является «ненормальным уменьшение судами страны суммы компенсации, подлежащей выплате заявителю за нарушение со стороны государства, со ссылкой на отсутствие средств у последнего… при таких обстоятельствах недостаточность средств, имеющихся у государства, не может быть принята как оправдание его поведения и не имеет значения при оценке ущерба в соответствии с компенсаторным критерием. Кроме того,.. суды страны как хранители индивидуальных прав и свобод должны считать своим долгом осуждение неправомерного поведения государства способом присуждения адекватного и достаточного возмещения вреда заявителю, принимая во внимание фундаментальную важность права, которое они нашли нарушенным, даже если нарушение являлось случайным, а не намеренным следствием поведения государства. Это могло бы означать, что государство не вправе пренебрегать индивидуальными правами и свободами и обходить их безнаказанно (…)» (§ 117 Постановления от 10.01.2012 г. по делу «Ананьев и другие против РФ»).

И: «… высокий уровень преступности, нехватка ресурсов или другие структурные проблемы не являются обстоятельствами, которые исключают или смягчают ответственность государства за бесчеловечные или унижающие достоинство условия содержания под стражей. Государство обязано организовывать свою пенитенциарную систему таким образом, чтобы это не приводило к возникновению таких условий, независимо от финансовых или материально-технических трудностей (…)» (§ 91 Постановления от 08.12.2015 г. по делу «Мироновас и другие против Литвы»).

 

6.37                  Однако тема была бы рассмотрена неполно, если бы здесь не были рассмотрены вопросы компенсации, предусмотренные п. 5 ст. 5 Конвенции, поскольку они определяются теми же причинами: незаконность действий представителей государства, то есть злоупотребление ими своими правами, результатом чего является нарушение фундаментальных прав. То есть причинение вреда представителями органов власти, как правило, осуществляется посредством наглого нарушения ст. 5 Пакта, ст. 17 Конвенции, ст. 54 Хартии, ст. 17 Конституции РФ. Поэтому я здесь приведу доводы, которые были изложены к главе об арестах и задержаниях. Итак:

6.38                    Говоря о компенсации за нарушение фундаментальных прав, я приведу с сокращением частично особое мнение судьи Дж. Бонелло на Постановление от 29.04.99 г. по делу «Аквилина против Мальты», в котором он указал следующее: «В настоящем деле Европейский суд единогласно признал, что было нарушено основополагающее право заявителя, закрепленное в пункте 3 статьи 5 Конвенции. Когда настало время определить, как нарушение этой основной гарантии может быть возмещено, большинство судей Европейского суда предпочло сказать, что признание нарушения само по себе составляло справедливую компенсацию. Я не разделяю мнения Европейского суда. Я считаю полностью не соответствующим и неприемлемым, что судебный орган должен "удовлетворить" жертву нарушения основополагающих прав простой подачкой правовой идиомы. В первый раз, когда Европейский суд прибегнул к этой злополучной формуле, было по делу "Голдер против Соединенного Королевства" (…). Пренебрегая своей собственной практикой, что полная мотивировка должна быть дана всем решениям, Европейский суд не смог указать одну простую причину, почему признание нарушения должно также удваиваться в качестве средства правовой защиты. С тех пор, двигаясь с непреодолимой силой инерции, эта формула регулярно всплывала на поверхности. В нескольких из множества постановлений, которые полагались на нее, Европейский суд желал нарушить правило, чтобы ему не надо было давать ни обоснований, ни объяснений. В недавнем Постановлении по делу "Николова против Болгарии" от 25 марта 1999 г. Европейский суд, так или иначе, пытался преодолеть эту сдержанность, ссылаясь на свое недавнее прецедентное право и отмечая, что "справедливая компенсация может быть присуждена только в качестве компенсации ущерба, понесенного в связи с лишением свободы, которое заявитель бы не понес, если бы смог воспользоваться гарантиями пункта 3 статьи 5 Конвенции". Почему? Я не могу найти какое-либо убедительное оправдание в настоящем Постановлении или где-либо еще. Конвенция возлагает на Европейский суд две обособленные функции: во-первых, определение того, имело ли место нарушение основополагающего права, и, во-вторых, предоставление "справедливой компенсации", если установлено нарушение. Европейский суд объединил эти две отдельные функции в одну. Обратив внимание на первую функцию, он избавился от выполнения второй функции. Совершив это, Европейский суд не исполнил свои судебные и воспитательные функции. Государство, которое нарушило Конвенцию, фактически прощено без наказания. Присуждение справедливой компенсации помимо восстановления жертвы в его основополагающем праве служит в качестве конкретного предупреждения в отношении ошибающихся властей. Таким образом, самый убедительный инструмент для имплементации Конвенции остается неиспользуемым. Единственный правовой довод, использованный в пользу отказа от присуждения какой-либо компенсации морального вреда, основывался на общеизвестной неудачной формулировке статьи 41 Конвенции, которая гласит: "Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне". Европейский суд, как мне представляется, решил отказать жертве в справедливой компенсации в силу условия "в случае необходимости". Я заявляю, что это является неправильным толкованием статьи 41 Конвенции. "В случае необходимости" применимо только при согласованности обоих условий, предусмотренных статьей 41 Конвенции, то есть признание нарушения Конвенции и способность внутригосударственной системы обеспечить частичное возмещение. Когда эти два условия объединены (и только тогда), Европейский суд может признать, что отсутствует необходимость в присуждении дополнительной справедливой компенсации. Именно так ясно гласит статья 41 Конвенции. В делах, подобных настоящему, в которых внутреннее право вообще не предоставляет компенсацию, условие "в случае необходимости" становится неуместным, и Конвенция совсем не оставляет Европейскому суду свободу выбора относительно присуждения компенсации или отказа в ней. Пункт 2 статьи 46 Конвенции усиливает это толкование: "Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением". Это предполагает вынесение особого постановления, которое все же должно быть приведено в исполнение. Просто декларативные постановления, как настоящее, всегда сами по себе обладают исполнительной силой и не требуют для своего осуществления издания последующих актов. Пункт 2 статьи 46 Конвенции исключает декларативные постановления и постановления, сами по себе обладающие исполнительной силой. Как это есть уже достаточно прискорбно, хотя и понимаемо, что в сфере предоставления компенсации Европейский суд в самом начале своего функционирования наложил на себя ограничение никогда не предписывать осуществление особых мер судебной защиты в пользу жертвы. Выполнение этого судебного ограничения уже в значительной степени сузило спектр эффективности Европейского суда. Удвоение этого ограничения путем отказа от какой-либо компенсации тем, кто признан жертвами нарушений Конвенции, способствовало дальнейшему уменьшению компетенции и полномочий Европейского суда. Признание нарушения основополагающего права не является положительным опытом для властей. Прекращение нарушения не является положительным для жертвы. Моральная жажда для правосудия едва ли отлична от физической жажды воды. Надеяться удовлетворить жертву несправедливости изящными формулировками - все равно, что пытаться утолить жажду ребенка высокими молитвами. За исключением тех судов, которые сейчас полагаются на магическую формулу Постановления по делу "Голдер против Соединенного Королевства", я не осведомлен ни об одном национальном суде, который довольствуется только признанием нарушений прав в качестве замены особого средства судебной защиты или в случае неудачи - компенсацией. Если это в действительности так, то обычные права пользуются большей защитой, чем основополагающие. И, кроме того, если я прав, основополагающие свободы получают большую компенсацию в национальных судах, чем в международном суде. Я считаю это унижающим моментом. Несомненно, Европейский суд должен тщательно применять уравновешенный подход к оценке суммы компенсации, подлежащей присуждению. В определенных делах сумма присуждения может и должна быть незначительной или даже символической. Я бы не голосовал за присуждение значительной компенсации осужденному серийному насильнику, если бы был формально нарушен некоторый аспект его права на семейную жизнь. Также я не был бы чрезмерно щедрым в отношении присуждения компенсации торговцу наркотиками, потому что переводчик в ходе его судебного разбирательства не смог проявить высокую языковую компетенцию. Я разочарован тем, что любой суд должен обсчитывать жертву. Я голосую против этого».

