Россия выходит из СССР?

Гордость за свою страну и великодержавная империалистическая идея — разные вещи. Политолог Вячеслав Морозов считает, что главная задача программы десталинизации состоит в том, чтобы назвать вещи своими именами, преступления — преступлениями, и увековечить память жертв, не пытаясь делить их на своих и чужих.

Программа десталинизации, предложенная рабочей группой при президенте Медведеве, вызвала противоречивые отклики в России и за ее пределами, в том числе в Эстонии. Многие считают, что это очередной пропагандистский проект, который никто всерьез не собирается претворять в жизнь.

Основания для скепсиса, безусловно, существуют: разговоры о политической модернизации, которые Дмитрий Медведев ведет с момента избрания, по большей части так и остались разговорами.

Свобода слова существует только в Интернете, Ходорковский по-прежнему в тюрьме, а неугодная властям политическая деятельность классифицируется как экстремизм.

Авторы программы, однако, уверенно заявляют, что она одобрена президентом и что уже идет работа по ее реализации. Если это действительно так, первые результаты должны появиться еще до парламентских выборов, намеченных на декабрь нынешнего года.

Именно предвыборная ситуация позволяет надеяться на то, что намерения президентской администрации на этот раз вполне серьезны. Дело в том, что одним из наиболее сильных конкурентов «Единой России» в борьбе за симпатии избирателей остается Коммунистическая партия Геннадия Зюганова.

Антикоммунистические кампании разворачивались в российских средствах массовой информации перед каждыми предыдущими выборами, и, возможно, основным элементом такой кампании в нынешнем году как раз и станет программа десталинизации.

Вопреки распространенному заблуждению, «партия власти» относится к выборам очень серьезно: в Кремле понимают, что откровенные крупномасштабные фальсификации результатов могут вызвать массовые протесты, и предпочли бы обеспечить победу «Единой России» другими средствами.

Если программа десталинизации действительно замышляется как часть предвыборной кампании, шансы на ее полноценную реализацию весьма велики.

Вместе с тем, едва ли приходится сомневаться, что авторы программы из рабочей группы при президенте, в отличие от политтехнологов, искренне верят в необходимость переосмысления тоталитарного прошлого.

Даже если программа будет использована как инструмент предвыборной пропаганды, это не умаляет ее потенциально революционного значения для российской политической системы.

В ходе предыдущих предвыборных баталий антикоммунистическая пропаганда строилась вокруг имперских и ура-патриотических лозунгов: коммунистов обвиняли в том, что они развалили великую Россию и жертвовали интересами русских во имя мировой революции.

Если на этот раз антикоммунистическая пропаганда будет направлена на признание преступлений сталинского режима и на примирение с соседями, политический эффект от такой кампании будет диаметрально противоположным и потенциально гораздо более глубоким.

Надо признать, что некоторые предложения рабочей группы не могут не вызывать беспокойства. Коммунисты совершенно правильно предупреждают, что запрет государственным чиновникам высказывать одобрение тоталитарных режимов может быть использован для репрессий против инакомыслящих.



Как показывает опыт многих европейских стран, грань между спорным мнением и экстремистским заявлением весьма тонка и не всегда может быть оговорена в законе. Оценка прошлого должна оставаться предметом свободной дискуссии, нельзя наказывать людей — даже государственных чиновников — за то, что они придерживаются тех или иных взглядов на историю.

Ответственность за суждения о прошлом, которые общество считает недопустимыми, должна быть политической и моральной, а не дисциплинарной, административной, тем более уголовной. В противном случае подвергается опасности одна из главных ценностей демократического общества — право на свободное выражение мнений.

В Эстонии многие по-прежнему ждут от России извинений за оккупацию, депортации и другие преступления сталинского режима. Судя по тексту предложений рабочей группы, этим ожиданиям едва ли суждено оправдаться.

Авторы документа не делят жертв преступлений тоталитарных режимов XX века по нацио­нальному, религиозному или этническому принципу. По их мнению, преступления Сталина были преступлениями против всех европейцев и против общеевропейских ценностей.

Бессмысленно пытаться определить, кто пострадал больше — эстонцы, украинцы, поляки или русские. Главная задача состоит в том, чтобы назвать вещи своими именами, преступления — преступлениями, и увековечить память жертв, не пытаясь делить их на своих и чужих.

Такой подход неизбежно вызовет разочарование у многих в Эстонии, однако мне он представляется единственно возможным и правильным. Чтобы каждый из нас ни думал о моральной ответственности России как нации и государства за сталинские злодеяния, нынешние поколения россиян не считают себя и своих сограждан ответственными за то, что случилось более полувека назад.

Параллели с германским опытом не слишком убедительны — как потому, что прошло много времени и сменилось несколько поколений, так и потому, что сталинский режим репрессировал людей не во имя России и русских, а во имя коммунистической идеи. Те из россиян, кто считает себя и своих сограждан жертвами сталинизма, имеют полное право на такую позицию.

Главный аргумент, однако, состоит в том, что предложения рабочей группы, если они будут успешно реализованы, приведет к окончательному отделению России от СССР.

Признание Сталина преступником вопреки тому, что он превратил Советский Союз в сверхдержаву, позволит наконец освободить гордость за свою страну — чувство, естественное для любого современного человека, — от великодержавной империалистической идеи.

Эстония и другие бывшие узники социалистического лагеря, вероятно, не дождутся от современной России официальных извинений за деяния, совершенные другим государством в другую историческую эпоху. Вместо этого есть шанс, что Россия действительно станет другой, признав на общенациональном уровне несовместимость имперской идеологии и европейских ценностей.

Такой шаг сделал бы для обес­­печения европейской безопасности больше, чем дюжина международных договоров, и стал бы гораздо лучшей гарантией признания независимости Эстонии, чем произнесенные сквозь зубы извинения.