Совесть человечества

Владимир Григорян Кисловодский

С О В Е С Т Ь  Ч Е Л О В Е Ч Е С Т В А
К И Н О Р О М А Н

Трилогия


      Краткое содержание

 Вторая половина 90-х. Главный герой романа - спецкор еженедельника «Новое время» Максим Великанов. За его плечами сотни километров фронтовых дорог, десятки журналистских расследований, но  ему так и не удалось  разыскать убийц своих родителей.  С тех пор, как они погибли,  жизнь его окрасилась в мрачные тона.  В многокомнатной  московской квартире  ему мерещатся призраки родителей,  а в сновидениях появляется  силуэт загадочного гостя, который обвиняет его во всех смертных грехах человечества: «Это ты, негодный мальчишка, заразил вирусом программу отца! Это ты дал людям полную свободу - и  теперь они убивают друг друга его именем».
       А еще  ночной гость утверждал, что  Максим не только не выполнил данное отцу обещание спасти голубую планету, но  и  обрек ее  на погибель.
      Однако придет время, когда он  и в самом деле  бросится спасать человечество. А помогать ему будет его американская коллега Сибилла Берг. Не удивительно, ведь они оба считают, что никто другой, а именно журналисты спасут мир от алчных и властолюбивых людей.
    Но прежде, бесстрашному журналисту придется  сражаться с мафией  за честь и человеческое достоинство проданной  в сексуальное рабство несчастной таджикской девочки;  разбираться  в отношениях со своим главным работодателем олигархом и медиамагнатом Борисом Ольховским;  определиться,  с кем   из женщин,  которые  боролись за его любовь,  связать свою жизнь. 

00000000

Рецензия на роман


Роман - трилогия “ Совесть Человечества ” - многоплановое гуманистическое произведение, проникнутое любовью и уважением к Жизни и главной ее ценности - Человеку .
Жизненное пространство романа охватывает две эпохи - советскую и ельцинскую, - города и страны мира. А если иметь в виду философский подтекст, то и всю историю человечества.
Персонажи романа - представители всех социальных слоев: президенты, министры, высокопоставленные чиновники, агенты грозных ведомств, могущественные олигархи, ученые, серийные убийцы, криминальные авторитеты, уличные проститутки, современные работорговцы, обитатели тюрем и психушек и многие-многие другие.
Они предстают перед читательским взором не мертвыми схемами, а живыми людьми, почти осязаемыми; совершают те или иные поступки не по прихоти автора, а в полном соответствии с жизненными обстоятельствами. События в книге развиваются стремительно и непредсказуемо, с большим размахом и кинематографической зрелищностью. Быстро сменяющиеся кадры суровой действительности захватывают, порой ужасают неприкрытым натурализмом. Главные герои, словно брошенные на утлом суденышке в бушующее море жизни, борются за свои идеалы - все время на краю гибели.
Читателю поначалу может показаться, что создан еще один лихо закрученный боевик - с мафиозными разборками, политической борьбой, головокружительными погонями, сценами кровавых убийств и сексуальных извращений. Вместе с тем автор постоянно ищет ответы на извечные философские вопросы. Казалось бы, эти мысли о вечном - вторичны. Они роятся на страницах романа хаотично, как будто бы не имея сколь - нибудь высокого назначения. Представляясь чем -то вроде старинной золоченной рамки к развернутой картине современной жизни.
Тем неожиданнее финал!
Освещая мрачные стороны человеческого бытия, проникая в потаенные уголки сознания своих героев, вскрывая целые пласты социально - нравственных проблем, голос автора, до поры звучащий как бы за кадром, крепнет и приобретает силу волнующих откровений. И в конце концов удается создать ту нравственно-духовную почву, на которой могли бы взойти ростки новой религиозной философии, способной объединить в двадцать первом веке все народы и спасти мир от глобальной катастрофы.
Осознание этого факта поражает далеко идущим и глубоко продуманным замыслом.
Читая эту книгу, вас не покинет ощущение достоверности описываемых в ней событий. Люди, потерявшие социальные ориентиры, заново обретут веру в собственные силы и духовные ценности.


В. С. СЕДЕНКОВ, главный редактор независимого
регионального еженедельника «На Водах».


Книга 1


    На каждое доброе дело слетаются ангелы, но темные силы тоже не дремлют
Из жизненного опыта автора

  1.   
      
     Максим бросил свою юркую, видавшую виды “девятку“ у ворот старинного подмосковного кладбища. Выскочивший из вагончика сторож не успел опомниться, как в руке у него оказалась десятидолларовая купюра, и все вопросы сами собой отпали. «Поздновато, конечно, для общения с покойничками, - подумал сторож, - однако - лето, пусть топает, коль приспичило».
 - Я присмотрю за вашей машиной, - крикнул сторож вслед щедрому посетителю. Ничего не ответив, Максим толкнул калитку и уверенно зашагал по тенистой аллее мимо целой своры оторопевших дворняг, которые вначале с заливистым лаем бросились ему навстречу, но вдруг, как по команде, замерли.
   Сторож обратил внимание на странное поведение собак. Они хоть и не кусали посетителей, но обычно лаяли до тех пор, пока он  их не отгонял грубым окриком. А тут  -   будто матерый хищник прошел мимо них.
  Могучие дубы, раскидистые клены, почти женственные березки волновались листвой, приветствуя запоздалого гостя. Солнце уже закатывалось за верхушки деревьев. После изнурительной дневной жары наконец повеяло освежающей вечерней прохладой. Дышалось легко. И на душе у большого сильного человека было покойно
от того, что ему снова удалось вырваться из плена неотложных дел и частых командировок к родным могилам. 
   Сторожу показалось, что он уже где - то видел этого крутого несговорчивого парня. Он провожал запоздалого гостя любопытствующим взглядом, пока его высокая могучая фигура не исчезла за поворотом.
  Какое знакомое лицо. Суровое и вместе с тем благородное. По - мужски красивое. Лицо человека, уверенного в своей силе и правоте. Его можно принять за «нового русского», но они на таких машинах не ездят. А номера - столичные. Скорее, боец криминальной группировки. Накаченная бычья шея, богатырские плечи, коротко остриженные жесткие волосы, дерзкий, колючий  взгляд. Как пить дать - браток. И чего они рыщут среди могил, когда последний нищий убрался от греха подальше? Отморозки! Сколько их по всей России - матерых волков и злобных щенят - зарится на чужое добро. Небось, примчался проведать дружков, расстрелянных в бандитской разборке. Посоветоваться с их грешными душами – кого мочить,а кого пока миловать.
Хотя в нынешние времена все стремятся выглядеть крутыми - и милиция, и нищие в подземных переходах, и какая-нибудь баба Дуня, приторговывающая сигаретами да жвачками. И всякая шпана беспризорная.
Поди разберись - кто есть кто. Много зла накопилась в стране.
А может, у него здесь схрон? Или клад зарыт?
За кладбищем, на противоположном берегу реки, вздрогнул главный колокол белокаменного женского монастыря, призывая монахинь к вечерней молитве. Прозрачный умиротворяющий звон, перекатываясь по воздушным волнам, широко поплыл над землей. И хранителя кладбищенских тайн вдруг осенило. От волнения он даже перекрестился.
«Как же сразу не признал! Сколько раз видел на экране его чеченские репортажи, и статьи читал. Максим Великанов - известный в стране журналист, прославленный спортсмен. Вот тебе и криминалитет!»
    
   2.
       Покой старинного погоста охранял бывший главврач наркологического диспансера Алексей Петрович Паршин, вполне интеллигентный человек, который изо дня в день соприкасаясь с алкоголиками, находившимися у него на лечении, сам в конце концов спился.
Работа сторожем на кладбище позволяла ему в гордом одиночестве размышлять над судьбами человечества; отгородившись от обезумевшего, по его мнению, мира, вспоминать милые сердцу времена застоя, а главное - погибшую под колесами иномарки жену, могила которой виднелась из окна его сторожки. Еще он имел слабость разбирать шахматные партии знаменитых гроссмейстеров и в охотку записывать в потрепанную общую тетрадь, закапанную слезами, свои невеселые мысли.
     Осенними бессонными ночами - время, когда больше всего совершается самоубийств, когда обезумевший ветер мечется по кладбищу и неистовым завыванием треплет и знобит душу, когда деревья шумят и стонут, словно их терзают взбесившиеся духи тьмы, - Петрович любил поплакаться, умываясь слезами - как ребенок,ей-богу - за всех несчастных и обездоленных, обманутых и униженных на этой планете, летящей к своему трагическому концу. И в этом находил успокоение. Ему не было шестидесяти, но выглядел он почти стариком.
Зажатая в руке зеленая бумажка согревала сердце сторожу. Он разжал кулак и внимательно посмотрел на смятый портрет Александра Гамильтона. На бледном землистом от запоев лице сторожа, сквозь густую сеть морщин, просочилась хитрая улыбка. Он легко прикинул в уме, сколько можно будет купить на эти деньги дешевой паленой водки. Как бывший врач-нарколог, он понимал, что если не перестанет упиваться до чертиков, то очень скоро займет свободное место рядом с могилой незабвенной супруги. Целый букет болезней уже готовил в его организме разрушительную вакханалию. Петрович выкуривал в день по две, а то и по три пачки крепких сигарет, и в седоватых космах табачного дыма ему уже не раз мерещилась Хромая с косой. «Днем  позже, днем раньше - все равно конец один! - полагал Петрович. - Благо, контора подходящая, гробокопатели свои».
      Однако никакие мрачные мысли не могут испортить настроение алкоголику перед похмельем. Он присел на корточки, чтобы погладить свою старую преданную дворнягу Машку. Угадав настроение хозяина, она первой кинулась к нему, прискакивая на трех лапах. Четвертую, перебитую, она с галантной услужливостью несла перед собой, словно для пожатия. Четвероногая рыжая бестия нетерпеливо тыкалась влажным носом в лицо хозяину, лезла целоваться. В предвкушении колбасных обрезков повалилась на спину и, перебирая лапами, закатывала преданные маслянисто поблескивающие рыжие глаза с зеленными вкраплениями.
- Эх, Машка, драть тебя некому - опять обрюхатилась, - вздохнул Петрович. – Ну, что, пошли, дорогая.
Предоставив покойникам самим охранять свой покой, Петрович в сопровождении Машки поспешил в ближайший ларек.
    
     3.

    Странное чувство светлой грусти и какой-то вселенской тоски охватывает человека, когда он выпадает из бурлящего потока городских будней в кладбищенский покой. Словно медленно погружаешься в подводное царство. Кажется, время останавливается здесь.
    Шорохи и шелест листвы - как сонный лепет душ, витающих над могилами. А может, рассевшись по ветвям, как невидимые сказочные птицы, души эти с изумлением взирают на гостя, который так уверенно шагает по жизни, не ведая ни страха ни сомнений.
    Помни, Человек, кем бы ты ни был, бедным или богатым, самым счастливым или несчастнейшим из людей, рано или поздно, ты попадешь сюда, чтобы уже никогда не возвращаться в эту жизнь, полную опасностей и тревог, взлетов и падений, ослепительного блеска и горестных разочарований, обманчивых побед и невосполнимых потерь. Такую прекрасную - эту жизнь! Она где-то рядом, шумит за кладбищенской оградой. И она тут, под твоими ногами, засыпана землей.
   А пока - погуляй, прохожий. Ищи ответы на извечные вопросы.
   Неужели во Вселенной есть эта воронка, засасывающая человеческие души? Что там за последней гранью земного пути? Череда причудливых перевоплощений? Библейский рай? Огненная Геенна? Или все-таки непостижимая для человеческого ума - пустота?
А может, Хозяин Вселенной, уединившись в своем звездно-космическом кинотеатре, разглядывает в волшебную лупу города и веси - и самые души своих творений? Всматриваясь в звездные дали, замышляет новые формы жизни? Или - что вполне в духе времени, - устроившись за компьютером, программирует наши судьбы. И на вопрос своего малыша: “Папа, ты подаришь мне голубую планету? ” - задумчиво отвечает: “ Подарю, сынок, вот только разберусь, почему они убивают друг друга именем моим. ”
    Все философы и мудрецы так или иначе стремились к одному: проникнуть в мысли Всевышнего. Но откуда людям знать, что думает о роде человеческом Создатель. Чего ждет от нас.
    Ищи ответы на извечные вопросы, прохожий! Только не подгоняй Божий замысел под свои земные представления. Не смеши небеса - иначе от хохота они рухнут на твою голову.
   Не торопись утверждать: “Так угодно Господу!”
   Пути Господни неисповедимы.

   

   4.

   Максим шел в задумчивой тишине мимо парящих в закатном блеске крестов и сонно проплывающих надгробий. Последние лучи догорающего светила, словно, подавая таинственные знаки, загадочно вспыхивали между листьями деревьев. Утомленная, после жаркого дня, природа сладко засыпала. Максим свернул на узенькую тропинку, пошел кратчайшим путем. Продирался, раздвигая ветки деревьев, поглядывал под ноги, чтобы не ступить на соседствующие в тесноте могилки. Повсюду на дорожках или собранная в кучи возле могилок лежала прошлогодняя листва, источавшая едва уловимый запах тления.
    Вымирает понемногу великий народ. Разрастается кладбище, процветает. Вот уж с чем в России нет проблем. Гигантский парк. Заповедник человеческих душ. Кажется, всё - некуда примостить новенького, а нет, потеснимся, пристроим новопреставленного.
Сколько свежих могил! И старых, заброшенных, поросших быльем. Сколько у России незаслуженно забытых имен!
Почему смерть так неразборчива? Почему Всевышний делает все, чтобы люди в нем разуверились? Катастрофы. Войны. Гибель невинных. Не в том ли интрига –чтобы балансировать на грани сомнений и веры? Между небом и землей. Жизнью и смертью. Мучительно страдать в поисках ответа на извечные вопросы: кто мы в этом мире - марионетки в руках Провидения или хозяева своей судьбы? Неужели сценарий нашего пребывания на земле предначертан и что не делай - все суета сует?
    Тогда какой в этом смысл?
    Живи проще, прохожий: дай рубь - получишь сто, следуй заповедям - окажешься в раю. Но кто-то же должен выполнять грязную санитарную работу?
Истина - за семью печатями! Но ведома ли она тем, кто остался по ту сторону жизни?
Поблекшие фотографии на памятниках, словно кадры кинохроники, пробиваются из темноты к свету. Они провожают прохожего застывшими в вечности глазами. Поражают таинственной недосказанностью, взирая из небытия. Выгравированные на благородном камне портреты совсем как живые. Какие лица! Растерянные и спокойные. Мудрые и беспечные. Отрешенные и безутешные. Смиренные и непреклонные. Вот лицо человека, потерявшего всякую надежду, уставшего от превратностей судьбы, от старости и болезней, несправедливости и страхов – встретившего смерть как избавление. Чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Хлебнувшего на своем веку столько, что иному хватило бы на три жизни.
А сколько здесь тех, кого смерть вырвала из жизни в самом полете. Кто боролся до последнего удара сердца. Кто и теперь смеется в лицо вечности. И у  каждого - своя неповторимая судьба, своя история жизни, своя правда.
     Максим останавливался то у одной могилы, то у другой. В его воображении уже материализовывались образы. Он слышал голоса. Он так увлекся, что не заметил, как исчезла грань между реальным миром и призрачным. И вдруг изображенный в полный рост боец криминальной группировки, покидает гранитный монумент и, охваченный змеистыми языками пламени, приближается к Максиму. Огонь не причиняет призраку боли.
   - У меня три пули в груди, - заявляет он авторитетно, - одна - в  башке! Я знаю, что говорю: стреляй первым, братишка, не ошибешься. Не выбраться мне из ада, если я не прав. А знаешь,  сколько тут политических?! И ваших писак недорезанных?! Мне скоро на волю, к Отцу родному, а им гореть и гореть синим пламенем! Знаешь, кто первый вошел в рай? Разбойник. Я признаю Христа. А вы не верите  ни в Бога ни в черта.
   - Опомнитесь, мой друг, - раздался женский голос за спиной Максима, - верьте в Царствие Небесное!
 Максим резко оборачивается. Это пробудилась в своей небесной постели молодая монахиня, сгоревшая от страшной болезни. Прозрачные струи родниковых вод омывают ее просветленное лицо. Но это не само лицо - его бледное отражение.
  - Свидетельствую:  творите добро - и вам воздастся! Я   боролась со страшной  болезнью и победила. Господь принял  меня в свои объятья.- уверяет  Максима  Христова  невеста.- Только через страдания  спасете вы свою грешную душу.
   В Кладбищенскую тишину врывается гул самолетных двигателей, грохот разрываемых  снарядов, крики  «Ура!», «За Родину!», «За Сталина!»
    - Истинные ангелы неба - мои боевые товарищи, погибшие в годы войны. Они отдавали свои жизни, не рассчитывая на райское будущее, – возражает монахине фронтовой летчик, ушедший в вечную отставку спустя полвека после великой победы. Над его могилой возвышается покосившейся фанерный обелиск, увенчанный проржавевшей пятиконечной звездой. Он выступает из небытия в парадной форме, на груди - начищенные до блеска ордена и медали. Фронтовик смотрит сурово в глаза журналисту из-под нависающих седых бровей. Он - свидетель Истории!
    Под фортепианные трели зазвучал женский голос:«Отцвели уж давно хризантемы в саду...».
  С потускневшей фотографии на Максима смотрят лучистые глаза драматической актрисы, ее взор и сейчас рвется к жизни. Покосившийся от времени беломраморный памятник, обильно оплакан дождями и прогрет солнцем. Он стоит здесь более шестидесяти лет. Это не голографические фокусы, не иллюзия, но покойница действительно рождается из света и тени. Бесплотным привидением она порхает вокруг журналиста,   и звенит, звенит в тишине ее завораживающий голос.
   - Я жила, как хотела, играла на сцене и в жизни. Живите легко, мой друг. Стоит ли перечить природе? Исход один. Когда, заглядывая в зеркала, я замечала на своем лице приметы надвигающейся старости, меня утешали воспоминания о счастливых мгновениях жизни. Сколько раз, очарованная любовью и мечтой, я шла навстречу романтическим приключениям. Может быть, я не была хорошей актрисой, но поклонники дарили мне цветы; может быть, я была плохой женой, но мои мужья меня боготворили. Была ли я хорошей матерью - не знаю, но недавно из далекой Австралии прилетела поклониться моей могиле моя правнучка. Господи, будь я жива, мне было бы больше ста лет!
      Виртуальный мир кладбищенских видений все сильнее захватывает Максима.
Угрюмое ворчание привлекает его внимание. Он замедляет шаг, приближаясь к шелестящей мелкой листвой раскидистой березке, под которой покоится прах старого коммуниста. Как джин из лампы, вырывается из могилы на волю его неукротимый дух и с небесной трибуны обрушивается на журналиста:
    - Ну что, профукали страну, козлы?! - в совестливых глазах сверкают молнии. - Сталина на вас нет! Храмы возводите, перед Богом выслуживаетесь! Святое дело загубили! Передай вашей мафии - ждем их тут не дождемся. Еще повоюем. Что ты знаешь о нашем поколении, сопляк!
   - Бред! Все, о чем вы тут говорите, мистический бред! - оживает на глазах бронзовый бюст ученого. Он мигает  подслеповатыми залепленными пылью глазками, морщит бронзовую физиономию, спугивая елозящих по ней муравьев, и авторитетно заявляет: - Никакой загробной жизни не существует. Не слушайте их, молодой человек. Религия - рабство и иллюзия. Если угодно, - опиум для народа.  Я по-прежнему стою на материалистических позициях. Разве не ученым человечество обязано высоким уровнем цивилизации? Разве Джордано не святее всех святых? Даже если он и есть Бог - творец - верить в него все равно ненаучно. Я уже здесь не первый год, а доказательств пока - никаких. Да поймите вы наконец:не Бог создал людей, а люди Бога! Ну да ладно, передайте мои поздравления Жоресу Алферову. Ах, да, он еще не получил свою Нобелевскую премию. Но получит, обязательно получит. И Гинзбург получит. Только вот я, как  видите, не успел.
      Земная твердь задрожала под ногами Максима и будто из преисподней донесся приглушенный толщей земли вопль старухи-сектантки, готовой из любви к Господу перегрызть глотку ближнему.
     «Это что еще за кикимора?»
     Сперва из могилы появляются ее костлявые с обвислой дряхлой кожей руки, затем голова со сморщенным лицом, похожая на подгнившее яблоко. Наконец она выползает вся. Отряхивает ветхую одежонку, покашливает и кряхтит. Подслеповатые глазенки бегают и жмурятся от белого света.
    - Антихристы окаянные! Гореть вам в Геенне Огненной! Я сто лет прожила, еще пятьдесят жду в своей могиле Страшного суда. Не долго осталось. А твою бронзовую башку недаром птицы изгадили. Ночью тут бродяги рыскали, они сговорились сдать “бронзового мужика” на металлолом. Туда ему и дорога, на переплавку, в ад!
    - Ну и компашка подобралась, с кем приходится пребывать в вечности! – вздыхает городской прокурор, скончавшийся от инфаркта, вскоре после  августовских событий девяносто первого.– Ей-богу, лучше  жить на одну зарплату, чем с ними на одном кладбище.
 Он  проглатывает  таблетку  нитроглицерина  и   выносит свой вердикт:
  -   Со всей ответственностью заявляю:  не  будет  никакого страшного суда. Просто в назначенный  срок   Генеральный   скажет:  “Спасибо за  работу, товарищи, все  свободны. А вы, господин Президент,  задержитесь".  А еще я вам замечу,  молодой человек:  мы в наше время так свою страну не грабили, взяток таких не брали.
 
        -  Читай Библию, сынок, читай -  призывает  Максима   отошедший  в  мир иной на девяностом году   жизни  местный священник.  -   Свершится  божий   промысл.  Слово в слово - все, как в Писании сказано. Отче наш!  Иже  еси  на небеси, да светится имя Твое... Господи, спаси и помилуй  раба  твоего  Максима, наставь   на путь истинный.  Аминь!  Молись о   спасении  души, сынок.         
         Максим  не сразу  разглядел   седовласого старца,  смиренно  восседавшего   на лавочке под  раскидистыми ветвями старого клена. Старик осенил  крестным знамением  прохожего и снова уткнулся в книгу.
    Не  успел журналист выбраться из кладбищенских дебрей, как  призрачный  “ шестисотый  Мерседес ”   змеем Горынычем  вырулил   из  закатных   небес   и,  взвизгнув тормозами,  встал  на  его пути. В окне автомобиля - профиль банкира  с  прострелянным  виском.  Банкир  повернул  окровавленную голову,  кивнул  журналисту.   
     -  Еще не вечер! Впереди длинная-длинная дорога. Хочешь, прихвачу  с собой?   А  у нас  интересно.  Нас  деловых людей  тут  собралось больше,  чем  осталось в вашем суетном мире.   Я знаю такое,  от чего у тебя  волосы  дыбом   станут. Кто, кого, за что, за сколько! Понял, да? А главное - кто на очереди. И что  будет  с  нашей  матушкой Россией. Ха - ха – ха!  И со звездно-полосатыми.  Со всей планетой!  Еще такое будет!  Своего заказчика  и  исполнителей  жду с особым нетерпением.  Ну да ладно, Бог даст – свидимся. 
     Он  небрежно махнул  рукой  и,  взлетев,  исчез  за горизонтом.
    -   Не бойся, паря, я не леший, - под покосившимся деревянным  крестом сидел  на  своей заброшенной могиле,  обнесенной ржавой проволокой,   старый бомж.  Почерневшее лицо изуродовано, кости раздроблены. - Я  погиб под колесами  иномарки. Не слушай  их, паря.  Разыгрывают они тебя. Мы   дома,  ты -  в  гостях. Выложил  бы тебе   всю   правду,  чтобы  меньше  вы там суетились и пакостили друг другу,  да  нельзя до сроку. А  какая  здесь благодать!  Не пыжься,   вжисть не угадаешь.  Одно скажу - не утаю: как прибудешь сюда, сразу  вспомнишь, кто ты и откуда. И так станет   легко на душе…
      - А ты  ничего, красавчик, -  выглянула  из- за дерева растрепанная голая   девица. – Иди ко мне!  Не хочешь? Все равно встретимся на  небесах! -  она помахала ему ручкой и провалилась сквозь  землю.   
   Шаги за спиной заставили Максима обернуться: целая  толпа  призрачных   обитателей   старого кладбища  следовала  за  ним. Как под сводами церкви,  воздух задрожал от  гулкой разноголосицы. Максим нахмурился – и  видения тотчас исчезли.   
  Теперь недалеко. Его родные покоятся на самой  окраине  кладбища, на краю обрывистого берега вдоль которого несет свои воды великая русская река. Он,  кажется,  уже слышит ее  шум. Это течет время...
    
      Максим долго протирал на огромной гранитной плите размытую дождями и спекшуюся от зноя пыль, пока благородный камень не заиграл в лучах заходящего солнца. Два портрета - отца и матери, - выгравированные мастерской рукой, ожили в черном зеркале надгробного памятника. Два портрета - два родных лица, замурованных в холодном молчании камня, два земных отражения - в мутноватых водах времени. Под ними разные даты рождения и одна общая - дата смерти. Опытному мастеру удалось добиться не только внешнего сходства, но и передать внутренний мир этих людей. Отец - широкоплечий, с волевым открытым лицом, умными проницательными глазами и философской усмешкой на устах. Он так и остался непримиримым борцом, каким был в спорте и в жизни. Мать – глубоко интеллигентная, с тонкими, женственными чертами лица, только ямочка на нежном подбородке выдает твердость характера. Глаза добрые, немного усталые. “Максимушка, за нас не беспокойся, себя побереги.” – просит мать, глядя с портрета. “ Понапрасну не рискуй, сынок ”, - предостерегает слегка нахмурившись отец. - “Приходи чаще”.
    Поделив букет красных гвоздик, Максим опустил цветы, в две высеченные из камня вазы, установленные на постаменте памятника, перед каждым из  портретов. Протер чугунную ограду. Потом тщательно смел труху с мраморных плит в заранее заготовленный пакет. И сев на гранитную скамью, закурил. Хотя утром клялся - завязать. Курево не просто червь, считал он, - курение - рабство, а рабство Максим Великанов не желал принимать ни в каком виде.
      Горячая струя ароматного дымка разливалась сладкой  отравой в груди.


 5.
          
     Виртуальная реальность кладбищенских видений  не смущала  душу  известного в стране журналиста Максима Великанова. Будучи выпускником   философского факультета МГУ,  он  совсем   не прочь был  погрезить высокими  категориями. Но  как бывший чемпион  мира по вольной  борьбе, участник турниров по  боям без правил,  по-прежнему молниеносный   и  решительный,   он   мог в один миг вырваться  из   плена  призрачных  видений,  стоило лишь ему почувствовать, что  они начинают  морочить его могучий  пытливый   ум   и   наводить беспросветную тоску. Как и всякий журналист, вынесенный на волне демократических преобразований в ряды пишущей братии, Максим Великанов готов был проинтервьюировать хоть самого дьявола, если тот оказался бы на его пути, чего уж говорить о призрачных обитателях старого кладбища.
     Россия 90-х,  возможно, единственная  в  мире страна,  в  которой  большинство людей   учились   в высшей школе для того, чтобы потом работать не по специальности. Остается только поражаться,  как   физики ухищрялись становиться  банкирами,  математики - олигархами, врачи - коммерсантами,  спортсмены - философами,     философы   -  журналистами и т. д. 
   Но это, так сказать, вершина  социального  айсберга, ставшего на пути прогресса. Между тем миллионы дипломированных специалистов  интеллектуальных  профессий   прозябали  в торговых рядах.   
   Однако ученый  спортсмен,  Максим Великанов,  стал  корреспондентом  одного из самых популярных и престижных еженедельников  России не под  давлением обстоятельств,  а  по   велению сердца  и  потребности души, хотя и не без помощи его величества случая. Он  был убежден,  что не экономисты и политики, не поэты и священники, не военные и  спецслужбы, а  именно журналисты  спасут   мир от алчных  и   властолюбивых людей.  А  потом, ему  чертовски  нравилось   раскручивать загадочные преступления,  лезть  в самое  пекло жизни,   играя  со  смертью  в  кошки - мышки.
       И  когда   ученый  спортсмен принес  в  редакцию  “Новой жизни”   свою статью, посвященную  проблемам бездуховности  в  условиях рынка, -  опытный редактор и дальновидный человек, доктор филологии  Генрих Галактионович Вселенский,  восторженно воскликнул:
  - У вас  блестящий талант публициста, однако все, что вы тут написали, - детский лепет по сравнению с тем,  что вы могли бы сделать для  нашей несчастной родины.  Оглядев  могучую фигуру ученого спортсмена, выяснив детали его биографии, он  предложил  ему  попробовать  себя   в   качестве корреспондента по особым поручениям.
  - Но я  пришел не на работу устраиваться.
    Редактор пропустил мимо ушей реплику дилетанта.
 -  Максим Великанов, - раздумчиво произнес Генрих Галактионович, вслушиваясь  в словосочетание,  в котором не хватало щекочущих нервы созвучий.  - Нет, я  дарю  вам  псевдоним: Максвел - суперкорреспондент!   Докажите, что  вы  его  заслуживаете.
     Однако Максим не сразу согласился на это весьма лестное предложение, посчитав,  что работать в издании, за которым маячит  тень известного в стране олигарха,  значит  пойти в услужение, изменить своим принципам.
   - Абсолютно независимой прессы не существует, мой дорогой, - снисходительно улыбался  наивности философа Генрих Галактионович. - Все приличные  издания разобраны  олигархами, финансово - промышленными группами. Есть, правда, проправительственные официозные  издания, но там  по-прежнему свирепствует  цензура и  процветает холуйство.  Даже паршивые бульварные  журнальчики  и   газетенки не предоставят вам полной свободы.  Полная свобода, как неограниченная власть, ведет к безответственности и судебным искам, между прочим. В условиях рынка  у  талантливого человека, профессионала, есть одна, впрочем,  почетная привилегия: самому выбирать себе хозяев! Чем  выше финансовая крыша, тем больше истинной свободы. Тысячи безработных ветеранов журналистики и  молодых честолюбивых выпускников журфака  вырвали  бы у меня вместе с галстуком эту, между прочим, штатную, высокооплачиваемую должность. Мы предлагаем вам брак по расчету.  Зато вы узнаете, что такое настоящая  репортерская работа. А любовь со временем придет. А если  - нет,   разойдемся  в любую минуту.
       Поработайте, присмотритесь и, возможно, ваше   мнение о  личности, к  которой вы боитесь попасть в кабалу, покажется вам, по крайней мере, не такой ужасной, как ее представляют доморощенные моралисты.
      Максим поднял руки в знак полной капитуляции.
      - И запомните, - хитро улыбнулся редактор, - если хозяева имеют нас, значит,  мы, в свою очередь, просто обязаны поиметь своих хозяев!

    
    
      
   0000000
   1.

       Утром в редакцию позвонил Захарыч, врач станции скорой помощи. За небольшую плату он регулярно информировал Максима об интересных случаях. На этот раз его бригада доставила в больницу Центрального округа девочку с перерезанными на запястье венами.
- Мы подобрали ее под известным тебе «Мостом любви», где уличные проститутки обслуживают клиентов, – заразительно зевая в трубку, после ночного дежурства, докладывал Захарыч. - Когда подъехали, она была без сознания. Судя по документам, оказавшимся при ней, девочка - уроженка Таджикистана, неполных четырнадцати лет.
«Может получиться интересный репортаж», - решил Максим и пошел искать своего друга Николая Махочева, или просто Махоча, битого – недобитого русского папарацци. Обычно по утрам Николай без дела слонялся по редакции из отдела в отдел, приставая к коллегам с анекдотами и жалобами на ревнивую и быструю на расправу супругу Галину.
      
      Еще вчера над Москвой весело светило солнышко, а сегодня с утра небо закипает грозовыми тучами, срывается ветер, льет дождь, который, кажется, никогда не закончится. За лобовым стеклом автомобиля, заливаемым дождевыми струями, улицы города расплываются призрачными акварелями. Как будто вся эта новая Москва - с взметнувшимися ввысь куполами храма Христа Спасителя, высотками элитных жилкомплексов и фешенебельных отелей, развлекательными и торговыми центрами, современными дорожными развязками, витринами дорогих магазинов, роскошными иномарками, заполонившими дороги, – как будто все эти приметы нового времени – всего лишь видения затянувшегося сна, мелькающие на кончиках ресниц миражи. И стоит хорошенько проморгаться, чтобы вновь очутиться в недавнем советском прошлом. Но в истории все пути ведут вперед, дороги назад нет.
     Максим искусно лавировал в транспортном потоке, чтобы не застрять в утренней пробке. Его юркая серебристая девятка хищно бросалась в узкие лазейки между машинами, выворачивалась из невероятных ситуаций, распугивая неопытных водителей, заставляя нервничать хозяев крутых иномарок.
     -Вот и осень наступила, - захандрил Махоч, - уныло втягивая голову в узкие плечи. - В большом городе это не так заметно. Настоящая тоска - на широких просторах России. Так и хочется уйти в запой, чтобы не видеть эту плесень, возомнившую себя хозяевами жизни. Одним словом, душа требует праздника.
   - Опять с женой поругался? - усмехнулся Максим.
   - Да нет, мы подписали пакт о ненападении. Останови возле киоска, я возьму сигареты.
   - А ты сунь палец в рот! Поди, не маленький.
     С Максимом Махоч мог трепаться о чем угодно, поскольку Максим не предавал серьезного значения словам Николая. Его заунывную тягучую речь он воспринимал как как шум дождя, льющегося  за бортом автомобиля. Льет и льет, шумит и шумит – и ничего нельзя поделать с этим. Да и хандра у Николая длилась до тех пор, пока он ни доставал свою фотокамеру. Для папарацци она, родненькая - что для снайпера винтовка с оптическим прицелом. А еще - Николай мог в любой момент выкинуть какую-нибудь уморительную хохмочку. Психопат, ничего не скажешь.
- Посмотри, посмотри, как листья срываются, - продолжал канючить Махоч, - вот так и люди. А ведь осень только началась. Осень России…    Каждый день кого-нибудь хлоп - и в дамки. Хочешь, продам убойный заголовок, отражающий происходящий в стране бардак? Не хочешь? Ладно, бери бесплатно: «Вся власть – бандитам!» А что - разве не так?
    - Так, так. Похмеляться надо вовремя.
    - Я уже месяц как не пью!
    -Тогда у тебя, дружище, сезонное обострение. Сигареты в бардачке, - пожалел друга Максим.
     Серебристая «девятка» наконец подкатила к чугунным воротам старой больницы. Максим показал выскочившему из будки охраннику служебное удостоверение, шлагбаум перед воротами взметнулся вверх, и они проехали по старинной липовой аллее, шумно мокнувшей под проливным дождем, к самым дверям приемного отделения. Из машины долговязый, сутулый папарацци выскочил с видом ищейки, которую спустили с поводка.
     Пока Максим прижимал вопросами к стене дежурную медсестру, симпатичную блондинку Наталью, Махоч молниеносно проник в    реанимационную палату и сделал несколько снимков несчастной девочки. Но уйти без конфликта не удалось. Вслед за ним выскочила санитарка - могучего сложения, со шваброй наперевес.
   - Стервятники! – взвыла она. – Падалью питаетесь…
  - Тетенька, вам зять не нужен? - отшучивался папарацци, отступая к выходу
  - Черт белобрысый, журналюга проклятый… Вот я тебя…
    На шум из отделения вышел дежурный хирург – почтенного вида, с усталым лицом.
   - Оставьте его, Глафира, - остановил он разбуянившуюся санитарку и укоризненно покачал седой головой:
   - Не хорошо, ребята, не хорошо.
   - Скажи спасибо Льву Филиппычу, в следующий раз обхожу шваброй…
   - Мы же свои, земляки, - сутулился папарацци, прячась за широкой спиной хирурга.
   - Работа у нас такая, - вздохнул Максим, обращаясь к доктору: - А как девочка - жить будет?
   - Потеряла много крови. Двусторонняя пневмония. Мы влили ей пятьсот миллилитров, сколько было. Но гемотрансфузия недостаточная...
   - Какая группа? - спросил хирурга Максим.
   - Третья, резус отрицательный. Очень редкая…
   - У меня вторая, - развел руками Махоч.
   - Ну и молчали бы, - вмешалась медсестра Наталья, - Вторая сама распространенная.
   - Я дам, - твердо произнес Максим. У меня третья, резус отрицательный.
   - А вы неплохие ребята, - улыбнулся хирург. – Но придется пройти экспресс-анализ на СПИД.
   - Так он же девственник, доктор, - пошутил папарацци.
   -  Будешь так шутить, отдам тебя Глафире… - ответил Максим, приставив кулак к носу папарацци.
   - Только под наркозом! - отпарировал Николай.