6.38.1                 В совпадающем мнении на Постановление от 16.06.15 г. по делу «Компания "Делфи АС" против Эстонии» судья Б.М. Цупанчич пришел к выводу: «Раньше средства массовой информации подчинялись очевидному принципу, согласно которому большая свобода, предоставленная прессе, предполагает соизмеримый уровень ответственности. Совершенно недопустимо сначала давать техническую возможность публиковать крайне агрессивные формы клеветнических высказываний, руководствуясь при этом низменными коммерческими интересами, а потом, пожимая плечами, утверждать, что поставщик интернет-услуг не несет ответственности за эти посягательства на личные права других лиц. Согласно давней традиции защиты личных прав, которая опять же восходит к римскому праву, суммы в размере около 300 евро, присужденной в настоящем деле в качестве компенсации, явно недостаточно, если говорить о причиненном потерпевшим ущербе. Простое сопоставление настоящего дела с упомянутым выше делом "Компания "Print Zeitungverlag GmbH" против Австрии", в котором речь шла только о двух потерпевших и печатном средстве массовой информации с очень ограниченным тиражом, показывает, что в настоящем деле требовалась компенсация в гораздо большем размере. Я не знаю, почему суды Эстонии боятся выносить решения по этой категории дел, защищать личные права со всей строгостью и присуждать достойную компенсацию тем, кто пострадал от такого рода оскорбительных словесных нападок, но подозреваю, что к этому имеет какое-то отношение наша собственная прецедентная практика. Однако необходимо, чтобы свобода выражения мнения, как и все остальные свободы, кончалась именно там, где начинается негативное воздействие на свободу и личностную целостность кого-то другого».

