Как украинець на вернисаж ходил

«Хрущев остановился. Он явно не мог к чему-то намеченному приступить и начинал злиться. Менялся на глазах, мрачнел, бледнел. Эта эмоциональность была удивительна для руководителя государства.

И глядя на его опустошенное, недовольное лицо, я почти физически услышал, как заскрипело колесо Фортуны.»
Действие этого дикого спектакля началось еще внизу, на первом этаже. Выставка, открывшаяся 1 декабря 1962 г. в Манеже, была приурочена к 30-летию Московского Союза Художников.

Познакомиться с творчеством современных художников пришел Хрущев, «пожилой человек с отечным лицом, явно переживавший внутренние колебания», как вспоминали очевидцы.

На первом этаже первый человек страны осмотрел картины мэтров авангардизма - Роберта Фалька, Владимира Татлина, Александра Тышлера и др., и предложил художникам… купить билет до границы.

Никиту Сергеевича не смутило то, что часть художников к тому моменту скончалась, а другая была расстреляна в 1937.

Но настоящее «испытание» ждало Генсека на втором этаже, где были выставлены картины художников-экспрессионистов группы «Новая реальность».

«Хрущев три раза обежал довольно большой зал. Его движения были очень резки. Со стороны это выглядело, как в комедийных фильмах Чаплина и Гарольда Ллойда.

Первый раз Хрущев задержался на портрете девушки А. Россаля.

- Что это? Почему нет одного глаза? Это же морфинистка какая-то! – с каждым словом его голос становился все визгливее.»

Элий Билютин, чьи слова приведены выше, вспоминает, что его товарищи были в шоке, услышав в свой адрес фразы типа «Вы что – рисовать не умеете? Мой внук и то лучше рисует.», «Что это за безобразие, что за уроды?», «Нашему народу такое не нужно!», «Не позволю тратить народные деньги!».

И это при том, что большинству художников было в районе 40-ка, вполне состоявшиеся взрослые люди.

«Он ругался почти у всех картин, тыкая пальцем и произнося уже привычный, бесконечно повторяющийся набор ругательств.

Я смотрел на довольное плоское лицо, на людей, подобострастно дышавших в спину премьера, на пожилых прилежных стенографисток и не мог избавиться от мысли, что это какой-то сумасшедший дом». (Э. Белютин).
Но, как в хорошем спектакле, стремительное развитие событий должно закончится взрывной развязкой. Она была впечатляющая и навечно вошла в анналы истории.

У картины художника Владимира Серова, изображавшей речной порт в Горьком, Хрущев остановился.

- А это еще что такое?

Подозвав партработника из своей свиты, Генсек спросил у него:

- У тебя, Иван Петрович, что – и вправду такой порт?

- Да что Вы, Никита Сергеевич, у нас совсем другой порт! И краны новые, мы их на валюту купили, которую Вы нам выделили! – отрапортовал чиновник.

- Ты что – пидорас?! – обозвал Хрущев художника.

Дааа, сравниться с такой развязкой может разве что битье ботинком о кафедру ООН.

Сегодня выдвигаются версии, почему Хрущев выбрал именно это непечатное слово, а не другое, благо «величий и могучий» предоставляет в этой сфере широкие возможности.

Одна из них гласит, что незадолго до истории на выставке Хрущеву доложили о разоблачении группы сотрудников издательства «Искусство», имевших нетрадиционную сексуальную ориентацию.

(Напомню, что по тогдашним законам принадлежность к меньшинствам определенного рода каралась Уголовным кодексом.)

Так что, видимо, Никита Сергеевич распространил свою отрицательную реакцию и на других людей искусства, имевших несчастье предстать пред ним в Манеже.
Сыграв свою главную партию, Хрущев покинул Манеж с криками «Все запретить! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати поклонников этого выкорчевать!».

Эпилог.
Через два года после этой истории Хрущева сместили. В своих воспоминаниях он утверждает, что соответствующим образом «накачал» его перед выставкой Михаил Суслов.

Суслову, сыгравшему ключевую роль в подготовке переворота, было выгодно представить Хрущева в таком грубом невежественном образе перед представителями интеллигенции.