      После прямого переливания крови, Максим в сопровождении медсестры Натальи, которая сразу же прониклась симпатией к журналисту, спустился в хирургическое отделение.
- Приходите завтра навестить свою крестницу, - сказала Наталья, улыбаясь Максиму в лицо и, распахнув перед ним дверь кабинета Льва Филипповича, умчалась к себе в отделение.
Почтенный эскулап, после ночного дежурства, с усталым наслаждением попивал кофеек перед включенным телевизором. По НТВ передавали отрывки из выступления президента, в котором глава государства обещал своему народу экономического процветания. Судя по рассеянному взгляду больших выпуклых глаз врача, происходящее на экране пока мало его беспокоило
- Как вы себя чувствуете? - спросил он, жестом приглашая Максима садиться.
- Как космонавт перед стартом! - отрапортовал Максим.
И в самом деле Максим не испытывал обычного в таких случаях недомогания. Наоборот, голова поразительно просветлела.
- Вижу-вижу, выглядите молодцом. Бывший спортсмен, не так ли?
Максим подтвердил догадку скромным кивком.
- Не откажетесь от чашки кофе? Знаете, после дежурства полезно взбодриться.
- Не откажусь.
Лев Филиппович достал из ящика стола, большую фарфоровую кружку, со сломанной ручкой, и наполовину наполнил ее кофе из старенького китайского термоса.
- Ну, задавайте ваши вопросы
- Скажите, Лев Филиппович, при девочке были документы?
- Представьте, да, в кармане халата, под которым она была совершенно голая, мы обнаружили «Свидетельство о рождении».
- Оно в регистратуре?
- Нет, милиция забрала, но данные мы переписали, сняли копию. Хотя есть подозрение, что оно фальшивое.
«Кого он мне напоминает?» - напрягся Максим, продолжая задавать вопросы.
- Девочку нашли под так называемым «Мостом любви», где уличные проститутки частенько обслуживают клиентов. Невольно возникает вопрос: не стала ли она жертвой насильника?
- Нет, никаких следов насилия не обнаружено.
- Следовательно попытка изнасилования исключается?
- Более того, ее осматривал гинеколог - она девственница.
- Максим многозначительно кивнул, как человек сделавший для себя важное открытие. И задал следующий вопрос:
- Как часто выживают люди в подобных ситуациях? Можно ли сказать, что она чудом осталась в живых?
- Не очень-то доверяйте докторам, которые рассказывают про чудеса. Чудесное исцеление – прерогатива Всевышнего. Но ему, видимо, пока не до нас. А вот если бы вы, журналисты, начали писать правду, то и в самом деле помогли бы своей несчастной стране совершить чудо. Хотя… кто вам позволит - И Лев Филиппович кивнул на экран телевизора. Президент заканчивал свою речь под бурные аплодисменты.
- Вы, по-моему, излишне строги к себе и своим коллегам. Да и к нам, журналистам
- А выжила она, - продолжил врач, никак не отреагировав на реплику Максима, благодаря стечению обстоятельств. Все зависит от того, сколько человек потерял крови. Если бы ей не перетянули жгутом руку, если бы вовремя не приехала «скорая», если бы вы не предложили свою кровь. Если бы все эти звенья благоприятных обстоятельств не переплелись по божьей милости в одну счастливую цепочку, то исход мог бы оказаться летальным.
«Вот он на кого похож, - отметил про себя Максим, - вылитый доктор Бранд», - и с улыбкой спросил:
- Говорят, когда приехала «скорая», девочка была без сознания, не так ли?
- Знаете, что я вам скажу: она потеряла сознание не от большой потери крови, а от шока: при виде кровоточащей раны - упала в обморок.А вот от простуды, банального воспаления легких, могла умереть.
- А милиция была из МУРа?
- Думаю, с Петровки. МУР сейчас занимается делами более серьезными.
- Какой у вас отличный кофе, - сказал Максим из вежливости, сделав последний глоток. - И еще один вопрос, простите, за назойливость: не заметили ли вы в отделении посторонних людей, которые могли иметь отношение к девочке. Может, кто расспрашивал вас о ней, интересовался ее здоровьем?
- Что касается меня, то вы –первый. За других - не скажу. Спуститесь в приемное отделении, поговорите с девчатами, может, кто и был.
- Да, чуть не забыл. – спохватился Максим, - вы сказали рука девушки, выше локтя, была перетянута резиновым жгутом…
- И что?
- Видимо, кто-то пытался ее спасти – не могла же она сама?
- Возможно...
  По телевизору диктор сообщал о новом теракте в Израиле: «Смертник-террорист подорвал себя в переполненном людьми автобусе… ». На экране замелькали кадры с места трагедии: искореженный взрывом автобус, окровавленные тела, санитары с носилками, слезы родных , ужас на лицах случайных прохожих, и заканчивался репортаж обещанием премьера принять адекватный меры.
На могучем лбу почтенного врача обозначились глубокие морщины.
- Око за око, зуб за зуб! - произнес он одну из заповедей Старого Завета и глубоко вздохнул, как будто ему не хватало воздуха. – Даже не знаю, что лучше - возлюбить ближнего, как себя самого, или оторвать ему руку, которой он замахнулся на жизнь человека, прикрываясь при этом именем Всевышнего. Неужели они думают, что тот, кто создал этот в сущности прекрасный мир, нуждается в их кровавых злодеяниях. Ведь гибнут ни в чем не повинные люди! Боюсь, на небесах их ждет разочарование, и каждый получит по заслугам. Оказавшись на том свете, я обязательно спрошу у них: ну что, получили свой рай? Поверьте, я врач, мне жалко не только  мирное население, но и этих – обманутых, оболваненных…
- Не ведают, что творят, - вздохнул Максим.
- Есть и у меня к вам вопрос, вы позволите?
- Пожалуйста
- Вот вы - известный журналист, бывали в горячих точках, видели смерть, скажите: если бы вам пришлось выбирать между свободой и безопасностью, что бы вы предпочли?
- Для себя – свободу, - пожал плечами Максим.
- А для миллионов детей, женщин, стариков?
Максим понимающе усмехнулся.
- Наверное, со свободой пришлось бы немного подождать. До лучших времен.
- В том-то и дело!
- Да, но только при полной гласности, - поправился Максим, - иначе - диктатура.
- Согласен, - кивнул хирург
- А вы интересный собеседник, вы не против, если мы расскажем читателям о ваших философских суждениях?
- Только, пожалуйста, вскользь и без преувеличения.
В это время в кабинет заглянул Махоч.
Максим жестом подозвал его:
- А ну-ка, сними Льва Филипповича.
Лев Филиппович, недовольно замахал руками, но Максим настоял:
- Надо-надо, вы не должны отказываться…

 - Пока ты перетирал с хирургом, - затараторил Махоч, когда они вышли из кабинета, - я выяснил, кто эта девочка.
 - В регистратуре, что ли?
 - Да.
  - Я это и без тебя знаю. Мне Захарыч уже доложил.
  - А знаешь ли ты, что ночью было два звонка?
  - Ну , чего лыбишься, как девка на Тверской, каких звонка?
  - Один принадлежал мужчине, он интересовался судьбой девочки. Получив ответ - «жива», бросил трубку. А другой, судя по голосу, принадлежал молоденькой девушке. Она тоже интересовалась состоянием таджикской смертницы. Я думаю, это она вызвала «скорую».
 - Все?
 -Нет, не все.
 -Ну что замолчал, что еще?
 - А вот что, - всплеснул руками Николай, - на ней был халат, который в бутике тянет на пятьсот баксов!
 -И что из этого следует?
 -Что ее из богатой спальни - и прямо на улицу.
 - Не густо.
  На обратном пути в редакцию, Махоч без передыху болтал. Максим молча вел машину, лишь изредка отпуская короткие реплики. Хандру с Николая как ветром сдуло. Вот только трудно было разобраться, шутит он или говорит всерьез.
- Слушай, старик, а она ничего, симпатичная. Не думал, что таджички похожи на итальянок. Знаешь, кого она мне напоминает? Помнишь эту певицу...как ее... Марайю Кэрри? Один в один. Только у той волосы светлее. Хотя и сама Марайя Керри теперь не вспомнит, какого цвета у нее были волосы.
- Может, и голос у нее как у Марайи Кэрри?
- Голос - не знаю. А вот глаза - самаркандская ночь! Взял бы ее себе - так ведь моя Галка - киллерша - замочит обоих.
- Это уж точно.
- Может, ты ее приютишь?
Максим по смотрел на Николая, как врач на безнадежно больного, и сочувственно покачал головой.
- Нет у тебя и в самом деле сезонное обостреннее.
- А что, старина, живешь один, никаких проблем. Люди заводит от скуки всяких гадов, пресмыкающихся тварей - змей, крокодилов, ящериц, скорпионов. Почему нельзя человека? Купишь себе халат с дракончиками. Чем не султан? Будет у тебя своя наложница. Шахерезада, сечешь? Не жизнь, а тысяча и одна ночь! А то одному в пяти комнатах не долго и свихнуться. Тебе призраки не мерещатся? Она приберет в доме, накормит пловом - пальчики оближешь. Перед сном ножки хозяину помоет, сказочку расскажет. А как любить будет - другому и не снилось. Никогда не спросит: где был? С кем водку жрал? Без команды - словом не обмолвится. Чего молчишь? Что, много крови потерял? Надоест, купишь билет - и в Душанбе. А если Галка моя помрет к тому времени, чем черт не шутит, передашь наложницу мне.
- А не пошел бы ты! Сексуальный маньяк. Девочке лет четырнадцать - не больше.
- А у них четырнадцать самый возраст! - Таких красавиц воспевали великие поэты Востока – Саади, Хаям, Фирдоуси
- И Сережа Есенин. Шагане ты моя, Шагане. Только я не пойму, с чего ты взял, что она красавица. На ней ведь лица не было?
- А ты посмотри, разуй глаза, - папарацци достал из нагрудного кармана несколько снимков
- Уже и распечатать успел?
- Ты куда едешь? – спросил Николай, заметив, что они отклонились от маршрута.
- Сейчас увидишь. - Максим подъезжал к восточному входу гостиничного комплекса «Россия»,
-Нам же в редакцию?
- Успеем.
  Максим свернул в узкий проход между двумя иномарками, припарковался.
- Так, сидим тихо и ждем меня, понял. И не смей, наглый папарацци, щелкать затвором камеры мне в спину.
– Да на кой мне…
Но Максим, не дослушав реплики друга, вышел из машины и направился к входу в гостиницу. Оглядевшись в холле, он быстро поднялся по лестнице на второй этаж, зашел в бар. В зале было пусто, только в углу сидел седой мужчина спортивного вида, лет сорока пяти. Он попивал кофе, просматривая свежий номер «Комсомолки», лежащий перед ним на столе. Этим человеком был Борис Берковский, сотрудник одной из отечественных секретных спецслужб.
- Извини, Борис, я, кажется, немного опоздал, - сказал Максим, подсев к столику.
Мужчина снисходительно кивнул. Убрал со стола газету - под ней остался лежать небольшой бумажный пакет.
- Я записал больше, чем ты просил: два компакт-диска.
– Я учту это, Борис, - произнес почти шепотом Максим и небрежно бросил пакет в спортивную сумку. Потом достал из кармана пачку сигарет и положил ее на середину стола
- Здесь - номер ячейки. Оплата с учетом дополнительной съемки.
Борис одобрительно улыбнулся
- Что вам принести? – спросила у Максима подошедшая к столицу официантка
- Двойную порцию мороженого.
Николай дремал, прислонившись к стойке автомобиля, уронив яйцевидную голову на грудь. Максим потихоньку забрался в салон, и резко хлопнул друга по плечу.
- Что, пери приснилась? Смотри, оторвет тебе Галина одно место.
- Мы едем в редакцию или нет?- спросил раздраженно Махоч, потирая заспанные глаза
- Едем-едем! Надеешься получить двойной гонорар за снимки таджикской смертницы? Извращенец!

000000000000

    Спустя два дня, под вечер, друзья снова приехали в больницу. Девочка по-прежнему находилась в реанимационной палате. Максиму, как почетному донору, не пожалевшему для бездомной своей богатырской крови, разрешили беспрепятственно навещать больную. В сопровождении медсестры Натальи, которая даже сделала прическу, чтобы понравиться известному журналисту, они подошли к дверям палаты.
- А вас я не пущу, папарацци! – покосилась она на Николая. – Да еще без халата.
- Это наш штатный фотокорреспондент, он сделает несколько снимков для газеты, - заступился за друга Максим. - Кстати, и вас снимет для полноценного репортажа.
 - Представляете, Наташа, - затараторил Николай, - вас увидит вся страна! У нас тираж - за миллион. Вы случайно не замужем? Я как раз ищу спутницу жизни, телефончик не дадите? Мы ведь в с вами одной крови…
- Напрасно стараетесь, ваш друг мне больше нравится, вот ему я ни в чем не могу отказать.
- А вы девушка без комплексов, - ссутулился папарацци.
- Бог с вами, входите, пять минут – и никаких эксцессов, мы девочку с того света вытащили.
Максим слегка ткнул Николая локтем в бок
- Отдай же, дурак.
- А это вам, - спохватился Махоч и, отвесив легкий поклон, протянул Наталье букет голландских тюльпанов и коробку конфет, которые в качестве сюрприза прятал за спиной.
- А знаете что, ребята, отдайте-ка лучше цветы девочке. Она горянка, из Таджикистана. По-моему, там высоко в горах Памира растут тюльпаны - видимо-невидимо. А конфеты мы съедим вместе.
- Тюльпаны, между прочим, растут в Киргизии, - сумничал Махоч.
- Это не важно , - отмахнулась от дотошного фотокора медсестра, и они вошли в палату.
- К тебе гости, Джамиля, - Приветливо улыбаясь, Наталья склонилась над больной, коснулась ладонью ее гладкого смуглого лба. Слегка подкрутила краник капельницы, чтобы лекарство из флакона капало медленнее. Николай отошел к двери и, вскинув фотоаппарат, защелкал затвором.
«Эта Наташа не такая и простушка, - прикидывал Николай, - позирует перед камерой, как настоящая фотомодель и, бьюсь об заклад, уже мечтает оказаться в постели нашего суперкорреспондента».
- Ну что, Джамиля, открывай глазки. - Наталья присела рядом на стул и, взяв теплую руку девочки в свою горячую ладонь, стала ее поглаживать.
Вздрогнули густые реснички, девочка тяжело подняла веки, распахнув большие черные глаза, в которых из тихой непроницаемой глубины медленно всплыли две лунные жемчужины. Бледная, полуживая, она была похожа на прекрасную пери из сказки. Странное чувство овладело Максимом: ему показалось, что он ее уже где-то видел. Но где он мог ее видеть? Разве что во сне? А может, в прошлой жизни? Ах да, он видел ее на снимках папарацци. Но на снимках глаза ее так не блестели.
- Ничего, скоро встанешь на ноги, - улыбнулась Наталья, поворачиваясь лицом к объективу.
Николай запечатлел и эту улыбку для читателей еженедельника.
- Как ты себя чувствуешь, Джамиля? - спросил Максим.
Девочка пошевелила обсохшими губами, что-то прошептала. Но Максим не расслышал ответа.
- Она понимает по-русски? - спросил Махоч у Натальи.
- А как же! Даже немного говорит. Джамиля, это друзья. Максим Викторович дал тебе свою кровь. Он спас тебя, понимаешь?
Голос медсестры прозвучал вначале громко, а потом, многократно повторяясь горным эхом, растаял где-то вдали. И снова голову наполнил шум, похожий на грохот водопада, сквозь который Джамиля пыталась осмыслить услышанное: «Друзья-а-а-а!».
Она испуганно смотрела на Максима. Незнакомый мужчина с суровым лицом, возвышавшейся над ней могучей скалой, вызвал у нее безотчетную тревогу.
- По-моему, она не очень рада, что твоя богатырская православная кровь смешалась с ее правоверной, – сострил Махоч и тут же вжал голову в узкие плечи, получив от Натальи шутливый подзатыльник.
- Мы хотим узнать, что заставило тебя вскрыть вены, - заговорил Максим погромче. – Мы желаем тебе добра, мы тебе поможем…
Девочка снова зашевелила губами, как будто что-то хотела сказать и вдруг слабо улыбнулась. Максим почувствовал, что она смотрит мимо него. Обернулся. За его спиной папарацци строил девочке смешные рожицы.
- Давай-давай, балагур, смеши девочку, - одобрил Максим дурачества Николая. Отрабатывай свой гадкий проступок, эстрадник.
Воодушевленный успехом, папарацци выхватил из букета самый крупный и сочный тюльпан и церемонно поднес к своему длинному любопытному носу. Обморочно закатывая глаза, стал принюхиваться к бутону и припадочно откидывать свою лысоватую яйцевидную голову себе на плечо, как будто собирался умереть от головокружительного аромата. Ему удалось сорвать вторую и третью улыбку с бледного смуглого лица своей пери. Чтобы окончательно ее рассмешить, вырвал губами из бутона лепесток, сжевал его и как ни в чем не бывало, проглотил. Потом второй...
Девочка широко улыбнулась, она была в восторге
Воспользовавшись удобным моментом, папарацци вскинул камеру и защелкал затвором. Вспышка, еще вспышка.
- Мы тебя на всю страну прославим. Ты у нас еще звездой станешь…
Но тут Джамиля испуганно замотала головой, разметав по подушке заплетенные бахромой косички.
- Немедленно прекратите, - вмешалась медсестра
- Все- все- все, Джамиля, успокойся, - Максим повернулся к Николаю: - Спрячь камеру, клоун!
- Так, ребята, посещение окончено, -потребовала Наталья
- Один только вопрос! Ты боишься, что тебя могут опознать по снимкам? –спросил Максим.
- У нее истерика, Максим, вы же видите.
Вместо ответа девочка жалобно всхлипнула, спрятала голову под одеяло.
- Неужели вы не понимаете: ей угрожает опасность! - встрял Махоч, - Мы хотим помочь.
- Вы уже помогли, хватит. От журналистов одни
неприятности.
- И от меня, - вскинул брови Максим .
- Нет-нет, от вас одна радость. Приходите завтра, а лучше после завтра, когда я буду дежурить. - Она взяла Максима под руку, и они вышли из палаты. Прежде чем последовать за ними. Николай положил обглоданный цветок в вазу, стоявшую на тумбочке. Девочка высунула голову из-под одеяла, чтобы посмотреть, ушли ли гости. Поймав ее взгляд, Махоч гребнем растопырил пальцы над головой, изображая не то оленя, не то хохлатого петушка, и пританцовывая, вышел из палаты. Ему показалась, что девочка снова улыбнулась.

   3.
      Маша спала в объятьях Максима, накрепко прижавшись к нему горячей нежной грудью и намертво обхватив его могучую шею, как будто боялась, что он сбежит среди ночи. Максим уже с полчаса как проснулся, но, не желая ее будить, лежал с закрытыми глазами, не шевелился. Все бы ничего, и он мог вполне комфортно чувствовать себя в этом подвешенном состоянии , если бы она не так знойно дышала ему в ухо. Он вспомнил, как после страстной бурной ночи, она шептала ему в это самое ухо слова любви на разных языках – английском, испанском, итальянском, пока не уснула. А ведь он ее предупреждал: ни слова о любви, только дружба и сексуальное партнерство. От любви до загса – один шаг. А ему что-то не очень улыбалась эта перспектива.
Теплые лучи солнца падали ему на лицо из окна спальни. Дождь прошел, распогодилось. Может, действительно надо было с утра поехать на рыбалку, как предлагал папарацци. Сейчас бы, в лодке, где-нибудь посередине реки, с удочками, грелись на солнышке. Скрип уключин, плеск воды, кваканье лягушек – идиллия.
Зачем он опять привел ее к себе, уложил в кровать, на которой когда-то спали его родители. Если б только ее. Сколько женщин перебывало в его постели за этот год. Возможно, прав Николай: одному в стенах огромной квартиры, в которой еще мерещатся призраки дорогих сердцу людей, можно и свихнуться.
Он прислушался к ее равномерному дыханию: «А не претворяется ли плутовка спящей? Нет, вроде спит. Это даже лучше, когда она молчит. Сколько еще ему так лежать! Ну-да ладно. Даже в этом подвешенном состоянии можно мыслить, не теряя даром драгоценные минуты жизни».
Как и всякий думающий человек, для полноты мироощущения, он имел потребность время от времени покопаться в самом себе. Искать ответы на вопросы, которые каждый день ставила перед ним жизнь, оценивать свои и чужие поступки, анализировать события, происходящие в его личной жизни и в мире, прислушиваться к пульсу времени. Иначе - наступал внутренний дискомфорт, и он переставал доверять себе как журналисту. За эти полчаса много разных мыслей пронеслось в его голове. Казалось, нет вопроса, на который он не нашел бы ответа, и все жизненные проблемы решены - кроме одной! Этой проблеме он упорно не хотел придавать значения. Но эта проблема, как вражеская подлодка, всплывала всякий раз на поверхность из моря событий и фактов. Эта проблема - назойливые сновидения, таинственные голоса. Он не был человеком ни суеверным, ни религиозным. Не верил ни в какую мистику, презирал в себе проявление малейшей слабости, но постоянные странные сны, в которых знакомый голос звал его покинуть землю, обвиняя в каких-то смертных грехах, о которых он, естественно, понятие не имел, действовали ему на нервы. Ну, нет, он еще не спятил, чтобы предавать значения снам. Он всегда находил в себе силы бороться с обстоятельствами. Ему ли, перебывавшему во многих горячих точках мира, в стольких переделках, обращаться за помощью к психотерапевтам. Тем более - магам и экстрасенсам. А может, к батюшке сходить? Нет, эта песенка для слабых. Он сам решит свою проблему. Просто он давно не отдыхал.
Но если в душе Максима творилось что-то непонятное, то в делах - полный порядок. Досье на господина Маркова готово. Диски, которые передал ему в баре Борис Берковский, поставили точку в этом деле. И теперь авторитет Максима еще больше поднимется в глазах Генриха Галактионовича и Ольховского. А заработанных денег хватит на долгие годы безбедной жизни. Может, последовать совету редактора и махнуть на Канары? Хотя бы с Машкой. Нет, только не с ней.
- Я знаю, что ты не спишь, - вдруг прошептала она ему в ухо. – Наверное, думаешь, как поделикатнее избавиться от меня.
Максим не шелохнулся.
- Не спишь, не спишь, я же вижу, как дрожат у тебя ресницы. - Она пощекотала ему ребра, но он не шелохнулся. Тогда ее рука скользнула вниз по его животу... Он вздрогнул, открыл глаза и, приподнявшись на локтях, взглянул на старинные часы с амурчиками, стоявшие на трюмо. Они показывали половина десятого.
– Я и не думал притворяться - просто жалко было тебя будить. Ну, раз проснулась, живо на кухню, готовить завтрак.
- Кто сказал, что любовью надо заниматься только ночью. Целый месяц я ждала этой встречи, а ты так быстро хочешь от меня избавиться - бессовестный! - Она подскочила, сорвала с него простыню, оглядела его с ног до головы, изготовилась к прыжку. Но тут зазвонил телефон.
Максим вскочил с кровати, потянул за собой простыню и, обматываясь ею на ходу, подошел к телефону, поднял трубку.
- Она еще у тебя? – раздался из трубки голос Николая.
Вопрос папарацци вывел Максима из душевного равновесия. Подумать только: он, глупец, считал, что о его связи с Машей в редакции никто не подозревает, а оказывается, подлому папарацци все известно. Ему захотелось выматериться, но, сдержавшись, он ответил:
- Да, она у меня, шпион проклятый. Сколько снимков нащелкал?!
- Ты в больницу вечером поедешь?- спросил Николай, пропустив мимо ушей реплику друга.
- Да пошел ты…
- Поедешь, я знаю. Не забудь заехать за мной. Пока.
- Кто звонил? – спросила Маша. - Максим махнул рукой, присел на край кровати.
- Можешь не отвечать: я знаю, звонил Николай. Я сама ему сказала, что эту ночь ты проведешь со мной.
- Зачем?- нахмурился Максим.
- А чтобы не путался под ногами - бобик плюгавенький.
- Николай мой друг, попрошу не забывать об этом.
- Ничего, меньше будет пялиться на меня.
- Не смеши, ты не в его вкусе. – (Максим знал, как вывести ее из себя.)
- Я ...не в его вкусе!? Да не родился еще мужчина, который не пялился бы на меня.
- У тебя завышенная самооценка, дорогая. Ты кто, кинозвезда? Топ-модель?
Откинув простыню, она села в постели, подобрав под себя точеные ножки, и гордо вскидывая красивую голову, изогнулась, предлагая полюбоваться собой.
- А чем я хуже, скажите пожалуйста? Я – лучше, я живая, настоящая...
- Ты лучше, лучше. Представляю, как на тебя пялились бы, если б ты пробежала нагишом по Тверской или вошла бы в кабинет к Галактионычу в чем мать родила.
    Странная головоломка: Маша была поразительно хороша собой. Зеленоглазая шатенка с сексапильной фигурой, теплыми, таящими от поцелуев губами – но почему он так боялся в пустить ее в свою жизнь, тем паче - в свой внутренний мир.
- Вот это все, что ты видишь, - она скользнула ладонями по своей груди, животу, - вот это все ни один мужчина не зрел, кроме тебя. Даже мой гинеколог - женщина. У меня банкиры и профессора ползали на коленях, пытаясь заглянуть мне под юбку, и то ничего не могли разглядеть. Думаешь, чего он звонит, твой Николай, - завидует. На рыбалку, видите ли, не поехали.
- Проблема в другом, - покачал головой Максим.
- В чем же?
- Он просто решил, что я должен приютить несчастную таджикскую девочку.
-Какую еще девочку? – Маша резко изо всех сил толкнула его в грудь, надеясь свалить и забраться на него верхом и вцепиться ему в горло. Но тут же оказалась под ним на обеих лопатках.
- Наконец, - прошептала она, раскинув руки, и закрыла глаза. - Сдаюсь!
Но снова зазвонил телефон.
Звонила медсестра Наталья
- Максим Викторович, девочка вчера всю ночь не спала, звала какого-то Ахмеда, плакала... Билась в истерике, дрожала от страха...Пришлось ей успокоительное ввести. Вы приедете сегодня на мое дежурство?
- Приеду, куда же я денусь.

5.
  Вечером снова зарядил дождь. Несмотря на резкий телефонный разговор, Максим все же заехал за Николаем. Папарацци, как обычно, ждал его напротив Макдональдса, на Новом Арбате.
Полдороги до больницы они проехали молча. Первым заговорил Николай.
- Ну зачем тебе эта избалованная вертихвостка - хочешь породниться с ее отцом, членом московского правительства? Он же известный коррупционер.
  Максим презрительно усмехнулся.
- Уж лучше тогда с Ириной помириться, - не унимался Николай. - До сих пор убивается, бедняжка.
- Я просил тебя не напоминать мне о ней.
Но папарацци как-будто не расслышал, достал из нагрудного кармана куртки стопку снимков и, раскрыв их веером, сунул другу под нос:
- На, полюбуйся.
- Убери, если не хочешь вылететь в окно - чучело с фотоаппаратом - Однако Максим успел разглядеть известную фотомодель и актрису в одном лице в различных ипостасях ее нового портфолио.
- Слушай, - перевел тему разговора папарацци, не желая обострять ситуацию, - я тут взял кое-что для девочки. - Папарацци поднял с пола пакет, раскрыл его. - Тут ананас и яблоки. Неудобно как-то к больной с пустыми руками.
-В женихи набиваешься? Нет-нет, молодец, я пошутил. - Максим достал из бардачка баночку красной икры и подарочный набор туалетных принадлежностей.
– На, положи в пакет
- Может, цветочков прикупим. – предложил папарацци, застенчиво улыбаясь.
- Нет, ты в самом деле в женихи набиваешься?
- Я от чистого сердца. А ты, журналюга проклятый, за жареными фактами едешь.
- Да, я решил раскрутить историю таджикской смертницы.
- А может, решил приютить несчастную пери?
- Ну что ты мелешь! Может, завтра за ней жених приедет, или родители объявятся. Что мы вообще знаем о ней?
- Ладно, расскажи лучше, что тебе удалось накопать
- Пока агентура моя молчит, - вздохнул Максим, - Ни на рынках, ни на вокзалах, ни в борделях никто ничего не слышал о таджикской смертнице.
 

   6.
 
     Джамиля по-прежнему находилась в реанимационной палате. У дверей отделения друзей остановила взволнованная медсестра Наталья
-У девочки гости, - произнесла она заговорщическим тоном
- Кто такие? -спросил Николай раньше, чем Максим успел открыть рот.
- Следователь...
Папарацци дернулся было проскочить в палату, чтобы сфоткать следака у кровати больной, но Максим удержал его за локоть.
-Будем ждать.
Когда следователь наконец появился в коридоре, друзья попробовали взять его в оборот. Но не тут-то было. Сердито сверкнув очками, пузатенький лупоглазый правоохранитель потребовал предъявить документы. С подозрительным прищуром он разглядывал Максима, Николай как будто его не интересовал. Возможно, Максим вызвал у него подозрение своей атлетической фигурой и обаятельно суровой внешностью. Выше среднего роста, могучего сложения, волосы коротко острижены. Взгляд темно-карих глаз - глубокий, завораживающий. Ну, вылитый браток. Хотя, наделенный артистическими способностями, Максим мог легко при необходимости перевоплощаться в людей разных социальных групп. От главаря мафии, матерого хищника, до ученого мужа, добропорядочного и благородного отца семейства, законопослушного гражданина.
- Ну и что вы хотите выяснить, Максим Великанов, спецкор еженедельника “Новое Время”? - ехидно усмехнулся сыщик - возвращая Максиму удостоверение спецкора. - С вашим братом свяжешься - хлопот не оберешься. Я думал, ты тот самый новый русский, из-за которого девчонка вены вскрыла.
- Его все за мафиози принимают, а у самого душа как у младенца, - встрял Махоч. - А о каком новом русском идет речь?- глаза папарацци беспокойно забегали под белесоватыми бровями.
- Спортсмен? - спросил следователь Максима, игнорируя вопрос Николая.
- Экс-чемпион мира по вольной борьбе, - уточнил Махоч за друга,
- А что в стервятники подался? - ухмыльнулся сыщик.
- Не все журналисты стервятники, – снова встрял Махоч.
- Так же, как и не все работники милиции – менты, - заметил Максим.
- А вот это ты правильно заметил, - вздохнул сыщик, и приблизив к Максиму припухшее лупоглазое лицо, словно желая поглубже заглянуть журналисту в глаза, в самую душу, обдал его закисающим коньячным душком.
Дальше разговор продолжался на ступеньках главного входа больницы. На свежем воздухе, под отрезвляющий шум дождя.
- Ну что, закурим? – предложил заискивающе папарацци и, доставая сигареты из внутреннего кармана куртки, незаметно включил диктофон и теперь старался держаться поближе к источнику информации.
- Не курю, - ответил важно следователь. – и тебе не советую. Я ведь и сам в прошлом - спортсмен. Играл в шахматы, за МУР. Но все, отыгрался, подал рапорт. Ухожу консультантом по правовым вопросам в одну скромную фирмочку. Поработал и будет. За молоденькими не угонишься. Шустрые они нынче пошли. Еще вчера в лейтенантах ходили, мотались на стареньких «Жигулях», не прошло и года – капитан. Иномарка под ним. А у самого - молоко на губах не обсохло.
Он снял очки, достал из кармана платок и стал неспеша протирать массивные стекла, хотя в этом не было никакой необходимости. Без очков его строгое, казенное лицо неожиданно приобрело детское, беззащитное выражение.
- Отец родной, ну не томи душу, - взмолился Махоч, - расскажи, какой новый русский хотел извести юную пери? Назови хотя бы фамилию.
- Шутить изволите? А я хотел по душам поговорить. Так сказать, начистоту. А вы меня развести решили. расколоть, не так ли?
- Напрасно вы так думаете, - не согласился Махоч. – Мы тоже люди, а не черти какие-то.
- Ну ладно, не обижайтесь. В общем, ухожу из органов, потому что работать не дают. Только это не для печати, смотрите мне!
- Ваша репутация не пострадает, - произнес Максим внушительным тоном.
- А мне, собственно, терять уже нечего. Да и дельце паршивенькое, не стоит хлопот. Только обидно: не просят, а приказывают. Я ведь пришел сюда следы замести. Начальство распорядилось.
Махоч лихорадочно покусывал губу в ожидании подробностей, но обиженный начальством следователь продолжал изливать душу.
- Что все-таки произошло с девочкой? прервал излияния сыщика Максим.
- И как фамилия нового русского? – вставил Николай, стараясь держаться поближе к источнику информации.
Вы хорошие ребята, - вздохнул сыщик, пропуская мимо ушей вопросы журналистов. - Вот ты кровь дал девочке. Это замечательно. А что дальше? У нее в России ни родных, ни близких, ни денег, ни регистрации. Она просто не существует. Ее нет, понимаешь? После излечение загонят вашу пери в отстойничек, потом депортируют. Убежит? Одна дорога - на панель. Вернется домой – и там ей, видимо, не поздоровится. В общем, погибнет где-нибудь как брошенная хозяевами собачонка.
- Как же так, девочке надо помочь, она просто красавица, -  всполошился Махоч.
- У нас своих красавиц хватает. Сколько их на вокзалах, возле гостиниц, со всей страны съезжаются. А бомжей, беспризорников, скитальцев? Больше чем в гражданскую войну. Спецприемники забиты! Да вы лучше меня все знаете. Короче говоря, демократия под похоронную музыку! Социальное государство, твою мать…
- Так что все-таки произошло с девочкой? - спросил настойчивее Максим.
- Я думаю, она сама вам расскажет. Слава Богу, хоть по-русски понимает. У нее отец на погранзаставе служил.
- Что расскажет- то? – взорвался Николай, беспокоясь, что пленки может не хватить для длинного разговора.
- Ну, про этого,  помощника депутата
- Какого депутата? – насторожился Максим.
- Да-да, какого депутата, - серые, глубоко посаженные глаза папарацци лихорадочно заблестели.
- Хотите знать какого? – следователь бросил взгляд туда, где слабо освещенные светом из больничных окон, мокнувшие под дождем деревья и кусты теряли очертания, как будто там прятался тот самый помощник депутата. И вдруг заговорил таинственным тоном:
- Вы что-нибудь слышали о таджикских рабынях? У нас *в оперативных сводках уже проходила информация, о том, что из Таджикистана в Москву привозят для продажи девочек подросткового возраста. В основном сироток, родители которых погибли в ходе гражданской войны. Сдается мне, что ваша пери одна из них. Вот и напишите, как один “ новый русский ” купил рабыню, а потом выбросил из салона своего “Мерседеса. ” В уголовном кодексе, между прочим, есть такие статьи, как «работорговля», «доведение до самоубийства». А еще "растление малолетних"...
- Насадить бы задницу этого козла на выхлопную трубу его “ Мерседеса ”. - возмутился Махоч.
- Это тебе не «жигуль» - не насадишь, – усмехнулся следователь – Да и чего это вы так всполошились, хлопцы? Не знаете, что в стране творится? Подумаешь, делов куча -таджикская рабыня. Народ вымирает! В Белом доме своих живьем зажарили? В Чечне бойня кровавая? Страна разваливается на глазах. Миллионы без крова остались! Молодые со свастикой ходят! А эти псы поганые только и думают о том, как из сердца ослабевшего государства кусок пожирнее вырвать. А на борьбу с преступностью им наплевать. И ведь не просят, гады, не просят, а приказывают: “ Закрыть дело из-за отсутствия события преступления”. А я ведь преступный клубочек в два счета размотал бы. – Он достал из внутреннего кармана плаща тюбетейку. Покрутил на указательным пальце.
- Вот она улика! А тут, - он кивнул на папку, которую держал под мышкой, - заявление вашей Джамили. Из ее показаний следует, что приехала она в Москву со своим дядюшкой по имени Ахмед и потерялась на Курском вокзале. Не знает она никакого «нового русского», никогда с ним не встречалась и претензий к нему никаких не имеет.
- Так вы пришли сюда следы замести – «начальство приказало»? И вам не совестно? Вы ведь правоохранитель, - укоризненно произнес Махоч. И, достав пачку сигарет, проверил на ощупь – работает ли диктофон.
- А что - прикажите голову под топор? У меня у самого две дочери.
- «Уходите в одну скромную фирмочку…» - провоцировал Махоч следака.
- Потому и ухожу, что совестно. Потому и лучшие кадры уходят. Скоро преступников ловить будет некому. Вся страна в коррупции – как крысы в дерьме - сверху донизу. Имеете ли вы представления, свободная пресса, что творится в силовых структурах? Уже в открытую продают звания, должности. Не там вы ищите сенсаций. Не там…
- Как фамилия этого нового русского? - спросил Махоч в надежде, что следователь ненароком проговорится.
- Не имею права, служебная тайна.
 - Но вы хотя бы допросили этого типа? - спросил Максим.
- Говорил с ним по телефону. А через полчаса мне позвонил мой начальник, а ему позвонил его начальник – в общем, меня предупредили, чтобы я не беспокоил порядочных граждан. Все, господа хорошие. Я умываю руки. Слово за вами – свободная пресса. Вы заварили в стране эту кашу - вот и расхлебывайте теперь. Проведите журналистское расследование, выведите негодяев на чистую воду. Напишите убойную статью. Измените только фамилии, а то вам головы пооткручивают. Там такие высокие покровители, что наш начальник заикаться стал, – он сделал многозначительную пуазу, и дальше насмешливо произнес: -А заодно и завещание. Представляю, как в последних новостях диктор объявит: сегодня у входа в редакцию прогремел взрыв…
- А вы нас не пугайте - расследуем и напишем. Не таких козлов в гроб загоняли, - сказал Максим.
- Еще и за решетку упечем, - подтвердил Махоч.
- Посадить - то их - не посадят, и не надейтесь. Даже если ваша Джамиля расскажет всю правду Показаний несовершеннолетней гражданки Таджикистана, недостаточно, для того чтобы упечь за решетку крутого бизнесмена с высокими покровителями, а вот испортить ему репутацию, поднять эту проблему в обществе - вполне по силам вашей братии. А иначе для чего вы нужны - только орать «демократия, демократия»?!
Максим предложил следователю за тысячу долларов назвать номер автомашины и фамилию “нового русского”, который хотел избавиться от своей рабыни. Махоч попробовал сбить цену. Но следователь презрительно усмехнулся.
- Я не мент поганый, не мусор, как вы себе вообразили. Если бы я «брал», то не стал бы уходить из органов. Мне такие предлагали деньги, которые вам и не снились. Я и так вам рассказал больше, чем следовало, теперь вы все легко сами выясните.
- Извините, - Максим тепло пожал руку следователю.
- А я ведь тебя сразу узнал, суперкорреспондент. –сказал следователь. - А документы потребовал, чтобы ты не зазнавался. Накажи их, Максим, я на тебя очень надеюсь. А тюбетейку оставь себе на память.
Когда следователь ушел, растаяв в темноте липовой аллеи, Махоч достал из кармана диктофон.
- Теперь он наш!
- Конечно, - одобрительно кивнул Максима, выхватил диктофон, сковырнул ногтем кассету и, бросив под ноги, втер  в асфальт.
- Ты сошел с ума!
- Молчи, стервятник, а то Глафире отдам, понял? - И вошел в здание больницы
- Наталья мне, между прочим, больше нравится.-
заметил Махоч и последовал за ним.
У дверей палаты их остановила легкая на помине Наталья.
- Девочка только уснула…
- Ну дай хоть немного пообщаться,- потребовал Николай.
- Не могу!
Наталья рассказала, что ночью девочке было плохо. У нее поднялась температура и что  у  нее подозревают клебсиеллу…
- Это что за зверь? - спросил Махоч.
- Ничего смешного, - нахмурилась Наталья. – если диагноз подтвердится ей будут делать переливание крови…
- А мы думали – ей уже лучше, вздохнул Максим. - Как же она со следователем разговаривала?
- Вот так и разговаривала – из последних сил, через не могу.
Николай протянул Наталье пакет с гостинцами и подарком:
- Передайте, пожалуйста, девочке.
- Ух, ты, -покачала головой, Наталья, – передам. А вы не могли бы меня подбросить домой?- обратилась она к Максиму, странным образом меняясь в лице. - Я договорилась со своей напарницей: она сменит меня сегодня, в долг, а потом я за нее отработаю. У меня мать заболела…
- Подбросим, - кивнул Максим.
- Я быстро…
Они ждали ее в машине.
Дождь монотонно барабанил по крыше автомобиля,капоту, навевая тоску.
- Странно, - заговорил Николай,- она срывается с дежурства поближе к ночи, а муж ее знает об этом?
- Она же к матери.
- Как знать, как знать. И вообще: кто она такая? Подумаешь – медсестра! Следователю, значит, дала пообщаться, а нам – от ворот-поворот.
-Она же сказала: девочка только уснула.
   Через десять минут Наталья вышла из дверей приемного покоя, в коротком узком платье, с глубоким, чуть ли не до пупка вырезом. Под мышкой – кожаный плащ, через плечо модная сумочка в виде мешка с ушами. Запрыгнув в машину, она удобно откинулась на заднем сиденье и, облегченно вздохнув, произнесла.
- А вот и я! – Салон автомобиля наполнился ароматом тонкого головокружительного парфюма, который в смешавшись с запахом дождя приобрел особую привлекательность.
Максим стронул машину, и они выехали из ворот больницы в туманную морось осеннего вечера, на первый взгляд не сулившего ничего приятного.
- Наталья, - не выдержал и минутной паузы Махоч, - а что если мы с вами немного поработаем? У меня много друзей в модных журналах, модельных агентствах. Я присмотрел за кольцевой дорогой один пейзаж на его фоне вы будете выглядеть супер, этакой русской куклой Барби…
- Я вам уже говорила: напрасно стараетесь – ваш друг мне больше нравится.
- Да ради Бога, я ведь с профессиональной точки зрения. Из вас могла бы получиться классная фотомодель.
 - Высадив Николая у подъезда его высотки на Новом Арбате, Максим повернулся к Наталье
- Значит, к матери?
- Наталья отрицательно покачала головой
Глаза ее загадочно блестели в полумраке салона, как у человека, решившегося на отчаянный шаг
- Я сказала мужу, что у меня сегодня ночное дежурство. Думайте что хотите, Максим, я хочу провести эту ночь с вами.
- Зачем вам это, Наталья? Я не отличаюсь постоянством. Со мной у вас не будет перспектив.
Мне не нужны перспективы – я замужем. Одна ночь - и на всю жизнь!
Максим представил, как снова утром ему придется притворяться благодарным любовником за разделенное ложе.