6.38.2               Практика достаточно ярко отражена в § 43 Постановления от 28.05.02 г. по делу «Кингсли против Соединенного Королевства»: «С учетом всех обстоятельств и в соответствии со своей прецедентной практикой в отношении гражданских и уголовных дел в том, что касается нарушений пункта 1 статьи 6 Конвенции, вызванных отсутствием объективной или структурной независимости и беспристрастности судебных органов, Европейский суд не счел уместным присуждать выплату денежной компенсации заявителю за утрату процессуальных возможностей или каких-либо страданий и переживаний, потерь или ущерба, предположительно проистекавших из исхода внутреннего судебного разбирательства (…)». Именно эта практика узаконила процессуальные нарушения и именно отсутствие структурной независимости и беспристрастности судебных органов привело к тому, что они полностью утратили и независимость, и беспристрастность, которые, как правильно отражено в Постановлении, можно установить по наличию в действиях судьи необъективности: «Любой суд, столкнувшийся с оспариванием на основании очевидной необъективности, должен уточнить соответствующие обстоятельства и уяснить для себя все имеющиеся доказательства, чтобы прийти к собственному выводу в отношении имеющихся фактов» (§ 25). Этот вопрос мной будет рассмотрен отдельно, но факт остается фактом: «… доктрина необходимости не может оправдать увековечение ситуации нарушения» (частично особое мнение судьи Г. Ресса, к которому присоединились судьи Розакис Х.Л., Цаца-Николовска М. и Левитс Э.) и «Постановлением по делу "Дустали против Франции" (…), несмотря на отсутствие причинно-следственной связи между нарушением пункта 1 статьи 6 Конвенции и предполагавшимся материальным ущербом, Европейский суд присудил заявителю существенную сумму в отношении потери клиентов и еще сумму в порядке компенсации морального вреда. Если же Европейский суд не желает придерживаться подхода, связанного с "утратой возможностей", он всегда может признать наличие морального вреда, причиной которого является неопределенность (…), тревога (…), чувство беспомощности и крушения надежд (…), или ущерб репутации заявителя (…), причиненный этим нарушением» (частично особое мнение судьи Й. Касадеваля, к которому присоединились судьи Розакис Х.Л., Бонелло Дж. и Ковлер А.). Таким образом, мы видим амбивалентность, которая гораздо хуже аутизма, поскольку в основе вынесения коррупционного решения всегда лежит необъективность, а значит безусловный отвод и незаконный состав суда. И этих Взяточников можно установить по тому, кто не принес частные мнения в виде возражений по рассматриваемому вопросу.

6.38.3             Что же касается компенсации затрат за разбирательства, то в силу § 50 Постановления от 28.05.02 г. по делу «Кингсли против Соединенного Королевства» они должны присуждаться, когда «направлены на то, чтобы предотвратить или устранить нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции». В силу § 49: «… сложившийся принцип в отношении расходов на внутренние юридические услуги заключается в том, что заявитель имеет право на возмещение таких расходов, которые действительно имели место и были произведены по необходимости в целях предотвращения или компенсации нарушения Конвенции и являлись обоснованными в своем объеме (…)». Здесь необходимо иметь ввиду, что Постановление по делу Кингсли было вынесено в2002 г. Однако 25.07.05 г. ООН были приняты Основные принципы и руководящие положения, касающимся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьёзных нарушений международного гуманитарного права, которые достаточно подробно устанавливают виды ущерба, которые должны быть возмещены.

Также, говоря о компенсации за оказание юридической помощи необходимо иметь ввиду доводы ЕСПЧ, выраженные в § 60 Постановления от 03.07.07 г. по делу «Флукс против Молдовы» (№ 2): «Компенсация судебных издержек не может быть ограничена суммами, которые заявитель уже выплатил своему адвокату; по существу, подобный подход лишил бы многих адвокатов мотивации представлять в суде менее состоятельных заявителей. В любом случае, Суд всегда назначал компенсацию судебных издержек и расходов в ситуациях, в которых заявители не выплачивали никаких сумм своим адвокатом до того, как Суд выносил свое решение (…)».

Также, «… вопрос о том, получил ли заявитель возмещение за причиненный ущерб, - сопоставимое со справедливой компенсацией, предусмотренной статьей 41 Конвенции, - является существенным… статус жертвы заявителя может зависеть от размера компенсации, присужденного на основании фактов, которые он обжалует в Европейском Суде (…). Однако вопрос о разумности присужденной суммы должен оцениваться с учетом всех обстоятельств дела. Они включают также значимость присужденной компенсации в контексте обычного уровня жизни и общего уровня доходов в данном государстве и тот факт, что средство правовой защиты в национальной системе проще в использовании и более доступно, чем жалоба в Европейский Суд (…)» (§ 72 Постановления от 17.12.09 г. по делу «Шилбергс против РФ»).

6.38.4                 При этом, «… некоторые формы морального вреда, включая эмоциональное расстройство, по своей природе не всегда могут быть предметом конкретного доказательства (…). Это не препятствует присуждению … судом компенсации, если он посчитает разумным допустить, что заявителю причинен вред, требующий финансовой компенсации» (§ 105 Постановления от 24.07.03 г. по делу «Смирновы против РФ»). Также напоминаю, что поскольку Конвенция интегрирована в право РФ, поэтому ничто не препятствует судам страны вынести решение о нарушении Конвенции. В распоряжении национальных судов имеются средства, позволяющие присуждать соответствующее возмещение. Но поскольку апелляционный суд вправе рассмотреть дело в полном объеме, поэтому необходимо установить, учитывали ли суды в своих решениях нарушение статьи 6 п. 1 и предоставили ли они в связи с этим возмещение (§ 67 Постановления от 15.07.82 г. по делу «Экле против Германии»). В любом случае необходимо ответить на вопросы: 1. - было ли предоставлено возмещение за нарушение Конвенции? 2. были ли совершены судом действия, направленные на исправление того, на что была принесена жалоба и установлены масштабы совершенного нарушения? (§ 70 там же).