7.         
          Обливаясь потом, майор Тимофеев лупцевал   Максима березовым  веничком. С оттяжкой, как родного. Широкая распаренная спина чемпиона вспыхивала  под  хлесткими ударами  малиновым цветом, точно  от  крапивных ожогов. Но Максим только с наслаждением охал, поощряя своего мучителя  продолжать экзекуцию.
       Десятка три  мужчин парились,  мылись, плескались,  выгоняя   вместе с  потом  усталость и  дурное настроение в стенах старинной русской бани. Гремели  тазики  о  мрамор, летели мыльные хлопья  с  распаренных тел, рокотали мужские голоса  под низкими  сводчатыми   потолками. Рассказывают, что до революции сюда любили наезжать под шафе богатые купцы и после мытья отдыхать с девицами легкого поведения  в меблированных комнатах. В советское время здание бани было отдано под  продовольственный  склад. А с приходом к власти демократов -  после  ремонта и реставрации -  баня снова  заработала. Ее завсегдатаями стали люди разных слоев общества - бандиты, бизнесмены,  чиновники и даже политики.
     Говорят, голые в бане все одинаковы,   и   тут  так  просто не разберешься,  кто  преуспевающий  господин,  кто  неудачник. Кто ездит на крутой  иномарке, кто на стареньких  «жигулях»,  кто носит на работе мундир   с  генеральскими погонами, кто  споткнулся   на ступеньках служебный лестницы. Кто  наделен  властью, повелевает людьми, а  кто  обречен  подчиняться и ловить каждое слово хозяина.  Зоркий, наметанный глаз майора Тимофеева,  прослужившего в  угро без малого двадцать лет,    по  походке,  осанке,  выражению лица, манере  держаться, жестикулировать, вежливо улыбаться  или   кривить  рот в презрительной ухмылке  и  по  многим другим внешним проявлениям человеческой натуры, мог с  большой  долей  вероятности  угадать  социальный статус  и  характер незнакомого человека.  Он  наверняка отличил бы важного чиновника  или _руководителя  государственного учреждения  от крутого бизнесмена, хотя оба типажа могли бы  выглядеть вполне сходно. Как бы не расставлял веером пальцы мелкий  фраерок,  корча  из себя  важного авторитета, он  не спутал бы  его   с истинным лидером преступного мира.  На  преступников у  него был особых  нюх. Правда, в последние годы их стало так много  и действовали они так откровенно, вели себя так развязно,  что, голые или в одежде, были легко узнаваемы.   И своих коллег сыщик вычислял безошибочно. Ну а людей нетрадиционной ориентации   видел насквозь. От его мужественного лица, пышных усов и проницательного, пронизывающего взгляда они теряли самообладания,  тотчас  выдавая  себя. 
      Субтильный господин, прикрыв  тазиком  гениталии, в третий  раз  прошел  мимо   них, бросая   любопытные   взгляды.
-Знаешь,  кто  этот   прохиндей?
-Который? – спросил   Максим,  подняв голову.
- Да  вон  пошел  -  кощей   кривоногий. 
- Известный правозащитник.
 - И  педик!
- По-моему ты  ему приглянулся, Слав?
- Веник в руке Тимофеева  захлестал  злее.
- Да  нет,  я же видел:  он  как-то странно смотрел на  тебя.
- Не шути  так,  дружище, будь моя воля, я бы сажал их как в советские времена
- Я же  говорю, что ты к  ним не равнодушен.
- Ну что ты  корчишь из себя  великого гуманиста.
- А  у  тебя,  что  ни  правозащитник – так педик!
 - Вот  из-за таких заступничков, как ты, они безнаказанно позорят род мужской, молодежь совращают, во власть лезут.
 - Есть среди них  извращенцы,  кто бесится от пресыщенности, мерзкие  типы,  согласен.  Но есть ведь и другие, над которыми природа подшутила. Среди  них не мало талантливых, честных  людей. Главное  -  чтобы  они вели себя  скромно и  не  бравировали  своей голубой  ориентацией.
 - Никакая это не болезнь. Распущенность, извращение,  непотребство. А   педофилы? Я бы этих гадов  душил  собственными руками.  Так бы головы и откручивал. Отстреливал бы  как крыс.  Так  вы , демократы,  разве дадите!
    - Да ты маньяк, братец, только педофилы – это уже из другой пьесы.
     Максим поднялся с полки, выпрямил спину, сделал глубокий выдох и в знак благодарности похлопал приятеля  по плечу.
– Ну что, кто первый? – подзадорил друга Максим.
-  Конечно я.   
  И  старые приятели  наперегонки  выскочили  из общего зала и   с  разбегу попрыгали в бассейн.
   -   В   здоровом  теле -  здоровый дух! - воскликнул Максим, выныривая из воды.
     И  жизнь  хороша,  и  жить  хорошо, - подхватил  Тимофеев, и оба запели любимую песню о Москве: «И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова, дорогая моя  столица,  золотая моя Москва». Несколько человек,  плескавшихся  в бассейне, решили, что ребята подвыпили.
       Частенько по  выходным, за исключением  чрезвычайных     обстоятельств, друзья встречались в бане, чтобы  соединить приятное  с  полезным.  Выгнать  из  тела тлетворный  дух,   поговорить о  делах.
        Дружба   корреспондента  «Новое Время»  со  старшим оперуполномоченным МУРа   началась  с  судебного процесса над   известной ОПГ, на счету которой числился длинный список тяжких преступлений - убийства, грабежи, рэкет, похищение людей. Поставив на колени у себя в области крупный промышленный город, ее бойцы  прибыли в Москву, чтобы потеснить местные группировки. Действовали с дьявольским коварством. Некоторое время, оставаясь в тени, отстреливали  столичных авторитетов и пехотинцев, обставляя  свои кровавые преступления  таким образом, что  подозрения падало на местные группировки. В результате, сумели  посеять между ними вражду. Началась криминальная война. За короткий срок благодаря жестокости и  большим деньгам, которые они не жалели на подкуп милиции, прокуроров, судей и даже депутатов, сумели закрепиться в столице. Майору Тимофееву  удалось, как он полагал  тогда, добыть неопровержимые доказательства  причастности  группировки к  серии убийств. Один из членов банды был взят его группой при попытке покушения на жизнь известного московского бизнесмена. Пойманный на месте преступления киллер очень быстро  сломался и стал давать признательные показания. Нить уголовного преступления, за которую потянул Тимофеев, оказалась очень длинной, но он   не  успокоился,  пока  не размотал  до  конца  клубок  страшных  преступлений. 
   Однако во время судебного процесса дело стало рассыпаться. Защищал  банду  головорезов, или как  их прозвали – «Синдикат смерти» - известный  в стране адвокат, с которым  прокурор  и  судья искусно  играли  в поддавки.  Это был спектакль, в котором роли были заранее расписаны и  распределены. Все члены группировки, как сговорившись, отказались от  признательных показаний, данных во время предварительного следствия, обвинив группу Тимофеева в применении  к ним мер  физического воздействия,  вплоть до  истязаний и пыток. Отказались от своих показаний и свидетели. А главный свидетель  был найден в своей квартире повешенным.
    - Ваша честь,  как можно строить обвинения на показаниях,  выбитых  под  пытками? -  театрально вопрошал адвокат. Нет ничего удивительного, что главный  свидетель покончил собой.
     По нагло ухмылявшимся физиономиям бандитов не трудно было догадаться, что они с самого начала знали исход судебного процесса. В результате из двенадцати   человек были осуждены трое, и то на небольшие сроки: за хранение огнестрельного оружия и наркотиков. Причем у каждого оказалось безупречная характеристика. Двадцать четыре тома  уголовного дела,  командировки,  засады, погони, перестрелки – все коту  под    хвост.
      Тогда Тимофеев и обратился за помощью  к  Максиму,   известному  столичному журналисту.
      Статьи  Максима привлекли к данному делу общественное внимание.  Потом подключилось телевидение.Следует отметить, что в раскрутке иногородней банды были заинтересованы и местные группировки. Различными способами они подбрасывали  ценную информацию правоохранителям и редакцию еженедельника "Новое Время."                Началось новое расследование. Несколько  фигурантов данного дела подались  в бега, остальных осудили по новому приговору суда на большие сроки. Главаря приговорили к пожизненному заключению.
               
       Обмотанные простынями,  друзья  сидели   за   дубовым  столом  в  отдельной кабинке   и  потягивали  из  больших  фирменных  кружек свежее  немецкое  пивко. Майора  должны были представить к очередному званию, но со сменой высшего  руководства   его  кандидатура была  отклонена,  и  он  жаловался   Максиму:   
      -  Ты  даже не представляешь, что  происходит, - (На  мужественном, волевом  лице майора   резче обозначились морщины), - С помощью  ОМОНа они решают собственные проблемы.  Тут уж не до борьбы с преступностью, как ты сам понимаешь.  Честных  офицеров  берут  на карандаш  и  гнут,  придираясь к мелочам. У меня  на хвосте уже второй  месяц сидят люди  из управления собственной безопасности.  Несмотря на то, что у них под носом другие офицеры  нагло, без оглядки,  рэкетируют  предпринимателей, облагают данью. Или вовсе  принуждают расстаться со своим добром. Только  представь:  ни в чем не повинному человеку  подбрасывают  наркотики, оружие   и  под угрозой  возбуждения  уголовного  дела  начинается шантаж. Тех, кто отказывается платить,  бросают в камеры  к конченым отморозком. Не удивительно, что после такого испытания многие ломаются и отдают любые деньги, акции, отписывают недвижимость - лишь бы вырваться на свободу.
   - Отжимают бизнес, - понимающе кивнул Максим.
  - Вот именно, отжимают. С  приходом  в  МВД   Соколова  система окончательно дала   трещину.  И вот такие, с позволения сказать, офицеры -  в почете. Они ездят на иномарках,   получают награды, звания, должности. Они - неприкасаемые.   Даже не представляю, что  будет со  страной,  в  которой  правит мафия.   Если   Соколова  не уберут  –   система окончательно развалится.  Уходить надо в другую профессию.
 -   Что это вы все собрались уходить?! Скажу тебе больше:  есть  шанс сильно подняться  в глазах будущего начальства, - сказал  Максим до сих пор внимательно  слушавший приятеля.
  -   Каким образом? И какого будущего начальства? –  недоверчиво усмехнулся Тимофеев, глядя в глаза товарищу.
  -   Соколову остались считанные недели, а может дни, - Максим  произнес эти слова  вполголоса, но очень внушительным тоном. –  Воспользуйся ситуацией:  выступи  открыто против них,  подай  рапорт на имя секретаря Совбеза,  спикера думы или самого президента.  Мол, я честный офицер, не в силах видеть, как эти оборотни в погонах разваливают МВД.  Те,   кто  придет им на смену,  оценят  твой поступок…
 -   Там такие деньги, такие связи, такие покровители - не думаю, что Соколова  быстро уберут. А  что за  источник информации?
 -  Самый  надежный,  -  кивнул убедительно Максим. –  поспеши, а мы тебя поддержим.
 -  Ты хочешь сказать, что президент обещал  подписать  указ…
  Максим многозначительно подмигнул другу.
  - Разве  можно просчитать, что выкинет наш Старик –  снова недоверчиво усмехнулся Тимофеев. – он же не предсказуем. Не ровен час – передумает. Тогда мне конец. А кто все-таки  источник информации?
 -   Не настаивай на подробностях, дружище. Этот человек – друг семьи. Не было случая, чтобы его прогнозы не сбылись.
  -  Вот  за что я уважаю  нашего Старика, - повеселел  майор, - это за то, что он  в любимой момент может  размазать по стенке любое проворовавшееся  дерьмо,  не считаясь ни с какими авторитетами и прежними заслугами.
   -   Да, он  играет  по своим правилам, - согласился Максим. - Если ему мешает какая-то  фигура на политическом поле,  он просто смахивает ее  с доски. 
  - А что   толку, - махнул рукой майор, - разве кого-нибудь привлекли, устроили показательный процесс?  Проворовавшиеся  уходят в другие структуры -  в политику,  бизнес…  На смену им  приходят  такие же козлы.    Так ты  предлагаешь сыграть ва-банк:  или  грудь в крестах или голова в кустах, так что ли?
 -  Да. И не забудь, что у тебя есть  мощная  поддержка в СМИ.
    Вячеслав  плеснул  в  свою кружку  водки,  предложил и Максиму, но тот отказался.
    -  Пиво без водки – деньги на ветер. - Опустошив кружку, майор   смачно слизнул пену с губ и попросил принести еще по одной.
    В проницательных темных глазах майора появился знакомый Максиму сентиментальный блеск. 
-   Жена на меня косо смотрит, понимаешь, говорит,  глупый ты, Славик, человек: у других особняки,  тачки крутые,  дети их учатся в загранке. Сынок  ей поддакивает,  он у меня в  ментовке,  ты знаешь, требует, чтоб я ему помог из ОБХСС  перевестись в ОБЭП,  потому что там,  видите ли, интереснее работать. Ты помоложе меня,  Максим, но поверь Раньше в органах  был порядок, люди работали не за деньги, а за совесть.
 -   Чтобы люди честно работали – надо платить нормальные деньги.
 -   Ты думаешь, если  поднять зарплату, то  те, кто привык брать взятки,  сразу станут честно исполнять свой служебный долг. Не будет такого. Умный ты парень, а говоришь, прости, дружище, ерунду. Честность за деньги не купишь. Даже затраханная уличная проститутка, которую нужда толкнула на панель,  почувствовав  вкус к  деньгам, уже никогда не станет примерной женой. Завтра, если  не будет хватать денег,  она снова пойдет по рукам.
      Ты хочешь сказать – сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит?
    -  Да. Коррупция погубит Россию. Посмотри, что в судах творится.  Я еще могу понять, когда за взятку, отпускают мелкую сошку.  Но я не понимаю, как нормальный человек может оправдать   убийцу! Может, с водочкой все-таки? – предложил Слава, слегка захмелев.
       - Нет,  сегодня  предстоит много  работы.
       - Кто на сей раз стал жертвой  журналистского киллера?
       -  Да есть один  растлитель малолетних, возможно,  из тех, кого ты презираешь,   и  мне нужна твоя помощь.
       - Я готов.
       - Речь идет о таджикской  рабыне, которую  купил  один наш  крутой бизнесмен  и, если верить  словам твоего коллеги, -  помощник депутата  Госдумы.             

             
   8.
      
      В тот день Максим до глубокой ночи работал  над  статьей, посвященной закулисной  жизни    г-на  Маркова - известного в стране  политика,  младореформатора, пользовавшегося  доверием  президента и его семьи. Всякими правдами и неправдами Максиму  удалось накопать  целую гору компромата, с  помощью которого отслеживалась преступная  связь   государственного  мужа  с  одной  из  крупнейших  нефтяных  монополий «Стратегия»  и  ее  структурным подразделением  коммерческим  банком  «Авангард». Выяснилось, что   нефтяная компания «Стратегия»  недоплатила  в  бюджет  государства  налогов  на сотни миллионов долларов и  теперь рассчитывала уйти от ответственности с помощью господина Маркова. К тому  же, Счетная  палата, проводившая аудиторскую  проверку в головном офисе бухгалтерии  нефтяной  компании «Стратегия»,  установила, что большинство  ее  структурных подразделений  были  приватизированы  с  нарушением закона. Материалы проверки  были  переданы  в  Генпрокуратуру,  но  на этом  все и  закончилось.
        Задание собирать компромат  на  Маркова Максим получил от Вселенского, но  исходило оно от  самого Ольховского, одного из самых могущественных олигархов страны. Марков был не просто чиновником способный одним росчерком пера заработать целое состояние. Он смело вторгался в большую политику и оспаривал у олигарха Ольховского право влиять на президента в решении важных экономических и кадровых вопросов.  При этом Марков не только ни во что не ставил интересы Ольховского, но открыто критиковал его и выказывал к нему  неприязнь и даже презрение.  Он был частым гостем  на  телевидении - в рейтинговых информационно-аналитических телепрограммах,  в различных  ток-шоу.  Он  вообще любил мелькать перед  телекамерами,  блистал  красноречием,  великолепно  острил. Его    персона постоянно находилась   в  центре общественного внимания. Между тем в   СМИ   уже  целый  год  муссировались  слухи   о   его  связи  с  крупным  капиталом.  В  частности,  с  компанией  «СТРАТЕГИЯ».  Одна за  другой  появлялись статьи  обличительного характера,  а  ведущие аналитических телепередач  прямо спрашивали  Маркова –  не лоббируют ли он интересы  монополий.  Но  поскольку  прямых доказательств  не было, Марков легко отметал  все подозрения,  оставаясь неуязвимым, респектабельным,  благополучным. Амбиции  Маркова  простирались очень далеко.  Олигарх подозревал, что зарвавшийся чиновник метит в президенты. По крайней мере,  способен подсунуть ему своего преемника.      Это был серьезный и достойный  тщательного внимания противник олигарха. 
      Теперь, когда компромат собран, судьба  Маркова   всецело зависит от воли Ольховского.      
      Закончив статью, Максим принялся сканировать текстовые документы, отцифровывая их  в память компьютера. Копии материалов Счетной палаты, стенограммы телефонных разговоров,  банковские счета,    различные  платежные  документы.  Но особую ценность  представляли   фото, - аудио  и  видеоматериалы.
      Более  полугода потребовалось Максиму, чтобы  досье  на  господина Маркова  наконец  набрало  *солидный  вес и  превратилась  из  безобидно  лепечущего младенца  в   грозного обвинителя,  способного поставить крест на  карьере коррумпированного  государственного и общественного   деятеля.
     Каждая бумажка  из этой папки  –   штрих  к  грандиозной  картине  теневой  жизни  страны -   стоила бы немалых денег,  но  вся  папка была бесценна, как полотно  великого художника. Она  собиралась  по крупицам, долгие месяцы. Максиму удалось с помощью подкупа, ловкой игры на патриотических чувствах  и  уязвленном самолюбии врагов Маркова  привлечь  к  этой  работе в России и  за рубежом,  десятки людей  самых разных профессий.  Это и  мелкие  клерки,  и  высокопоставленные чиновники,  бывшие  и  ныне действующие сотрудники  спецслужб, гостиничные работники, врачи, адвокаты,  а также   люди, входившие в  ближний  круг семьи  Маркова. В  их  числе -  лучшая  подруга  жены  Маркова,  которой  та   доверяла  сокровенные тайны;  родственник,  которому Макаров однажды  отказал  в  помощи; товарищ, завидовавший Маркову со школьной скамьи;  брат   любовницы   Маркова;   дружки  Маркова–младшего, презиравшие мажора  за  гонор;  бывший телохранитель, домработница, водитель. Каждый из них внес свой вклад   в  дело сбора информации о  г-не Маркове  и соответственно  значимости и важности своего участия  получил денежное вознаграждение. Некоторые при этом  получили и внутреннее удовлетворение,   утолив    –  кто чувство  зависти, кто чувство мести, а  кто и  - справедливого  негодования. Они  могли только догадываться,  кто стоит за  сбором компромата  против могущественного  государственного чиновника,  но  были убеждены, что дни его на вершине политического олимпа сочтены.
          Что  скажет  президент  и   как отреагирует  общественность,  узнав,  что  на деньги  банка «Авангард, обслуживающего нефтяную компанию «Стратегия»,  была  куплена и  оформлена на тещу Маркова  вилла в  Испании,  а   жена  Маркова  съездила  в США  и  там сделала операцию по вживлению в грудь силиконовых  имплантов.  В  папке Максима  имелись даже снимки  ее   груди:  вялые, как увядшие осенние груши,  до  операции,  и  спелые, пышущие здоровьем,  как мичуринские яблоки, - после имплантации. Такую грудь да на обложку  мужского эротического журнала, чтобы  все любовались.  Но пока  ею  любовался  сам   Марков  и  ее  молодой любовник, которого  она продвигала c помощью мужа вверх  по карьерной лестнице   и  щедро одаривала.            
      Конечно, вмешательство в личную жизнь – дело грязное,  но ради  благородной цели можно пожертвовать и  нравственными  принципами, полагал  Максим.  Как бы там ни было,  господин Марков подрывает устои государства. 
     Покончив с текстовыми  документами, Максим принялся  копировать   аудио,-  фото-, и  видеоматериалы, одновременно прослушивая телефонные разговоры, просматривая   снимки   и   отдельные  фрагменты видеосъемки. 
      Вот  видеоряд,  где  сын  Маркова, студент Оксфордского университета,  проигрывал в казино  кругленькую сумму  и по  его  лицу  видно, что он  не очень-то  расстроен этим обстоятельством. А в  другом эпизоде  он развлекается  с  проститутками,  курит  марихуану  в  своей лондонской  квартире, покупку которой   оплатил   через  ряд   подставных фирм  все тот же коммерческий банк «Авангард». В следующем сюжете  Марков-младший выезжает из лондонского  автосалона   на  новеньком  «Бентли» 
          Все  эти  прелести  красивой жизни никак  не соотносились  с   официальными  доходами семьи Маркова. И даже с помощью  простых арифметических подсчетов можно легко доказать, что   Марковы живут   не по средствам.  В  другом  государстве  этих  материалов с лихвой  хватило бы, чтобы засадить Маркова за решетку, по крайней мере, испортить ему репутацию,  но только не в России.
        Максим  отправил в  видеомагнитофон свой главный козырь – кассету,  переданную  ему  полковником Борисом Берковским. Эта съемка проводилась с использованием спецсредств  сотрудниками одной из отечественных спецслужб  и  стоила очень дорого.    В   ней - три  сюжета. В  одном из них  Марков встречается  с  главой  банка «Авангард»,  где  в откровенной беседе  раскрывает финансовые  секреты государства. В  другом эпизоде -  вице-президент нефтяной  компании «Стратегия» обещает Маркову  учесть  его интересы  в  семизначных цифрах, если  Марков   сумеет  закрыть вопрос по  налоговой  задолженности.     Дальше   разговор идет  о  подкупе целой  группы депутатов  для  лоббирования интересов  компании,  связанных    с   налогооблажением и  ценовой  политикой.  В  конце встречи  вице-президент  замечает,  что стране нужен такой  президент, как Марков.
      В  глазах  Маркова появляется  блеск тщеславия.
      Во  втором   сюжете -   госпожа  Маркова  развлекается со своим любовником на вилле в Испании. На бетонированную  площадку  садится   вертолет.  Выходят двое - Маркова и  молодой жигало. Направляются в особняк.  В следующем эпизоде  Маркова выходит  из ванны в распахнутом  халате, любовник подскакивает  к ней, зарывается  красивым  нежным  лицом в ее располневшую, посвежевшую грудь. «А у меня для тебя сюрприз», - произносит Маркова,  показывая ему  карточку члена привилегированного гольф-клуба стоимостью в  несколько десятков тысяч  долларов. Счастливый любовник в знак благодарности опускается на колени перед своей благодетельницей.
         Максим  проматывает интимные подробности,  которые смело  можно было бы причислить к  шедеврам мировой эротики. В следующем эпизоде они плескаются в бассейне.
     И наконец,  последний сюжет: Швейцария, Цюрих, теща Маркова входит в здание банка, справляется на рецепшене  - поступили ли деньги  на  ее  счет   Похожая на фотомодель, девушка, пробегает изящными пальчиками по клавиатуре   компьютера и на экране монитора появляется кругленькая семизначная сумма.
    Одна    мысль  беспокоила Максима: увидят ли свет документы, собранные в этой   папке   или  она  снова окажется  в  неприступной темноте  одного из сейфов господина Ольховского, как это случилось в прошлом году с  материалами  в  деле о столичных инвесторах? Тогда  Максиму удалось выяснить, что  огромные финансовые потоки  утекали  из столицы в оффшоры  и через посреднические фирмы  возвращались в страну уже в  качестве  инвестиций  на  строительство    в  Москве   крупных  бизнес-проектов, под которые сносились  даже  памятники  архитектуры. Максим  выяснил  имена,  собрал доказательства. Каждый документ  в деле столичных инвесторов был важным  звеном  в цепи  финансовых  махинаций,  коррупции  и  казнокрадства. И тогда  в  свет  должна была выйти сенсационная   разоблачительная  статья. Но вместо этого  Генрих Галактионович поблагодарил  Максима  от имени господина Ольховского  за прекрасно выполненную работу.  Статью  печатать не позволили, зато  досье, собранное Максимом,  стало для Ольховского орудием  шантажа и торга. И ему  легко удалось    подмять  под себя нужных  людей, сделав их  своими союзниками в достижении собственных  целей. Точнее – сателлитами.  Как говорил Эдвард Гувер,    кто  владеет  информацией, тот владеет миром. 
      -  Стоит ли  из-за этого расстраиваться, Максим, -  утешал  его  Вселенский. – Ты выполнил задание и теперь можешь некоторое время почивать на лаврах. Был бы я в твоих годах, да с такими деньгами, уехал бы на пару недель на  Канары.  Да,  и  поменяй, пожалуйста, машину…
     Максим тогда не настаивал, его труды были сполна оплачены, но  как художник, продавший картину коллекционеру, который запер ее  от глаз народа, был  крайне раздосадован.
         Каждый раз, выполняя подобного рода задания, Максим оставлял себе копии документов. Он и  сам пока не знал – для  чего. Словно какая-то высшая сила довлела над  ним,  и  он  ей  подчинялся. Хотя   прекрасно понимал, что играет  не по правилам, и  Ольховский не будет в восторге, узнав, что не  он один  владеет бесценным  компроматом, а  в сущности, властью над сильными  мира сего. 
     Закончив просмотр,  Максим составил опись  документов, прономеровал их, проставил   напротив каждого  сумму затрат и   вывел итоговую цифру. 
 
       В ту ночь  Максим  долго ворочался в постели.   Странно,  у него  никак не выходила из головы таджикская девочка. Образ смуглолицей черноглазой  пери, отражаясь в  осколках  прожитого дня, таинственно  мерцал перед его  мысленным взором.  Накануне днем  Максим поручил   своим  осведомителям  покрутиться с фотографиями  Джамили в местах  обитания  таджикских  гастарбайтеров -  на рынках, стройках, вокзалах.  Журналиста  интересовала любая  информация, имеющая  отношение  к этой  таджикской девочке.
         Максим   дал себе слово,  во что бы то ни стало  расследовать это дело. И с  этими мыслями провалился в черную дыру  удивительного сна.
И сразу же оказался  в каком-то темном душном подземелье.
-  Я ждал тебя, сынок, - раздался   голос за его спиной.
Максим обернулся.
    Перед  ним стоял  седовласый старец, похожий на сказочного  волшебника. Он весь светился изнутри, в руке – посох.
   -  Я хочу, чтобы ты знал, Максим: эта  девочка - орудие в руках Провидения. Она послана разрушить погрязшую в скверне столицу. Теперь все зависит от тебя. Если ли  ты  спасешь  ее – спасутся люди. Но  сам -  погибнешь. Так что  -  выбор за тобой! 
      С  этими словами   старец  растворился в темноте, не  дав Максиму опомниться.   Сделав несколько шагов, Максим   мощным ударом ноги  вышиб  возникшую перед ним  металлическую дверь.  Прохладный свежий ветерок обдал  лицо, хлынул в легкие.  Над головой искрились мириады звезд.  Легко оттолкнувшись от земли,  он  без каких-либо усилий  взлетел.  Раскинув руки,  он  парил  в  безмолвной темноте   над  океанами  и  материками.   Казалось, он  может лететь куда угодно:  хоть  в  Кремль,  хоть в  Белый дом,  хоть к самому папе римскому. Пока он раздумывал,  куда  лететь, его   подхватила   могучая невидимая сила и  устремила  вверх,  навстречу звездам. Выше, выше, выше. Совсем  рядом зазвучал знакомый противный голос: «Это ты  погубил голубую планету, это ты, негодный мальчишка, заразил вирусом  программу  Отца!  Это из-за тебя они  убивают друг друга  именем Его. Нигде, слышишь, нигде  во вселенной разумные так не страдают. Но знай,  никому не удастся укрыться от космические лучей,  летящих из центра вселенной!  Они проникают в сознание людей, влияют на их поступки, насылают на них болезни за их прегрешения.  Они пронизывают голубую планету,   собирая информацию обо всем, что происходит на ней, и доставляют ее на наши мониторы. Никто не укроется от страшного суда. Я  передам тебя  Отцу, и ты сам   увидишь, что натворил.
-  Оставь меня!  Я хочу на землю, к людям!
-  Нет, ты полетишь со мной, негодный мальчишка!
-  Я должен отомстить за своих  родителей!
-  Ты стал совсем как они, не будет тебе прощения…
   Максим  беспомощно размахивал   руками в звездной темноте, как тонущий в бурном водовороте пловец,  и  стал  быстро терять высоту.  Он  падал вниз с неимоверной скоростью, и  голубой  шар  планеты  стремительно раздавался под ним, теряя очертания.  Он  неминуемо разобьется. Но, не долетев до земли,  проснулся от телефонного  звонка.
    Звонил  Тимофеев.               
         
    
      -   Слушай  внимательно, старик, - заговорил  майор   по - милицейски бодро и  четко,  как  на  докладе у начальства,  -  в  четверг  в   23. 55   в  дежурную  часть  поступил звонок от неизвестной гражданки. Личность ее  не установлена. Она не представилась. Крепко выругавшись, сообщила  о происшествии  под  мостом, назвала номер и  марку автомашины, из которой выбросили  девочку, и потребовала  немедленно  объявить  по   Москве  план-перехват. Пригрозила дежурному, что если меры не будут приняты, пожалуется  самому президенту. Он,  вроде, ей  родственник какой-то, ну ты понял, полнейший развод.  Представь себе,  наши  ребята,  то ли с  перепугу, то ли с  бодуна, проявили удивительную активность.  Пробив номер машины  через  базу  данных,   установили, что автомобиль зарегистрирован на Зарецкого  Дмитрия Олеговича  и  с  утра,  без постановления на обыск,  нагрянули к нему на хату.  Чтобы  ты  не мучился, скажу сразу: Зарецкий Дмитрий Олегович  -  довольно состоятельный  предприниматель, хозяин  развлекательного  центра «Мальвина»,  совладелец казино «Любимец  Фортуны»,   акционер банка Русская мечта, владелец несколько квартир,  дома на  Рублевке  и многое другое.  В теневых кругах известен, как управляющий делами мафии. Еще его называют менеджером воровского общака.  Он же, как ты и предполагал, помощник депутата Горелина, и  что особенно важно -  зять небезызвестного тебе генерала Кочкарева из  Генпрокуратуры.   
     Так вот,  во время обыска, пока  Зарецкий пытался  тщетно дозвониться до своих покровителей, мои коллеги  обнаружили   у  него в  спальне тюбетейку, вне всяких сомнений,  принадлежащую девочке. Он  вел себя слишком развязно. Пригрозил всех уволить,  на худой конец  разжаловать.
     Фактически, можно было надевать на него наручники и, по крайней мере, возбуждать уголовное дело  по статье  «доведение до самоубийства»,  но  ограничились подпиской о невыезде. Однако  в дело вмешалась прокуратура  и  вместо благодарности ребята получили нагоняй  от начальства, писали  объяснительные, в  отделе сейчас переполох, один сотрудник  подал   рапорт.
-  Значит, звонила неизвестная гражданка?
-  Да, личность ее не установлена. Но я  могу  тебе предоставить распечатку  телефонного сообщения, поступившего от нее на пульт дежурного.
- Это было бы очень кстати. А  копию протокола обыска  в  квартире Зарецкого?
- Я не волшебник, считай, никакого обыска не было.  Да, я  забыл тебе сказать: на следующий день от  Зарецкого поступило заявление об угоне машины и жалоба в прокуратуру о незаконном вторжении  в  жилище. Он  утверждает, что тюбетейку ему подбросили,  и  все эта история с девчонкой -  происки политических врагов с  целью скомпрометировать таким образом  уважаемого депутата Горелова и его помощника – господина  Зарецкого в глазах общественности.
    Вот как, -  прикусил  губу Максим, - и сюжет тебе, и  интрига! А что ждет девочку?
    Если окажется, что она  беспризорная, материалы  на твою пэри  передадут    в  Управление миграционной службы при ГУВД.  Ее после  излечения,  как я понимаю, водворят в центр временной изоляции.
-Ты хотел сказать отстойник?
-Да,  и   депортируют на родину.
Надо переиграть  это дело
Что ты имеешь в виду?
Зарегистрировать ее,  хотя бы по моему адресу.
- Попробую, но если там рука Кочкарева, то сделать это будет  не просто. Ты что, всерьез хочешь заняться этим делом? Это ведь не твой уровень, не твой масштаб.
-Спасибо, друг мой, я посоветуюсь с нашим юристом, как  оставить девочку в Москве. А масштаб профессиональных интересов журналиста  определяется, прежде всего,  человеческими понятиями.  До связи, дружище. И, пожалуйста, не обижай тех, кого природа лишила радости получать удовольствие от любви традиционным способом.
   -  До бани…
      Приняв душ и перехватив бутерброд с чашкой кофе, Максим  быстро набрал   на  компьютере статью о  таджикской девочке, которую продали в рабство и довели до попытки суицида.

9.
      Макет  еженедельника   был   готов  и  ответственный   за  выпуск очередного  номера заместитель редактора Прохор Замятин развел руками:
  -   Без согласия  папы - не могу,  если он разрешит, базару нет, как говорят бандиты.
  -    Ты что,  заметку не можешь втиснуть? – упрекнул его Николай.
  -    Ничего себя заметка –  больше половины полосы.
       Прохор Замятин нисколько не сомневался, что  Генрих Галактионович  не откажет  Максиму,  своему  любимчику,  поставить   в   номер  его  материал,  но он   горел  желанием,  во-первых,   лишний раз показать шефу,  как  он  с ним считается, во-вторых,  как  ответственно  относится  к своей работе, а   в-третьих,  что было для него  чрезвычайно  важно, -   заставить  побегать  Максима,   журналиста, к которому прилипло  прозвище   «суперкорреспондент»,  и   его  оруженосца, Николая  Махочева,  «которого  и   держат  в штате  только из-за  дружбы  с  Максимом».
   Он – Прохор Замятин! -  журналист  от Бога,  с   двадцатилетним   стажем, проработавший  в  лучших изданиях страны, профессионал  высшей квалификации, лауреат многих журналистских  премий,  не пользовался таким  авторитетом  у  шефа,  как  этот  бывший спортсмен-выскочка.  И  чего  это   Маша  запала  на него, подумаешь  супермен.  После того,  как  от  Прохора Замятина  сбежала  третья   жена, он  усердно  обхаживал  Машу,  секретаршу шефа. А  однажды,  набравшись храбрости,    предложил ей руку и сердце. Это был поистине героический  поступок. Его не смутила  ни разница в возрасте - в  пятнадцать лет, ни  ее  зеленоглазая  восхитительная   красота.  «Становись в очередь,  – ответила остроумная Мария, -  ты у меня сто  двадцать седьмой  в женихах ходишь!» - « А  кто  же  первый? –   покраснел  Прохор.
«Много  будешь  знать,  совсем состаришься».
  Впрочем,  Прохор Замятин  мог бы  и  догадаться, что первый – тот, кого он так недолюбливал, -  Максим Великанов.
            
     Выслушав Максима и одновременно  пробежав  по  заметке, Генрих  Галактионович  включил селекторную связь: «Прохор, надо вверстать в номер  материал Максима, один снимок -  на обложку,  остальные  по возможности.  И проследи, чтобы в конце  материала, последним аккордом, вошло сообщение о том, что  наш корреспондент  дал  героине  репортажа  свою  кровь.
  - Я   против, -  возразил Максим. –  Тысячи людей сдают кровь. Что подумают читатели. 
- Согласен, но это нужно  газете.   Ладно,  напишите, что один из сотрудников редакции сдал свою кровь.       
  - Ну что,  друзья, вы довольны? А  теперь  вернемся к нашим  баранам. Падение тиража на три  процента в  течение одного месяца – тревожный сигнал  к  мобилизации творческих сил. Ты,  Николай,  свободен, если вопросов нет.
 Николай  понимающе кивнул и вышел из кабинета.
    -   Материал  по  Маркову готов? – спросил  Вселенский  почти  шепотом.
    Максим достал  из кейса  папку   и  протянул редактору.
  -  Да ты накопал  целую гору  компромата!
  Генрих Галактионович попросил Максима опустить  шторы на окнах своего просторного кабинета и,  быстро присев  к  рабочему столу,  стал  просматривать содержимое  папки.
      До  чего  страну  довели,   -   возмущался  редактор, погружаясь в омут закулисной  жизни  господина  Маркова.  -   Что   творят слуги  народа!  А  ведь  в   прежние  времена  за  скромную  прибавку к зарплате,  госдачу  и  колымажную персоналку со скачущим оленем на капоте,   готовы были башмаки лобызать начальству и беззаветно служить делу  партии.  Ишь  ты   как  аппетиты  разыгрались!  А  это что  за порнография?
-    Это  эротика,  -   поправил  редактора  Максим.  -   Грудь жены  Маркова.
-    Ты что,   и ее  охмурил?
-   Не путайте меня  с   Джеймсом  Бондом.
-   Чем ты хуже него? Недаром же я окрестил тебя  суперкорреспондентом.
  Вселенский  снова, наклонил массивную лысую голову, уткнулся  в  папку. Тщательно просматривая  каждый документ, многозначительно   причмокивал мясистыми, словно  прорезиненными губами.  Максим стоял над  ним,  замечая   как  лысая макушка старика  покрывается испариной.
 Наконец  редактор оторвал глаза от  компромата.
- А  скажи-ка мне, мой друг, вот  если бы в  поисках  компры понадобилось кого-нибудь устранить, ты пошел бы на это?
«Совсем спятил старик», - подумал Максим, но спокойно ответил:
- Что вы, как можно без лицензии на убийство.
-  А  мы можем тебе выписать. Как в  «Трех  мушкетерах»: «предъявитель сего документа  действует  по  моему повелению и  на благо государства», - пошутил  Вселенский.
- Да, но я,  к  счастью, не   Миледи, - улыбнулся Максим  и, достав  из кейса видеокассету и положил ее  на стол.
-  Здесь  видео – и  фотоматериалы, о  которых я  говорил.
 Генрих  Галактионович  победно сжал  кулаки  и   хищно оскалился,  как будто изготовился  съесть кассету   вместе с пластиковым   футляром.
 Тщательно просмотрев несколько  указанных Максимом фрагментов, Галактионыч всплеснул руками.
   -  Это страшнее гексогена,  мой  мальчик…
   -  А  это - опись  документов  и  вещдоков;   напротив проставлены суммы; я немного не уложился в смету - источник информации повысил ставку.
    Итоговая сумма расходов не напугала Генриха Галактионовича,  и он снисходительно улыбнулся:
-  Какая смета, какие счеты, мой милый. Главное - ты выполнил  задание.
  В  конце папки оказалось  несколько  листов  машинописного  текста, сколотых скрепкой.  Это была статья Максима,  написанная на основе собранного материала. Тот самый сенсационный материал.
  – Вселенский  сделал  вид,  будто внимательно вчитывается  в убористый текст. Даже  платок достал  и   насухо протер  вспотевшую шею и затылок.
 –  Очень хорошо, замечательно написано. Правда, ты немного поторопился.
 -     Скажите,  Генрих Галактионович,  если  можно, честно.
 -   Да, да, -  редактор поднял голову и впился в Максима выпуклыми проницательными глазами, которыми мог  вмиг проглотить полосную статью, не прибегая к помощи очков.
  – Я  слушаю тебя, говори, сынок.
  -  Этот материал будет опубликован?  Или   папка с  компроматом снова  окажется  в сейфе  у  нашего  кардинала?
  Генрих Галактионович деликатно  прокашлялся.
- Я ведь, как и ты, мой мальчик,  раб лампы. Ты знаешь об этом.  Помнишь, я тебе говорил:   хозяева имеют нас, а мы, в свою очередь, просто  обязаны поиметь   своих хозяев?     Видишь, насколько я откровенен с тобой. Как  доверяю тебе. Твои труды буду оплачены с лихвой. Я  потребую за них   двойную оплату. Само время – поиметь хозяев. А как же, ты  проделал огромную работу, рисковал жизнью…
-    А   Марков и вся эта свора - так и будут разваливать государство? А потом –  я  это делал не только ради денег.
Пухлые пальчики редактора нервно забарабанили по  столу.
-  А ради чего? Может, тебе славы не хватает?
- Вы же  знаете, что это не так.
-   Конечно, знаю,  -  виновато развел руками  Галактионыч и,  подняв  огромную лысую голову,  устремил взгляд  на  висевшую рядом со старинными настенными часами 19 века копию «Черного квадрата» Малевича,  как будто там, в ее непроглядной темноте вырисовывались черты будущей России.
  -  Марков действительно  негодяй,  его  место за решеткой, такие, как он,  подрывает  устои  государства.  Но  ты же сам видишь: еще не время. Эпоха  негодяев  не  закончилась.   Церковь - под  крышей Господа нашего  -  и  та молчит. Куда  нам-то  грешным?
   - Понимаю, - вздохнул Максим, - куда вы клоните.
   -   Эх,  Максим-Максим,  ты ведь  знаешь, я люблю  тебя  как сына.   Думаешь, я  в  восторге от происходящего.  Но в  переломные моменты  истории всегда происходит  много несправедливости. Кто-то сказочно богатеет, кто –то погибает в пучине конкурентной  борьбы.  Выплеснувшаяся на страницы газет и телеэкраны борьба олигархической  верхушки, несмотря на совершенно иные мотивы и  цели наших заказчиков,   позволяет нам  рассказывать правду о теневой  жизни страны.  Такие  журналисты, как ты,  достают   из омута  этой борьбы, в котором  рушатся и тонут  надежды миллионов людей,  ужасающие факты коррупции, казнокрадства, отмывания денег. Правда, не всегда удается  все  напечатать, но мы понемногу делаем свое дело.
      Вдохновленный собственной речью, Генрих Галактионович   поднялся с  кресла и  принялся расхаживать по кабинету. Пузатенький, с широкими бедрами, большим выпуклым задом, привыкшим  к сидячей работе в удобных креслах,  он,  тем не менее,  бойко  передвигал коротенькими кривыми  ножками, измученными  подагрой.   
    -  Когда задули ветра перемен  и  развал страны   принял лавинообразный характер,  сметая  на своем пути все преграды,  -  продолжал  он высокопарно, - мы думали: вот оно светлое  будущее, до него рукой подать. Но впереди лавины кубарем покатились всякого рода карьеристы, приспособленцы, мошенники. Они  оттерли  с  политической сцены   истинных реформаторов,  борцов за   настоящую  демократию  скинули  за борт истории.  Вспомни  членов Межрегиональной группы. Вспомни, хотя бы  депутата  Верхового совета  прокурора  Казанника.   Где они теперь?  Сегодня слово «демократия»  ассоциируется  у большей части населения с  развалом и разграблением страны, с невиданным по масштабам  разгулом преступности, с терактами,  с похищением людей, вымиранием народа, с  махровым  шовинизмом,  платной  -  причем не качественной! – медициной и образованием. Но всему свое время!  Эти, ослепленные жаждой наживы мутанты новой жизни, в конце концов, изведут друг друга. К власти рано или поздно придет новая команда  патриотов-прагматиков, которая заставит всех без исключения жить по законам, а не по понятиям. Тогда  и общество очнется и заставит себя уважать.  А  пока   это  время не наступило,  придется  поберечься и не лезть на рожон. Но это время  наступит,  вот увидишь. А  до тех пор -  живи   для  себя,  Максим,  иначе прогадаешь!  Ничего  пока  ты в этом мире не переделаешь, и никто спасибо не скажет.
    Галактионыч тяжело опустился  в кресло  и уже другим,  отцовским тоном произнес:
   -   Мы  говорили  с  патроном о тебе. Скажу  честно, хотя это не в моих интересах, - он    подумывает  взять тебя на свой канал,  этаким,  знаешь, информационным  киллером. Но я почему-то сомневаюсь, что ты способен так низко взлететь.  Однако, если вопрос решится положительно, препятствовать не стану.   Да, вот еще что: приходи,  пожалуйста,  к нам в воскресенье  на пельмешки. А то  жена совсем   запилила  меня. Ты же знаешь, как она уважала твою мать.   И  еще,  смени  ты, бога ради,  машину -   все-таки работаешь в приличном издании.
      Николай   дожидался  за  дверью,  ядовито любезничая  с  секретаршей шефа -  зеленоглазой красавицей Машей.  Она благосклонно  кивала в ответ на его комплименты, и совершенно нельзя  было предположить, что оба друг друга терпеть не могли.   
      Наконец  Максим вышел из кабинета шефа и,  не оглядываясь,  направился  к выходу,  но  не тут- то   было: оторвав пальцы от клавиатуры  компьютера,  Маша  проворно ухватила  его  за   рукав  куртки.
   -   А ну-ка постой, красавчик! -   и перегнувшись  через стол,  так что ее  горячие загорелые груди  заманчиво  колыхнулись и едва не выпрыгнули  из  тесного бюстгальтера,   она  стала  что-то быстро   нашептывать Максиму  на ухо и  одновременно  отталкивать  Николая,  который  лез  к ним,  шутливо подставляя   ухо с  видом человека, сгорающего от любопытства. Рассердившись, Наталья  дернула  папарацци за его любопытное ухо, да так  что он  взвыл как ужаленный.
  -  Ты чего, взбесилась?!
  -   Нечего подслушивать
 -    Я же пошутил
 -    А с  любовью не шутят…. 
   Тут  дверь кабинета распахнулась,  появился шеф.
 - Что  у   вас  происходит? - спросил  Галактионыч,  подозрительно присматриваясь к подчиненным.
 -  Николай  рассказал  мне  неприличный анекдот, и я его слегка потаскала за ухо.
- Прямо «слегка» – чуть не оторвала.
- А  вы   мне рассказывайте  анекдоты, Николай,  - сострил  Галактионыч. - И положив на стол  секретарши  пакет  с  какими-то  документами, попросил ее съездить в банк,  обслуживающий счета работников редакции, и  передать его  управляющему лично в руки.
-   Только срочно, Машенька,  и  назад.
Слушаюсь, -  она схватила пакет и  выпорхнула из приемной.
- Ну-ка признавайтесь, ребятки,   кто  из вас морочит девушке голову?   В последнее время она у меня   стала  путать фамилии и цифры…
- Конечно  Николай,  -  пошутил  Максим, - он  предлагает ей  фотосессию  для  эротического  журнала
     - Скажу вам по секрету, братцы:   я  не случайно  послал в банк именно ее. Управляющий банком просто без ума от Машеньки. Обещал снизить процентную ставку кредитования, если я  нашу Машеньку  хотя бы изредка буду посылать к нему.  А еще в нее влюблен  сын одного очень влиятельно  человека. И она, насколько мне известно,  неравнодушна к нему.
    - Вот он ей,  наверное,  и морочит голову,   а мы - чисты как голуби, - заметил Николай.
    Уже  спускаясь по лестнице,  Николай сказал Максиму:
  - Ничего не боится стерва, крутит  лямуры  с  тобой на глазах у всей редакции.
-   Со мной?  Ты разве не слышал – у  нее  жених! 
- Да ладно,  вся редакция уже знает, про ваши шуры-муры.  А  чего ей  боятся – за работу она не держится,  у нее  отец  в правительстве Москвы.
- Главное – ты не мели языком, и все будет путем.
- А мне по барабану. Она  сама, по-моему, везде трезвонит.
- Так,  куда  мы  едем,  домой? – спросил Максим.
- Нет, в  больницу….
- К   Джамиле, что ли? Ну, поехали.            
          

         Друзья вышли на улицу. Наконец распогодилось, и из-за рассеявшихся туч  выглянуло солнце. Серебристая  «девятка»  Максима, как обычно, стояла  на служебной стоянке  в  плотном  ряду  машин, принадлежащих сотрудникам  редакции  и  служащим из многочисленных офисов, арендовавших  два  верхних этажа здания.   Максим   достал  ключи.  Прежде чем  открыть дверцу, следуя многолетней  привычке,  заглянул  в салон. На  водительском сиденье лежал бумажный  сверток, обмотанный скотчем, от которого под щиток приборов тянулись проводки.  Максим  посмотрел  по сторонам. Толпы людей и  потоки машин мчались   на встречных курсах.   Обычный городской пейзаж,  ни  одной подозрительной детали.
     - Ты  откроешь  или нет!  -   подергал дверную ручку Николай. 
        -Только  без  паники,   дружище,  - там    бомба.
        - Да пошел  ты!  -    Но  заглянув  в салон, Николай,  побледнел,  ноги   сделались  чугунными, в глазах помутнело. Однако  даже в этой экстремальной ситуации сработал профессиональный рефлекс:   рука  потянулась за мыльницей, лежавшей в нагрудном кармане куртки.   Сделав несколько снимком  подозрительного предмета, папарацци  испуганно уставился  на Максима.
- Что будем делать?
- Ничего, отойди от машины. Есть мнение – что это вовсе не бомба, а муляж.
 - Ты  сошел с ума!
-  Если бы  нас хотели  взорвать, - настаивал Максим, -  то  не оставили бы взрывное устройство  на видном месте, а спрятали бы , ну,   хотя бы под сиденье. 
- Ты  уверен на  тысячу процентов - что это именно  так?- всплеснул руками папарацци.               
- Да, уверен.
-Тогда зачем  просишь меня отойти?
- На всякий случай.
- Значит, есть сомнения.  У меня нюх, как у собаки: там тротил. Хочешь замажем  на сто баксов?  Это нам  подарочек  от  господина  Зарецкого, понял!  Прав был  следак, предупреждая нас. 
- Все сказал?
-  Нет,  не все. Если  попробуешь открыть   дверцу,  я  так закричу, что Генрих с  перепугу  выбросится из окна своего кабинета!
- Не переживай, тут  не высоко – пусть прыгает
- Не пущу!
-Не паникуй дружище,   отойди от машины: я этого добра много повидал  в горячих точках.
 -Тебе не  жалко себя – допустим.  Наплевать на меня - предположим. Но вокруг  люди, ты подумал о  последствиях,   ненормальный?! 
 Максим все-таки  вынужден был согласиться  с  доводами друга.
- Ладно,  поднимай тревогу. Но  вот увидишь – я  окажусь прав.
Николай  бросился  к  зданию  редакции. Перед  тем как войти внутрь,  резко обернулся  и, срываясь на фальцет,  прокричал:
 - Там  бо-м-ба-а-а!
  «Где бомба!», «Какая бомба!» - началась паника среди прохожих.  Люди стали разбегаться с криками:  «Сейчас рванет!», « Это теракт!»
         

       С воем сирен  и  всполохами  проблесковых  маячков  к  зданию редакции  стали  подъезжать спецмашины.  Первыми приехала  инженерно-техническая    бригада   из  МУРа,  с саперами и кинологом с собакой,  следом  появились фээсбэшники. Затем   пожарные  и   кареты скорой помощи. Незаметно, словно  из-под  земли  возникли  газетчики  и  съемочная группа третьего канала.
        Не  успели  саперы  расчехлить миноискатели,  как  сверху, с третьего  этажа, высунулся   по  пояс  из  окна своего  кабинета  Прохор Замятин:
 -  Только  что   был анонимный  звонок: неизвестный сообщил, что    здание редакции заминировано!  - прокричал он, рискуя сорвать голос.
   Через десять минут из припарковавшегося за  углом  автобуса  стали выпрыгивать бойцы СОБРа, Они получили  приказ немедленно   перекрыть  дорогу  перед зданием редакции и  эвакуировать людей.  Никого уговаривать не пришлось, народ,  сбиваясь с ног,  дружно повалил на улицу.  Собровцы  все дальше оттесняли  людей,  расширяя  зону  оцепления. Это  становилось уже любопытным.  Последним,  как  капитан с тонущего корабля,  покинул здание   Генрих Галактионович.  На его сдобном глазастом лице не было и тени  испуга. Неспешно, вперевалку,  он  переходил на другую сторону улицы, по которой временно перекрыли  движение. Он  направлялся   туда,  где  в  окружении  большой группы  журналистов, Максим и Николай  что-то  объясняли   представителю ФСБ,  маленькому незаметному мужчине в темных очках, и  руководителю оперативно-следственной бригады, который то  и  дело покрикивал в  мегафон своим  прокуренным хрипловатым голосом на журналистов,  предостерегая их от попыток пересечь линию оцепления. 
    Максим, по-прежнему, настаивал, что в машине муляж, Николай утверждал – бомба.
- Не спорьте,- сказал  руководитель оперативно-следственной бригады,    -  собака  уже  поймала  запах  взрывчатки  в  машине.
  -Я  тебе  говорил,  - замахал  руками  Николай.
  -Это  какое- то недоразумение, - настаивал Максим.
 -  Собака никогда не ошибалась! -  подчеркнул  муровец   
  Если  взрывотехники  не скумекают,  как обезвредить бомбу,  придется расстрелять ее  из  водяной  пушки, - заметил  фээсбэшник.
 - Попрощайся с машиной, -  пошутил  Николай.
 -Давно  пора, -  поддержал подошедший к ним  Генрих Галактионович и, наклонившись к Максиму,   шепотом спросил:
-Неужели люди  Маркова что-то пронюхали?
- Не думаю, - покачал головой  Максим.
   Стоявший за  ними Прохор Замятин, напряг слух, но услышать ничего не удалось. Вдруг он  вспомнил о  Маше.  Завертел лысой макушкой,  выискивая ее в толпе.               
     Тем временем  Маша, выполнив  задание босса,  ехала  назад,  слушая  по приемнику  «Голос Москвы». Внезапно музыка  оборвалась, и  ведущий программы  взволнованным  голосом  сообщил  о  происшествии  в редакции газеты «Новое Время». Услышав, что «в машине  Максима  Великанова обнаружено  взрывное устройство»,  она  машинально  надавила  на педаль  газа и  пулей  проскочила   на  красный  свет опасный перекресток,  не успев перестроиться  перед  поворотом,  круто   подрезала   мощный джип,  в  котором сидели трое  отморозков, и  нажила в их лице врагов. Обалдевшие отморозки сразу же погнались за  ней.
           Развернув  спутниковое оборудование, съемочная группа  приготовилась к выходу в прямой эфир.  Корреспондент  посмотрел на часы, кивнул оператору.
  - Работаем!  Мотор! 
      По телевидению на канале НТВ начался  выпуск новостей. 
    -   Только что по каналам Интерфакса поступила информация о минировании  здания редакции еженедельника «Новое Время»   и   автомобиля,  принадлежащего  корреспонденту этой  газеты,  известному  журналисту  Максиму  Великанову, знакомому  многим по репортажам из Чечни.  Съемочная группа НТВ  находится  на месте происшествия, и мы сейчас  попробуем  связаться с  нашим корреспондентом.
    -  Роман, вы  меня слышите?
    - Да,   я  вас  слышу.  На экране появилась картинка.
    - Что   происходит в  данный   момент? -  спросил диктор
       За   моей  спиной  саперы  обследуют каждый сантиметр  здания редакции еженедельника «Новое Время»,  работает  кинолог  с собакой. На данный момент уже точно  известно, что в   автомобиль  заведующего  отделом расследований Максима  Великанова было заложено взрывное устройство, начиненное ста граммами тротила, оснащенное  таймером, но вот детонатора внутри взрывного устройства  не  оказалось. Такое впечатление, что злоумышленники  решили запугать журналиста, не подвергая его жизнь смертельной  опасности.  Но все по порядку. Примерно в  11.30  Максим Великанов обнаружил в машине подозрительный предмет…
- Что  удалось выяснить? Какие есть  версии, Роман?
- Сейчас мы  попробуем  с этими  вопросами  обратиться к самому Максиму Великанову.
-  Скажите, Максим, не имеет ли  данный инцидент отношение к вашей профессиональной  деятельности?
- Это не первое покушение на жизнь наших  корреспондентов, - ответил  за Максима Генрих Галактионович.
   - Не имеет ли данный инцидент  отношение к расследованию громких дел, которые вы проводите? – снова обратился корреспондент к Максиму.
И снова  Максиму  не удалось ответить.
   - Это происшествие имеет отношение к несчастной таджикской  девочке, которая вскрыла себе  вены,  чтобы  не достаться  помощнику депутата Госдумы, - вмешался Николай и сразу заинтриговал корреспондента. - Снимки,  которые я сделал…
  -  Как фамилия депутата и его помощника?
 - Пока в интересах расследования  я не могу назвать их фамилии, - важно заметил Николай
   Корреспондент снова обратился к  Максиму:
  - Хотелось бы  все-таки  услышать от  вас,  Максим, что  вы  думаете  по  поводу произошедшего?
   - Могу   сказать  только одно: налицо – акция устрашения.  Но ее  организаторы  напрасно стараются:  им  не удастся запугать ни меня, ни моих коллег по цеху. Мы продолжим  расследование  всех запланированных дел  и, в частности,  дела  о доведении до попытки самоубийства  таджикской девочки.  Обещаю читателям  нашей газеты, что не успокоюсь до тех пор, пока  все фигуранты  этого  дела не станут  известны обществу -  какие бы  ни были  у них высокие покровители…
         Протиснувшись сквозь толпу, неожиданно  в  кадре  появилась  Маша. На глазах у всей страны  зеленоглазая красавица   бросилась   Максиму  на шею и  стала его целовать. Наверное, это было пределом ее мечтаний – оказаться в  его  объятьях  перед всей Россией.
      Возьмите себя в руки, Маша, - высунулся  из-за спины редактора Прохор Замятин. В конце концов,  мы все могли погибнуть.
    - Да-да, Марья Владимировна,  почему вы  обнимаете только Максима Викторовича? – пошутил  Генрих Галактионович.
    - А меня, - подставил  щеку для поцелуя Николай.
    - Слава Богу, все  живы! – опомнилась  Маша. - Я так перепугалась, - и  стала обнимать и целовать всех  подряд –   Николая, Замятина, Галактионыча.
Через полчаса стало   известно, что никакой бомбы в редакции не было. Взрывное устройство и  какие-то микрочастицы из автомобиля Максима отправили на экспертизу в  главную лабораторию МУРа.   
 С одной стороны угроза жизни,  а  с другой –   какая реклама! – воскликнул Николай. Сегодня телевидение целый день будет говорить о покушении на жизнь корреспондентов нашей газеты. А сколько публикаций появится в  печати. Так что – высокий  тираж обеспечен. Не было счастья,  да несчастье помогло.
- Мне ваша жизнь и здоровье  дороже любой рекламы. Даже моей собственной жизни, - сказал Галактионыч, пошевелив бровями, как будто собирался уронить слезу,  и, взяв Максима  под руку,  направился с  ним  к зданию редакции.
   - Неужели  адскую машину подложили из-за  несчастной   таджикской  девочки?
         - Очень похоже.  Надо   приставить к ней охрану, хотя  бы одного человека, -   предложил Максим.
- Если ты так  считаешь -  пожалуйста. Расходы  по найму охраны возьмет на себя  газета.
   Когда они вошли в кабинет, Вселенский театрально  вскрикнул и обреченно плюхнулся в кресло. Дверца сейфа, в котором он хранил важные документы, была открыта. Как будто  специально - чтобы хозяин кабинета почувствовал, какие длинные руки у его врагов.
  - Вот так, пока мы с тобой торчали на улице,  кто-то вскрыл сейф.  Видимо, искали компромат на Маркова.
   - Вы хотите сказать, что  папку с документами  и кассетами похитили?
  - Нет, мой друг, не похитили
  Вселенский подошел к сейфу, перебрал документы, лежащие на полках.
-   Все на месте, даже печать!
 -Да, но я не вижу моей папки? – занервничал Максим.
  -   Успокойся, сынок. Твою папку увезла на хранение в банк Ольховского  Машенька. А здесь –так, пустые бумаги. Как мы их, а?
   - Вы просто гений предусмотрительности!
- развел руками Максим.
  - Осторожность никогда не помещает.
     Вечером Галактионыч позвонил Максиму домой и  рассказал ему о результатах встречи с  Ольховским.
- Патрон просил передать тебе свою личную благодарность. А также, что его заинтересовали фигуранты  истории таджикской девочки, в частности, господин Горелин, весьма перспективный депутат, и его помощник Дмитрий Зарецкий, зять господина Кочкарева. Так что, действуй  Максим. Только будь осторожен,  ты же  знаешь, я люблю тебя как  сына. Горелин должен  приползти  к Хозяину и на коленях  просить покровительства…
   
                0000000000
13.
      
       Яна  быстро обслужила пожилого клиента, обнулив  его  редковолосую  седую голову по самому  низкому тарифу. Разглядывая себя в зеркало,  старик   одобрительно покачал головой.
- Спасибо, дочка, сдачу можешь оставить себе. –  Но  Яна все -таки  сунула старику  в карман пиджака причитавшуюся  ему  мелочь.
 Пока она  сметала с пола  его  жидковатые  седые завитки, в  кресло вскочил  бойкий тинэйджер,  с серьгой   в ухе. – Стриги  под  ирокеза,  - сказал он решительно. – У парня была роскошная шевелюра, и   Яна  спросила на всякий случай:
-Хорошо подумал?
Юноша взглянул на девушку такими  глазами, как будто она его оскорбила:
-Так решила Светка, понятно? 
-Ну,  тогда приходи  после обеда
-Почему это?
-Уже десять минут  как перерыв.
      Закрыв  за  ним  дверь  маленькой мужской  парикмахерской   и  повернув висевшую на ней  табличку обратной стороной с надписью  «Обед», Яна скрылась   в   подсобке.
        Она  взглянула на  часы:  скоро должна была  вернуться Тамарка,  напарница  по смене. В  перерыв  Томка   бегала  кормить сына со школы. Возвращалась обычно  с небольшим опозданием.  Надо решаться.  Закурив длинную тоненькую сигарету,   девушка  наморщила лоб, но  от  этого ей  не   стало легче  думать.
   Все эти  дни   Яна  прокручивала  в  своей  смышленой  головке варианты разговора с депутатом Горелиным, и была преисполнена решимости. Но сейчас, подняв трубку, чтобы  набрать  номер, вдруг запаниковала -   от решительности не осталось и следа. Притязания  на  вознаграждение, которое она собиралась ему предъявить,  казались  ей   необоснованными,  доводы  неубедительными.
  «Он  не станет меня слушать!» - с этими мыслями она набрала номер,  который ей  дали в справочной. 
   Затаив дыхание,  девушка  прислушалась к протяжным гудкам,  похожим на сигналы  далекой галактики.
     -Помощник депутата Горелина слушает
    - Я  могу  поговорить с  депутатом  Горелиным?
    -  Вы по какому вопросу?
     Я журналистка, из Останкино, - соврала Яна, сама  не понимая, как  ее угораздило.
    - Василий Тимофеевич  на заседании  Думы. Позвоните через  пятнадцать  минут.
   Она  аккуратно положила трубку,  как будто от того, как она ее положит,  зависела ее дальнейшая судьба.
   И  хотя  результата она не достигла, но надежду  на успех  не потеряла.
А  если он напустит на меня ментов, да и честно ли  с моей стороны требовать для себя благ? «Честно,  еще как честно», -подбадривала она себя, все равно негодяя  не   посадят,  а  мне  хоть какая - то польза».
 Яна достала сигарету и снова закурила. События той тревожной ночи опять  всплыли в памяти.   
     Как и тысячи  других  девушек, Яна Коваленко из Ивано-Франковска  приехала в Москву подзаработать деньжат себе на учебу.  Днем  работала в небольшой парикмахерской, мужским  мастером,  в  темное время суток  изображала  из себя жрицу любви на улицах  столицы  в  районе гостиницы “Москва” и   Белорусского  вокзала.  Хотя  -  какая она проститутка:  девушка мечтала стать частным  детективом  и выйти замуж за  крутого башлевого парня. Или за военного.
  В тот  вечер в салоне тридцать первой «Волги» Яна  обслуживала   клиента  из  разряда  сексуальных  гурманов. Она сначала никак не могла понять, чего он добивается  от нее.  Затискав девчонку до синяков, растрепав  на  ней  одежду,  клиент  наконец  признался, что сам  любит доставлять  удовольствие  проституткам, и  весьма  утонченным способом. Да пожалуйста, Яна послушно раздвинула коленки и лысая голова клиента сразу же оказалось у нее между  ног. Такие клиенты с безобидными отклонениями, как этот плешивый толстячок, не доставляли  Яне   больших хлопот. Никакого  насилия, сиди  себе  в растопырку и  периодически издавай  тягучие  стоны. Вот только  скорей бы, полчаса  прошло. Девушка   с тревогой  вглядывалась в  темноту за лобовым стеклом автомобиля -  В этом месте, облюбованном  проститутками,   милиция частенько устраивала облавы и  в любой  момент могла  нагрянуть.
            Яну  собиралась прикурить сигарету,  когда за стеклом мелькнул   силуэт   бесшумно подкатившей машины.  Если  это  милицейская облава - она  пнет слюнявого  клиента  в бок, если  тревога  ложная - продолжит,  поглаживая его холодную плешь, имитировать тончайшие сексуальные  переживания. Но  из  роскошной  иномарки  что-то вывалилось.  Это «что-то» напоминало человеческую фигуру.  Яна  машинально включила  дальний свет -  впереди из темноты выступил  задок  «Мерседеса». Благодаря  цепкой зрительной памяти девушка  запомнила  номер машины. 
        Когда  она сообщила клиенту о случившемся, тот,  не  раздумывая, включил зажигание и  надавил на газ.  Рискуя свернуть себе  шею,  Яна  на ходу  выскочила из салона. Напуганный клиент смачно выругался   ей вслед.
     Яна  решила, что  выкинули  кого-то  из ее подружек. Так часто бывает, когда  клиенты  не желают платить  проститутке. Затаив дыхание,  она подошла  к  месту,  где в темноте,  подле  опоры  моста, лежало нечто, похожее по форме на человеческую  фигуру. Увидев, что перед ней юная незнакомка, да еще без внешних  признаков жизни, смелая девушка  не бросилась бежать -  мало ли,  может, человек жив. Она опустилась перед несчастной  на  коленки,  посветив себе  пламенем от  зажигалки, осмотрела  руку девушки, изуродованную  глубокой  раной на запястье, и  запачканный кровью дорогой халат,  накинутый на голое тело.  Такие халаты она  видела  в женском салоне  в  Охотном ряду. Она взяла девочку за другую руку, стала  нащупывать пульс, но  безрезультатно. В отчаянии  распахнула  на  несчастной  халат и  прижалась ухом к ее голой едва теплой груди. Глухие, замедленные удары сердца отзывались жизнью откуда-то из далека, словно глубинные  подземные толчки  Уличная путана  вмиг сообразила, что судьба  в эту  звездную романтическую ночь  предоставила ей шанс спасти жизнь человеку , и она ни за что  не отступит! Поддавшись странному порыву, Яна перекрестила несчастную. Все-таки сестренка по несчастью, «ее,  наверное, прямо с постели взяли – и на улицу».  Теперь  скорее  добраться до телефона. Но, сделав первый шаг, Яна едва не упала, что-то попало под высокий  каблук.  Она нагнулась посмотреть,  на какую гадость  наступила. Это было удостоверение помощника депутата Госдумы на  имя господина Зарецкого.  Внезапно в глаза ударил свет фар, Яна вздрогнула: неужели вернулся негодяй, бросивший девочку. Но это возвращался  ненасытный клиент за должком. Он посчитал, что она и половины денег не отработала, которые ей заплатил. Открыв дверцу  Волжанки, любитель проституток  потребовал или вернуть ему деньги, или продолжить сексуальные забавы.
    - Поехали, миленький, поехали, отработаю бесплатно, - запричитала Яна, - только довези до телефона. Через десять минут девушка вбежала в подсобку круглосуточного  продовольственного магазина. Здесь ее хорошо знали, сюда  при необходимости приобрести спиртное, запастись закуской, приводила она  подвыпивших клиентов. Схватив трубку, словно срывая стоп-кран, Яна набрала  скорую и  потребовала немедленно прислать под  мост  реанимобиль,  пригрозила, что засудит всех, если они будут долго «париться», затем позвонила   в милицию, сообщила координаты и номер автомашины. На вопрос дежурного  «А вы кто?» -  ответила, что родственница президента и послала всех  матом. Она не могла поступить иначе. Ведь если бы назвала свою фамилию, пришлось бы  выступить свидетелем,  объяснять -  что она делала  в позднее  время в  данном месте. Чем занимается в Москве, есть ли регистрация, где работает.  В  общем, благородство ее никто не оценил бы, зато неприятностей хватило бы с лихвой. Пока она звонила водитель  волжанки  стоял над душой, напоминая ей, что она обещала продолжить сеанс сексотерапии. Так Яна сама называла свою работу по части удовлетворения  мужиков.
   Отзвонившись, с чувством исполненного,  долга Яна села в «волжанку» ненасытного клиента. Он отвез ее в свой кооперативный гараж, расположенный недалеко от аэропорта Внуково, и отпустил девушку только под утро.
   
            
       
           Депутат Горелов  вернулся  после заседания  Госдумы   к себе в  кабинет  с  видом победителя.  В самом разгаре  обсуждения законопроекта по земле, он  перед  объективами телекамер, кинулся  с  кулаками  на   Каныгина,   депутата от фракции  КПРФ, мужика с *фигурой молотобойца, и если бы их вовремя не разняли, Горелин  наверняка не  избежал бы  серьезных  травматических последствий.
       Помощник сообщил  ему,  что звонила  какая-то   журналистка
       «Наверное, с  телевидения», - подумал Горелов.
Он  включил телевизор, мало ли  в новостях покажут его  схватку с  Каныгиным.
  Зазвонил телефон.
       - Снова она, -  сказал помощник и  передал  трубку шефу.
       - Депутат Горелов слушает
       - Это  точно вы? - спросила Яна
-   Да, я,  представьтесь, пожалуйста!
-  Я… свидетельница  преступления... 
-  Какого преступления, девушка?  Не молчите!
 - Которое совершил ваш помощник
 - Какой помощник? У  меня  много помощников. Вы, наверное, имеете в виду  Дмитрия Зарецкого.
 - Да, да… его.
 - Так вот,  он  никакого преступления  не совершал. Это сделали  коммунисты, они угнали  его  машину...  Прежде чем обвинять человека,  неплохо бы разобраться.   
Яна растерялась, такого поворота она не ожидала. Хитрый политик Горелов,  воспользовавшись замешательством девушки, вкрадчиво спросил:
-А что вы  собственно хотели?
-Компенсацию
-Какую компенсацию?
-Прописку в  Москве
-А за какие - такие  заслуги? Подождите, так вы не журналистка?
-Нет, Я  просто видела, как он выкинул  из  машины девушку
-Я же говорю, что это  был не он
Там, рядом с девочкой,  я  нашла  удостоверение вашего помощника.
-  Удостоверение? -  замешкал  на миг  Горелов, но тут же собрался мыслями.  – Ну, допустим, удостоверение.   Его тоже  подбросили  коммунисты. Так что обращайтесь прямо к Зюганову.
-А может, рассказать обо всем  журналистам?
- Это ваше право. Хотя…  за  возвращение документа полагается вознаграждение, -  решил подстраховаться Горелин.  - Позвоните Дмитрию. Я  дам  вам  его телефон.

             Яна  вышла в зал, Тамарка задерживалась с перерыва.   Патлатый тинэйджер стоял,  прислонившись  к  входной  двери салона, досмаливая сигарету. За стеклянной дверью к остановке  подкатил  трамвай, высыпали пассажиры. Тамарки среди них не оказалось.
   Яна   открыла дверь, перевернула табличку.
 -  Давай, заходи,  перерыв кончился.
     За полгода  работы мужским парикмахером, ей  еще   не приходилось делать прическу  ирокеза, но талантливая во всем, она без тени смущения взялась за дело. Руки  работали  бойко и уверенно, а мысли снова и снова возвращались к предстоящему разговору с  Дмитрием Зарецким.
   «А что если   машину и в самом деле  угнали  и  Зарецкий этот  никакого отношения не имеет к несчастной девочке? С другой стороны –  причем тут  коммунисты? » 
  Юный  балбес  без сожаления смотрел,  как из-под зубьев машинки, вокруг будущего хохолка,   слетают  нежные  пушистые завитушки. 
  Наконец прибежала с обеда  Тамарка  и  сразу же принялась  обслуживать   гастербайтера  с кавказской внешностью. Наводя порядок на его заросшей шевелюре, она рассказывала о  своих семейных проблемах.
    Она поздно родила, замужем никогда не была,  и в каждом приличном клиенте видела будущего мужа или хотя бы любовника.       
      По телевизору  начался дневной выпуск новостей.
     Телевизор  был  установлен   в  зале крохотной  парикмахерской таким образом, чтобы  мастера  и  обслуживаемые клиенты   могли видеть  в зеркале,  что происходит на экране.
            Яна  взбивала хохолок ирокеза  на  темечке клиента, когда диктор сообщила о происшествии  в редакции еженедельника «Новое Время»
   - Опять кого-то  взрывают, - вздохнула Томка. –  Ведь жили же раньше как люди, никто никого не убивал. Дружили…
   - Правилно говорыш, клянусь честны слово, мялядец,  умный женщина, – чмокнул губами в знак одобрения гастарбайтер,  - не дают, да, людям  жить…
   - Вот и  дергали бы к себе, - встрял тинэйджер.
     -  Ада,  ты кто такой, на свой голова посмотри,  петушиный.
     -  А  вы…  чучело  отстойное… - задергался тинэйджер.
     -  Не хорошо так со старшими разговаривать! – заступилась за гастербайтера Томка.
      -   Дайте же  послушать, -  всплеснула руками Яна
  На экране корреспондент НТВ  обращался  к  Максиму  Великанову
-   Скажите, Максим, не имеет ли  данный инцидент отношение к вашей служебной   деятельности?
   - Это происшествие имеет отношение к несчастной таджикской  девочке, которая вскрыла себе  вены,  чтобы  не достаться  помощнику депутата Госдумы, - вмешался Николай и сразу заинтриговал корреспондента. - Снимки,  которые я сделал…
       Яна вздрогнула и  машинально  срезала  ножницами  хохолок   ирокеза. И сразу же раздался дикий вопль тинэйджера.
 - Мялядец, дочка, мялядец, - одобрительно закивал гастарбайтер.               
- Убью обоих!- взорвался тинейджер
- Ада, ты  кто такой? Давай, до свиданья!



14.

Прокуроры тоже  плачут

      Небольшая, но  широко разрекламированная статья  Максима Великанова, в  которой сообщалась о несчастной девочке, выброшенной из автомобиля Дмитрия Зарецкого, не осталась без  внимания  Павла  Алексеевича Кочкарева -  генерал- лейтенанта юстиции,  заместителя генерального прокурора страны. Да иначе  и  быть не могло -  ведь  Дмитрий  Зарецкий  был мужем  Верочки, его единственной, горячо любимой  дочери,  ради  благополучия   которой  он   и  жизни  своей  не пожалел бы.   
         Мрачные подозрения закрались в мысли   грозного  стража   законности.  Он вспомнил,  как  несколько дней назад  Дмитрий позвонил  ему  в  рабочий кабинет  и,  захлебываясь от  негодования,  просил  защиты  от произвола милиции:  «Вместо того,  чтобы ловить настоящих преступников, они  беспокоят грязными подозрениями порядочных людей...». Загруженный работой, генерал  не стал  вникать  в суть дела, а  сразу же  набрал   прокурора  округа  и  попросил  его  разобраться  в  деле  зятя  и  при необходимости  оказать ему помощь.
       Конечно,  Дмитрию помогли: одного звонка из прокуратуры было достаточно, чтобы с  Дмитрия сняли  обвинения.  Но в  стране есть еще  и четвертая власть –  пресса,  и  от нее    так просто не отмахнешься. А  такие журналисты, как  Максим Великанов, обещаниями не разбрасывается, и если  он в своей статье  заявил, что разберется в этом деле, «невзирая на чины и звания», а намек этот Кочкарев  принял и на свой счет,  значит,  разберется. Несмотря на то,  что  Великанов фактически бросал ему вызов, Павел Алексеевич не испытывал  к  журналисту  той ненависти, которую испытывал к зятю. Как  бы там   ни было,  Великанов  выполняет свою работу.   А  вот  зятек  уже  давно испытывал  терпение  большого прокурорского начальника.
       Отложив  в  сторону газету, Павел  Алексеевич  набрал  по недавно появившейся в Москве сотовой связи   Дмитрия  и  потребовал объяснений.
      Дмитрий  ждал этого  звонка  и сразу же стал ловко изворачиваться.
       -  Я  ни  при чем, папа…   Ну зачем мне  уличная девка,  когда у меня жена красавица? Они устроили   обыск…  Даже не посчитались, что я ваш зять…  Хорошо, что  Вера  в «заграницах»  и  не видела  этого ужаса.  Они перевернули всю квартиру  вверх  дном, подбросили, гады, какую-то вшивую тюбетейку…
    -     Я в курсе, можешь не пересказывать. А что  машина?
    -     Машину угнали…
    -     Угнали,  говоришь?
    -     Да,  угнали…
    -     А  потом  сами же к подъезду и  подогнали, так что ли?
    -     Вы  мне не верите? Разве я посмел бы вас обмануть!
    -     Что  же за враги  у тебя такие? Мне не понятны их мотивы
    -     Я  уверен, что  эта  акция  спланирована врагами депутата  Горелина: запачкав грязью меня,  они рассчитывали скомпрометировать его, вот  и  наняли  для этой   цели стервятника Великанова,  большого мастера всякого рода газетных инсинуаций. Вам не кажется странным, что известный публицист занялся таким пустяковым делом.
     -     А взрывное устройство кто ему подложил?
     -     Я не удивлюсь, если выяснится, что его  подложил в свою машину сам Великанов.  А потом - мало ли он людям крови попортил.
    -    Другие версии есть? - спросил почти издевательским тоном прокурор
    -   Есть.  С  того дня, как я  объявил,  что собираюсь баллотироваться в Мосгордуму по нашему избирательному округу,  в моей жизни вообще стали происходить странные вещи.
-  Имей в виду, Дмитрий!  Если с головы Великанова упадет хоть один волос – у тебе будут большие неприятности.   
   И прокурор бросил трубку.

       Выяснив, что  у  Дмитрия  есть хоть какое-то  оправдание, Кочкарев немного успокоился  и решил, что сюрпризов на эту тему  больше не будет. Но через несколько дней,  после выхода в  свет статьи   Максима  Великанова,  к  Кочкареву  на прием  записался  сотрудник  9  отдела  ГИБДД  ГУВД   Москвы  капитан  Новиков.  Он заходил   боком  в кабинет важного прокурорского начальника, и  по  его бледному  лицу  было видно, как он  волнуется. Бдительный  гаишник  рассказал о том,  что  в  тот злосчастный  вечер, примерно за полчаса до  происшествия под мостом,  он остановил «Мерседес», производивший разворот в не положенном месте. Водителем  оказался  сам  Дмитрий Зарецкий, да еще и в  не трезвом состоянии.
    -  Вы не ошибаетесь? - спросил прокурор,  раздувая ноздри и барабаня пальцами по столу.
    - Как же ошибаюсь, товарищ генерал,  – он мне удостоверения помощника депутата показал.
           Расспросив  гаишника  о делах по службе, он  отпустил  его,  пообещав свое покровительство. Как только  дверь за ним закрылась,  генерал  ударил по столу  и  крепко выматерился:    «Еще  папой  называет, сука брехливая!»
   Он позвонил  Дмитрию из своей  персональной машины,  по дороге домой.  Дмитрий, ни о чем не подозревая,  стал  расспрашивать тестя о здоровье. А затем посетовал на  Веру, что не звонит ему .
    -  Так тебе и  надо! -  взорвался  прокурор.
    -  Что случилось, папа?
    -  А   не  хрена малолеток совращать! Извращенец проклятый!
    -  Я  же  клялся! Это  клевета…
    -  А   кто  перед гаишником  размахивал  удостоверением помощника депутата,  да  еще с пьяной рожей.  Идиот! Кретин!
    -   Я тебе   все  объясню, папа…
    -   Пошел ты…
    -   Я не виноват, папа…
   -    Если с головы девочки упадет хоть один волос…
    -      Разве я посмею…
         И чтоб к журналисту этому близко не подходил! И Хромому своему передай, а то я вас всех закрою. Ни на что не посмотрю!
    -     Я все объясню…
Но   прокурор бросил трубку.

     000 

            Павел Алексеевич слишком хорошо знал своего зятя и поэтому не поверил  ни единому его слову. Он знал  о  его  связях  с  бандитской мафией,   знал о  том,    что   в  стенах  развлекательно-оздоровительного  центра  «Мальвина», принадлежавшего  Дмитрию, успешно функционирует подпольный  публичный  дом  для  обслуживания высокопоставленных  персон. Знал, что  Дмитрий является менеджером воровской малины.   Знал  еще  и  то, что, чертов бабник,  не  пропустит ни одной юбки  и  способен на любую пакость.  Знал,  но  ради  спокойствия    Верочки  закрывал  глаза на все его гнусные  проделки. И   даже  вынужден  был в некоторых случаях прикрывать подлеца.  Прокурорский  иерарх  не мог позволить негодяю бросить тень   на  семью. А  ведь стоит ему оставить Дмитрия без своего покровительства, и  бывшие конкуренты, которых Дмитрий  гнул и  наклонял с помощью бандитской мафии и продажных чиновников, разорвут его на части.
      Кочкарев   не уважал Дмитрия  как человека, презирал как мужчину -  слащавого, вкрадчивого, неискреннего. Все в нем  раздражало его -  голос, манеры, походка. Единственное, что  подкупало в  Дмитрии,  это то, что он относился к падчерице, Светланке,  как к родной дочери.  Даже хотел  удочерить, но Павел Алексеевич воспротивился  и  настоял, чтобы Светланка  переехала к  нему.
      «Эх, если б  Александр был жив!» – сокрушался прокурор, вспоминая первого мужа  Верочки, своего приемного сына,  которого  любил,  как  родного. Вот с  кем  Вера  была  счастлива, - вздыхал прокурор. А как Павел Алексеевич    радовался,  когда у них родилась  дочь,   Светочка.  Все   у   ребят   складывалось  замечательно.  Александр служил   в  МУРе, числился   на хорошем счету и  наверняка дослужился бы до генерала, если  бы не трагическое стечение обстоятельств. На одном из зданий по задержанию особо опасных  преступников  Александр пренебрег осторожностью и был  ранен  в голову.  Через три  дня, не приходя в сознание,   скончался в  больнице.
       Три  года   Вера  оставалась безутешной   вдовой. Какие только мужчины не подбирались к ней. И  с   намерениями завести семью, и   с  намеками на  романтические свидания,  но  она  отвергала  все  предложения, отказывалась от    ухаживаний, избегала знаков внимания. Казалось, она никогда не выйдет замуж. С головой ушла в   бизнес, открыла турагентство, салон красоты, поставила бутик на Тверской, кроме работы ничего не желал знать. Превратилась в  этакую железную бизнес-вумен. И  надо же -   выбрала  негодяя! Прокурору было вдвойне обидно, что  место  Александра в  жизни дочери  занял   человек,  который связан  преступными  узами с  теми,  из-за  кого  Александр  погиб.   
    За несколько дней  до свадьбы дочери прокурор   уже знал всю подноготную  Дмитрия.   Брак  мог  расстроиться, но Вера и слушать ничего не хотела, а  отец  не мог пойти  против воли  любимой дочери.  На его  компромат  о   темных  делишках  Дмитрия, она  ответила, что «после распада Союза,   вся  страна - одна  мафия. А  все  потому, что государство не  защищает своих граждан,  и  они вынуждены искать защиты  у бандитов. 