В § 41 Постановления от 19.10.17 г. по делу «Ванчев против Болгарии» ЕСПЧ установил, что «… любое лишение свободы должно быть «законным». В тех случаях, когда речь идет о «законности» содержания под стражей, включая вопрос о том, соблюдается ли «процедура, предусмотренная законом», Конвенция в основном отсылает к национальному законодательству и устанавливает обязательство соблюдать основные и процессуальные нормы национального права (…). В тех случаях, когда задержание считается незаконным в соответствии с национальным законодательством, оно также будет незаконным и в соответствии с Конвенцией». Так как заявитель находился в условиях лишения свободы больше, чем это было предусмотрено законом, то есть незаконно (§ 42 там же), поэтому он имел право на компенсацию (§§ 31, 44 там же). Создание судами сложностей с получением адекватной компенсации привело к нарушению права на доступ к суду и нарушению п. 1 ст. 6 Конвенции (§ 57 там же). При этом трудности, которые потенциальные заявители могут заранее оценить, что было бы «разумным» требованием [неразумные пошлины], в сочетании с отсутствием гибкости применимых правил будут лишать Жертв возможности возбуждения дела против государства и означают, что право Жертв на доступ к суду будет необоснованно ограничено (§ 54 там же). Однако в любом случае «… главный вопрос заключается в том, является ли компенсация, присужденная заявителю, которая должна быть сопоставима со справедливой компенсацией, как это предусмотрено статьей 41 Конвенции (…), составила соответствующее возмещение» (§ 31 там же) и «… национальным властям надлежит воздерживаться от любых нарушений Конвенции. Однако решение или меры, благоприятные для заявителя, в принципе не достаточны для того, чтобы лишить его статуса «жертвы» для целей статьи 34 Конвенции, если национальные власти не признали ни прямо, ни по существу, а затем не предоставили надлежащую компенсацию за нарушение Конвенции (…)» (§ 28 там же). За нарушение п. 1 ст. 5, п. 1 ст. 6 Конвенции Жертве была присуждена компенсация за причинение морального вреда в размере 10 000 евро (§ 61 там же).

6.38.5                Жертвы не могут реализовать свое право на компенсацию за незаконное лишение свободы и личной неприкосновенности, защищаемое п. 5 ст. 9 Пакта, п. 5 ст. 5 Конвенции, что было установлено в Постановлении от 26.06.14 г. по делу «Щербина против РФ»: «… право на компенсацию согласно пункту 5 статьи 5 Конвенции возникает, если либо Европейским Судом, либо внутригосударственными судами, прямо и по существу, установлено нарушение положений одного из пунктов указанной статьи (…) (§ 46). В настоящем деле лишение свободы, которому подвергся заявитель, подпадает под действие подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции и было признано незаконным на внутригосударственном уровне. Суды страны установили по существу, что заявитель был лишен свободы в нарушение порядка, предусмотренного законом, то есть в нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (§ 47 там же)… эффективное осуществление права на компенсацию, гарантированного пунктом 5 статьи 5 Конвенции, должно быть обеспечено с достаточной степенью определенности (…). Это требование напрямую связано с принципом, в соответствии с которым Конвенция гарантирует не теоретические или иллюзорные права, а права, являющиеся практическими и эффективными (…). Следовательно, компенсация за содержание под стражей, нарушающее положения пункта 5 статьи 5 Конвенции, должна быть не только теоретически доступной, но и доступной для заинтересованного лица на практике (§ 48 там же). Власти Российской Федерации утверждали, что право заявителя на компенсацию следовало из ряда положений ГК РФ, а именно статьи 1070 и параграфа 4 главы 59, касающихся компенсации морального вреда (§ 49 там же). Европейский Суд установил, что и ГК РФ, и УПК РФ содержат положения о компенсации вреда, причиненного незаконным лишением свободы. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации содержит положения о компенсации в случае "реабилитации". "Реабилитация" касается случаев оправдания, снятия обвинений и прочее. Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что ситуация заявителя (лишение свободы до экстрадиции в другую страну) не может быть описана в термине "реабилитация", таким образом, положения УПК РФ не применимы in casu (In casu (лат.) - в настоящем деле, в конкретном случае) (§ 50 там же). В отличие от этого ответственность правоохранительных органов предусмотрена в статьей 1070 ГК РФ. Это положение касается двух видов ситуаций. Первая - когда вред причинен "незаконным осуждением, незаконным возбуждением уголовного дела, незаконным применением меры пресечения в виде заключения под стражу... или незаконным применением административного наказания..." (пункт 1 статьи 1070). Вторая ситуация касается случаев, не описанных в пункте 1 статьи 1070: в этом случае государство ответственно за правонарушение в соответствии со статьей 1069 ГК РФ, которая, в свою очередь, не предусматривает обязательной ответственности и требует от истца доказать "вину" органов власти или должностных лиц. Правила о возмещении морального вреда, изложенные в параграфе 4 главы 59 ГК РФ, по сути устанавливают сходное требование: обязательная ответственность наступает лишь в случаях, когда моральный вред причинен "незаконным осуждением, незаконным возбуждением уголовного дела, незаконным применением меры пресечения в виде заключения под стражу...". В иных случаях истец должен доказать вину правонарушителя (§ 51 там же). Сторонами не оспаривалось, что содержание под стражей в настоящем деле было "незаконным" согласно законодательству Российской Федерации. Следующий вопрос состоит в том, имел ли заявитель право требовать выплаты компенсации на основании обязательной ответственности властей в соответствии с пунктом 1070 и статьи 1100 ГК РФ, или он мог получить компенсацию лишь при наличии доказанной "вины" компетентных органов (пункт 2 статьи 1070 ГК РФ в совокупности со статьей 1069, статья 1099 в совокупности с пунктом 2 статьи 151 ГК РФ) (§ 52 там же)… в тексте соответствующих положений Гражданского кодекса подтверждается, что не каждое незаконное содержание под стражей ведет к возникновению обязательной ответственности государства, а лишь те случаи, которые характеризуются "незаконным применением меры пресечения в виде заключения под стражу" (…). Европейский Суд уже устанавливал, что "законодательство Российской Федерации сводит случаи незаконного заключения под стражу к особым процессуальным формам лишения свободы, которые включают, в частности, лишение свободы в уголовном процессе и в качестве административного наказания (…). Незаконное содержание под стражей в настоящем деле было применено в рамках процедуры экстрадиции, а не в качестве меры в рамках уголовного дела, возбужденного в Российской Федерации. Европейский Суд осведомлен о том, что при отсутствии специальных положений о содержании под стражей до экстрадиции суды Российской Федерации применяют mutatis mutandis положения УПК РФ (…). Однако неясно, были ли они готовы приравнять "незаконное содержание под стражей до экстрадиции" к "незаконному применению меры пресечения в виде заключения под стражу", что несомненно привело бы к возникновению обязательной ответственности. Таким образом, Европейский Суд считает неясным, применимы ли положения об обязательной ответственности к рассматриваемой ситуации (§ 53 там же). Если заявитель должен был доказать наличие "вины" органов власти, вопрос заключается в том, какая форма "вины" необходима для возникновения у государства ответственности за незаконное содержание заявителя под стражей… понятие "вины" крайне широко: оно включает умысел, а также различные формы неосторожности. Кроме того, исходя из закона, неясно, должен ли был заявитель доказать вину прокурора, вынесшего постановление о заключении под стражу, или же органов прокуратуры в целом за ошибку, совершенную одним из сотрудников. Власти Российской Федерации не ссылались на какую-либо практику или иной источник права, который мог бы продемонстрировать, что незаконное содержание заявителя под стражей произошло по "вине" компетентных органов или сотрудников, что бы ни значил этот термин (§ 54 там же). В задачу Европейского Суда не входит толкование понятий из соответствующих положений законодательства Российской Федерации об ответственности государства за незаконное содержание под стражей в рамках процедуры экстрадиции. Однако правовые нормы, на которые ссылаются власти Российской Федерации, как таковые не являются достаточно четкими и оставляют место для разночтений. Власти Российской Федерации не ссылались на какие-либо иные источники права, которые помогли бы при толковании рассматриваемых законодательных положений. Таким образом, Европейский Суд не уверен в том, что требование заявителя о компенсации вреда имело бы шансы на успех. В силу подобной неопределенности Европейский Суд готов заключить, что требование о компенсации не является "эффективным средством правовой защиты" по смыслу статьи 35 Конвенции, и что заявителя нельзя обвинять в том, что он не использовал его. Следовательно, заявитель не обладал "подлежащим реализации правом на компенсацию", которым он наделен пунктом 5 статьи 5 Конвенции (§ 55 там же). Соответственно, возражения властей Российской Федерации должны быть отклонены и должно быть признано наличие нарушения пункта 5 статьи 5 Конвенции в совокупности с пунктом 1 стать 5 Конвенции (§ 56 там же).