       Долго прокурор терпел  выходки  Дмитрия, но всякому терпению приходит конец. Тем более  что  в  последнее  месяцы  семейная  жизнь  дочери  с   Дмитрием  совершенно разладилась  и  дело шло к разрыву. Если б  не  ясновидящая  Пелагея, бабка из сибирской глухомани,  уверявшая   Веру, что  никуда  она  от  Дмитрия  не денется,  а  он  от  нее, то,  вероятнее всего, супружеская пара давно бы распалась. Да и   что это за семья такая, возмущался Павел  Алексеевич,  где  каждый  предоставлен сам себе.  Вера могла  по  несколько  дней   не появляться  дома, ночуя  то   у   себя  на  квартире, то у  родителей.  Дмитрий  тоже  не отставал - мог  исчезнуть  на недельку-другую  неизвестно куда.
      В последнее время Дмитрию то  и  дело приходилось слышать от  общих друзей  и  знакомых,   что  Вера  всюду  таскает  за  собой   смазливого  бойфренда, бывшего стриптизера,   и  это   становится неприличным.  А  Вере доносили,  что  муж  появляется  в   публичных местах    с    девушками легкого  поведения, а недавно  спутался с  известной топ-моделью и актрисой  Ириной Гагариной. Девочки легкого поведения  не так возмутили бы  Веру, как красавица  Ирина Гагарина. Вера была в бешенстве.
      За последний месяц  супруги   ночевали  дома под одной крышей раза три-четыре, и  каждая такая встреча заканчивалась грандиозным скандалом.
     -  Как ты  можешь появляться с любовником там, где меня знают!? – возмущался Дмитрий. – Мне стыдно перед друзьями.
     - А  ты!!! - перекрикивала его  Вера Павловна.  -  Как ты  можешь  шляться  с проститутками!  -   И,   в  лучшем случае,  принималась бить  посуду. В  худшем -  бросалась на  мужа,  выставив перед  собой   растопыренные   пальцы   с  длиннющими  ухоженными ногтями, и  как он  ни  уворачивался,   ей  всегда удавалось расцарапать ему  грудь, шею. Лицо его она берегла, даже в состоянии аффекта.  Но если,  уклоняясь, от ее  хватких пальцев, он  случайно причинял  ей хотя бы малейшую боль,  начиналась истерика,  и,  чтобы не сойти с ума от  ее истошного  крика, он  сбегал из дома.      
    Нельзя сказать, что отец  до сих пор  спокойно взирал  на страдания дочери.  При всяком удобном случае он старался ей открыть глаза на безнравственную  преступную жизнь ее мужа,  убеждал в необходимости расторжения брака, затрагивая струнки ее болезненного самолюбия.
    « Жить с  человеком, который тебе изменяет на каждом шагу, с кем попало, значит, не уважать себя», -  твердил он  упорно, но  безрезультатно.  А тут,  перед отлетом  в  Египет,   перед самой регистрацией  в аэропорту, она  вдруг сама  сказала отцу, что больше не желает жить с  таким негодяем, как Дмитрий, и по возращении  из тура, намерена с  ним развестись.
   - Молодец, одобряю, дочка,  - вздохнул облегченно отец. - По нему давно плачут нары.
   Но, в  отличие от  отца,  она  все-таки  не считала мужа  преступником –   только бабником,  и  если  бы  Дмитрий   хранил супружескую верность,  других   претензий  у  нее  к нему не  было  бы,   да  и быть не могло.
             «О каких подлецах говорит папаша -   Дмитрий даже не убил никого».
                Жена   прокурора, Валентина Сергеевна,   федеральный судья Центрального  округа Москвы,  редко  баловала  мужа  вкусными  блюдами. Сегодня  она  постаралась и приготовила  ему точь-в-точь по рецепту поваренной  книги   долму  в  виноградных листьях, блюдо, которое  они  ели  в   кавказском  ресторане. Но  Павел  Алексеевич,  прямиком  направился  в свой домашний кабинет.
- Ты совсем не будешь ужинать? –  переспросила она тихо, почувствовав, что муж не в духе.
     -   Попозже, Валечка,  надо  поработать с  документами.
     После неприятного разговора   с   зятем,  ему  захотелось услышать голос  дочери,  и   он   позвонил   ей в гостиницу.
    - Как дела, дочка?
    - Все хорошо, папа, собираюсь  на  пляж,  -  вместе с родным  голосом  дочери,  из  трубки хлынули веселые голоса, шелест волн,  и  его словно обдало запахом моря.   А  он  так давно не отдыхал…
   - Я слышу шум моря, в чем дело?
  -   Это телевизор...
    -  Что  нового?
    -  Тут  за мной  ухлестывает   бизнесмен  из  Гамбурга.  Почтенный  дядечка, аристократ. Ты меня слышишь?
   -  Да, говори,  дочка,  слышу   хорошо…
   -  В общем, он  предлагает мне руку  и  сердце.
   -  А Интерпол  его  не разыскивает?   Таких баронов…
   -  Да  нет, что ты…
   -  Давай  данные - проверим…
   -  Да нет же, говорю тебе  -   я  сама  уже все  проверила:  настоящий барон.
   -  Тогда  пусть   немного подождет – сначала  надо развестись с  негодяем.
   -  Что он опять натворил?
   -  Ничего не натворил  -  просто он  мизинца  твоего не стоит, дочка. Смотри,  не перегрейся…
   -  С детских лет  у  нее  от жары шла кровь  носом,  и он переживал
   -  Я  тебя  целую.
   -  Я   тебя тоже  целую.

          Фотография  дочери, на  которой  ей  было  восемнадцать,  в  рамке  под   стеклом,    неизменно   стояла у него на рабочем столе  дома  и  в  его прокурорском  кабинете. Она  очаровывала  его,  согревала   душу,    помогала    жить  с ощущением света в  конце туннеле в этой  сложной  переменчивой жизни. И  вместе с  тем,  как  далекая,   недосягаемая  звезда,   навевала  светлую  грусть.  Вера   была   очень  похожа  на свою мать, а  на этой  фотографии  сходство было  поразительным. В   лице    Веры   так легко  и  осязаемо угадывались черты  Майи, ее матери, первой жены прокурора,  что  каждый   раз,  замечая это поразительное  сходство, он   замирал  от волнения  как перед неким таинством. Не только лицом,  но  и  всем   своим  обликом и манерами  Вера напоминала ему  первую жену,  У нее  были такие  же, как у матери  синие глаза, стройная фигура,   уверенная,  стремительная  походка   и   манера  говорить с людьми   с   гордо  вскинутой  головой. Так же,  как  и  Майя,  сталкиваясь с  малейшей несправедливостью, Вера  презрительно сверкала красивыми, слегка холодноватыми глазами в лицо опасности. Так же,  как и  у   Майи, глаза  Верочки   наполнялись светом любви, когда она  была счастлива. И   голос  у  Веры  такой  же звонкий   и   чарующий.                *
      Павел Алексеевич  вглядывался в фотографию дочери и сквозь нее все яснее проступили черты Майи. Кадры далекой молодости наплывали,  как пробудившиеся сны.  Когда и он был молод, полон  сил и надежд.  Память   крутила  кино воспоминаний.
       В  годы   хрущевской   оттепели,  казалось,  сами   люди  потеплели,  стали добрее, доверчивее. В воздухе  царила атмосфера доброжелательности.  Слово «товарищ» не вызывало  злой  иронии. Газеты постоянно сообщали о трудовых свершениях народа под руководством партии. А  полет Юрия Гагарина  наполнил сердца советских  граждан  гордостью за свою великую страну.  И если бы  кто-нибудь  сказал,  что СССР  ждет такая  близкая  по историческим  меркам  катастрофа,  его приняли бы за сумасшедшего.  Нет,  даже сумасшедшему такое  не могло прийти в голову -  что народы  братских республик, добровольно связавшие свою судьбу  с  Россией,  вместе  победившие  фашизм  превратятся  в неуживчивых  соседей!
     Это было романтическое время, когда  люди не боялись  знакомиться на улицах, на площадях, в скверах, в метро. Когда мы были самой читающей страной в мире, самой спортивной, самой  космической.  Остались позади годы сталинских  репрессий, послевоенной разрухи. Страх превратиться в лагерную пыль постепенно  улетучивался из сознания людей. Стало легче дышать, веселее жить. Творческие силы народа высвобождались из полувекового идеологического гнета.  Физики становились лириками, поэты собирали стадионы. У страны появился  шанс пойти  по  демократическому  пути развития.  Но, увы, чиновники не позволили…
      Это было время, когда Павел был молод, полон сил и надежд.               
      Павел  увидел  впервые  Майю на сцене студенческого театра,  она играла шекспировскую Офелию.  Порасспросив ребят, он  узнал, что  самодеятельная актриса  - уроженка Новочеркасска,  учится на филфаке, готовит к изданию сборник лирических  стихов.  Его  предупредили  -  чтобы  губы особо не раскатывал:  с ухажерами  девушка не церемонится,  отбривает   сходу.  Сам генерал  в молодости  был  красавцем,  да  и  сейчас производил на женщин  неизгладимое  впечатление. Высокий, стройный, подтянутый.  Глаза большие, выразительные, особо привлекательным  его  делали  волевой подбородок и  густая, теперь уже посеребренная благородной сединой,  курчавая  шевелюра.
     Три  ночи  не спал молодой Павел - студент юрфака, -  сочиняя стихи для Майечки, исписал общую тетрадь. Признания  в любви  в стихах  получалось длинными,  скучными, местами  прозаичным,   и он  все  повычеркивал,  решил оставить  только одно четверостишие, на его взгляд интересное.   С этой тетрадкой он и  подошел  к  ней  впервые и  попросил  посмотреть  стихи.
      То ли  Майя  оценила его поэтический потуги, то ли сам Павел приглянулся ей, но на предложение сходить вместе в кино, она согласилась. Затем  она  сама водила  его по театрам и  музеям.  А   через  неделю  он  привел  ее   к своим родителям. Отец  Павла Алексеевича,  райкомовский  работник,  посоветовал сыну не спешить, приглядеться к невесте.   А   мать,  заврано,   узнав,  что   Павел  собрался  жениться  на  малознакомой студентке,   девушке  из   глубинки,  которая  мечтает стать  поэтессой,  открыто  запротестовала.  Она вообще с подозрением относилась   к  людям искусства. Только  Павел   не мог  понять,   как  Майя,    такая  красивая,  талантливая,  умная  может кому-то  не нравиться.   «Да,  она  не москвичка, - рассуждал  он, -  но  она  сама  приехала в  Москву и  поступила в лучший  университет страны. И  что   ей   московская  прописка – за ней ребята толпами ходят.  А   она   всем  предпочла его одного!»  Не дождавшись родительского благословения, они тайком  расписались, и  родителям ничего не оставалось, как смириться с этим  фактом.
    Поскольку мать  Павла  ни  за что не ужилась бы   под одной  крышей  с невесткой,  которую сразу  невзлюбила, молодожены  прожили несколько лет  в студенческой  общаге МГУ,  а   когда родилась Верочка,  отец  Павла  выхлопотал  им  квартиру.  С  рождением  Веры  и  свекровь  наконец  потеплела к невестке.  Помогла ей  устроиться на работу в  крупное издательство, делала подарки, стала называть дочкой. Будущее  казалось безоблачным.
       Первые годы совместной жизни они всюду появлялись вместе.  Майя  водила Павла  за собой на литературные вечера, выставки, театральные премьеры, концерты.      Майя  была  необычайно общительным,  жизнерадостным человеком.  Она  рвалась  к свету,  к  людям,  к  природе,  любила  принимать  в  своем   доме  гостей  из творческой  среды. Между тем среди них   бывали   представители   богемы и андеграунда , что для  Павла будущего работника прокуратуры было  совсем  нежелательным.  Вскоре Павла  назначили следователем  районной городской прокуратуры, времени свободного у  него  почти не оставалось.  Майя все чаще  появлялась  на людях одна. Иногда возвращалась домой под  утро. Нередко под вечер срывалась с друзьями в   кафе  на   мороженое с охлажденным шампанским.    А  Павел  стал  предпочитать шумным компаниям телевизор, центральные газеты, книги  по криминалистике и  юриспруденции. Избегал случайных знакомств в отличие от жены. На этой почве стали  возникать первые скандалы.
      Майя была очень самолюбивой, и  критику в свой адрес  принимала в штыки.  К тому же увлеклась алкоголем.
     Майя    ушла   от него  к  Сорокину,  когда  Верочке  исполнилось семь,  перед   школой. Словно  бесы    вселились в  нее. Никакие уговоры не помогли.  Друзья, родные, близкие   просили  Майю   одуматься.  Даже гордая,  властная  мать Павла, видя  страдания  сына, звонила  ей  и  просила  не разрушать семью.   Но все  бесполезно.  Как  будто околдовал  ее  этот  режиссер  Сорокин. И  знала  она его всего-то  несколько месяцев, пока они вместе писали сценарий  к его будущему фильму.  Он   внушил  ей,  что,  помимо литературных способностей,  у  нее  дар актрисы,  дал  ей   роль второго  плана в  своем фильме, потом неожиданно  сделал   предложение. Получив  согласие,  Сорокин  развелся  со своей   женой,  а  Майя - с Павлом.  Забрав   Верочку,  Майя   переехала  к  Сорокину. Родители  требовали от   Павла, чтобы  он  попробовал  отсудить дочь. Но   Павел   не решился на этот шаг.
    Квартира, в  которой  было светло от  любимых глаз,  звучали родные голоса,  наполнилась ужасом. Жизнь для него потеряла смысл.   Чтобы   не сойти с ума  и  не застрелиться,  он   написал   рапорт  с  просьбой  отправить его куда-нибудь  подальше  от столицы.  Семь лет он  проработал природоохранным   прокурором  в   Забайкалье, потом следователем в одном развивающемся промышленном  городов   Восточной Сибири.  Каждый  год, в  отпуск,  приезжал  проведать  родителей,  друзей,  повидаться  с  дочерью. Ему больно было слышать от  Верочки, что у нее теперь  два папы.
   Наверное, он и не вернулся бы в Москву,  если  бы  в один из таких приездов  мать  не познакомила  его  с  дочерью своей  подруги, Валентиной, судьей  районного  суда  столицы. Это  было  под   Новый год. Подходящее  время  для важных судьбоносных начинаний.  У  Валентины  так же, как и у него,  не сложилась с первой попытки семейная жизнь,  Она жила с сыном, Сашенькой. Железная леди советского правосудия, неподкупная и несгибаемая, тем не менее, она остро нуждалась  в мужском плече, к тому же   влюбилась в Павла с первого взгляда.
    Через месяц они  расписались. Отец  помог ему  перевестись  в  Москву.  С   Сашкой –  сыном  Валентины  Сергеевны –  проблем у Павла не было. Мальчик быстро к нему  привык и  стал называть его папой,   Павел  Алексеевич  относился к нему   как   к  родному.  А  вскоре  Саша  и   Вера  подружились,  и  это  было  как нельзя кстати. Тогда-то  мать  Павла  подала  ему  идею,  намекнув: «Вот растет жених для  Веры».  Впоследствии  так и случится, Вера  и  Александр  полюбили друг друга и  поженились. Но счастье их длилось недолго.  Александр трагически погиб.
       Прокурор никогда не  бывал у Сорокиных, ни разу не встречался за эти долгие годы с Майей. За  Верой первое время ездил  отец Павла, а потом она стала приходить сама.  О Майе Павел  слышал, что  артистка  из  нее  не получилась, правда, написала она несколько сценариев  в соавторстве с Сорокиным,  которые были  им же экранизированы, но серьезного успеха эти фильмы не имели. Еще слышал, что  Майя  много  пила, морально деградировала. Закатывалась и карьера режиссера Сорокина.
     Наступили андроповские времена.  Кочкарев  тогда  уже  работал  районным прокурором в Москве. Время было строгое,  ответственное, задерживался допоздна. Как  и  в годы хрущевской оттепели, мелькнула надежда на возрождение страны:  «А может оно и не за  горами - светлое  будущее? - думал прокурор. 
     В один из  зимних вечеров,  когда,  закончив  дела в прокуратуре, Павел Алексеевич  собирался  домой,  к  нему  в   кабинет  вошел   Сорокин, Осунувшийся, заросший,  по  выражению его лица  было  видно, произошло  что-то трагическое. Сорокин  рассказал,  что  Майя  заболела страшной, быстротекущей болезнью, что дни  ее  сочтены  и  что  она  хочет  перед  смертью  проститься  с  ним.   Павел Алексеевич  словно окаменел,  сделался  холодным  и  неприступным, как статуя на Лубянской площади.   «Мне это ни к чему», –  ответил он  жестким отказом.  Режиссер долго упрашивал его,  взывая   к   человечности. Но прокурор  остался  неумолимым. Поняв, что  настаивать  больше  не имеет смысла,  Сорокин  сказал прокурору,
  « А ведь права была Майя, когда ушла от вас»
   
    На следующий  день   Вера  (ей было уже шестнадцать  - взрослая девушка) позвонила отцу на работу. Плача в трубку, упросила  его  сходить   к  матери.  Вера  не  только внешне была похожа  на мать,   но   и  характер  у  нее  был материнский. Он  понял, что если  не пойдет  к   Майе  в  больницу, то  дочь  ему  этого  постыдного  поступка никогда не простит.  И он пошел. 
     Майе оставались считанные дни. Как бы  человек не готовил себя к встрече с обреченным больным, увиденное всегда поражает  воображение. Только глаза Майи лихорадочно блестели, напоминая о ее  былой  красоте. Она держалась из последних сил  на  обезболивающих  препаратах.  Она  не просила прощения, не плакала. Она  потребовала, чтобы  он забрал  Веру  к  себе.  А  потом вдруг сказала,  что любила только его  в  этой жизни  и  что все  произошедшее с  ними  -  злая шутка судьбы.   Игра поэтического воображения, тщеславие… Этих слов  было   достаточно  Павлу,  чтобы  все  забыть,  все  простить.
    Встав на колени у  ее  кровати,  он  целовал  ей  руки.  Уверял, что  она  обязательно  поправится, что спасет ее, устроит  в кремлевскую клинику…
    -   Мы  все равно встретимся, - говорила она в бреду,  - когда-нибудь, где-нибудь…  Эта жизнь не может быть  такой безнадежной…
    Через несколько дней  она  умерла. 
 
     Стук в дверь вернул прокурора к действительности.
   - Ну что, Пашенька, может, поужинаем?- раздался   за спиной  голос Валентины Сергеевны  Она подошла к нему сзади, обняла за плечи, прижалась  щекой  к  его щеке.
  - Да- да,  конечно, -  ответил он растерянно.
     А у меня хорошая новость
 - Звонила Светлана из Сиэтла. Стажировка проходит успешно…               

      

15.               
         
        Джамиля шла на поправку. Ее уже перевели в общую двухместную палату, у дверей которой посменно  дежурили охранники.  В течение недели Максим и Николай  регулярно наведывались к Джамиле. И непременно   с гостинцами. Махоч,  не задумываясь о последствиях, опустошал домашний  холодильник, забирая  попадавшиеся под руку деликатесы, которыми снабжала семью запасливая  Галина – ревнивая  и быстрая на расправу жена папарацци. Максим баловал  девочку мягкими игрушками и восточными сладостями, а еще   одаривал ее  живыми цветами.
   Если   вначале  Джамиля   с    подозрением   отнеслась  к  друзьям,  то  через  пару  дней,  узнав  их  поближе,  прониклась  к   ним   доверием  и  симпатией.
     Каждый   вечер,  сгорая от   нетерпения, она  ждала их прихода  и не могла  скрыть  радости,  когда они входили в палату.  По сути,  они   вернули ей веру  в  людей,  в  человеческую доброту. 
     Добродушный,   веселый   Николай по-прежнему  смешил ее,   выкидывая различные  хохмочки.  Она, конечно же,  хотела бы  иметь   такого  брата,  как  Махоч.  А  вот  суровый  на  вид   Максим заставлял  трепетать ее сердечко. От сознание  того,  что  сильный   могучий  мужчина   дал  ей  свою кровь, захватывало дух,  как на краю пропасти. «В моих жилах течет его кровь, бурлит  как горная  речка…  Мы  с  ним одной  крови… А ведь он  даже  не мусульманин… Он такой же сильный и  смелый,   каким  был  мой папочка».
        Когда  ребята уходили, в  ее  больших  как  вишенки глазах снова отражалась безутешная  грусть. Девочка  боялась заглянуть  в  будущее. Что  ее  ждет  в огромном городе,  среди  чужих  людей.
      Еще   страшнее  ей  было  заглядывать в   недавнее  прошлое.
       «За что   Аллах  отвернулся  от  нашей семьи?   Неужели только за то, что ее  отец  служил на погранзаставе?  Но ведь банда одноглазого  Абаса  несла людям  белую смерть.  А  может, за то,  что отец   молился не пять раз в день, как того требовали  моджахеды, а только три,  и   то, не  в мечети, а дома? За что они так не любят русских. Мама рассказывала, что благодаря русским у нас в селении появились врачи, учителя…»
       Друзья не торопили девочку с рассказом о том, что с ней произошло, не задавали наводящих,  вкрадчивых  вопросов, как  обычно поступают в  таких случаях  журналисты. Но когда Максим показал ей фотографию Зарецкого, наступил, как говорится в таких случаях,  момент истины. Джамиля узнала в человеке, изображенном на ней  своего покупателя. Одна слезинка упала на фотографию, растеклась по лицу  Дмитрия. «Красив, подлец,  красив, - подумал  Махоч. –  будь я бабой, влюбился бы в гада, как пить дать. Не одну, видать, женскую душонку сгубил».
- Это и есть тот человек? - спросил Максим. – хотя и так все было ясно. - Девочка опустила влажные ресницы.
     Однако слезы быстро высохли на  глазах, и она  тщательно подбирая слова, сама поведала о своих злоключениях.
    - Ну, держись, гад! -  пронеслось  в голове Максима, теперь не отвертишься. Ребята были потрясены ее рассказом. И искренне ей сочувствовали  Конечно, возвращаться домой пока ей  нельзя было. Куда же  ей деваться после лечения?
       Максим   пообещал   Джамиле, временно,  где-нибудь  ее  пристроить.
   -  Да  что  там  думать,  пусть  пока  поживет у тебя, - решил за всех папарацци,  за  что  едва  не схлопотал от  Максима подзатыльник.
   Соседка Джамили по двухместной палате,  пенсионерка тетя  Надя,  добрейший  души  человек,  вначале   приняла   ребят  за работников милиции.  Узнав,  что  они  журналисты,  напустилась на них с критикой. «Это вы помогли развалить мою страну, в которой мы  жили как браться и сестры. Но узнав их  поближе, смягчилась: «Нет, вы не такие, вы хорошие,  вам можно верить. И стала живо интересоваться,   когда  в  стране  начнется  экономический  подъем.  Консультировалась  по социально- политическим и  общественно-правовым вопросам.  С большим энтузиазмом рассказывала  о  своих  житейских болячках. 
  Выведав  раньше других у  Джамили ее трагическую  историю,  сердобольная  Надежда  Сергеевна  пожалела  скромную тихую девочку   и   предложила ей  пока  пожить у  нее.
 -  Я оставлю тебе  перед  выпиской   свой домашний  адрес и  телефон.
      Она  жила  одна, в Марьиной Роще. Муж  умер,  сын  на   Дальнем Востоке служит  мичманом на  подлодке, дочка в заполярном Норильске, работает терапевтом в поликлинике  Пролежала  недельку старушка,  вшили   ей     грыжу,  и   снова    в  четыре стены, в  свой  домашний монастырь.  Одна   радость - телевизор,  досматривать   длинные латиноамериканские сериалы.
    - Мы подумаем над вашим предложением  Надежда Сергеевна, - поблагодарил сердобольную женщину Махоч, - Не пропадет Россия!  Спасибо за человеческие понятия.
  - Эх...   -  вдохнула  с  грустью женщина,  -  кого мы только не пригревали - целые народы. Мой брат в Таджикистане, на  реке Вахш,  строил  Нурекскую ГЭС.  Не вместе  ли  поднимали  целину  в  Казахстане? А землетрясение   в   Ташкенте? Ведь сообща восстановили разрушенный город. А  что теперь? Разбежались по национальным  квартиркам. Что,  вместе бы не прорвались? Чего  хочешь построили бы. Да хоть и капитализм! А  врозь - полная анархия!
Что же это такое: Украина – заграница! И Беларусь – туда же…
  - Так спасибо скажите - сами   знаете  кому, - кивнул на  потолок Махоч. - Ну  не печалься, теть  Надь,  выберусь  к  тебе  как-нибудь  на днях   и   всыплю  критину,  который  поставил  под  твоими окнами  гараж. За одно и тем, кто разбрасывает там шприцы и  устроил  отхожее  место.
- Приезжай, только  друга  своего прихвати - он  кому  хошь  накостыляет.   Серьезный мужчина. И   Джамилю привозите.
      - Джамиля   пока  нуждается  в  защите от плохих людей, - сказал Максим.
      - А  я  не  защитник? - Надежда Сергеевна подняла согнутые в локтях руки и погрозила бицепсами.
    - Не  напрягайтесь,  а  то  опять заработаете грыжу, -  шутил  Махоч. – Лучше скажите: вам  зять не нужен…   


 История таджикской рабыни



     Женская палата, у дверей которой постоянно дежурил вооруженный охранник, привлекала внимание больных, медперсонала и хозобслуги. И вскоре вся больница пересказывала историю таджикской рабыни. В конце концов, история эта обросла домыслами и стала совсем похожа на небылицу.
А доподлинно было так.
Отец Джамили служил на российской погранзаставе. Он не только принимал участия в боевых операциях против нарушителей границы и незаконных бандформирований, но был и отличным проводником. Житель поднебесного кишлака Гунеш, он как никто другой ориентировался в лабиринте высокогорных троп, знал все лазейки и обходные пути, легко угадывал предполагаемые места привалов. Благодаря его стараниям группы наркоторговцев, переходившие пограничную реку Пяндж, не раз попадали в засаду.
Банда одноглазого Абаса давно охотилась за ним. Караваны этого упыря доставляли опий-сырец и героин из Афганистана в Горный Бадахшан большими партиями. Оттуда, по единственной высокогорной трассе Мургаб -Хорог - Ош, наркотики попадали в Ферганскую долину и через территорию Кыргызстана, Узбекистана и Казахстана следовали дальше - в Россию и страны Балтии.
Позарившись на вознаграждение, которое одноглазый Абас пообещал за информацию об отце Джамили, житель кишлака Гунеш, сын старосты, дал одноглазому Абасу полный расклад об односельчанине, служившем на погранзаставе. За это Абас одарил его скакуном и автоматом Калашникова.
-Аллах рассудит – кто честный человек, а кто собака, - сказал Азизшо, подняв голову. За эту дерзость главарь банды Абас рассек ему плетью лицо.
Джамиля, самая старшая из детей, снежным барсом бросилась на одноглазого главаря, вцепилась зубами в его руку. Абас взмахнул плетью, чтобы ударить дерзкую девчонку. Но рука его застыла над ее головой. Внимательно взглянув на Джамилю, он сразу же оценил ее красоту и решил увести с собой. Но сделать это немедленно, на глазах у жителей кишлака, не мог решиться даже он.
Бандиты вытолкали автоматными прикладами Азизшо из дома и погнали к месту казни, на поляну, на краю кишлака, где обычно проходили собачьи бои.
Старый алабай Азизшо по кличке Джульбарс злобно лаял и рычал, бросался на стальную сетку вольера. Преданный пес излазил с Азизшо сотни горных троп, не раз предупреждал об опасности, а однажды спас ему жизнь, отогнав от хозяина снежного барса.
- Собаке – собачья смерть , - сказал Абас, обращаясь к жителям Гунеша. Этот нечестивец совершил самый тяжких грех, который может совершить мусульманин: пошел в услужении к христианским собакам, чтобы убивать своих единоверцев. Вы должны были сами расправиться с ним. Абас упрекал гунешцев, что они недостаточно набожны. Обещал построить для них молельный дом. Убеждал, что торговля наркотиками нужна ему не для личного обогащения, а для покупки оружия, чтобы бороться за святое дело.
- Я знаю, как трудно вам живется – и приехал к вам не с пустыми руками. Он кивнул на обоз стоявший за его спиной. Здесь мука, сахарный песок, рис, сушенные фрукты.
Вопреки просьбе мужа, жена молила бандитов о пощаде, падала на колени перед Абасом, металась в толпе собравшихся на казнь односельчан, взвыла о помощи.
- Я же учила ваших детей, люди! Мой муж делился с вами последним, что у нас было. Разве не Азизшо привез русского врача, когда твой сын умирал, Рустам, - обратилась она к старосте.
Но никто не решился вступиться за сержанта российской погранзаставы.
В отчаянии женщина бросилась с кулаками на Абаса, Один из бандитов ударил ее прикладом в грудь. Она не удержалась на ногах, упала навзничь. Соседки оттащили Саиду в сторону.
А через несколько минут раздались автоматные очереди. И сразу же стали раздавать провизию. Голодные бедные люди рванулись к обозу, хватали мешки с провиантом.
  Вдруг послышался нарастающий заливистый лай, это Джульбарс прорыв подкоп, выбрался из вольера и мчался на помощь хозяину.
     - Не стрелять! - скомандовал Абас и выхватил из золотых ножен дамасский кинжал. Подбежав к мертвому телу Азизшо, Джульбарс жалобно заскулил. Затем медленно повернулся, грозно зарычал и бросился на Абаса. Одноглазый разбойник выставил вперед руку, обмотанную халатом, в расчете, что собака вцепится в нее и тогда другой рукой он нанесет ей смертельные раны и покажет всем, какой он герой. Но Абас не учел, что собака была обучена защите от ножа. От мощного удара лап Абас потерял равновесие и опрокинулся на землю. Клыки алабая глубоко впились в руку Абаса, в которой он держал кинжал.И если бы Абас не успел достать из прикрепленной к поясу кобуры пистолет и несколько раз выстрелить в собаку, то она наверняка вцепилась бы ему в горло.
- Собакам собачья смерть! – сказал главарь бандитов, окинув звериным взглядом изумленную толпу. – Так будет с каждым, кто посмеет пойти про нас…
   Несчастная Саида каталась по земле, рвала на себе волосы.
Ее крик и стенания отзывались эхом далеко в горах.
- Вы не мусульмане, вы продажные шакалы, - кричала она вслед банде. Аллах вас всех покарает. Вы только прикрываетесь его именем…



   
 Саида не забыла, как смотрел на Джамилю одноглазый Абас, и, опасаясь за судьбу дочери, прятала ее в подполье. И не напрасно: спустя неделю  банда  снова  поднялась  в  высокогорный кишлак Гунеш. 
      Помимо  Джамили  в  семье  было  еще  трое детей:  двое мальчиков – Сохроб и  Хусейн  - одному пять, другому семь -  и    девятилетняя  Зейнаб. Они играли во дворе,  когда нагрянули угрюмые бородачи.
     Оставив охрану за дверью,  Абас  вошел  в   дом.  Саида  сидела в углу при тусклом свете керосиновой лампы. На коленях у нее лежала раскрытая книга поэтессы Гулрухсор Сафиевой. Даже разбитая горем, в черном траурном одеянии, женщина  не утратила природной красоты.
-  Где твоя дочь? - спросил Абас, прищуривая  единственный, подернутый кровавыми прожилками  глаз.
  -   Она в Хороге, у  дяди.
  -   Если ты говоришь правду, я  отыщу ее  и  в Хороге -  у меня руки длинные.
  -   А сейчас, завари-ка мне чаю,  принеси  сухих  фруктов.
Он взял со стола книгу ненавистной поэтессы  Гулрухсор Сафиевой,  но она выскользнула из рук. Одноглазый Абас знал, что стихи этой поэтессы в советское время дети изучали в школах. После развала СССР книги ее  начали сжигать. Абас  нагнулся, чтобы поднять книгу и в неистовом порыве изорвать в клочья. И в этот момент Саида выхватила  спрятанный под халатом  кинжал,  и  бросилась на Абаса, но он  успел  перехватить ее  руку. Другой рукой Саида пыталась дотянуться кончиками пальцев до лица разбойника, чтобы выцарапать ему его единственный глаз.
- Ах ты змея! – Абас наотмашь ударил  женщину кулаком в лицо. Саида упала как подкошенная,  потеряв сознание. Заперев дверь, главарь бандитов бросился на беспомощную женщину. Как голодный зверь на поверженную добычу.
  Джамия поклялась матери  памятью отца, что ни при каких обстоятельствах не выйдет из укрытия. Она слышала скрип половиц, треск разрываемой одежды, животное посапывание и горловой свист Абаса. 
   Как ни старался одноглазый разбойник, ему  не удалось надругаться над  вдовой. Словно пораженная  проклятьем, мужская сила покинула его.
    
        Джамилю  и   еще  трех  юных  соотечественниц,  под  видом  своих  дочерей,   привез  из  Горного  Бадахшана  в   Москву  работорговец и наркокурьер по имени Ахмед. Используя девочек  в качестве живых контейнеров для перевозки высококачественного героина, он в дальнейшем  продавал их «новым русским».  Ахмед   даже  заплатил  матери   Джамили  большие  по  тамошним  меркам  деньги -  500  долларов. Чтобы мать была спокойна за судьбу дочери, обещал   выдать  замуж  за  богатого  правоверного мусульманина,  каких, по его словам,  в  Москве  теперь  великое  множество.
     -  В  российской  столице  сейчас строятся  мечети, много богатых  женихов,  и для красавицы Джамили найдется достойный, - гладко стелил Ахмед, поглаживая по головке юную красавицу. -   Не  долго осталась Абасу топтать землю. Он убил  моего двоюродного брата, оставив сиротами семерых детей.  Его счастье, что он убрался со своими шакалами  из вашего  кишлака. Я хоть и стар, но стреляю без промаха с обеих рук.
       Просвещенная,  проработавшая не один год учительницей в начальных классах  горянка, возвела руки к небесам и,  словно призывая в свидетели  Всевышнего, с горечью произнесла:
    -  Выдай  её  за кого угодно  -  мусульманина или русского, богатого или бедного  - только бы она не досталась шакалу,  который убил её отца.
     Саида подняла  Джамилю  среди  ночи.  Девочка   сдерживала  слезы, чтобы не расстраивать мать. Но они сами брызнули из глаз, когда проснулась сестренка и  братишки. 
Они проводили Джамилю до околицы, родного поднебесного кишлака, где их поджидал Ахмед
   - Запомни, доченька,  пока  идет  война,  пока эти  взбесившиеся шакалы убивают лучших людей нашей родины,  дороги  назад тебе  нет.  Будь прокляты те, кто погубил  великую страну! Кто разрушил нашу дружбу! Не забывай о нас, -  крикнула мать на прощание и расплакалась.
    Джамиля  с  тоской  оглядела силуэты окрестных гор  и  побежала  за  дядюшкой   Ахмедом. Они  медленно  спускались   в   долину. Внизу  ревел   горный   поток.
   В  полдень   они  достигли   Хорога,   там  к  ним  присоединились еще три  девочки, Гюльнара, Хафиза и Сулема, родители и родственники которых были убиты в разгар гражданской войны. Ахмед наказал девочкам, чтобы они называли его дедушкой.
  - И запомните: вы все сестры, в Москве у вас живет дядя, брат вашего отца, которого убили бандиты. Мы едим к нему в гости.
     Для каждой из них он справил липовое свидетельство о рождении, без которых им не удалось бы пересечь российскую границу.Чтобы девочки  случайно не оговорились, имена оставил прежние, изменил только фамилию.
     До  Москвы они  добирались поездом с пересадкой в  Астрахани, где  Ахмед сбросил большую партию опия-сырца.  В получасе еды от столицы, он заставил  девочек глотать пакеты с высококачественным героином предназначенным для вип-персон. 
     Несмотря на все трудности, для  Джамили, никогда не бывавшей дальше Хорога,  это  было увлекательное путешествие. В дороге девочки подружились и поклялись, что разыщут друг друга, как бы далеко не раскидала их судьба.
   Дмитрий встретился  с  работорговцем  в  подмосковном   поселке   Строителей, где  Ахмед  снял  за  небольшую  плату развалюху  с  запущенным огородом. Рабыня   понадобилась  Зарецкому   не  для себя – он  использовал их для налаживания деловых связей с нужными людьми.  В основном - высокопоставленными чиновниками. В развлекательно-оздоровительном центре  со сказочным названием «Мальвина», принадлежавшим Дмитрию, хватало  жриц любви, и  покупать у таджика  рабыню не было бы необходимости, если бы  депутату Горелину  не   пришла в голову бредовая  фантазия - позабавиться с девственницей восточного происхождения. Непременно  с  тюбетейкой на голове.  Взамен Горелин  обещал выбить кредиты для банка «Возрождения», работавшего под криминальной крышей.
   Ахмед   не сразу  решился продать Джамилю.  Пока они добирались до  Москвы  юная горянка покорила его природной красотой. Старый плут и развратник даже подумывал взять ее в жены.  С одной стороны,  юная красавица  украсила бы его жизнь на закате лет, но с другой – стала  бы  обузой  в  опасной,  рискованной работе наркокурьера и работорговца, привыкшего доверять только самому себе. К тому же,  Ахмед был патологически жадным человеком. Правда, он один кормил три семьи. Свою и двух погибших братьев.
   Торговля  живым  товаром  с каждым разом  приносила все меньше дохода: слишком много малолетних беспризорниц в России предлагали себя за гроши встречным и поперечным. Но за Джамилю можно было выручить большие деньги.
  Дмитрий разглядывал девочек, как на кастинге - Гюльнару, Хафизу, Сулему.
Перебрав живой товар  Ахмеда,  Зарецкий  остался  недоволен. Тогда,  вздохнув, словно  теряя любимого коня, работорговец вывел на крыльцо Джамилю и, ощупывая   остренькую седую бородку,  с   грустью  сказал: ”Бери,   хотел  себе оставить, красвицу из райского сада, но, видно, не судьба!». 
Даже в полосатом  мешковатом халате,  в тюбетейке, со свисающими  бахромой вокруг головы слипшимися  косичками, неухоженная, изможденная   от долгой дороги  и  недоедания  девочка  сразу же   приглянулась  привередливому покупателю.
   Джамиля, стоя на крыльце дома,  украдкой глядела на своего будущего хозяина, когда тот  обговаривал  с Ахмедом последние  формальности. Невольно ее  взгляд привлекли два роскошных автомобиля, на которых приехали покупатели.  В одном из них, опустилось затемненное   стекло, и  она увидела господина в темных очках.  Он смотрел в ее сторону,  и  Джамиля стыдливо опустила глаза, потом не в силах сдержать любопытство, украдкой метнула взгляд на него. Мужчина снял очки и покровительственно кивнул ей. Смутившись, она  забежала в дом. Зарецкий с Ахмедом вошли вслед за ней. Почувствовав живой интерес богатого клиента  к  Джамиле, Ахмед  взвинтил цену  – и не прогадал. Господину  Зарецкому  пришлось выложить за глазастую, стройную как газель, худенькую таджикскую девочку  пятьдесят  тысяч  зелеными! Столько Ахмеду  еще не удавалось выручить ни за одну из своих рабынь.
- Вот ее метрика,  все  как  положено. - Девочка здоровая, послушная, приучена к труду. А  как она  поет! - нахваливал проданный товар работорговец.
   -  Поет? Это  хорошо, - усмехнулся Дмитрий. - Однако ей придется заниматься другим ремеслом.
  - Оставь ее себе, не пожалеешь! – сказал Ахмед, шаря хитрыми глазами по ухоженному холодноватому лицу Дмитрия. Старый плут, кажется, попал  в точку. -   Я  вижу по ее глазам: ты ей понравился. Да и  тебе она, по-моему,  приглянулась. Ты  был бы самым счастливым мужем на свете.
 - У нас многоженство запрещено законом, - сказал Дмитрий строго.
 - Разве такие, как ты, живут не по понятиям?
   Но Дмитрий пропустил мимо ушей реплику   работорговца.
 -  Смотри, старик, если  она выйдет из повиновения или сбежит, - предупреждал Зарецкий угрожающим тоном, -  тебе  придется  не только вернуть деньги, но и выплатить неустойку. Известный тебе криминальный авторитет по прозвищу Клещ сказал, что ты надежный человек, с тобой можно иметь дело.
- Не беспокойся. Она  будет  пуглива  как газель, ласкова и  преданна  как собачонка. Будет лизать хозяину  ноги, так приучена.   А если природная скромность и  суровое воспитание   помешают  ей  исполнить волю своего господина в делах сердечных, подсыпь ей  этот порошок, он  протянул Дмитрию мешочек с каким-то зельем. – И тогда  ты легко сорвешь райский цветок.
 - Что это,  героин?
 - Нет, это  порошок для приготовления напитка любви…
   На прощание Ахмед  чмокнул Джамилю в щечку  и  сказал: «Отныне  этот  человек  - твой хозяин,  исполняй волю своего господина.  Он женится на тебе, если ты будешь послушной.  Чтобы ни случилось с тобой – помни: конец  будет хорошим. Ты   ведь  не забыла сказку, которую я  рассказал вам  в  поезде про принцессу и  падишаха.  Не упусти своего счастья.   А за то,  что ты такая умная, послушная девочка – вот тебе гостинчик.  Он достал из кармана халата горсть изюма и отсыпал девочке в ее  вспотевшую  от волнения  ладошку.
    Джамиля прощалась с подружками по несчастью. Девочки  обнялись, прослезились.
-   Всех устрою, никого не оставлю без женихов, - обещал  Ахмед. Надеюсь, что ваши погибшие родители не станут проклинать меня на том свете.

          
17.
         Зарецкий   приказал   отвезти  Джамилю   к  своей помощнице,  Эльвире  Михайловне,  бывшей  медсестре  гинекологической больницы,  которая в советское время  с треском  вылетела с работы за приставания к пациенткам. Эльвира  была полновластной хозяйкой в его  оздоровительно - развлекательном заведении со сказочным названием «Мальвина», под крышей которого скрывался публичный дом для  вип-персон, 
     Там  наложницу   приводили  в товарный вид.  Расплели   косички,  долго   отмывали  в  огромной мраморной  ванне, оборудованной “джакузи” Не жалели шампуня, бальзама, кремов. Одежда её  полетела  в  огонь, тюбетейку,  по указанию Зарецкого, подвергли пропарке  и  оставили девочке в  память о  родине  и как свидетельство ее экзотического происхождения.  Благоухающую,  смущенно глазеющую вокруг  девочку,   усадили  в  гинекологическое кресло. Две помощницы, занимавшиеся  Джамилей, покинули кабинет, когда  вошла  Эльвира Михайловна. Она погладила девушку по головке  и вкрадчиво произнесла:
     - Ты не бойся, я только посмотрю - не обманул ли  нас  твой хозяин,  подсунув вместо девственницы  порченую  проказницу.   Покажи-ка  мне свой бутон. О-о-о!  Восхитительная  перламутровая  раковина  И  жемчужинка  есть .
    Эльвире  Михайловне  не терпелось приласкать  лепестки майской розы. Не в силах  удержаться, она  закрыла  дверь  на  ключ, на ходу расстегивая пуговицы халата.
    Наклонившись  над   девочкой,  отстегнула бюстгальтер,  тяжелые  груди   нависли  над лицом рабыни.
 -    Ты хорошая, послушная девочка. – прошептала Эльвира
сочась    страстью.   Закрой  глазки и делай то, что я скажу.  Тебе понравится. Не бойся …
 - Почувствовав неладное, Джамиля вскочила с кресла и забилась в уголочке комнаты. Обхватив коленки руками,  она испуганно  смотрела на  Эльвиру 
исподлобья.
 - Ты  плохая  девочка, -  пошла красными пятнами Эльвира. - Но ничего,  мы  скоро встретимся, дрянная девчонка.
 Спрятав   свои  огромные, как восточные дыни  груди,  обратно в бюстгальтер  и  застегнув наглухо  пуговицы халата, Эльвира  вызвала  помощницу.
- Дай  ей  какую-нибудь  одежду   и  пусть катится.  Скажи водителю - ярлык качества  у  этой  змеи  на месте.  Тюбетейку не забудь.


      Вечером  господин  Зарецкий собрал  в  своей   новой элитной  квартире,  в  центре Москвы,  веселую компанию из  доверенных и  надежных  людей   и   устроил  в честь приобретения рабыни что-то вроде  презентации. Разгоряченный   алкоголем и поддавшись на  уговоры,  новоявленный рабовладелец пообещал гостям,  что  четырнадцатилетняя  горянка   разоблачится  перед ними  по его команде. Воспитанной  в  строгих  мусульманских традициях, девушке было стыдно  показать гостям даже своё лицо, а не то чтобы наготу.
     По наивности своей Джамиля поверила Ахмеду, что этот  русский, по имени Дмитрий, если она проявит покорность и послушание, возьмет ее в жены и  будет беречь  как зеницу ока.  Смирившись со своей судьбой - жить на  чужбине,  Джамиля решила во всем  повиноваться  своему господину.  «Он   меня будет любить  -  раз  заплатил  такие  большие деньги  И   разве я  не должна  возблагодарить  судьбу,  ведь он не старик,  как дядя Ахмед. Он богатый и красивый. У него такие машины и  охрана.  Дмитрий  Зарецкий как будто был создан для обольщения. Высокий, с вьющимися русыми волосами, правильными чертами лицами и выглядевший гораздо моложе  своих  сорока лет,  он сразу очаровал ее, и она готовилась  отдать ему  всю  свою любовь,  на  которую только способна,  и  быть  преданной  и  послушной  женой.

      Джамиля  лежала  в спальне  и   с замиранием сердца ждала  своего хозяина. Слышала, раздававшиеся  за стеной пьяные голоса   и  с  трепетом   думала о той минуте,  когда гости наконец разойдутся и любимый зайдет к ней для  первой  брачной ночи  и  сделает ее счастливой.Но Дмитрий ввалился  в спальню с совершенно другими намерениями. Путаясь в собственных ногах, добрался до ее кровати,   сорвал  с  девушки  одеяло. Ухватив за узкое запястье, грубо поднял  с постели и одним яростным движением разорвал на ней тонкую ночную рубашку. Треск разрываемой ткани напугал ее и оглушил. Она стояла  перед ним, беззащитная,   в бледном, почти лунном свете  ночника, опустив  покорно  голову, боясь шелохнуться. Длинные шелковистые черные волосы рабыни скрывали девичью грудь. Указательным  пальцем он поднял за  нежный подбородок  голову девушки.
       - А ты - красавица. Ты будешь послушной?
 Джамиля  не поднимала глаз, только  еще ниже опустила голову.
На мгновение Зарецкому захотелось плюнуть  на  пьяную компанию, дожидавшуюся за стеной  “ восточного стриптиза»,  и тут же, не откладывая, жестко  и хладнокровно  подмять под себя  юную голубку.  Заставить  её   затрепетать под  ним.  Срывать с дрожащих нецелованных губ  поцелуи. А  Горелина послать куда подальше. Но ни алкоголь, ни сиюминутный порыв страсти не смогли заставить его отказаться от кредитов,  которые Горелин обещал выбить для банка  «Возрождения» взамен таджикской красавицы. Это огромные деньги, которые можно было бы вложить в перспективные направления и заработать миллиарды.
 Он  развел струящиеся черным шелком волосы рабыни  и  сжал    в     ладонях, вполне оформившиеся и  твердые, как спелые яблоки, девичьи.  груди. Так бьется сердце, у  пойманной ласточки. Какой-то миг  Зарецкий еще  колебался.  Что -то было особенное в этой  по - восточному  красивой,  полудикой девушке. Какая-то непостижимая харизма.  Но дурная  пьяная голова повелела  тащить  своё сокровище на всеобщее обозрение. Когда он, потянув ее за собой, открыл дверь в зал  и оттуда хлынул яркий свет и хохочущие голоса, Джамиля с мольбой бросилась  к его ногам. Она  испуганно произнесла по-русски:  “ Аллах покарает меня», «Аллах покарает меня!». Она упиралась ногами в пол, но босые ноги скользили по паркету. Он  продолжал тянуть её  за собой не обращая внимание на ее стоны и причитания, пока не  выволок  на середину комнаты. От  стыда и ужаса, девушка  повалилась на пол  и,   прячась от чужих мужских глаз, закрыла лицо руками.
   Зрители  негодовали. 
  -Да она не слушается тебя.
  -Тоже мне хозяин.      
  -Рабыни так себя не ведут      
   Дмитрий   силой поднял ее на ноги и заставил  повернуться  лицом к публике.      
   Пьяные возгласы  прекратились.
Девушка  билась в  нервном ознобе и что-то  жалобно  причитала на родном языке.
          Смуглая, с  тонкой талией, девичьим упругим телом  и  так мило плачущая  восточная красавица вызвала восторг у гостей бизнесмена.
    - Говорят она не плохо поет, - обратился к публике Зарецкий. – А ну-ка спой нам, да поживее. А то отдам тебя… Хотя бы  Казимирычу.
Толстяк сидевший в конце стола, приподнялся, и, потирая ладони, похотливо облизнулся.
      -  Выпей это и успокойся, – сказал - Дмитрий  и   протянул ей пенящейся бокал шампанского с   растворенным в нем порошком любви, который ему дал Ахмед.
      «Так значит никакой он мне не муж. Не быть мне его  женой – ни первой, ни последней!  Все  обман. Оии такие же,  как одноглазый Абас и  его  шакалы.  Вот она сказка со счастливым концом.
  Она опустошила судорожными глотками бокал, все  для себя уже  решив.   Публика требовала песни
Зал поплыл перед глазами. Пьяные физиономии закружились как в калейдоскопе. Что происходит с ней?  Земля уплывает из-под ног. Она совсем не стыдится своей  наготы. Ее  уже не пугают мужские ястребиные взоры. Сладкая отрава разливается в крови, устремляя ее ввысь. Как будто она оттолкнулась от земли и взлетела   на вершину самой высокой  горы  Памира. Облака проплывают у  ее ног. Она словно птица  парит  над миром. Она  споет  в  последний  раз, сложит крылья и  канет  камнем в  вечность,  чтоб  навсегда забыть свой  позор. Скоро, совсем  скоро она встретится со своим отцом. И он похвалит  ее за смелый поступок.
       Шумная компания вздрогнула  и   обомлела, когда из груди юной девочки вырвался  и  вспорхнул звонкий чарующий голос. Это была нежная трогательная песня. И хотя она пела на родном языке, всем было понятно, что поется  в ней о несчастной любви.
  Когда голос ее замолк, в зале повисла тишина.
- Продал  бы   ты  мне  её  от  греха  подальше, - заговорил  первым   хозяин      одного  из  столичных  рынков  Федя Игнатов. - А,  Дим ?  У  тебя  Верка  -  баба  бешеная, вернется  с  моря - оторвет  тебе причиндалы. Ведь не простит, сам знаешь. А   потом, ты  все - таки  помощник депутата,  собираешься баллотироваться в Мосгордуму.
 - А почему  это тебе «продай»? Ишь умник выискался, - поднялся чиновник управы.
   -  Сколько не жалко, за таджикскую рабыню? - спросил  Зарецкий с охотничьим азартом в глазах.
    Начался торг.  Настоящий аукцион. Дмитрий подогревал публику, рассказывая о достоинствах живого лота. Ставки  делались от десяти тысяч долларов и выше.
    В этом шумном яростном споре, в котором столкнулись амбиции богатых и  довольно щедрых людей, когда речь идет об их личных интересах и желаниях, в конце концов все предложения  перекрыл  господин Игнатов, тот,    кто   и    предложил  продать ему  рабыню.
-  Отдаю свою новую  тачку и пятьдесят тысяч баксов   за жемчужину Востока! - взревел  Федор, выпуская пробку из бутылки шампанского. И обрызгав оба ряда сидящих за столом,  одним махом отбил у них  охоту продолжать торг.
 - Вот  тебе, видал!- хохотал Дмитрий. – выставляя согнутую в локте руку. - Хоть  два  шестисотых”  давай в придачу бабла -  не продам. Моя  собственность!
     Он уже твердо  решил оставить девчонку  себе, а Горелову найти другую рабыню.  Ее место не в постели старых козлов. Я ее раскручу, она у меня звездой эстрады станет.
  Повернувшись к рабыне, довольный хозяин шлепнул ее игриво по попке
      -  А ну беги  в ванную, живо, умой личико  - и  в  постель. Чтоб я тебя больше тут не видел. Ишь разубралась! Я, может, пошутил, а  ты  рада  стараться.
     На  некоторое  время  гости  забыли  про  рабыню. Когда  Дмитрий    хватился  её,  было  поздно.  Он зашел в ванную  и  тут же  выскочил оттуда бледный. Отозвав Федора, сказал ему на ухо:  она разбила зеркало и перерезала себе вены.
   Федор в срочном порядке выпроваживал гостей, приговаривая «Все в  порядке,  у девочки обморок».
    Когда дверь за гостями закрылась, Федор осторожно,  чтобы  не  запачкаться   кровью,   склонился   над   рабыней.
  - Говорил, продай, а теперь и даром не нужна.
 - Что с ней, она хоть жива? - спросил Дмитрий, окончательно отрезвев,  не желая верить в худшее.
- Да, дышит, дышит. Ее бы в реанимацию…
- В больницу? Ты спятил?
- Не паникуй. Тащи  жгут, надо ей руку перетянуть
Зеркало над раковиной было разбито  и в его осколках уродливо отражалось испуганное лицо Дмитрия. - Это дурная примета, - усмехнулся Федор, кивнув на разбитое зеркало, как будто радуясь случившемуся. Он перетянул девушке руку выше локтя и как ни в чем не бывало  стал смывать лужицу крови с кафеля. А ты давай, не сиди, действуй. По совету Федора Дмитрий должен был оставить ее где-нибудь неподалеку от больницы и вызвать скорую. Но   в последний момент Дмитрий передумал. Ему вдруг показалось, что девочка перестала дышать. Запаниковав, он грубо нарушил правила, развернувшись в не положенном месте. И  прямо  на   глазах у  патрульной машины. Пришлось остановиться. Вместо объяснений, Зарецкий показал удостоверение помощника депутата.Дмитрия спасли тонированные стекла, иномарки, сквозь которые невозможно было разглядеть, что  творится  в салоне.
     – У вас все в порядке? - позволил себе задать вопрос инспектор, заметив в лице помощника депутата подозрительное  волнение. 
     -Все в порядке, - буркнул  Дмитрий и рванул машину с  места.
      Проехав вдоль набережной, он свернул под мост . Он  избавился  от  своей  рабыни  там,  где уличные проститутки частенько в автомобилях обслуживают  клиентов. Но  не  всё  прошло  гладко: кто-то  сзади   осветил  его  машину  фарами.  Заехав в Мальвину,  он все - таки  вызвал по  телефону “скорую”. Зарецкий был удивлен, когда  диспетчер ответила, что скорая уже выехала. 

  00000

    Почему - то этим утром не хотелось идти на работу, не писалось. Да и особенно незачем было. Максим сидел в своем домашнем кабинете перед портретами погибших родителей, как будто они назначили ему свидание, и сейчас, если очень захотеть, их родные лица материализуются. И они снова будут вместе.
Максим выкуривал в день две - три сигареты. Так путник в пустыне, утоляет жажду скупыми глотками воды на долгом изнурительном пути. Сейчас был повод, словно он надеялся увидеть в клубах табачного дыма прошлое. Ему уже мерещились очертания родительских лиц.
- Пора возвращаться... – зазвучал знакомый голос.
Максим огляделся, но в комнате он был один: голос звучал внутри него.
-Ты не спасешь голубую планету – она обречена!
- Я спасу – и отомщу за своих родителей.
- Ты стал совсем как они. У тебя осталось три жизни, потеряв их, ты лишишься бессмертия и тогда каждый смертный сможет тебя убить. Подумай, Максим..
………………………………………………………………………….
       Родители Максима  познакомились в  одном из студенческих общежитии МГУ. Будущий   муж и защитник Лидии Львовны   учился в  ту пору  на последнем  курсе физкультурного института.  Завоевав золотую медаль на чемпионате страны по вольной борьбе, Виктор Великанов  пригласил  на  молодежную вечеринку всех,  кого  знал   в  Москве.  В  тот  день до глубокой  ночи  из окон студенческой общаги  ломоносовского  университета разливалось пение тогдашних эстрадных кумиров - Эдиты Пьехи, Иосифа Кобзона, Майи Кристалинской.  Одна пластинка сменяла  другую, молодежь  танцевала, веселилась. На звуки музыки в  гости к  чемпиону пришли соседи  с верхнего и нижнего этажей. Две небольшие комнаты были  заполнены  студентами с разных факультетов, городов и стран мира. Из-за нехватки места танцевали в коридоре, даже на лестничной площадке. Благо, колбасы, консервов с килькой в томатном соусе и  грузинского первосортного вина, которым снабдил друга чемпиона по сборной   Важжа Меблгишвили,  хватало на всех.  Пили  за дружбу народов, за мир во всем мире, за  ядерное разоружение и, конечно, за  виновника торжества, который скромно сидел во главе стола – не танцевал, не пил и не курил.
   Как ни уговаривал  Важжа  друга отпробовать грузинского домашнего вина, Виктор на уговоры не поддался. Продолжал скромно сидеть за столом,  попивая грушевый лимонад.
     - Ну пригласи хотя бы кого-нибудь на танец, - поддевал друга могучим плечом Важжа.  – Вон, видишь двух подруг? Вероника - из медицинского, враз вылечит тебя от хандры. Она, по-моему, положила глаз на тебя. А я приглашу Лиду, ее подругу. Давай –давай пока их не увели у нас из под носа стиляги.
  Однако  внимание  Виктора привлекла как раз не  Вероника, а тоненькая,  с   горделивой   осанкой,  толстой   косой  и  глубокими  умными  карими  глазами Лида.   
       - В таком случае, - махнул рукой Виктор, - наливай!
       – Вот это я понимаю, - обрадовался  Важжа.

    - Выпив залпом  стакан молодого вина, Виктор пригласил Лиду  на вальс.   Кружась и держа в объятиях застенчивую девушку, в глаза которой  страшно было заглянуть -  как в звездный  омут,  ему  вдруг показалось, что он  уже никогда не расстанется  с ней.  Вот она, девушка моей мечты,  принцесса из сказки. На  победной   волне   Виктор  надеялся  протанцевать с ней весь вечер, но Лида вдруг заспешила домой, не желая огорчать родителей поздним приходом. 
    - А ты куда собрался? –спросил Важжа, - сиди,  я сам ее провожу. А то неудобно как-то получается: гости пришли на твой праздник, а ты их покидаешь.
   Согласившись с доводами приятеля,  Виктор тем не менее бросился догонять Лиду. Виктор предложил ей не дожидаться автобуса, а пройтись пешком по вечерней Москве. Он шел рядом с ней, замедляя шаг, стараясь продлить проводы.   Пока  они добирались от  Воробьевых гор до   её  сталинского  дома   на   Старом Арбате,  он  рассказал  ей  о  своих  родителях, двух  братьях и сестренке. О том, что мечтает стать чемпионом мира, а по окончании выступлений, перейти на тренерскую работу.  И, как бы,  между прочим,  о том, что  если  решит  жениться,  то  только на такой  замечательной девушке,  как она.
      Так они и дошли до ее знаменитой сталинки.
      Провинциал  из  российской глубинки,  паренек  из  многодетной   рабочей семьи,  с  областным говорком,  не  затейливыми   манерами, Витя Великанов  не сразу  приглянулся  коренной  москвичке  из  семьи  потомственных  врачей. Однако  воспитанной  девочке  хватило такта,  не  омрачать  настроение  чемпиона в день его триумфа.  И она даже ему подыгрывала, изображая легкую влюбленность,  восторгалась его спортивными  достижениями. И все больше очаровывала  блеском   карих глаз.  Но бал окончен - погасли свечи.  Этот вечер еще не раз всплывет в его памяти звездным наваждением.
       Виктор  настаивал  на свидании,  стараясь удержать  её  нежную тоненькую руку в своей горячей ухватистой ладони мастера спортивной борьбы. Перед тем,  как скрыться в полумраке  парадного подъезда она пожелала ему спокойно ночи и разрешила позвонить ей, если ему  очень захочется.   Виктор   просидел на ступеньках  пока не рассвело. Неискушенный  в   девичьих  хитростях   паренек   решил,  что это -  судьба.  Что остались лишь формальности:  испросить благословения у родителей  и  подать документы  в загс.
     В тот вечер, после праздничного гуляния, бокала молодого крепкого вина  мечта покорить  Лиду казалось такой реальной.  Но не все так просто  на  то она  и жизнь -  легко  в ней ничего не дается. 
      Ему удалось всего однажды  с ней поговорить по телефону, больше она к телефону не подходила. Вместо нее его любовные признания  выслушивала  мать Лидии  Мария Абрамовна, главный врач одного из московских роддомов.  Они быстро  подружились и заключили тайный союз.  «Не отчаивайтесь, молодой человек, - подбадривала  она его, - добивайтесь своего, если уверены, что это любовь. Звоните хоть каждый день - я на вашей стороне.” - “ Вы думаете, у меня есть
шансы? ”-  “ Уверена - вы ведь чемпион! ”
     Он   увидел  Лидию  снова  спустя  полгода.  Вероника Плачевская  привела  Виктора  на день рождения  Лидочки  в  их  просторную сталинскую квартиру с  высокими потолками  и  роскошной  по тем  временам обстановкой.  В  таких  московских квартирах   Виктор  еще не бывал.
        Лидия  встретила  их счастливой улыбкой.  Именинница  сияла  красотой  и  молодостью.  Приняла от  чемпиона букет алых роз   и  празднично украшенную маленькую  коробочку,  в которой  таинственно тикали  женские  золотые часики, дорогой по тем временам подарок.  Узнав, что Виктор собирается в гости к  возлюбленной, Важжа одолжил ему  свой дорогой модный костюм. В нем Виктор выглядел как завзятый москвич.    Мария  Абрамовна  заключила   Виктора в свои объятия как родного. Ему пришлось нагнуться, чтобы  эта  маленькая  полненькая женщина, смогла поцеловать его  в лоб. Она   ласкала его своими большими добрыми глазами. Она   была знакома  с ним  заочно,  по телефону, но именно таким  и  представляла его. Высоким,  могучего телосложения,  с  довольно неглупым лицом. “ За таким  парнем - как за каменной стеной, -  решила   она.  - У него глаза порядочного человека.  ”
    Гостей было много.  Родные,  друзья, сокурсники. Трудно  было не заметить, как смотрела  Лида  на  красивого  бородатого  брюнета, лет сорока пяти,  преподавателя истфака,  доцента Ефима Саранского.  Все вокруг давно знали или  догадывались,  что эту пару связывает нечто большее, чем   любовь  к  исторической  науке.  Когда  по требованию  гостей   Лидия села за  рояль  и,  аккомпанируя  себе, запела старинный русский  романс  «Напоминание?»,  а  почтенный   муж,  от  исторической  науки, склонившись над  роялем, стал  негромко ей  подпевать  слабеньким   грудным   баритоном,   Виктор все  понял: “ Так поют и смотрят друг на друга только влюбленные. ”      Надо   было  видеть лицо   Лидочкиной   мамы, она  терпеливо негодовала, предчувствуя  в  будущем  драматические  события.
     И только отец  именинницы  ни о чем не догадывался. Заведующий кафедрой   мединститута,  профессор,  доктор   медицинских наук, Лев Борисович Моисеев, безгранично доверял дочери, считая ее умной, рассудительной  и   воспитанной  девушкой. Он  и  помыслить  не  мог, что его Лидочка, аспирантка, без пяти минут кандидат наук, способна  потерять голову  от  любви  к  женатому мужчине, который  к тому же  старше ее  вдвое.
     Лида была единственной дочерью супругов Моисеевых, поздним долгожданным ребенком. Отец никогда не повышал на нее голос, не наказывал, чтобы она не выкидывала, - эти обязанности он полностью переложил  на плечи жены. Свой  родительский  эгоизм   Лев Борисович  объяснял  тем,  что дочь очень похожа на его покойную мать, 
 а мать  - это святое.  Может,  поэтому  Лида  называла  отца  папочкой, а мать - просто мамой.
        В разгар именин   «папочка»   увел   в   свой домашний кабинет, подальше от  шумной компании,  почетного гостя, ректора института, своего начальника и старого друга.  Они потягивали  армянский   коньячок, душевно беседовали,  когда  Мария Абрамовна привела к ним,  под ручку,  заскучавшего  среди всеобщего веселья  чемпиона.
      Борис Львович не на шутку встревожился.  Ему не понравилось, что жена представляет  незнакомого парня    с такой теплотой и восхищением, словно  будущего зятя. Этот  чемпион,  своей  простотой  и  волевой внешностью,  вполне может  увлечь Лидочку. Умом ее не удивишь, манерами тоже.  Он  не  разделил радости жены  и даже не совсем деликатно обошелся с Виктором,  что было ему не свойственно:
    -  Так вы,  борец вольного стиля? Очень хорошо. Спортсмены тоже  нужны стране, не так ли, Николай Григорьевич? - обратился он за поддержкой  к своему другу и начальнику. - Не всем же быть космонавтами,  учеными, композиторами, врачами.   А чем вы собираетесь заняться по окончании спортивной карьеры?
  -   Ну, мне пока рано об этом думать. А вообще-то тренерской работой.
- Ну это, как говорится, бабка на двое сказала, - скептически усмехнулся Лев Борисович.
- В каждом из таких молодых людей он видел  потенциального жениха дочери, а стало быть, заклятого врага. Один из них рано или поздно  уведет   Лидочку,  предъявив  на нее  свои права,  и станет в ее  жизни  главным  мужчиной. Поэтому трудно было представить  кандидата  в  зятья, который пришелся бы по  душе ревнивому отцу.
       Ночью, когда  супруги легли   в постель, Мария Абрамовна  упрекнула мужа, что он был невежлив с  замечательным  парнем, влюбленным  в его дочь. 
     «Ты сошла с ума - у меня одна дочь! - всполошился  Лев Борисович, обычно избегавший споров с  женой.  – Выдать  ее  за спортсмена?! А кем он  станет,   когда придется оставить спорт?    И вообще,    Лидочка должна выйти за  своего...»
    - За своего - за своего,  я  мать, я лучше  знаю,  кто ей  нужен.
   -  Мне непонятны твои мотивы...
   -  Когда-нибудь  поймешь.   
   
      И  вторая попытка чемпиона   покорить  сердце  любимой девушки  оказалась неудачной. А из родного дома  приходили   письма. Мать давно  подыскала  ему невесту,  и дело оставалось за  немногим: устроить смотрины. 
         Тем временем, роман  Лидии Николаевны   с  самым   обольстительным  преподавателем  факультета  внезапно оборвался.  Саранский  обещал со дня на день уйти от жены. Он  уверял Лиду, что  жена   у  него  мещанка,  безнадежная   эгоистка, треплет    его  возвышенную  душу, как прачка грязное белье. Это было очень похожа   на правду. Но когда Лидия сообщила Саранскому, что, кажется,  забеременела, доцент    сменил  пластинку  и стал уверять, что   из-за любви  к  несовершеннолетней дочери  пока  не в состоянии  разорвать брачные узы. Лида молча слушала, холодея нутром.  Осмелев, доцент  пообещал    найти  опытного  врача, который тайно освободит ее от плода. Он так именно и сказал – «освободит от  плода». Не дав договорить своему преподавателю, она  расписалась на его красивом ухоженном лице  хлесткой  пощечиной  и  поставила  точку в  их  недолгом  любовном  романе.
      Любовь Лидии   сменилась   ненавистью и  презрением к человеку,  которого она   глубоко уважала.  А главное -  не была она беременна,  просто, по совету матери,  хотела таким образом  убедиться  в   чувствах  избранника.  Раскрыв глаза дочери, Мария Абрамовна торжествовала.
      Предательство Саранского потрясло  честолюбивую девушку. Разбило сердце, ввергло в беспросветную тоску. Это было настолько пошло и вероломно, что Лида едва не потеряла интерес к жизни.  Она всегда думала,  что с ней такое не случиться.  Только не с ней. Ведь сколько у неё было поклонников,  воздыхателей. И этот  чемпион  -  Виктор Великанов. А какой он хороший парень, какой  чистый и светлый. 
     Она посмотрела на поблескивающие   на  своей  руке золотые часики,   подаренные  чемпионом, и грустно улыбнулась.
    Тогда на своем  дне рождении,  принимая из рук Виктора цветы  и  празднично упакованную коробочку, она и  не подозревала - что в  ней  находится. Она узнала об этом только после того,  как разошлись гости.  Поначалу честная гордая  девушка  настроена была   вернуть дорогой подарок,  посчитав, что оставить его себе -  неприлично. Зачем давать  парню надежду на взаимность. Однако мать уговорила  ее не торопиться.      Сколько  раз  ей   приходилось спорить с матерью, отстаивая  свою правоту, но рано или поздно оказывалась, что правда была на стороне матери.   
      Спустя несколько месяцев   после   размолвки  Лидии Моисеевой   с     ученым  сердцеедом,  позвонила Вероника  и  сообщила ей, что Виктор Великанов, которого  она   так  безжалостно отвергла, стал чемпионом мира “Нельзя упускать такого парня!” -  затараторила  Вероника.  - “ Я только что  видела  его  по телевизору - настоящий герой. Триумфатор!” -   “ Нужны мы ему теперь ” ,  -  печально  усмехнулась  Лида. Она все чаще  теперь  вспоминала Виктора,  и   в   какой-то   момент  почувствовала, что упустила свое  счастье. Но  спустя несколько   дней   чемпион  позвонил  в  их   дверь.  Увидев  на  пороге  Виктора с  огромным  букетом цветов и самой большой, которые только продавались в те годы в Елисеевском гастрономе, подарочной коробкой шоколадных конфет, Лида  растерялась, но за спиной  раздался  уверенный голос матери: «А ну веди  гостя в дом,  это я пригласила Витюшеньку  на  наш с  папой  юбилей».

            Карьера  Лидии Николаевны   начиналась блестяще. Она окончила  на  золотую  медаль  среднюю  школу,    с  красным дипломом истфак.  Как ни обижались родители на дочь, она  не захотела стать врачом. Мария Абрамовна сокрушалась: сколько людей кланяются   в   ножки   ее  мужу, чтобы любыми  путями пробиться в  мединститут, а  тут -  родная дочь,  умница, добровольно отказывается от самой гуманной  и  престижной  профессии  в стране,  от  гарантированного благополучия.
    Победила  любовь   к   Истории.  С детских лет Лида без труда запоминала даты.  Увлекалась  античной   мифологией. Легко в мыслях о прошлом переносилась из одной  исторической  эпохи  в  другую.  На  ней оборвалась династия врачей Моисеевых, которая  была основана до революции, в середине прошлого века, её  прадедом, уроженцем города Симбирска. Бабушка  Лидии  Львовны   рассказывала ей, что он знался  с Ульяновыми,  и даже дружил с братом Ленина - Дмитрием Ильичом. Дед Лидии Львовны,  по материнской линии, был профессиональным революционером. После гражданской войны работал  в аппарате наркома здравоохранения Семашко. Ему удалось благополучно пережить времена сталинских репрессий. Зато дядя Лидии, по отцовской линии,  руководивший   в те годы    строительством   крупнейшего   металлургического комбината  на  Севере страны,   в   37  году   по анонимному  доносу  арестовали  и  вскоре   осудили «за вредительство» на  длительное заключение, в последствии  реабилитировали.               

      После аспирантуры  Лидию Львовну  пригласили   на  преподавательскую  работу. Поначалу все было неплохо. Благодаря   блестящим   знаниям своего предмета, передовым взглядам и широкому кругозору,  она  быстро  завоевала  уважение  у большей части своих коллег,   а   у  студентов  стала  самым любимым   и   обожаемым   преподавателем. Она уже помышляла о докторской диссертации.  Однако  диссидентские настроения  перечеркнули ее планы.
        Она помнила рассказы  репрессированного дяди   о  жизни  в лагерях.  И  если  бы  об  этом ей  рассказывал  кто-нибудь другой, а  не близкий родной человек,  которому она безгранично доверяла, то   ни   за  что бы  не поверила,   что   такое  могло  происходить  в Советском Союзе, в  стране,  которая  боролась за мир  во всем мире, остановила   фашизм; за короткий срок смогла преодолеть послевоенную разруху и  развернула невиданное по масштабам жилищное строительство; первой проложила дорогу в космос. Она рано поняла, в каком закрытом государстве  живет. 
   Лидия Львовна без оглядки  общалась   с теми,  кого называли диссидентами,  кто участвовал в акциях протеста, занимался сочинением и  распространением самиздатовской  продукции. Кто открыто  протестовал   против  ввода  войск  в  Чехословакию,   в   Афганистан, поддерживал  борьбу  польских профсоюзов.
    Позже она запишет в своем дневнике: «Среди тех, кто требовал  политических свобод, а некоторые -  свержения существующего строя, были самые разные люди. И представители лучших слоев интеллигенции,   которых смело можно было  назвать совестью нации, кто попав в лагеря  не изменяли своим убеждениям.  И люди случайные, большинство  которых  при первых же испытаниях предавали своих товарищей,  отрекались  от собственных взглядов и нередко становились осведомителями  и  провокаторами.
      Обыватели, постоянно обрабатываемые государственной пропагандисткой машиной,  не могли  понять,  чего  добиваются эти люди недовольные строем. Почему   ругают  власть. Не любят  государство,   но,   по  их словам,   уважают   народ. Одно дело рассказывать анекдоты  про  членов Политбюро, другое дело - подкапываться под  самые устои  страны. Отгороженные железным занавесом от остального мира, большая часть  народа  не представляло  себе другой жизни. Это было время, когда из идеологических соображений  арестовывались  книги, запрещались спектакли  и  фильмы. Сколько  кинолент  не  было допущено  к прокату. Пытались наступить на горло гениальному барду и выдающемуся актеру Владимиру Высоцкому. Подверглись гонениям такие личности, как академик Сахаров, писатель Солженицын... Вместе с  тем это было время, когда появлялись великие произведения литературы и искусства – романы «Тихий Дон»,  киноэпопеи «Война и Мир»,  7-я симфония Шостаковича, балет Хачатуряна «Спартак…»
     Вот еще запись: «Те, кто выступал  против  нарушения  прав человека в СССР,  называли себя, после Хельсинских соглашений,  правозащитниками, обретя тем самым международный статус.  Устраивая акции протеста - даже на Красной площади, - старались   привлечь к своей деятельности   внимание мировой общественности. Апеллировали к  международным правовым организациям. На Западе их считали  узниками совести.  На родине большая часть народа,  воспитанная в духе коммунистического патриотизма, -  предателями  родины».
    Лидия Львовна  сочувствовала диссидентам, но не сходилась с  ними тесно, однако этого было достаточно, чтобы привлечь к себе  пристальное внимание компетентных органов.
       Ее статьи  в  прогрессивном журнале “ Новый  мир ”, посвященные  роли личности в истории, вызвали  гнев и  возмущение   у   главного идеолога страны  А. Суслова  -  человека, которого в народе прозвали серым кардиналом, зловещей тенью генсека. У него не было своей Бастилии, как у кардинала Ришелье, но он мог приказать арестовать книгу, фильм, оставив автора томиться на свободе. Тех, кого подобные меры не устрашали, отправляли в психушку. Самых опасных инакомыслящих, открыто выступавших против системы - в места не столь отдаленные. Кое - кому удавалось эмигрировать на Запад, но это те, чья слава или популярность  выходила за границы страны. Этот человек в те годы отмерял воздух интеллигенции, определял границы дозволенного.
    Референт  Суслова позвонил в университет  и  высказал  ректору   нелицеприятные слова.  “  Лидия Моисеева  в своей статье изложила   отнюдь не   историческую    правду,  а   истерическую  ложь. Она выучилась за счет государства , однако  своими безответственными сочинениями  вредит делу строительства   коммунизма. ”
     Выходец из трудовой рабочей семьи, сын фронтовика, Виктор Великанов    никогда не слышал от родителей  ни одного дурного  слова  в адрес  руководителей партии,    в  конце   концов,  самой  системы. Но  будучи от  природы человеком ясного  и  глубокого ума,    соглашался   с женой,  когда она  утверждала, что  экономическая система, позволявшая некогда  осуществлять грандиозны проекты за  счет  энтузиазма людей давала сбой,  тормозила  экономическое развитие страны. Что нужны смешанная экономика, политические свободы, гласность.    Что  жить за железным занавесом, в изоляции от остального мира,  - это путь  к полнейшему застою и в конце концов к развалу.
    Виктор бывал  за рубежом, и ему было с чем сравнивать жизнь в СССР. Однако он считал, что со всеми  проблемами страна справиться без помощи диссидентов. Что в условиях противостояния двух политических систем, когда на нас смотрит весь мир, малейшее ослабление государства может привести к непоправимым  последствиям. Он полагал, что “ на верху ”сами  разберутся.
  Да и как он мог, ответить черной неблагодарностью - государство бесплатно выучила его, заботилось о нем. И разве не   у него  проступали слезы гордости за свою великую страну при первых аккордах советского гимна, когда он стоял  на высшей ступени  спортивного  пьедестала.      Но взгляды его эволюционировали и  в конце  перестройки, он уже  понимал, что во многом заблуждался.
   
    Лидии  Львовна  не подозревала, что  ее образ мыслей, политические  взгляды, каждое  слово и шаг  в  университете  и за его пределами  известны  сотрудникам  4-го отделения  КГБ  СССР.   Лидия  Львовна   стремилась приучить    студентов  к  независимому  от   коммунистических  догматов  мышлению.  И  они вначале  робко,  а   потом   все   увереннее   освобождались от  пут идеологических предрассудков. Порой стремление к независимо самостоятельному мышлению доводилось до абсурда.
    Однажды  один  из  студентов  бросил  на  затравку  в  заскучавшую   аудиторию   сумасшедшую   версию.  Он  уверенно  заявил,  что   выдающийся  русский  ученый  и  поэт  Михайло Ломоносов  вовсе   не сын   архангельского рыбака помора,  из поселка Холмогоры, а незаконнорожденный отпрыск царя Петра 1.
     Вначале посыпались  смешки, затем  раздались  протесты.   Студенческая  аудитория забурлила, разгорелся ожесточенный спор.
     Лидия Львовна   предложила  студенту обосновать свою версию.
      Студент   рассказывал  о том, что  его  покойному   деду, работавшему   в  30 -х годах    в  Государственном архиве  СССР,  довелось  помогать   Алексею  Толстому  собирать   архивные материалы для  своего  знаменитого романа “ Петр Первый ”.  Через их руки прошло много документов петровской эпохи   - дневники ,  журналы,  письма,  указы , дипломатические  донесения, военные реляции, памятники  письменности  и  т. д.         В одним  из  дневников  он ,   якобы  , наткнулись  на сведения  о том,  что   царь,  находясь   в     Архангельской  губернии ,  с   целью  строительство  русского флота,  как - то  остановился   на  ночлег  в   хижине   рыбака - помора,  где   и   родился   через девять месяцев великий ученый.  По словам этого студента , Алексей Толстой   планировал   в последней   книге  романа “ Петр   Первый ” рассказать о жизни  Михайло Ломоносова, птенце петровской   эпохи  (так  его  прозвал  А. Толстой) ,   где эта история  увидела  бы свет ,   однако  смерть  не позволила  писателю осуществить  задуманное  или  помешали  другие , неизвестные во всяком случае этому студенту  причины.
     «Судите сами,  -  утверждал  с  видом  ученого знатока  будущий историк , -  царь прибыл в Архангельскую губернию  в  1706 году, действительно посетил Холмогоры.  В том же году родился  Михайло Васильевич.  Для  наглядной агитации  студент предложил сравнить  внешние сходство и внутренние качества   “ОТЦА” и “СЫНА”- Оба огромного роста, обладали необыкновенной силой  и государственным складом ума. Да  и  ликом  схожи. Чтобы окончательно заинтриговать смущенную аудиторию,  он  задал  провокационный вопрос:   
     «Ну  а в чем могла исповедоваться   мать отрока Михайло Ломоносова священнику  Холмогорской  церкви,  перед  тем,  как   отправить сына    в  Москву?  Что  было  написано  в   послании    Петру  Великому  рукой  священника?».
   «Что ж, - ответила Лидия Львовна, - вша версия имеет право на существование. По крайне мере требует тщательного изучения и архивного исследования».   
   Лидия  Львовна   не  придала особого значения этому случаю, но он оказался для неё роковым. Ей предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию, пригрозив, что если она воспротивиться, то  ее муж станет  невыездным,  а   с  работы  она вылетит все равно, но только  с  серьезными последствиями.
    Лидия  Львовна  не обладала революционным характером. Как историк она понимала, что по большему счету время само разрушит то, что стоит на пути у прогресса. Впоследствии она допускала, что этот студент мог действовать по наущению Службы .    
 