6.38.6               В Постановлении от 13.06.17 г. по делу «Стадник против РФ» ЕСПЧ установил: «… право на компенсацию согласно пункту 5 статьи 5 Конвенции возникает, если нарушение одного из его других четырех пунктов было установлено, прямо или по существу, либо Судом, либо национальными судами (…) (§ 18). В настоящем деле Президиум областного суда установил, что заявитель отбыл более длительное наказание, чем следовало из-за юридической ошибки в приговоре к самому последнему обвинительному заключению. Это указывает на то, что национальные суды установили по существу, что заявитель был лишен свободы таким образом, который не соответствовал процедуре, установленной законом, то есть в нарушение требований пункта 1 статьи 5. Из этого следует, что статья 5 § 5 применима в данном случае (§ 19 там же). Суд повторяет, что эффективное осуществление права на компенсацию, гарантированное статьей 5 § 5, должно обеспечиваться с достаточной степенью определенности. Это требование идет рука об руку с принципом, согласно которому Конвенция должна гарантировать не права, которые являются теоретическими или иллюзорными, а права, которые являются практичными и эффективными. Из этого следует, что компенсация за содержание под стражей, введенная в нарушение положений статьи 5, должна быть не только теоретически доступной, но и доступной на практике соответствующему лицу (см. Abashev v. Russia, № 9096/09, § 39, 27 июня 2013 года, с дополнительными ссылками) (§ 20 там же). В деле Абашева Суд установил, что российское законодательство в его нынешнем состоянии не предусматривает эффективной возможности получить компенсацию за незаконное содержание под стражей, если заявитель был признан виновным в уголовном судопроизводстве (…). Нынешний случай - еще один пример этой неприемлемой ситуации. Заявителю было отказано в «праве на реабилитацию» на том основании, что она начисляется только тем, кто был освобожден от обвинений. Его гражданский иск о компенсации также был отклонен, поскольку пункт 1 статьи 1070 касается только конкретных обстоятельно перечисленных ситуаций, и применение пункта 2 было обусловлено возможностью заявителя на окончательное уголовное осуждение судьи, вынесшего оспариваемое решение. Это требование установило недостижимый стандарт доказывания в ситуации, когда уголовное судопроизводство стало невозможным не по вине заявителя (§ 21 там же). Из этого следует, что способ формулирования и применения статьи 1070 не позволил заявителю получить компенсацию - будь то до или после выводов Европейского суда в настоящем постановлении - за содержание под стражей, которое было наложено в нарушение статьи 5 § 1 Конвенции. Отклонив требование о компенсации заявителя по существу по формальным основаниям, российские суды не толковали или не применяли внутреннее право в духе статьи 5 Конвенции (…) (§ 22 там же). Таким образом, заявитель не имел искового права на компенсацию, как того требует статья 5 § 5 Конвенции. Соответственно, имело место нарушение этого положения» (§ 23 там же).