   Вскоре, после встречи на юбилее Лидиных родителей,  они  по- женились. Сыграли две свадьбы.  Одну - в  знаменитом ресторане Прага, где собралась большей  частью  богатая столичная   публика.   Другую - на  малой родине Виктора,  в  родительском доме, в своем  дворе, окруженном  фруктовым садом, -  разудалую,  с   плясками,  частушками, прибаутками.
     Лев Борисович,  несмотря  на  уговоры жены  и  дочери   наотрез отказался  ехать  на эту свадьбу, сославшись на занятость и неважное самочувствие. Со здоровьем  у  Льва  Борисовича  действительно были проблемы. В последнее время он  заметно  сдал. Осунулся и сделался нервознее  колючий  прищур  близоруких глаз. Как будто все, что он видел вблизи, раздражало его, вызывало сомнения. А вдали – все куда-то уплывало и ничего нельзя было  разглядеть.
    Мария Абрамовна настояла, чтобы  молодожены  жили в их многокомнатной   просторной квартире. Так и поступили.
     Лида  не  пришлась  по  сердцу  свекрови, матери  Виктора, Варваре Тимофеевне,  простой русской  женщине, труженице, всю жизнь проработавшей  на  вредном производстве, в красильном цеху. Девушка показалась ей высокомерной. Даже  мамой  ни разу не назвала.  Есть -  толком  не ела,  пить -  не пила. Худющая как колхозная утка. С   Виктором  говорила важно - как  училка  со школяром. «Чужая она, не своя» - жаловалась Варвара Тимофеевна  прилетевшим  на  свадьбу  младшего  брата сыновьям -  военному летчику Владимиру, служившему в Приморском крае,   и  Федору, работавшему  в Норильске, на угольной  шахте,  мастером - взрывником. Они молча кивали, не желая спорить  с  матерью. И только дочь,   Полина,  младший ребенок в семье, жившая с родителями, защищала Лиду, упрекая  Варвару Тимофеевну  в отсталости и материнском  эгоизме. 
     А Лев Борисович  так и не принял душой  Виктора, хотя внешне их отношения выглядели вполне лояльными. Ему-то  не в чем было упрекнуть  зятя - тот готов был  называть его отцом. Мастер  на все руки, он выполнял любую мужскую работу по дому, сам  Лев Борисович за свою жизнь и гвоздя в доме не вбил. Это-то  и  огорчало  старика. Хозяйская жилка Виктора, спортивная выправка, уверенность в своей силе и ясная жизненная позиция,      не терзаемая  сомнениями, раздражали  и   угнетали Льва Борисовича.  Вот они - будущие хозяева жизни.
     "Когда - нибудь он  устроиться  в моем домашнем кабинете, в котором прошли годы моей жизни в ярких открытиях и жарких спорах с друзьями, да и самим собой. Скоро уже..." 
      Зато отец Виктора, Иван Васильевич Великанов,  участник войны,  широкой души человек с натруженными сильными руками и  волевым  открытым  лицом,  посчитал выбор сына  удачным. Он  быстро нашел  общий язык  с  Марией  Абрамовной -  глубоко интеллигентной   женщиной-фронтовичкой, начисто лишенной самомнения в своих мыслях и поступках,   умевшей  понимать  и  ценить открытость и прямодушие простых людей. И на свадьбе она выплясывала с ним  на  радость и  потеху  гостям.
     Василий Алексеевич сразу почувствовал, что Мария  Абрамовна полюбила его  Витька,   как родного сына, а та  в  свою очередь  видела, как по - отцовски ласков с  Лидочкой  и доброжелателен  отец   зятя - настоящий русский человек.
     Однажды  Виктор  случайно  стал свидетелем  беседы супругов. Мария Абрамовна упрекала мужа, что тот   излишне сдержан с зятем, это не прилично. Она  упрямо  доказывала  ему, что Лидочке  повезло: она вышла за настоящего мужчину. На что Лев Борисович, устав спорить,  ответил: «Лучше бы она  вышла за своего – я бы тогда спокойно умер».
     Вскоре Лев Борисович  с непроходимостью кишечника попал  в больницу. После операции прожил  неделю. Самолюбивый, упрямый человек умирал без паники. Он сам себе поставил диагноз и  к  приближению своей кончине  отнесся  философски. Ему, казалось, что скоро  он узнает то, чего  так  и не смог понять в земной жизни. Удручало его только беспомощное состояние, в котором он вынужден был находиться на глазах дочери.
          Мария  Абрамовна и Лидия   по очереди дежурили  у  постели  умирающего. Мать - как всегда   аккуратненькая,  подтянутая. Густые пепельно-седые жесткие волосы приведены в порядок химической завивкой.  Вся она излучала  свет любви. Лидия держалась стойко, отгоняла  печальные мысли, старалась ничем не обнаружить свою тревогу за жизнь отца.  Видя,   как отец тает на глазах, она  до последней минуты надеялась на чудо, уповала на небеса. Верила в  какие-то  высшие  силы. Зато сам Лев Борисович не верил ни в бога, ни в дьявола. 
   В последнюю ночь  перед смертью Льва Борисовича    у  его  постели  дежурил Виктор. Он, сменив Лидию, дал ей отдохнуть, так как Мария Абрамовна не смогла оставить в тот день  работу.
   Чувствуя близкую кончину отца, Лидия  не пошла домой,  заночевала на больничной койке, которую освободили для нее по распоряжению заведующего отделением, бывшего студента профессора.  Виктор не сомкнул глаз - лечащий врач  предупредил  его,  что, возможно, для больного  эта последняя ночь. Утром Лев  Борисович попросил зятя, чтобы тот его побрил.  И мужественный спортсмен    осторожно водил  бритвенный станком  по глубоким впадинам его высохшего  пергаментного лица.  -  Ухватив  холодеющей    ладонью  зятя за руку, он   с трудом произнес: «Береги Лидочку, сынок, я  был не прав» - и  умер.   Виктор  закрыл ему глаза. И   не удержался от слез, как будто оказался  свидетелем смерти родного  отца. Только после него, словно опомнившись, заплакала Лида. Мать приехала в больницу, когда уже все было кончено. Она корила себя, что из - за  нагрянувшей в роддом комиссии  не смогла остаться с  мужем в последнюю ночь его жизни,  не  поспела вовремя, не  поддержала   в последнюю минуту.
  Спустя несколько дней после похорон, Мария Абрамовна спросит  у дочери:
     - Он сказал тебе что-нибудь перед смертью?
     - Да. Он сказал мне,  что был не справедлив к Виктору.
   
     Завершив спортивную карьеру. Виктор Иванович перешел на тренерскую работу. Жизнь текла своим чередом. Все было хорошо. Если бы не одна жизненно важная проблема. У супругов не было детей. Мария Абрамовна водила дочь к лучшим специалистом, однако ничего не помогло. Выяснилось, что она бесплодна, и остается только  один выход - воспитывать чужого ребенка. Виктор Иванович старался  не касаться этой деликатной больной темы. Что ж,  нет  детей, значит, не пришло  время. А если вообще не будет, значит,  такова судьба.  Жена  замечала,  с  какой затаенной  грустью  муж  иногда  смотрел   на  чужих ребятишек и глубоко от этого страдала. Мать всячески утешала дочь. Работая главврачом родильного дома,  она   сталкивалась  с   редкими   в  те   годы   случаями,  когда   матери отказывались от  новорожденных. Почему бы не взять такого  грудничка и воспитать как родного? Но стоило Марии Абрамовне заводить разговор на эту тему, как Лида грубо обрывала ее.  В конце концов,  она  запретила матери   даже  думать об  этом.
   Как-то летом  приехали погостить, да и на Москву поглядеть, по магазинам походить, родители Виктора. Все было бы  неплохо, если  бы в первый же день приезда, за ужином, когда  сложилась теплая  душевная обстановка, Варвара  Тимофеевна  вдруг ни опростоволосилась:
    - А чего   вы  это детей  не заводите, мода что ли такая у вас в столице?    Давай, давай, дочка, а то  мы  Виктору другую жену найдем.  -  Все сидящие за столом почувствовали, что шутка оказалась неудачной. Однако Лидия нашла в себе силы улыбнуться.
- Я постараюсь, - сказал она тихо.
     Вечером,  перед сном, отец Виктора вышел на кухню покурить  и  услышал   глуховатые  всхлипывания,  доносящиеся  с  балкона. Это плакала Лидия. Утирая на ходу слезы, она попробовала пройти мимо него  без объяснений. Но  мудрый добрый человек сумел остановить  ее, и она, давая волю чувствам,  прижалась  к его груди.
    - Что мне делать, Иван Васильевич, у нас  не будет детей?
   -   Жизнь подскажет, доченька, - произнес раздумчиво свекор
   -   Зачем  я такая   Виктору?
   -    Ты о чем это? Виктор  на  предательство не способен.
   
             С годами  Лидия Львовна    становилась все раздражительнее.   Грубила матери,   даже с  мужем,  по - прежнему горячо любившим  ее,  умудрялась  ссориться   из -за  разных  пустяков. Прославленный спортсмен, умевший не терять самообладание в  самых  трудных схватках на борцовском ковре,   держал себя в руках и не отвечал  грубостью на   грубость. Раздражительность Лидии временами  переходила  в   истерику,   как   будто ее еще сильнее бесило от того, что он    не сердится на нее, а только жалеет.   
        Кто-то хорошо сказал, что если к тридцати  годам  стены   дома, в котором живут супруги,  не наполнятся детским  смехом, то  они  наполнятся ужасом.
     Виктор находился  в качестве почетного гостя   на чемпионате Европы по вольной борьбе  за рубежом, когда Лида  сообщила матери, что  решила  разойтись с ним. Мария Абрамовна была близка к обмороку.
   - Как разойтись?! -  воскликнула она, едва  не  выронив горшок с  экзотическим  растением. - И ее  большие    серые  глаза   помутнели. Но,  узнав  о  мотивах этого безумного решения, она сразу же взяла себя в руки.
    - Ты бросаешь семью ради того, чтобы связать свою жизнь с  диссидентами?! Бороться за  права человека, политические свободы? А ты уверена, что народу   нужны ваши  жертвы и  бредовые идеи? Народ живет своей трудовой жизнью, строит самое справедливое в мире государство. Да и кто они - эти люди, возомнившие себя патриотами? Грязные предатели, моральные уроды, одержимые   манией   величия   отщепенцы. Амбициозные шулеры,  мечтающие прославиться на весь мир  за счет антисоветизма и  услышать по вражеским  голосам  свои имена.  Они вовлекают в свои ряды таких,  как ты  дурочек, разбивают семьи, ломают  судьбы.  Вся их  борьба – просто мышиная   возня. Каждый  из них  в тайне  надеется выехать из страны и  процветать  за счет  антисоветизма. Зря стараются:  на всех  не хватит яхт и  роскошных вилл.  Сколько среди  них неудачников,  никому  не нужных, бесполезных людей. Они сидят  на шее у трудового народа.  Ваши  свободы   не принесут счастье - только разрушат великую страну.  Ты   ведь историк, должна понимать,  были  петровские реформы. Были  сталинские. Будут и другие Мы пережили  страшную войну. Не все сразу! Дайте время, и тогда посмотрим, чей путь верен. Только не вредите, не предавайте, не оскверняйте память о миллионах погибших, о тех, кто проливал свою кровь, чтобы вы бесплатно учились, лечились, жили под мирным небом.  В конце концов, всякая  власть - от Бога! Это  ты  хоть понимаешь?!
    - Не надо о Боге, мама.  Сколько разрушено святынь! Миллионы расстрелянных  и  замученных в лагерях. Целые народы были репрессированы…

          Мария Абрамовна не дала дочери  договорить:   
     -  Те, кто   мутят воду в государстве, - враги   народа.  Они не представляют - какими  неисчислимыми бедами грозит  нашей стране  их деятельность…
     - Деятельность! - взорвалась Лида. - Дядя Петя тоже был врагом народа? - А  Солженицын?  Ты читала его  книги?   Об этом, кстати, рассказывал и дядя Петя.  Ты - жертва пропагандисткой  машины. Посмотри, кто сидит в Политбюро. В стране наступил духовный и экономический кризис система окончательно прогнила. Стране нужны перемены. Сколько  мы еще будем жить за железным занавесом?! Те, кого ты называешь врагами - герои!Они  жертвуют собой...
     - Нет, доченька, герои погибали на фронтах, умирали под пытками, но не предавали родину. Герои летают  космос, герои совершают трудовые подвиги. А втои знакомые - предатели и провокаторы! Откуда  они могут знать, сколько погибло, сколько замучено, несправедливо осуждено  -  когда  архивы закрыты?! Свои  ошибки  партия   признала - сколько можно об этом!  Это ведь понять надо: мы строили первое в мире социалистическое государство. Были жертвы, во имя великой идеи построения справедливого общества.  А что происходило в других странах?!  Вся история  человечества - сплошные войны, казни , пытки, насилие. Разве  фашизм не порождение буржуазной идеологии? А колониальные войны, расизм, сегрегация? Католическая церковь  запятналась  ужасами  Инквизиции, а в годы войны, заигрывала с фашистами - однако сегодня никому в голову не приходит -  объявить ее вне закона. А кто сбросил атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки?  Строительство первого в мире государства не могло обойтись без жертв...
    -Что ты говоришь, мама, опомнись!  - Лида покачала головой, не веря своим глазам, точно перед ней стояла чужая женщина. - Ты оправдываешь гибель миллионов невинных людей?!  Цель оправдывает средства, так что ли? Сталинский режим не щадил  никого. Для тебя прошлое - это твоя комсомольская молодость. Ты просто боишься  заглянуть  правде в глаза...   
   Но  у  Марии    Абрамовны в запасе было множество  аргументов.
-  Я больше тебе скажу.  Дяде Пете надо было меньше языком болтать.  А твой  Солженицын -  не Лев Толстой,  не Достоевский, не Максим Горький,  не   Шолохов. В своих книгах он водит читателя  по подвалам сталинских репрессий, а здания великого государства над ними не замечает! Не выгодно! Такие, как он, ввели  мировую  общественность в заблуждение. Из его книг зарубежный  читатель может представить Советский Союз одним большим лагерем.  А где - бесплатное жилье, медицина, учеба! Героизм наших людей?  Где первый спутник земли?! Где  Гагарин?! Где братство  народов?  Советский Союз - это одна шестая часть суши! Мы находимся в состоянии холодной войны с Западом...
  Лида  подошла  к окну.
     Но Мария Абрамовна  продолжала говорить ей в спину, как опытный политик, подбирая самые убедительные аргументы :
 - Ведь ты историк. Должна понимать,  нельзя  судить  с  позиции  бытовой морали о политических деятелях, исторических фигурах, о целой  эпохе. Потомки не имеют морального права осуждать своих предков. Как ты не понимаешь:  нельзя перепрыгивать через исторические этапы! Всему –  свое время.  В конце концов, прогресс сам сметет то, что  стоит на его пути, ведь ты сама так считаешь. Тогда  к чему, скажи, к чему эти жертвы?
  Лидия  повернулась лицом к матери и  с  горечью произнесла:
      - Ты предлагаешь ждать? Допустим, что  борьба  горстки  патриотов - индивидуумов  против государственной машины - мышиная возня.  Но важен прецедент, кто-то должен жертвовать собой. Я хочу сегодня чувствовать себя человеком. В противном случае - я  уеду  из  этой страны,  я не  смогу здесь  развиваться  дальше  как личность.
  -  Ты сошла с ума!  Как быстро ты отказалась от борьбы, и  уже готова бежать.
 -   Разве ты не видишь, мама,  что с тех пор, как евреям разрешили  эмигрировать на историческую родину, антисемитизм  в нашей стране перешел  всякие границы? И никакая - то там  тетя  Груня, уборщица, а образованные, интеллигентные люди источают яд ненависти  к нам.  Иногда я чувствую себя как в террариуме.
          - На   бытовом уровне, доченька. Единичные случаи! Так во   всем мире. Разве ты не получила бесплатное образование, а мы с папой. Разве у нас не любят  Райкина? А Утесова?   А Бернеса? А Шостаковича? А сколько в стране наших композиторов, поэтов, писателей,  режиссеров,  ученых, врачей, учителей нашей национальности  - разве их не любит народ? Разве они  ни обласканы властью?   А тебя -   разве тебя  полюбил не русский человек?!  Разве мы не граждане нашей страны? Дай время, вся эта шовинистская шелуха перемелется. 
        Но Лидия Львовна снова заговорила о  миллионах граждан, замученных в сталинских лагерях, о депортации народов, о гонении  и травле инакомыслящих, об идеологической цензуре, о расстрелах лучших представителей интеллигенции, высшего военного командования, о штрафных батальонах,  заградотрядах, психушках, куда загоняют негодных...
           -  Опять ты за свое!  А  не забыла ли ты - сколько евреев было замучено и умерщвлено в фашистских концлагерях!?   А Бабий Яр?  И если бы  не подвиг Красной  армии  -  сколько бы еще  дочерей  и сыновей нашего несчастного многострадального народа  сгинуло!   А сколько погибло русских?  Но я всегда была интернационалисткой. И мне  глубоко плевать на тех, кто не любит евреев. Шовинисты - все на одно лицо, и не важно, кто они  по национальности - русские, евреи, арабы, немцы.  Я работаю там, где появляются на свет дети. Советские дети, понимаешь? Я - советский человек!
          Мария Абрамовна  взглянула  дочери  в глаза и, словно прочитав в них то, о чем догадывалась, обняла ее и произнесла  с  ласковой иронией:
    - Какая  из тебя диссидентка - ты просто ищешь предлог,  уйти от Виктора,  потому что у вас нет детей. И хотя сегодня не тридцать седьмой год - с такими   вещами, как диссидентство,  не шутят.
    - Мама, я должна быть на Красной площади. Я дала слово, понимаешь? Мы  будем участвовать в акции протеста  против оккупации Чехословакии
 - Лучше убей меня! -  вздрогнула мать и, схватившись за сердце, стала медленно оседать.
 - Мамочка! - впервые за долгие годы вырвалось из груди дочери.

            Вернувшись из  загранпоездки, Виктор и  представить себе не мог,   какие драматические события  происходили в его отсутствие. Едва бросив в прихожей чемоданы, он сразу же угодил теще в объятия. Она долго его не отпускала, словно раздумывала, как поступить. Пожилая женщина  сама наклонилась и подала ему тапочки, чего  по обыкновению никогда не делала. В глубине ее больших добрых глаз притаились  слезы.
   -  А  где Лида? Что  случилось? - забеспокоился зять.
   Она   утвердительно покачала головой:
   - Случилось, Витюшенька, случилось... -  и дала волю чувствам.
   - Лидочка  -  в  спальне. - Виктор  бросился туда, отворил  дверь  и замер. Лидия,  сидя на кровати,   подкармливала из бутылочки   младенца.      
   С отчаянием и надеждой  посмотрела она  на  мужа, застывшего в дверях. Разглядев  в его глазах любовь и понимание, светло улыбнулась.
-  Родненький ты наш!   -  воскликнула Мария Абрамовна, обнимая зятя.-  Я не ошиблась в тебе,  сынок.  А покойный  муж говорил: « Лучше бы -  за  своего» .
     Максиму  шел четвертый   год,  когда от  разрыва сердечной мышцы   скончалась  бабушка Маша.

Пролетели годы.  Виктор Иванович - заслуженный тренер страны по вольной борьбе, воспитавший не одно поколение замечательных спортсменов,до поры   не вмешивался  в  воспитание сына, положившись во всём на жену. Зато частенько, тайком от неё, баловал мальчика, позволяя ему нарушать установленный  матерью  режим  и  порядки. Отец и сын не выдавали матери своих секретов. Но стоило строгой  воспитательнице уличить заговорщиков, Виктор Васильевич  каялся и, в знак примирения, прижимал жену  к широкой борцовской груди. И если это  происходило   на   глазах  у  ребёнка, Лидия Николаевна, несмотря на свою хрупкость, деликатно,   но  энергично  высвобождалась  из  его железных  объятий,  в  коих    в   часы  уединения  была  счастливейшей  из  женщин.
      Несмотря на  суровый  и  мужественный  вид, Виктор Иванович был мягок и уступчив в семье. Не спорил по пустякам,   не навязывал   жене своего мнения. Маленькому Максиму казалось, что отец  готов  соглашаться с  матерью  во всём. Но когда необходимо было принимать жизненно важные решения - прославленный борец неколебимо стоял  на своём.
        Как не билась, как не отговаривала  мужа  Лидия Львовна ,  мечтавшая  с детских лет приобщить сына  к мировой  культуре  и  усадить за свой любимый старинный рояль, но всё напрасно. «Прежде всего занятия спортом!  Пора становится мужиком!» - заявил Виктор Иванович.
     «Да разве это спорт?!  Посмотри  на свои уши,  медвежью походку, пожалей  ребенка - на кого он будет похож? - сопротивлялась Лидия Львовна  душой и сердцем, а умом понимала,  что  бессмысленно разубеждать мужа, - тем более что Максим, взобравшись отцу на спину и обняв его за толстую жилистую шею, торжественно возвещал  миру:  « Я стану чемпионом,  как папа!»
      Максим  стал заниматься борьбой раньше,  чем пошел в школу. Отец привел его в спортзал  едва ребенку исполнилось  шесть   лет. Полноватый, но сбитый,  как медвежонок  крепыш выглядел  года на два старше. Он так и просидел до конца  тренировки  на лавочке, не проронив ни слова. Только в черных, как уголочке, глазках то и дело вспыхивали огоньки восхищения  и  тревоги.  Он никогда не видел отца таким строгим. И  даже забеспокоился  -  вдруг отец  навсегда  останется   чужим  и неприступным. И не позволит больше дергать себя за уши и не станет, ползая на четвереньках,  катать  на могучей спине.
           А как он им загордился!
По  жёстким чётким  командам тренера, полуголые  взмыленные атлеты, похожие на  гладиаторов, мчались как стадо бизонов  по периметру спортзала, казавшегося тогда Максиму непомерно огромным. Смешно переваливаясь с бочка на бок, передвигались гусиным шагом,  как циркачи  кувыркались, лазали по канату вверх-вниз. Становились на  мостик  и,  запрокидывая   руки далеко за голову, качали и без того жилистые резиновые  шеи. А потом - схватки. Разделившись на пары,  коренастые атлеты,  пружинистые и  быстрые, как пантеры  наскакивали друг на друга, едва не сталкиваясь лбами. Изловчившись,  проделывали молниеносные  броски. В положении лёжа прижимали противника к ковру.  От неимоверного напряжения  сухожилий, стекающего струйками  пота, казалось, сам воздух в зале накалялся - как в  мартеновском цеху.  Отец  никому не давал спуску, разговаривал со своими питомцами жестко и властно,  как гипнотизер в цирке.
        Так  в стране развитого социализма выплавлялась  спортивная   сталь!
        А отцу всё было мало, и он требовал от спортсменов  полной самоотдачи, отчитывал за малейший промах, и лишь изредка  поощрял отличившегося  одобрительным  кивком и  очень редко  одним  излюбленным словом «молоток».
         В тот день  малыш  навсегда запомнил сладковатый запах  мужского трудового пота. Ещё его поразило, что непримиримые противники на ковре, после тренировки, дружески похлопывали друг друга по могучим плечам,  шутили, обменивались  впечатлениями  в раздевалке. Подбадривали друг друга.
         Что стало с  теми, кто отстаивал  честь страны  на  спортивных аренах? Многие из них, достигнув высоких спортивных результатов, не смогли обеспечить свою старость. Другие влились в криминальные группировки, точно провалились в преисподнюю. Что стало со всеми нами? Куда подевалась атмосфера  доброжелательности? Или демократия нужна для того, чтобы радоваться ей под похоронную музыку. 
        - Ну как,  принимаете будущего чемпиона в свой коллектив? - наконец - то улыбнулся отец, представляя сына  своим подопечным,  состоявшей в основном  из  мастеров. Отец снова стал родным и доступным. Оказывается,  это  была  всего лишь    игра,   и   он  только претворялся сердитым, решил Максим.
     - Сейчас проверим, какой он чемпион,  - шутили ребята. Черноглазого  кучерявого  мальчишку  вызвал на поединок  грузин  Сосо - тяжеловес с орлиным носом и волосатой грудью. Оробевший  поначалу ребенок прятался за отцом, но потом,  пристыженный  командой,  наскочил  на  исполина,  и тот, « не выдержав натиска»,  опрокинулся  на лопатки   под  всеобщий  хохот  и  одобрение.
             Первое время  тренировки  казались   маленькому   Максиму  забавной   игрой. Но очень скоро нагрузки стали  давать о себе знать. И чем дальше, тем тяжелее. Сыну прославленного чемпиона, заслуженного тренера, нельзя было отставать, и Максим не жалел сил, старался  не подкачать отца, а отец   возлагал на него большие надежды. Когда Максим окреп   физически, отец  перестал щадить его,  изматывал до изнеможения, заставлял трудиться  на пределе физических возможностей.
           Подростком Максим  выполнял ту же работу, что и ребята из  старшей возрастной группы. И только нежные руки  матери  вечерами  ласкали его.  И уже не отец, а мать скрывала свои слабости, нарушая установленные отцом режим и порядок.  Отец  часто  повторял: «Не скулить и не жаловаться - мужчина должен быть сильным,  мужественным  и  благородным».            
       Максим  Великанов  оправдал  надежды  отца, став в девятнадцать лет чемпионом мира. Следующим  этапом в спортивной карьере Максима Великанова стала   бронзовая  медаль, завоеванная на Олимпийских играх.  За полторы минуты до конца схватки, в финале с американцем, он вел в счете, но сказалась застарелая травма голеностопного сустава. Стараясь выиграть время, советский  борец  позволил противнику,  которому нечего было терять,  проявить активность, и угодил, после партера, на бросок в два балла. При равном счете  победу присудили американскому борцу. Эти драматические обстоятельства остались незамеченными  публикой.   Но до второй  Олимпиады четыре года. Отец был слегка  огорчен  - ведь олимпийское золото было почти  в  руках. Однако, успокоившись на этом,   передал  сына  жене   для  дальнейшего воспитания.
        Лидия Львовна убедила  Максима, по окончании физкультурного института, поступить  на  факультет  философии. Она считала, что у Максима философский склад ума.
     «Он   будет самым «сильным» философом», - пошутил отец. “ Мать  дала понять мужу, что философия -  это не та  область знаний, в  которой  он разбирается.  Она  задела самолюбие человека, привыкшего побеждать.  И Виктор Иванович  полвечера    просидел в домашней библиотеке, копаясь в ученых книгах. По этой причине сын с матерью  никак не могли приступить к ужину. Наконец  он   вышел к ним. Прежде чем   излить  поток обличительной иронии, глава семейства  втянул   ноздрями ароматные запахи, идущие от  кастрюли с наваристым борщом , похвалил  жену  за  кулинарные успехи, и  только затем заявил  с   видом   победителя:  «Между прочим, Фридрих Ницше в своем трактате «Сумерки кумиров» развенчал со славой великих философов античности. А  Ваш  Платон, создатель первой в истории Академии признался  не так давно - всего пару тысячелетий назад,  что  мудрецу достаточно мгновения, чтобы понять то, на что философ  потребовались бы годы.    А сам я  думаю, что философия - детский лепет, жалкий  бред,  мертвая  наука, не имеющая   практической  пользы. С  развитием научно - технического прогресса философские труды,  некогда властвовавшие умами,  утратили свою научную значимость. Да и не была философия никогда наукой.
     Виктор Иванович не ожидал такой реакции: мать с сыном как по команде покатились со смеху, за что им потом было даже совестно. Но удержаться не могли.
    -  А знаешь, что ты скажешь, когда закончишь учебу? - не уступал отец.
     Максим пожал  плечами.
    - Ты воскликнешь  как  Сократ: «Я только знаю, что ничего не знаю».  Так стоит ли мучиться?

00000000000

     Телефонный звонок вывел Максима из прострации. Звонил охранник из больницы. Он сообщил, что у таджикской девочки - гость: подозрительная молодая особа. Максим попросил не выпускать ее до его приезда.
   Яна сидела у постели Джамили и, склонив голову, что-то вполголоса выспрашивала. Когда Максим появился в дверях палаты, в темных, как ночь, глазах Джамили, вспыхнули огоньки радости. Яна же вжалась в стул, приняв корреспондента за симпатичного отморозка.
– Для начала, представьтесь пожалуйста, - сказал Максим, придавая и без того суровому лицу грозный вид.
- Я, я…
- Кто вас подослал?
- Никто, я сама пришла...
- Документики ваши можно посмотреть?
Растерявшись, девушка быстро достала из сумочки украинский паспорт и миграционную карту и протянула их журналисту.
- Так, Яна Коваленко, из Ивано-Франковска, временная прописка просрочена.
Бедная девушка едва не намочила трусики - таким угрюмым выглядел журналист. Она перевела взгляд на Джамилю.
- Это Максим, - улыбнулась рабыня.
- Тот самый? Я же вас по телевизору видела. Думала еще, вы - не вы. Что ж вы так пугаете людей? - вздохнула Яна и, растянув пухленький рот в улыбке, показала журналисту красивые зубки
- Это я вызвала скорую и позвонила в милицию.


    Максим привез Яну в небольшое кафе, на Тверской. Они выбрали столик в углу. За окном обозревалась главная улица страны - нескончаемые толпы людей и потоки машин.
- Здесь цены не кусаются, а душат, - предупредила девушка. - Может, поищем другую забегаловку? Максим снисходительно улыбнулся.
Она сразу прониклась доверием к Максиму и какой-то безотчетной неподдающейся логике симпатией. Ее мучила мысль о неудавшемся шантаже, которая она предприняла по отношению к Зарецкому. Какая же она была дура. Она играла с огнем, не думая о последствиях. И только в последний момент опомнилась. Но услышав по телевизору о заминированной машине журналиста, решила ему все честно рассказать. Не умолчала и о своей двойной жизни.
  - Хочу вам признаться: рядом с несчастной девочкой брошенной под мостом, я нашла вот это удостоверение. Она достала его из-за сумочки и протянула Максиму.
Яна рассказала Максиму обо всем, что случилось в тот вечер, о разговоре с Гореловым, не умолчала и о своей двойной жизни
- С таким отзывчивым сердцем - и на панели! –развел руками Максим.
- Осуждаете?
- Я не Господь Бог и даже не папа римский. Только у нас такие красавицы перебиваются древним ремеслом. А потом, как знать, что лучше - торговать телом или менять политическую ориентацию в зависимости от конъюнктуры.
- А вы… мужчина, на которого девки сразу западают.
Он казался ей таким сильным и привлекательным, настоящим суперменом.
   Яна почти не помнила лиц своих клиентов, потому что встречалась с ними обычно в полумраке автомобильного салона, темных подъездах, подворотнях. Да и сколько их было! Удовлетворяя груды тел, Яна надеялась остаться такой же чистой и приветливой, какой была всегда, и, заработав достаточно денег, выскочить замуж за хорошего парня, желательно военного, и больше никогда не возвращаться к продажной жизни. Сколько страхов она натерпелась за год, предлагая себя встречным - поперечным! Но к ощущению адреналина в крови, как к наркотику, быстро привыкаешь. Зато настоящих наркотиков не пробовала, и думать об этом себе запретила.
Они выпили по бокалу шампанского.
- У вас не найдется сигаретки? - спросила Яна. - Свои закончились.
- Принесите девушке пачку хороших американских сигарет, - распорядился Максим.
- С ментолом, - уточнила Яна.
Да - да, с ментолом, - подтвердил Максим.
Облегченно вздохнув, после глубокой пробравшей грудь затяжки, Яна стала рассказывать о том, как нелегко живется уличным проституткам в Москве.
«А где им хорошо живется? - задумался Максим. - В Нью-Йорке? Может, в Амстердаме? Или В Стамбуле?»
Достаточно он повидал их на своем пути.
У Яны было довольно милое лицо, если не сказать красивое, и стройная фигурка. Вот только ростом не вышла, а так, ну просто “Мисс Ивано-Франковск“. Густые белокурые волосы, собранные на затылке в пучок, из которого торчал забавный хвостик, были прихвачены щеголеватой заколкой, увенчанной головой дракона, отчего девушка казалась несколько выше ростом. А какие лучисто голубые у девчонки глаза. Добрые, приветливые. Не замутненные коварством подлых намерений. Не промерзшие презрением к человечеству. Какие у грешницы глаза!
Что в них отражается, когда очередной клиент приказывает ей начать работу?
Яна рассказывала журналисту о том, как опасна и трудна жизнь уличной проститутки, а в его голове уже рождалась будущая статья.
“ ... Выходя на панель, уличные проститутки сбиваются в стайки. Видимо, так легче выжить. Каждый раз, садясь в машину к очередному клиенту, путана  рискует не только потерять здоровье, но и саму жизнь. Вот подкатила тачка, из нее вырываются пьяные голоса. Проститутка лихо запрыгивает в салон. Как знать, может, эта ее последняя гастроль. Оказавшись на коленях у пьяной компании, главное - не растеряться. Ее тормошат, тискают со всех сторон. Опытные проститутки обладают большим ресурсом по части выживания в подобных ситуациях. Во рту у нее наготове предохранительная резинка, и, не давая опомниться клиенту, она насаживает ее незаметно и принимается за работу. Ведь пьяному - море по колено, попробуй объясни, что на свете есть еще такая болезнь -  как СПИД.
Ночная бабочка боится обжечь крылышки. Она шутит: “ Не спешите, родимые, всех обслужу, по полной программе... Ну-ну, куда ты суешь руку, это ведь не карман, где деньги лежат. Как ты горяч - никогда не встречала такого темперамента... ”
С отъявленными отморозками лучше не спорить. Если взбрыкнуть - будут утюжить по ребрам, точно это не живой организм, а мешок, набитый дерьмом. И она делает все, что прикажут. Проституткам не всегда платят, случается, их просто выкидывают на ходу из машины.
Клиенты попадаются всякие. Иногда - настоящие маньяки!
Однажды один такой поиграл у нее на нервах. Вспоминая тот случай, Яна невольно вздрагивает и, допив для смелости бокал, продолжает рассказ:
- Едва не упала в обморок, когда почувствовала у виска дуло пистолета. Инстинкт самосохранения подсказал: “ Яна, не дергайся! “
Она вспомнила, как обводила леденящий душу ствол языком, пропускала его в рот, пока дебил не успокоился.
- С тех пор ношу в волосах вот эту хитрую заколку. Придерживая волосы на затылке, она сняла ее. Такой игрушкой можно заколоть на смерть, не правда ли?
Максим, одобрительно кивнул.
Яна считает, что уличная проституция - общественное благо. Уличные проститутки, по ее мнению, помогают снять социальное напряжение у самой мрачной части мужской половины общества. Они забирают агрессивную энергию у дебилов и пережигают ее в себе. Прямо как деревья: поглощая углекислый газ, выделяют кислород. Ведь сексуально неудовлетворенный мужчина социально опасен. Таким образом, проститутки спасают общество от множества преступлений. В первую очередь - порядочных женщин от насилия. А сколько бы развелось маньяков, если бы не проститутки.
- Резонно, об этом еще писал в своем трактате “ Басня о пчелах ” Бернард Мандевиль, - согласился Максим. - Однако неплохо было бы загнать всю эту неорганизованную массу в правовое поле и создать цивилизованные условия для работы.
- А кто такой Бернард Мандевиль, я не слышала о нем?
Максим улыбнулся.
- Был один такой - английский философ французского происхождения, о котором даже Карл Маркс сказал: “Этому человеку можно верить” Расскажи-ка лучше, как складываются отношения с милицией?
- Моя милиция меня бережет, - вздохнула Яна. - За все нужно платить - иногда деньгами, иногда натурой. Они ведь тоже мужики. Да и начальников у них много.
-Поймите меня, Максим, я не как другие путаны. Я как доктор. Ведь секс для мужчины с приятной женщиной как психотерапевтическая процедура. Поверьте, нормальные люди становятся после таких сеансов добрее. Не только уроды прибегают к помощи проституток. Некоторые искренне благодарят меня за искусство любви.
Максим, конечно, мог бы в пух и прах разнести ее теорию социально-психологической пользы проституции, но не стал терзать девушку, которая совершила благородный, достойный уважения поступок.
- А если появится любимый человек, бросите ради него свою сексотерапию?
- Да хоть сейчас,- в глазах Яны блеснул огонек надежды
- Вы хотели получить за найденное удостоверение московскую прописку, я вам помогу. Вот вам мой телефон, он передал ей визитку, и пятьсот долларов свернутые в трубочку.

-Что вы, что вы, я не возьму от вас, стыдно
- Если не возьмете, я вам не помогу.
- Ну ладно, девушка положила в сумку деньги и восторженно сказала
–Если вам понадобится моя помощь, я всегда готова к вашим услугам.
В это время из автомобиля, припаркованного неподалеку от кафе, один из охранников Зарецкого вышел на связь:
- Дмитрий Олегович, она перетирает в кафешке с каким-то амбалом...
- Этот амбал, между прочим, и есть тот журналист. Решайте проблему, пока он не прославил меня с помощью этой сучки.
Максим подвез Яну к Белорусскому вокзалу. Прежде чем она успела выскочить из машины - в прекрасном настроении, после шампанского и теплой человеческой беседы, - Максим предупредил ее, что поскольку теперь она является важным свидетелем, лучше было бы на время уехать из столицы.
- Ничего, перебьюсь, - ответила девушка и слегка приподняла заколку:
- Вот мое оружие!
00000000000000000000000
;
; Яна не прислушалась к совету журналиста. Вечером внезапно похолодало. В группе таких же, как и она, ночных бабочек, девушка куталась в воротник тоненькой кожаной куртки и переминалась на высоких каблучках в ожидании клиентов. Наконец подъехала “семерка” с тонированными стеклами. Из окна высунулась мужская голова в темных очках.
- А ну-ка, стройся, бесстыжая команда, - весело рявкнул водитель.
Он “перебирал“ девчонок, вглядываясь больше в лица, нежели оценивая их фигуры.
- Ты, толстушка, покажи сиськи!
- Покажи ему задницу, Верка, - захихикали девицы.
Верка приблизилась к машине и, расстегнув кофту, вывалила из бюстгальтера дородную грудь, давая получше ее разглядеть.
- Ты пощупай, пощупай, это тебе не силикон, - она гордилась своей грудью.
- Сожалею, не мой размер, - покачал головой клиент. - А ты чего прячешься, чертенок? - кивнул он Яне. - Живо в машину.
- Чтоб ты сдох! - фыркнула Верка вслед удалявшемуся “ жигуленку “.
Уже в машине Яна почувствовала тревогу. Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что с этим клиентом нужно быть настороже. Что-то в нем вызывало подозрение. Как будто не девка ему нужна, а приключения на задницу. А потому она потребовала деньги вперед. Ничего не ответив, незнакомец гнал машину по направлению к набережной.
- Сто баксов гони, - повторила Яна.
- Да ты и половины не стоишь...
- Ну тебя! Тормози!
- Будут тебе баксы, не дергайся, - он достал из внутреннего кармана кожанки зеленую сотку и, пошарив у нее за воротником куртки, пхнул ее  в бюстгальтер.
Машина остановилась под мостом. По иронии судьбы - в том самом месте, где выкинули таджикскую рабыню.
Незнакомец снял очки, отшвырнул их на заднее сиденье. Это был зрелый мужчина средних лет с довольно интересной внешностью. У него были грубые чувственные черты лица, и если бы не стальной, отталкивающий блеск в глазах, Яна с большим удовольствием помогла бы ему освободиться от внутреннего напряжения. Но даже без удовольствия - за сто баксов она превратит для него оргазм в симфонию головокружительных ощущений.
- А ну-ка, доставай моё хозяйство, - усмехнулся клиент и, повернувшись к ней, широко раздвинул ноги. Сняв заколку, Яна распустила собранные в пучок  волосы и, присев на коленки, придвинулась поближе к клиенту. Задрав голову, она жадно посмотрела ему в глаза, как заговоренная, словно ей хотелось  еще раз убедить себя, что все в порядке и беспокоится не о чем.
- Чего уставилась, глазастая?! Время пошло, работай!
Спустив молнию на брюках клиента , она принялась за дело.
Смертоносная заколка лежала рядом у ее ног.
- Быстрей, сука! Быстрей! –хрипел незнакомец, хватая ее за волосы. - У него был властный, но завораживающий голос.
“ Маньяк какой - то, - вихрем пронеслось в голове девушки. Она вдруг и в самом деле почувствовала себя ничтожеством, и это обстоятельство ее начало заводить. Кровь застучала в висках, Он зацепил ее, и она задыхалась от возбуждения, что случалось с ней крайне редко. Наконец проститутка заставила клиента задергаться в сладостных конвульсиях, и в этот миг он схватил ее за горло и стал медленно, но неотвратимо душить. Как будто ему хотелось дать почувствовать жертве весь ужас своего положения и насладиться ее страхом и предсмертными хрипами. На самом краю черной бездны, куда ускользала ее жизнь, Яна схватила с пола заколку и, взмахнув рукой, глубоко вонзила ее в поблескивающий в темноте глаз убийцы.
Душегуб так глубоко вдавил ей в горло свои страшные пальцы, что, выскочив из машины, она долго закатывалась удушливым кашлем. Хваталась за горло, тяжело сглатывая слюну от подступившей тошноты и острой боли в гортани. Она бежала прочь от возможного места своей гибели. И дома пьяно качались, колыхались и слезились огни фонарей. И ее долго преследовал звериный рев: “ Ве-е-едь - ма - а - а - а! ”

20.