Таким образом, требование осуждения судьи, как основание для возмещения причиненного им вреда устанавливает «недостижимый стандарт доказывания в ситуации, когда уголовное судопроизводство стало невозможным не по вине заявителя» (§ 21 Постановлении от 13.06.17 г. по делу «Стадник против РФ»).

6.38.7             Также, «Согласно пункту 5 статьи 9 Пакта, каждый, кто был жертвой незаконного ареста или содержания под стражей, имеет право на компенсацию, обладающее исковой силой. Как и в пункте 4, в пункте 5 дан конкретный пример эффективного средства правовой защиты от нарушений прав человека, которое обязаныпредоставлять государства-участники. Эти конкретные средства правовой защитыне заменяют, а дополняют другие средства, которые могут быть необходимы в конкретной ситуации для жертвы незаконного или произвольного ареста или содержания под стражей в соответствии с пунктом 3 статьи 2 Пакта (…). Если пункт 4 предусматривает оперативное предоставление средства, позволяющего добиваться освобождения из-под стражи, когда заключение является незаконным, то пункт 5 также предусматривает право потерпевших от незаконногозадержанияилисодержанияподстражейнафинансовуюкомпенсацию (п. 49 Замечаний общего порядка КПЧ № 35). Пункт 5 обязывает государства-участники предусмотреть правовые основания для предоставления компенсации в качестве права, обеспеченного правовой санкцией, а не в качестве вопроса, который может решаться по усмотрению властей. Возможность получения возмещенияне должна быть лишь теоретической, а должна подкрепляться эффективным механизмом, и компенсация должнапредоставляться в течение разумного периода времени. В пункте 5 не оговаривается конкретная процедура, которая может включать в себя обращение против самого государства или против конкретных должностных лиц государства, ответственных за нарушение, а сказано лишь о том, что она должна быть эффективной (…). Пункт 5 не требует установления единого порядка предоставления компенсации для всех форм незаконных задержаний, предусматривая лишь необходимость наличия эффективной системы процедур, обеспечивающих компенсацию во всехслучаях, охватываемых пунктом 5. Пункт 5 не обязывает государства-участники предоставлять компенсацию жертвам sua sponte, разрешая им оставить возбуждение разбирательства на предмет компенсации на усмотрениепотерпевшего (…) (п. 50 там же). Незаконный арест и содержание под стражей по смыслу пункта 5 включают в себя арест и содержание под стражей в рамках как уголовного и неуголовного производства, так и при отсутствии какого-либо производства вообще (…). "Незаконный" характер ареста или содержания под стражей может быть результатом нарушения внутреннего законодательства или нарушения самого Пакта, например содержание под стражей в нарушение субстантивных норм и содержание под стражей, которое нарушает процессуальные требованиядругих пунктов статьи 9 (…). Однако сам по себе факт оправдания обвиняемого по уголовному делу будь то в суде первой или апелляционной инстанций не делает любое предыдущее содержание под стражей"незаконным" (…) (п. 51 там же). Финансовая компенсация, необходимая в соответствии с пунктом 5, непосредственно касается материального и морального вреда в результате незаконного ареста или содержания под стражей (…). Когда незаконность ареста вытекает из нарушения других прав человека, таких как свобода выражения мнений, государство-участник может нести дополнительные обязательства по предоставлению компенсации или другого возмещения в связи с такими другими нарушениями, как это предусмотрено пунктом 3 статьи 2Пакта (…) (п. 52 там же).

6.38.8                 В рассматриваемом контексте следует напомнить, что «Лицо, в пользу которого судом вынесено решение против государства, не обязано возбуждать процедуру принудительного исполнения (…). В таких делах государственный орган, выступающий в качестве ответчика, должен быть надлежащим образом уведомлен об этом и, следовательно, может принять все необходимые меры для исполнения этого решения или передать его другому компетентному государственному органу, ответственному за исполнение. Это особенно существенно в тех случаях, когда ввиду сложностей и разнообразия исполнительных процедур у заявителя могут возникнуть обоснованные сомнения относительно того, какой именно орган несет ответственность за добровольное или принудительное исполнение судебного решения (…) (§ 68 Постановления от 15.01.09 г. по делу «Бурдов против России (№ 2)»). На сторону, требования которой удовлетворены, может быть возложена обязанность совершения определенных процессуальных действий в целях получения задолженности по судебному решению во время добровольного исполнения решения суда государством или во время его принудительного исполнения (…). Соответственно, не является неразумным требование властей к заявителю о представлении дополнительных сведений, таких, как банковские реквизиты, чтобы обеспечить или ускорить исполнение решения суда (…). Требование о сотрудничестве взыскателя не должно выходить за пределы строгой необходимости и, в любом случае, не освобождает власти от их конвенционной обязанности совершить своевременно и в пределах своих полномочий действия на основе информации, доступной им, в целях исполнения решения суда, вынесенного против государства (…). Таким образом,.. бремя обеспечения исполнения решения, вынесенного против государства, в первую очередь возлагается на государственные органы с момента вступления решения в законную силу (§ 69 там же). Сложность национальной процедуры исполнения или государственной бюджетной системы не может освободить государство от его конвенционной обязанности гарантировать каждому право на исполнение вступившего в силу судебного решения в разумный срок. Государственный орган также не вправе ссылаться на отсутствие средств или других ресурсов (таких, как жилье) в качестве оправдания для неисполнения судебного решения (…). Государства-участники обязаны организовать свои правовые системы таким образом, чтобы компетентные органы могли исполнять свои обязанности в этом отношении (…)» (§ 70 там же).

 

6.38.9                         Вывод. Таким образом, все «судьи» РФ, не рассматривая иски к «судьям» и «прокурорам», препятствовали обеспечению верховенства и прямого действия Конституции РФ на всей территории РФ и выносили откровенно преступные решения, за что должны быть давно осуждены, как и «прокуроры», которые их в их преступной деятельности активно поддерживали. Вопрос о приведении законодательства об ответственности судей в соответствии Постановлением КС РФ № 1-П от 25.01.01 г. так до сих пор и не решен. Прямым следствием этого явилось уничтожение правоохранительных органов и судебной власти, поскольку интеллектуальная деградация перешагнула мыслимые пределы Безумия, тотальные пытки, бесчеловечное и унижающее достоинство обращение

Само требование осуждения судьи, как основание для возмещения причиненного им вреда не отвечает ни требованиям разумности, то есть международному праву, ни любому национальному законодательству, поскольку в отношении «судей»-нарушителей национальное законодательство не применяется в полном объеме и поэтому такое требование устанавливает «недостижимый стандарт доказывания в ситуации, когда уголовное судопроизводство стало невозможным не по вине заявителя» (§ 21 Постановлении от 13.06.17 г. по делу «Стадник против РФ»).              

Любой самостоятельный иск в порядке гражданского судопроизводства, включая иск о компенсации, будет иллюзорным и теоретическим, поскольку на практике даже наиболее убедительные доказательства будут отклонены (…)» (§ 193 Постановления от 22.02.11 г. по делу «Соаре и другие против Румынии»). И при этом Больные тут же устанавливают, что добиться расследования по фактам совершенных преступлений Жертвы не могут, но они объясняют, каким расследование должно быть (Постановление от 30.07.09 г. по делу «Владимир Федоров против РФ»). В результате не имеет никакого значения то, что расследование этим требованиям не отвечает, поскольку целью является не решение проблем, как таковых, а поучения, как должно быть.

Судьи говорят, как должно быть, но не давая оценку фактической ситуации, чем они незаконно освобождали от ответственности причинителей вреда и поэтому они на эту практику не влияли никак. То есть законодательство и практика никак не пересекаются, поскольку судьи уходили от ответственности за совершаемые преступления и уже реальной практикой является игнорирование этих норм и деградация самих органов, поскольку они перестают выполнять свои функции. В результате для Жертв являются иллюзорными и уголовное, и гражданское судопроизводство, где с одной стороны невозможно добиться проверки по фактам причинения вреда, а с другой стороны невозможно попасть в суд, поскольку причинители вреда не осуждены.

6.38.10                   Когда «судьи» отказывают в рассмотрении исков со ссылкой на п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ, то они обязаны указывать в выносимых решениях те нормы закона, которые в этом виде судопроизводства надлежит применить, чтоб имелась возможность для осуществления доступа к Правосудию и что от них требуют ст. 2, ч. 2 ст. 11, ч. 2 ст. 12, ст. 195, п. 5 ч. 1 ст. 225 ГПК РФ. Также, когда властям становится известным о совершенном преступлении, то «компетентные органы должны действовать с образцовым усердием и оперативностью и должны сами по себе инициировать расследования, которые могли бы, во-первых, определить обстоятельства, в которых произошел инцидент, и любые недостатки в функционировании системы регулирования и, во-вторых, с указанием государственных должностных лиц или соответствующих органов… обязанность расследовать не является результатом, а лишь средством» (§ 54 Постановления от 22.01.13 г. по делу «Митич (Mitić) против Сербии»). Но в любом случае «Право на получение возмещения … имеет гражданский характер, невзирая на подсудность дела уголовным судам (…) (§ 121 Постановления от 27.08.92 г. по делу «Томази против Франции»). Вывод Суда: налицо основания для применения статьи 6 п. 1» (§ 122 там же).

6.38.11           Также напоминаю, «… что касается справедливой компенсации в отношении морального вреда, руководящим принципом … является справедливость, которая включает гибкость и объективное рассмотрение того, что является справедливым и разумным при всех обстоятельствах дела, включая не только положение заявителя, но и общий контекст, в котором имело место нарушение (…). Компенсация … морального вреда служит признанию того факта, что нематериальный вред причинен в результате нарушения основных прав человека, и отражает в широчайшем смысле тяжесть ущерба (…) (§ 73 Постановления от 30.03.17 г. по делу «Нагметов против РФ»)… статья 41 Конвенции, будучи основным правовым положением по справедливой компенсации, нормой высшего иерархического значения (…) и нормой, которая применима в контексте системы защиты прав человека, согласованной Договаривающимися Государствами… (§ 76 там же)… Осуществление … дискреции всегда должно учитывать основное требование состязательной процедуры… (§ 77 там же)… Необходимо также удостовериться в наличии причинной связи между нарушением и нематериальным вредом, вытекающим из нарушения Конвенции» (§ 79 там же). При присуждении справедливой компенсации «… в части морального вреда, целесообразно принять во внимание особую тяжесть и особое воздействие нарушения Конвенции (например, в связи с его характером или степенью), которое, например, существенно вредит моральному благополучию заявителя, иным образом серьезно затрагивает его жизнь или жизнедеятельность или причиняет иное особо существенное неудобство (…), и, если это уместно при особых обстоятельствах данного дела, общий контекст, в котором имеет место нарушение» (§ 81 там же).

Никакой речи не может быть о каком-либо иммунитете, если причиняется вред. Вред во всех без исключения случаях должен быть возмещен. Иммунитет судей может устанавливать какой-либо особый порядок возмещения вреда, но опять-таки без лишения права Жертвы на доступ к суду, где Жертва имела бы возможность задавать вопросы относительно противоправных действий и получить ясные ответы, которые в ординарных процедурах от Извергов в мантиях получить невозможно, хотя нормы права, которые будут рассмотрены отдельно, это прямо предусматривают. При этом: «Тем не менее, с точки зрения своей совместимости с Конвенцией, чем шире неприкосновенность, тем убедительнее должно быть её обоснование (…)… (§ 44 Постановлении от 02.12.14 г. по делу «Урекян и Павличенко против Молдовы»)… Так или иначе, применение исключения о неприкосновенности таким образом, не рассмотрев возможности существования конкурирующих интересов, ведёт к безоговорочной неприкосновенности ... Суд считает, что следует избегать безоговорочной безнаказанности и неприкосновенности» (§ 52 там же)».

Также, решая вопрос о компенсации, «следует реалистично учитывать не только факт формального наличия средств правовой защиты в правовой системе соответствующей Договаривающейся Стороны, но и общий правовой и политический контекст их функционирования, а также личные обстоятельства заявителей (…)» (§ 83 Постановления от 24.05.16 г. по делу «Макшаков против РФ»). Общим правовым и политическим контекстом при решении вопроса о компенсации за вред, причиняемый Путиным В.В. и членами его Банды, являются тотальные Беззаконие и параноидная Шизофрения, определяющие деятельность «судебной» власти, обслуживающей международных Террористов. А с учетом того, что ЕСПЧ должен нести ответственность за системное нарушение фундаментальных прав, то именно он и виновен в том, что международные Террористы Путин В.В. и его Банда отменили в своей вотчине действие Конвенции и добиться того, чтоб она действовала, как правовой акт – невозможно. А это значит, что инициаторами тотальных Беззакония и параноидной Шизофрении являются «судьи» ЕСПЧ, сделавшие индуцированными Больными всех тех, кто от них находится в какой-либо зависимости, то есть ВСЮ Европу.

6.38.12           В России каждый «судья явно нарушил свое обязательство в отношении беспристрастности и независимости…» (п. 5.13 Соображений КПЧ от 08.04.91 г. по делу «Пол Келли против Ямайки»), «не рассмотрел ни одного из законных требований …, создавал стрессовые ситуации и открыто нарушал закон» (п. 13.10 Соображений КПЧ от 06.04.98 г. по делу «Виктор Домуковский и другие против Грузии»); «процедура не является объективной и обоснованной, когда она не соответствует основным требованиям к процессуальной справедливости» (п. 7.1 Соображения КПЧ от 24.07.08 г. по делу «Бандаранаяке против Шри-Ланки»); «… национальные суды при рассмотрении дела не смогли изложить замечания заявителя в контексте и форме, в которых они были выражены (…)» (§ 62 Постановления от 28.06.16 г. по делу «Радобуляк (Radobuljac) против Хорватии»). При этом «закон не должен стесняться называть совершенное преступление его настоящим именем...» (§ 112 Постановления ЕСПЧ от 20.10.15 г. по делу «Василяускас против Литвы») и «… отсутствие судимости необязательно означает, что раскрытые обстоятельства не имели места, особенно если в отношении них даже не было проведено официальное расследование». (§ 45 Постановления от 31.05.16 г. по делу «Надтока против РФ»). Кроме того, с учетом крупных недостатков в расследовании (…)невозможнозаключить,чтообъяснениясотрудниковбылиточнытольконаосновании того факта, что расследование не представило доказательствобратного(§ 96 Постановления от 28.09.15 г. по делу «Буид против Бельгии»).

     7.                     Прошу суд апелляционной инстанции в соответствии со ст. 328 ГПК РФ

«…2) отменить решение суда первой инстанции по делу м-2315/2020 полностью и принять по делу новое решение».

             В силу того, что заявление судом не принято, то участников дела нет, и изготовление копий частной жалобы для участников дела нецелесообразно и законом не предусмотрено.

            

             При составлении настоящей жалобы использованы материалы, любезно предоставленные председателем международного общественного движения «Общественный контроль правопорядка» И.А. Ивановой и координатором по общению с ЕСПЧ международного общественного движения «Общественный контроль правопорядка» Р.Р. Усмановым.

 

09.06.2020                 Подписано УКЭП                         М.И. Геллерштейн