Настойчивые телефонные звонки оторвали Максима от компьютера. Он поднял трубку. Услышав встревоженный голос Яны, сразу же почувствовал: случилась беда.
- Сейчас буду...
“Конечно же, девчонка попала в беду. А я ведь предупреждал. Слава Богу, что жива. А вдруг ее похитили и говорила она под диктовку? Максим опустил в подплечную кобуру именной пистолет отца. Через десять минут он подобрал девушку у станции метро, оглушенную и растерянную, и, пока они ехали назад, она, захлебываясь от волнения, твердила: “ Я, кажется, убила его! ”
Только когда они приехали к нему домой, она смогла внятно объяснить, что все-таки произошло.
Весь этот кошмар пронесся так стремительно, что девушка только теперь по - настоящему осознала, что чудом избежала смерти. Она снова и снова переживала эту ужасную сцену.
- Я ведь с того света, понимаете, Максим?! Я, наверное, убила его. Но я же спасала свою жизнь. Я убийца, да? Меня посадят?
“ Сейчас начнется истерика “ - решил Максим, видя, как у девушки затряслись руки и задрожал подбородок.
Он налил ей полстакана водки, и она не раздумывая осушила его залпом. Закурила ментоловую сигарету. И немного успокоилась.
- Ты думаешь, нашей милиции больше делать нечего, как гоняться за тобой, - успокаивал девушку журналист. - Пусть спасибо скажут, что выполнила их  работу. Если б все были такими убийцами, как ты, жить на свете было бы гораздо приятнее. Тебя не сажать надо, а наградить.
- Да, чуть не забыла, - она побежала в прихожую, достала из кармана пальто барсетку и, вернувшись, положила ее на стол перед журналистом.
Максим удивленно вскинул брови.
- Это что?
- Это сумочка убийцы. В ней -документы.
- Ты успела еще и трофей прихватить! Вся страна узнает о твоем мужестве. Миллионы читателей! Жаль только фамилию придется изменить...
- Там еще были деньги, я оставлю их себе, Вы не против?
- Конечно, конечно, - ты их заслужила. Возможно, эти деньги он получил за твою голову.
Максим с интересом просмотрел документы. Удостоверение сотрудника охранного агентства «Щит» и водительские права на имя Суханова Вячеслава Николаевича.
- М - да, это был подготовленный человек. Охранное агентство “ЩИТ “ - вотчина главаря одной из криминальных группировок по кличке Хромой. Он-то и обеспечивает криминальную “крышу “ Дмитрию Зарецкому.
Засев за телефон, Максим быстро выяснил по своим каналам, что за истекшие час - два в больницы города доставлено семь человек с тяжелыми ранениями. Двое уже скончались. Интересующий его гражданин находится в институте имени Бурденко, врачи борются за его жизнь.
- Можешь радоваться: будет жить твой маньяк. Вот только вытекший глаз ему не восстановят. А впрочем, чему радоваться - лучше б ты его порешила.
- Нет - нет, - Яна облегченно вздохнула, - пусть уж кто-нибудь другой. Я чуть не померла от страха.
- Ну ничего. Теперь будешь долго жить. Завтра повезу тебя в аэропорт, вылетишь в Киев. Оттуда доберешься до своего Ивано-Франковска.
- Чтоб замести следы?
- Да, - кивнул Максим, но тут же осекся. Он вдруг поймал себя на мысли, что не уверен в своих словах. Ему даже стало как - то совестно: ведь речь шла о жизни девушки.
- Нет, домой тебе пока нельзя, - сказал он раздумчиво. - Есть небольшая, но реальная угроза, что с тобой захотят свести счеты. Что им стоит выяснить через твоих подружек - откуда ты и куда подевалась. Они тебя легко достанут дома.
Яна свесила уныло голову.
- Да, я рассказывала о себе девчонкам. И они, наверняка, проболтаются. А потом мамка наша, ну, сутенерша, она покрывать меня не станет.
- Как же быть?
- Я могу поехать в Питер, к тетке, - нашлась Яна, напуская на себя уверенности. Там ее не очень –то ждут, но и за порог не выставят.
- Это разумное решение. А я дам тебе знать, когда ситуация прояснится. У меня есть выход на этих людей. А где твоя заколка, - спросил Максим, вдруг опомнившись.
Девушка побледнела.
- Заколка? Я не помню... По-моему я бросила ее там, в машине.
Максим быстро сообразил, что если “пострадавший” захочет разобраться с ней с помощью милиции, то Яну могут обвинить в ограблении. Он решил, что в сложившейся ситуации, ей необходимо написать собственноручно заявление о происшедшем. Это заявление он вставит в статью, конечно же, не указывая имени автора, и в дальнейшем оно может послужить ей оправданием.
- Вот тебе бумага и ручка. Пиши. Все, как было. «Я, Коваленко Яна Сергеевна, гражданка Украины... »
Яна быстро писала мелким почерком под диктовку Максима, полностью ему доверяя и нисколько не сомневаясь, что так нужно для ее же пользы.
- ... и когда незнакомец стал меня душить, - диктовал Максим, - я в целях самообороны... Нет, лучше напиши так: я, спасая свою жизнь, ударила его в лицо заколкой. Поставь дату и распишись
- Ничего если с ошибками?
- Даже хорошо. Волнение, аффект... Тут уж не до грамматических тонкостей.
Яна снова занервничала.
- Я так и знала, что меня посадят. Может, вернуть деньги?
- Даже не думай об этом, - улыбнулся Максим, подбадривая ее.
Но водка делала свое дело и девушка немного упокоилась.
- Как я вам завидую, - вздохнула Яна, - вы известный журналист, живете в такой огромной квартире. У вас есть девушка? Хотя глупый вопрос. Вы, наверное, меняете их не реже, чем нижнее белье.
Максим скептически усмехнулся.
- Да нет, белье меняю чаще.
- А что будет с Джамилей? - спросила Яна с ревнивым любопытством.
- Попробуем ей помочь.
- А зачем вам это?
Максим удивленно вскинул брови:
- В самом деле - зачем? Не задумывался. Наверное, в этом тоже есть прелесть - когда создаешь себе лишние проблемы. Вот ты зачем позвонила в милицию?
- Если честно: я подумала, кого - то из наших девчонок потрепали, ну, таких, как я.
- У тебя доброе, отзывчивое сердце, Яна. Тебе надо выбираться из этой грязи.
Яна смотрела на Максима с нескрываемым восхищением.
- А вы - совсем не такой, как все. Любая женщина была бы счастлива с вами.
- Тут ты не права: я ужасный эгоист! И вряд ли кому удалось бы со мной ужиться. Разве что электронной служанке.
Яна выпила еще водки и, кажется, совсем успокоилась.
- А можно принять ванну?
- Валяй...
Яна родилась и выросла в коммунальной квартире на трех хозяев, и ванная комната журналиста показалась ей верхом роскоши. Войдя в ванную комнату Она сбросила одежду и некоторое время, разглядывала себя в большом овальном зеркале Сколько девушек смотрелись в это зеркало, вздыхая оттого, что суровый красавец никогда не будет принадлежать им. В это зеркало каждый день смотрится он сам. Перед ним раздевается. Она прижалась грудью к серебристой глади зеркала, подышала на него. И на запотевшем туманном островке вывела указательным пальцем: “Максим”. Потом языком слизала написанное.
Утопая в хлопьях мыльной пены, Яна пыталась разобраться в спуташихся мыслях. В пьяной голове девушки шумели водопады и бурные реки.
“ Господи, сколько событий в один день! Как там мама? Ведь никто не узнал бы, если бы меня... Обязательно схожу в церковь... И еще: на следующий год непременно поступлю на юридический. ”
Максим постелил Яне в спальне, а сам собирался прилечь на диване. Но прежде ему нужно было поделиться своими мыслями с компьютером. У него был по тем временам один из самых мощных бытовых компьютеров. В коридоре послышались шаги. Приоткрылась дверь, высунулась растрепанная головка Яны.
- Почему ты не спишь? - спросил Максим, вглядываясь в лицо девушки. Оно выглядело растерянно влюбленным. В ее лучисто голубых глазах, как в прояснившемся после непогоды небе, открылись солнечные дали.
- Мне страшно, - вздохнула она.
- А я думал ты девушка смелая.
“ Сегодня Господь уберег меня на самом краю. Может, еще раз повезет? ”- мелькнуло в головке путаны.
Ступая босыми ногами по ворсистому ковру, она бесшумно приблизилась к журналисту. Она была в рубашке Максима, которая почти до колен закрывала ее наготу. Сколько мужчин обладали ее телом, но сердце ее не принадлежало ни одному из них.
- Вы пишите о таджикской рабыне?
- Нет, беги, отдыхай.
Однако Яна не теряла надежды:
- Не прогоняйте меня! - взмолилась она, опускаясь на колени. - Ведь я словно заново родилась...
Взяв девушку за руки, он хотел помочь ей встать, но она как безумная прижалась к его ногам. Яна смотрела на него, снизу вверх, как безрассудная фанатка на своего кумира.
Максим провел ладонью по ее влажноватым, сладко пахнущим волосам.
- Живо в постель, простынешь…
- А можно спросить? - произнесла она почти шепотом.
- Спрашивай.
- Скажите, Максим, может ли девушка, ну такая, как я, остаться чистой, после всей этой уличной грязи? Может, ли она надеяться на настоящую любовь?
Суровое лицо суперкорреспондента потеплело.
- Если драгоценный камень бросить под ноги, втоптать в грязь, он, конечно, запачкается, - начал журналист издалека. - Но стоит его поднять, поднести к губам и хорошенько дунуть на него, он снова засверкает. Так что у тебя все еще впереди. А то, что такие девушки, как ты, выходят на панель, виноваты мы - мужики. А теперь - бай - бай...
Тяжело вздохнув, девушка отправилась в спальню, а Максим, выключив компьютер, направился в ванную комнату. Приняв быстренько душ, он вышел оттуда свеженький, бодро обтираясь полотенцем.
Из спальни раздался голос Яны:
-Не оставляйте меня одну. Я умираю от страха...
Это была мольба.
Максим зашел в спальню.
- Я снова вспомнила весь этот кошмар. Я не могу забыть его глаза... Это ужасно! Мне нельзя сейчас одной.
Яна задрожала, словно приготовилась к эпилептическому припадку.
- Да ты и впрямь вся дрожишь - как чайник на плите. Ладно, только засыпай скорей. Как только Максим забрался под одеяло, она перебралась на его половину и стала прижиматься к нему.
- Мне надо согреться, мне надо согреться... - она прижималась к нему все сильнее и сильнее. – Я замерзаю. Только не подумайте ничего плохого.

 
 21.

        По  большому  счету  господин  Зарецкий  не верил ни  в бога, ни  в черта.  Зато  доверял  предсказаниям  Пелагеи  Марковны.  Эта   моложавая   бездетная   старушка, родом из  сибирской  глухомани,   обладала   поистине   фантастическим   даром   предвидения. Три года  промчалось  с тех пор, как она приехала в  Москву, чтобы похлопотать  за  родного племяшу, которому  грозил максимальный срок за убийство отчима. Вернувшись из армии, сержант-десантник, отличник боевой и политической подготовки ,  строго предупредил  его, что больше не потерпит издевательств над своей матерью. Во время соседской свадьбы, которую справляли всем таежным поселком, отчим вдруг заподозрил жену в супружеской  измене, Схватил нож со стола и погнался за ней. Но пасынок остановил  его точным смертельным ударом  пятки в висок. Человек, который воспитывал его с малых лет,  рухнул как подкошенный.
   Поразительно, в трезвом состоянии  отчим мухи не обидел бы, но пьяный - превращался в зверя.
      На  допросе парень заявил следователю,  что не жалеет о случившемся.  Следователь пообещал  парню,  что  засадит его на длительный срок,  и у него будет много свободного времени, чтобы горько раскаяться в содеянном.


      
       В   первый  же  день  своего пребывания  в  столице Пелагея Марковна  сама едва  не  погибла. Но, как говорится,  не было счастья, да несчастье помогло!  А все  Вера  Павловна  Зарецкая - стройная,  красивая  и  неукротимая,  привыкшая расправляться  со  своими  обидчиками  быстро  и решительно. В  то  морозное  утро  она  приехала   к  отцу   в   Генпрокуратуру     и   потребовала,  чтобы  вельможный  папаша  как  можно  скорее   поставил  на  место   налоговых инспекторов,  вздумавших  трясти   бухгалтерию  ее турагентсва. Отец  прямо при ней позвонил  куда следует   и  закрыл  этот вопрос. Дочь успокоилась. Она  садилась  за руль  своего навороченного  джипа   в  самом  лучшем расположении духа. Но, не отъехав и ста метров от  здания  прокуратуры, на первом же повороте,    едва  не  сбила   пожилую женщину,   неуверенно  перебегавшую   дорогу. Надежные тормоза,  несмотря  на  гололед,  удержали  машину  буквально  в  сантиметрах от  пешехода. Испугавшись наезда, старушка потеряла равновесие и  опрокинувшись  навзничь,  ударилась    затылком  об асфальт.
        В  больнице у нее  нашли только легкое  сотрясение мозга. Выйдя  из обморочного состояния, Пелагия Марковна даже не удивилась, что находится  в  больничной  палате. Как только прояснился  ее  затуманенный  взор,  и  она увидела  лицо  хирурга,  склонившегося  над  ней,   сразу же выпалила:
“ Беги, сынок, до хаты, ой,  беги, беги! Воры  хозяйничают  у тебя в дому... “
Конечно, и  сам этот хирург, и стоявшие рядом медсестра, и   Вера Павловна, не отходившая от  больной  и  считавшая своим долгом сделать все, чтобы  загладить  свою вину перед  ней,  посчитали, что старуха  бредит.
       Какого же было  изумления  Веры  Павловны, когда придя на следующий  день к   больной,  она увидела в палате  столпотворение.
- Что случилось? - спросила  она   у   медсестры.
- А вы  что,   не знаете?  Нашего хирурга и  в самом деле обокрали...  Вчистую...
В  больнице решили, что  у  старушки  после  перенесенного стресса   открылся  “ третий  глаз “.   Хотя еще  прабабку  Пелагии  Марковна,  которая предсказала самому Емельке  Пугачеву бесславную кончину,  называли ведьмой.
- А тебя, голубушка моя, сказала она Вере Павловне, муженек совсем извел, но ты не сомневайся, далеко не уйдет. -Такого откровения Вера Павловна не ожидала услышать.  Честолюбивая  и  благородная, она  упросила   отца,  помочь обладательнице уникального  дара,  которую  по неосторожности  едва  не  отправила на тот свет. Благодаря его связям,  проблема  быстро решилась:  племяннику изменили меру пресечения, а потом и вовсе оправдали.
    Всю зиму  бабка Пелагея  прожила  у  Зарецких,  и   с  ее  появлением  в   семье,  где  супруги  в  последнее  время  находились  в  непримиримой оппозиции   друг  к  другу,  воцарился мир.
      Зарецкий   вначале  отнесся  скептически  к  способности  старухи  предугадывать события. Но однажды  во  время  выступления  по телевидению  весьма благополучного,  широко известного в стране шоумена и журналиста, она  сказала Дмитрию:   “ Вот этот  - не жилец, ой,  не жилец. Смерть ходит за ним по пятам. ” -  “ Ну не грузи, бабуся, не грузи! “ - почти издевательски   усмехался  Дмитрий. - Этот будет жить долго...”
Спустя   несколько  дней  журналиста  застрелили  у подъезда  своего  дома.
   На  памяти Зарецкого она ни  разу  не  ошиблась  в своих   прогнозах. 
      
    В   оздоровительно - развлекательном   центре  “Мальвина”  у   нее  был свой кабинет,  и   каждый  божий  день к  сибирской ясновидящей  с   утра    выстраивалась  длинная  очередь. Кто только к ней не приходил -  криминальные авторитеты, известные политики,  депутаты, бизнесмены, прокуроры, судьи, звезды кино, эстрады. Известные влиятельные люди, желая оставаться незамеченными,  попадали  к бабке Пелагея  с  другого хода. О чем только ее не спрашивали. Не ожидается ли обвал рубля? Не предвидится    ли  в  ближайшее время  отставка   правительства? Не заболеет ли в скором будущем  президент? Не вернутся ли к власти коммунисты? Некоторые интересовались,  не готовится ли на них покушение.
*  С присущей  ей  деревенской простотой ,  как  будто речь шла  о  рецептах засолки, она  отвечала  на судьбоносные вопросы своих доверчивых клиентов. И  если   иному  чиновнику  у нее на приеме приходилось  слышать,  что его  ждет  отставка,  стало быть, пора  искать новую работу.
   Больше всего вопросов между тем касались отношений между супругами. Гуляет ли жена, уйдет ли к другому? Вернется ли муж, есть ли у него любовница?
      Дмитрий   ушел  от   нее   в  тот  день  бледный.
-  Поверь  мне, сынок, великие ждут тебя испытания,   -   произнесла она трагически, прервав  молитвенное бормотание,  и  стала  креститься   на  образа.   -  Страшный  наступает  перелом,  остерегись...  -   предсказывала  вещунья,  вглядываясь  в  серебряную  чашу, наполненную доверху освященной в церкви   водой.
    - Вижу, вижу  тучи  косматые...
    -  Ты  чего- то  путаешь, Пелагея Марковна,  посмотри  получше,  - заволновался Зарецкий, привыкший  получать от нее более приятную информацию.
    -  Да  как  же я  путаю,  когда вот она,  перед  глазами, девчонка  эта  в  тюбетейке.  И   в   руках  у нее  -  карающий  меч!  Она послана разрушить твою жизнь. Кто ее обидит – долго будет раскаиваться.
   - Какой еще  карающий меч!  Где это ты нахваталась? Нет у нее никакого меча.
   -    Истину  говорю:  получишь от нее удар. А спасешься только  благодеяниями. Сходи в церкву,  пожертвуй  сколь можешь  на храм, да нищих не забудь, и  Господь тебя  убережет. А  прольешь  кровушку    - пропадешь.
   -   Чтобы  как-то  развеяться,  Дмитрий  прямиком  направился  в  бассейн.  Эльвира  Михайловна,  его  помощница,  угадала  с полувзгляда   настроение шефа  и   послала  вслед  за  ним   двух  свеженьких девиц.
Девчонки  извивались  как  русалки, стараясь привлечь внимание  хозяина,  но  он,  скользнув  по  их полуобнаженным  фигуркам,  только   недовольно  поморщился.  Он  уже  собирался   отослать    их   назад,  но  из  двери  раздевалки  вышел,  прихрамывая  на левую ногу,  некогда  простреленную пулей  постового сержанта,   известный  криминальный авторитет  по  прозвищу Хромой.
- Давай  к  нам, Гриша!  -  махнул  ему   Зарецкий, выныривая из воды.
Но тот  мрачновато покачал головой.
- Сам  вылазь...
Они   поднялись на второй этаж, где у Зарецкого располагался  кабинет  с    окном на бассейн. А вообще,  у  Зарецкого в Москве было  много кабинетов - легальных  и  нелегальных.
   Хромой  явно  готовил  для  Зарецкого  сюрприз.
         - Ты  просил  нагнать  страху  на   юную   путанку,  чтобы  спермой  не  воняла,  не так ли? - зашел  издалека Гриша.
- Да,  чтоб  духу ее  в  Москве не было.
- Как же!  Эта  килька  кошачья  оказалась шустрее  моего  костолома, мастера боевых искусств! Парень Афган  прошел!
- И что?
- Выковыряла  ему  глаз  гвоздиком!  А может, ногтем. У них ведь какие сейчас.  Вот -  что!  К тому же, стерва,  умыкнула  барсетку, в которой  были документы  и  пять  штук  баксов. Ты  уж  прости, но  с  ней   теперь   придется  разобраться  по  понятиям.
- Не надо крови, Гриша, - покачал  головой Зарецкий. От волнения  на его ухоженном  красивом лице проступила благородная бледность.
-  Спустить ей  такое? - вытаращился Хромой. - Не понял. Неужто Пелагея застращала?
-  Да нет, что  ты. У меня  на  хвосте - корреспондент   из  “Нового Времени”,  сечешь ? Он  начал  журналистское расследование.   Лишний шум   нам сейчас ни к чему. Не говоря уже  о  том,  что  в  дело  вмешался  тесть.
 - Подумаешь, преступление:  купил девку, которую даже трахнуть не успел.  Ты  знаешь,  во сколько   нам станет  лечение моего человека?  Посчитай:  операция  в  клинике,  глазной  протез... Отпускные для  отдыха  на лучших курортах Европы.  А  как же!  Это как  производственная травма. Увечье.   Я   своих людей   в   беде  не  бросаю.  Я  им  пахан  родной. Потому и разменял шестой десяток.
-  Деньги - не проблема.
Хромой согласно  махнул рукой.
-  Дело, конечно,  не в  деньгах.  Но представь, что обо мне подумает  мой боец, потерявший глаз при исполнении, если я ему скажу,  не тронь  проститутку.
-  Представляю. Но повремени  с  местью.
-  Слушай, чего ты не заткнешь пасть  этому  корреспонденту ? Давай дадим  ему  немного зелени – пусть подавится.
- Он  стоит   гораздо  дороже, Гриша, чем ты думаешь.
-  Да ничего он не стоит !  Хочешь я заставлю его пятками  вырыть себе могилу? Если с  таким церемониться,  он  и  до кассы  общаковой   доберется.
-     Он  работает  не в  паршивой газетенке, - возразил Дмитрий, -   за этим  еженедельником  стоит  сам  Ольховский. Моисей  Абрамович.  Трогать его  людей,  было  бы  большим легкомыслием. А добраться  он может до  всего - поэтому и  предлагаю не осложнять ситуацию.  Если его убрать -  такое начнется. Для газетчиков это как золотая жила: они на крови своего коллеги тиражи поднимут.  А потом у нас давно нет общаковой кассы, а есть банк «Возрождения». И  работаем легально, ну пусть полулегально.  Да еще тесть чего-то за него вступился. Да и правда твоя:Пелагея стращает, а она, что ни говори, не разу не ошибалась.
 - Ух, мне эта бабка, - прищурился по-волчьи Хромой, - черте что возомнила о себе.
- Лучше  дай   мне  на  вечер  пару  ребят, съездить к  таджику, который продал мне эту рабыню?
- А  я  у тебя  для чего?  С каких это пор ты стал  ездить на  разборки?  Тебе репутацию  надо  беречь, ты   помощник депутата. А потом, таджик этот -   знакомый Клеща, пусть он сам едет и разбирается с ним.
- Я знаю, как Клещ будет разбираться .   Старик  этот - овца.  Я сам  получу  с него, у него должна остаться  еще одна девчонка.
- Старик, говоришь, овца. Под овечьей шкуркой  иногда  волки  прячутся, Дима.
Но  Дмитрий  настоял  на своем.
   Они  подошли к окну. Внизу  в  зеленовато - голубом    прямоугольнике  бассейна  продолжали  плескаться   девочки  в  ожидании распоряжений  хозяина.
- Выбирай, -  кивнул  Дмитрий на них.
- В следующий  раз. У моей старушки сегодня  именины.  Одиннадцать    лет   ждала  меня,  как декабристка. Не могу ее  в такой день обидеть, понимаешь, братуха?
Когда  Хромой  отчалил, 
           Дмитрий    включил   систему  наблюдения.  Двенадцать  мониторов  одновременно  вспыхнули  на  стенде,  которую  он  называл иконостасом.  Вся жизнь “Мальвины “ -  открытая  и  закрытая  для глаз общества -  предстала его  взору. Смешались речь, смех, шепот, стоны. На  экране  одного  из  мониторов   депутат  Горелин,    с  взъерошенной шевелюрой  и  вспотевшим   пузом,  тискал в сауне  первосортных девочек.
         

22.

        Вечером   с   двумя  “ бойцами “  из  охранного  агентства  « ЩИТ»,  Зарецкий   поехал    к   Ахмеду.  Подмосковный  поселок, в   котором  работорговец  снимал  небольшую  развалюху  с  запущенным огородом,    пребывал   в   кромешной  тьме.  Хозяйская  собака  бешено  залаяла,  когда   в   ворота  постучались.  Откуда - то   из  прошлой  жизни   вместе  с  морозным  ветерком  донесся   протяжный  гул   уходящей   в  сторону  столицы  электрички.
        Старик  был  в  постели  со  своей   последней  рабыней  Сулемой,  на  которую  пока  из - за  чрезмерной  ее полноты   и   не  особенно  привлекательной   внешности   не  нашелся  хороший  покупатель. Однако  Ахмед твердо знал:  всякому  фрукту -  свое время, всякому  товару -  свой  покупатель.  Не везти  же  ее  назад.  Каждый  день он   обещал  ей    найти  “ жениха ”, называл красавицей. Даже разрешил  прогуливаться возле дома. Но увидев  ее в компании  с соседским мальчишкой, больше за порог не выпускал –мало ли что может случиться. К тому же старый плут твердо усвоил: девственность – ярлык, свидетельствующий о высоком качестве товара.
   Они спали в  одной кровати, но без шалостей, как дедушка с любимой внучкой. Она засыпала под его рассказы о далекой молодости, когда он работал садовником в ботаническом саду Хорога, был на хорошем счету, получал почетные грамоты, рассказывал  о своих родителях, передовиках труда, о погибших в гражданскую войну братьях, и  еще о том, что мир сошел с ума. Иногда плотские желания  посещали Ахмеда, но  детская наивность и доверчивость Сулемы  обезоруживали его, и волна страсти отступала.
   « Эх, если бы она  была  так же  прекрасна,  как  Джамиля, оставил   бы  себе  без  сожаления. И  сорвал  бы  райский   цветок».
    Услыхав  собачий   лай,    Ахмед   поднялся   с   постели,  достал  из - под кровати  гранату  РГД - 1,  сунул   ее  в  карман   халата  и   вышел  в  морозную  темноту.
-  Кого  Аллах  так  поздно принес? - раздался сладковатый  голос Ахмеда  из- за калитки.
- Это  я,  Дмитрий! У тебя  товар остался?
- Остался, остался...
- Тогда  открывай.
- Самая  скромная, самая   покорная...  -  плел   кружева   Ахмед,  провожая гостей  в  дом.
На  свету  старик сразу же заподозрил  неладное. Но продолжал  заискивающе улыбаться, шаря хитрыми глазами  по недобрым  лицам   незваных гостей.
-  Сулема, доченька,  согрей-ка  нам чаю, дорогие гости пришли.
-  Некогда  нам  чаи  распивать с  тобой, -  нахмурился   Зарецкий. -    Ты  кого  мне подсунул,  старый  козел?
Старик отступил на шаг. Оскорбление,  которое нанес ему Зарецкий,  могло  послужить достаточным основанием, чтобы  без содрогания перерезать  горло этому самоуверенному высокому блондину с  красивым  как у женщины лицом,  но плут держался  вежливо.
- Что  случилось,  что -   не девственница?  Может,  с   лошади  упала, об камень ударилась?.
-  А ты сам случаем головой не ударился
- Не понял, дорогой
- Сейчас поймешь. Из - за  твоей  рабыни,  Ахмед, у меня возникли серьезные проблемы.  Помнишь, что ты  мне говорил:  она будет ласкова как собачонка, будет пылью на  моих башмаках, так  приучена ?
- Говорил,  - виновато всплеснул руками Ахмед.
-  Я тебя   предупреждал,  что если она выйдет из повиновения, тебе придется выплатить неустойку?
- Предупреждал. А что случилось, дорогой?
- Я удивляюсь, как тебя еще не закрыли.  Твоя Джамиля  активно сотрудничает  с   милицией  и  дает  интервью журналистам. От твоего напитка любви – она вскрыла себе вены,  а  не стала покорной, как ты обещал. Короче, я пришел получить  неустойку. С тебя причитается.
-  Возьми ее, -   кивнул  Ахмед  на  Сулему,  -  и   половину денег.  Ты же не станешь  грабить старого   больного  человека?
-   Я конечно, мог бы оставить  ее тебе, чтобы было кому   в  старости   горшки убирать за твоей задницей. Но мне нужна замена. Ее мы   забираем, но с тебя еще пятьдесят штук зелеными. Деньги  на стол! Только быстро, у меня мало времени. Героин, небось,  весь  продал?
- Побойся Аллаха - какой героин ?!
Ахмед был слишком жаден и не уступчив.
-У   меня  все  три  штуки  баксов.  На,  возьми , -   Ахмед  сунул  руку за воротник  халата. Только  вместо  денег  достал   пистолет.
Поздно дернулись люди   Зарецкого - старик  успел выстрелить  одному из них в голову,  и  тот  рухнул  как подкошенный. Это  был  уже  другой   Ахмед.  Как  будто шайтан  вселился  в  него. Слетела  маска  плутоватого  льстеца.   Лицо  его  было ужасным.  Настоящий    моджахед !
Второй  телохранитель, бывший  спецназовец,  получил   пулю  в   плечо,  прежде  чем  успел   подстрелить  взбесившегося  старика.   Если  бы   не  его  спецвыучка,  старик  уложил бы  всех  и  ушел   невредимым.
    -  Шакалы!  - вскрикнул   Ахмед  и,  выстрелив  наугад, повалился на пол. Последняя пуля  Ахмеда  выбрала Зарецкого.
«Так глупо умереть, -  подумал  господин Зарецкий,  -  из - за  пятидесяти штук!  Права была  Пелагея».
Пуля  прошла  навылет,   рядом  с  сердцем.
    На  выстрелы  вбежала  в  комнату  последняя рабыня  Ахмеда. Увидев своего хозяина  на   полу, она  вскрикнула  и , закрыв лицо руками,  побежала  в  спальню  и  забилось  там  в  углу , за  занавеской. Бывший спецназовец  бросился  за  ней.  От  судорожного  озноба   колотившего   девочку  дрожала  занавеска.  Несколько выстрелов  в  ее сторону -  и  рабыня  повалилась на пол.
   В  дом  на звуки  выстрелов вбежал  водитель  Зарецкого. Вдвоем они    оттащили   истекающего  кровью хозяина  в  машину. Водитель остался   со стонущим Зарецким в машине, а  бывший спецназовец   пошел  за   напарником.  Он   склонился  над его  мертвым  телом  и, несмотря  на  раненое плечо,  подхватил   на руки,  и  в этот  момент ему показалось, что  старик  за его спиной зашевелился .
“ Неужели не сдох, собака? ”  Повернувшись, он  увидел  в  одной  руке  Ахмеда  чеку,   в  другой -  гранату.    
 “Это  конец! ”
     После яркой  вспышки  прогремел  взрыв.
...  В первом часу ночи джип с мигалкой  на крыше резко притормозил у ворот станции  скорой помощи. Вой сирены всполошил дежуривший медперсонал.  Забеспокоились и охранники расположенного неподалеку одного из европейских  посольств.
Через полчаса Зарецкий лежал  на операционном столе.
 
      

      Джамиля вскочила среди ночи,  в  холодном  поту. Страх  сжимал    сердечко,   пока  она  не  осознала, что находиться в больничной   палате,  жива  и   невредима.  Кто только  ни  привиделся  ей  во сне:  и   покойный  отец,  и   мать, и   братишки  с  сестренкой. Родные  горы,  луга, любимый пес.  А  потом  появился   дедушка  Ахмед. Вначале он  выглядел  веселым,  что -то   приговаривал  ласково, гладя ее по головке.  Внезапно  стало темно,  молния  расколола небо.  Загрохотал  гром. Поднялся ветер . В горах начался обвал...
« Ты  помнишь,   мои слова:  все будет хорошо - о - о - о!   - кричал  Ахмед . -  А мне пора  держать ответ перед Всевышним. Знаю, не заслужил  я прощенья. Но Аллах –велик!
  Огромная глыба,  сорвалась с  вершины  скалы  и  столкнула  Ахмеда в пропасть…

000

   23.
                Взрыв в поселке строителей
      
           В  девятом  часу  утра   раздались телефонные звонки.   Максим  недоспав добрых пару часов, поднял трубку с огромным желанием  выругаться, но,  услышав бодрый голос Тимофеева,  сразу же собрался с мыслями. Майор  сообщал, что ночью дежурному по управлению поступила   информация о взрыве в поселке Строителей.
    Само по себе  данное происшествие не требовало непременного  журналистского  расследования,  поскольку не представляло для еженедельника особого интереса. Ни первый  взрыв и не последний, сколько их по всей стране! Да и где -  в  поселке,  в ста  километрах  от столицы. Достаточно было бы  дать  краткое сообщение  в  колонке  под   рубрикой «Криминальная  хроника»,  о чем сразу же  подумал Максим, и дело с концом. И наверное, он  положил бы со спокойным сердцем трубку  и  поспал бы  часок-другой,   если б ни одно обстоятельство: в конце своего сообщение  Тимофеев, выдержав  длинную паузу,  многозначительно добавил:   «Среди  погибших  есть таджики – старик и девочка».
- Чего ж ты сразу не сказал!
- Из вредности.
- Все равно спасибо, дружище.
Спасибом не отделаешься. До  встречи в бане. И знай, дорогой, мне присвоили очередное звание.
- Обнимаю,  дружище,  и  поздравляю от всей души!
- Честь имею, подполковник Тимофеев ждет вас завтра у себя с бутылью американского виски.
- Буду, дружище,  непременно…

           В  голове  у  Максима  сразу же  завертелась  не самая глупая мысль:   «А  что  если  это   тот  самый  торговец,  а   девочка -  рабыня?» Он восстановил в памяти рассказ Джамили,  из него следовало, что дядюшка Ахмед  поселился со своими рабынями в каком-то поселке, примерно, в часе езды от Москвы.  «Наверняка, это  они! Но  почему  столько  трупов?  Неужели   Зарецкий  так  перепугался,  что  избавляется  от  свидетелей?   В  таком  случае   жизнь  Джамили  -  в  серьезной  опасности». Надо предупредить охрану.
     Пока  Максим  умывался,  сгоняя   с   лица  остатки  сна,  возникли сомнения: «Тот  ли  это  таджик? Сколько  их  прибывает в столицу на  заработки,  расселяется  вокруг первопрестольной   по  подмосковным  городам и весям. Нет-нет, совпадение быть не должно, слишком  приятно интуиция щекочет  нервы – и  тут  ничего не попишешь. Неужели  повезло?  Хотя,  если   по-человечески,   какое это  везение  –   четыре трупа! И все-таки: почему  именно Зарецкий? Возможен ведь иной  сценарий  и  мотивы?»
    Назойливо  вырисовывалась  другая  версия –  наркокурьера   Ахмеда  убрали  местные бандиты с целью ограбления.  А  если  старик  приторговывал наркотой  в  поселке,  то  и  местное население могло расправиться с ними. Но ничего - скоро все выяснится.
   Он  хитро подмигнул своему отражению в зеркале  и  с    боевым настроем  вышел из ванны.
   «Не плохо было бы  отвезти  Джамилю   в  поселок,  - подумал  он, чтобы все сомнения разом отпали. Можно было бы при желании  договориться  с врачами –  девочка  поправляется.  Обгоревшие трупы,  возможно,  нелегко будет   опознать, но поселок, откуда ее  забирал  Зарецкий,  она   узнает  сразу».  С  другой стороны, ему  не хотелось, чтобы  Джамиля  видела  весь этот кошмар. Нет, он   ни  за  что   не станет подвергать ее  такому  испытанию.
    Готовить завтрак  не  было времени,  но  Максим  умудрился  в три глотка   выпить чашку  крепкого кофе   и   проглотить на ходу  бутерброд с  ветчиной.
    

             По пути  Максим  заехал   за   Николаем.  Забравшись в  машину, тот  долго протирал заспанные глаза, пока окончательно не проснулся,  и сразу же  стал   жаловаться  на  жену.
     В  последнее   время  Галина  взяла моду  поздно приходить с работы, а накануне  явилась под  утро.  Предрассветная   разборка  закончилась грандиозным скандалом.
- Она так  кричала,  что разбудила  соседей, - возмущался Николай. – Маринке  влепила   пощечину,  сука …
- Ей-то  за что?
- За  то  что  вступилась за отца.
      Максим  сочувственно покачал  головой.
      Махоч  никак не мог забыть *сцену предрассветной разборки. Они с дочерью  не  спали всю ночь,  думали - что  случилось,  Галина же  явилась пьяная, не принимая упреков  в свой адрес,  сразу перешла в наступление.
   «Вы  что  сговорились? Я   в   отличие  от  тебя, -орала она, -  не шляюсь  по  барделям,  а работаю до глубокой ночи в поте лица!- упрекала она мужа. – Я и парикмахер, я и повар, я и массажистка.  Да-да,  делаю  прически  бабам,  которые живут  с настоящими мужиками, а  не с  таким,  как ты, придурком. Вот этими руками   мне  приходится месить их   холеные  тела, липкие  как дрожжевое тесто,  и  они стонут от наслаждения и платят приличные деньги, которые я приношу в семью, а не трачу на гулянки, как ты.   Вы  оба  неблагодарные! Свиньи!  Ну выпила…  А ты  спросил – с кем!  Ты   хоть   знаешь,  какая у  меня   была  клиентка! Сестра  господина  Брызгалова! К  ней  утром жених прилетает из  Америки. Понял, ты, чучело с фотоаппаратом!
       «Будешь  разговаривать таким тоном со своими  хахалями»,  - огрызнулся Николай, не веря ни единому ее  слову, и  на всякий случай принял боксерскую стойку.
    «Это у меня хахаля!?» -  Тут и  началось.   Галина  набросилась на него с кулаками,  заодно  досталось и  пятнадцатилетней Маринке, которая попробовала стать между ними.    
          
       Немного успокоившись, Махоч  произнес с притворным безразличием:
- Видел  вчера  по  «ящику»  Ирину?
 - Я  тебя, по-моему,  просил,   не напоминать мне  о ней, -  нахмурился Максим.
Но  папарацци  продолжал, как будто не расслышал:
- Снялась в  очередном сериале, где играет очаровательную вдову  банкира,  которого  сама же  отправила на тот свет с  помощью любовника.
- Это роль в ее духе.
- Потом, между прочим, разделалась  и с  любовником, с  помощью другого  любовника…
- Да,  ее  истинная сущность все глубже раскрывается  в  отечественном кинематографе.   

         По большому скоплению людей,  не трудно было догадаться, где прогремел взрыв. Вокруг  пепелища  взорванного  дома  собрался  весь  поселок. Кому не охота  поглазеть  на обгоревшие человеческие  останки. Ребятишки протискивались в первые ряды, норовили проскользнуть сквозь оцепление, чтобы своими глазами  увидеть  обгоревшие трупы.  Максим и Николай смешались с толпой, прислушиваясь  к тому, что  говорят  люди.
        С  ночи  в  поселке работала  смешанная  оперативно-следственная  бригада  из  Москвы,   много было местной милиции и прокурорских работников, по их лицам  не трудно было догадаться, что все они устали  и  проклинали свою собачью работу, а тут  еще  мороз ударил,  несмотря на ясную солнечную погоду.
     Место происшествия  было  оцеплено бойцами  ОМОНа.  Весь  ажиотаж был не  столько  из-за  количества трупов, которыми,  в общем,   никого  в стране не удивишь,   сколько  подозрением  на  теракт. А это уже  дело серьезное.  И когда выяснилось, что  «чеченским  следом»  тут   и  не пахнет,  группа  из  столичного  ФСБ   покинула  поселок,  предоставив милиции и  прокуратуре заниматься уголовщиной. 
     Жители поселка   оказались  весьма разговорчивыми. Ребята  выяснили, что  было  опрошено  около  пятидесяти человек. Составлены   словесные  портреты  старика  и его  внучек.  Взрыв прогремел в двенадцатом часу ночи. Многие подумали,  что  это  громыхнул   проходящий  неподалеку от поселка  газопровод. Таджики  жили  у  некой  Екатерины Синелькиной, которая сдав  им  свою халупу, укатила в Турцию на заработки. Из  всех  опрошенных только двое -  Анастасия Филипповна Заикина, пенсионерка,   и  ее тринадцатилетний внук Мишка, известный в поселке сорванец, серьезно помогли  следствию своими показаниями. Все разговоры Максим записывал на чувствительный диктофон, спрятанный во внутреннем кармане своей  куртки.
        Боец  ОМОНа  преградил  дорогу ребятам, журналистские  удостоверения    вызвали  у  него только  снисходительную  улыбку.
        У    нас   телевизионщики  -  вон   откуда  снимают,  –  боец кивнул  в сторону  кирпичного двухэтажного  дома, расположенного напротив. На втором этаже этого жилища, в  проеме окна,  из которого  взрывом  вынесло стекла,   выглядывала фигура  известного  корреспондента,  готовившего  репортаж для программы криминальных новостей. А  наверху,  на  откосе  черепичной крыши,  прислонившись к печной трубе,  чтобы не скатится вниз, работал  с  камерой на плече оператор.  В поисках   крупного плана он явно  рисковал  свернуть себе шею.
       Оперативно-следственные  мероприятия  подходили к концу. Эксперты-криминалисты  заканчивали свою работу. Обгоревшие трупы,  над  которыми два фотографа  делали  последние снимки,  готовили  к  погрузке для отправки в морг. Пока  Максим забалтывал омоновца,  рассказом  о победах на борцовском  ковре, Николаю удалось проскользнуть за черту оцепления  и  пристроиться  к  фотографам.
       Молодой следователь из московской прокуратуры дал команду начать погрузку. Толпа расступилась. Три машины  «скорой помощи»  одна за другой  въехали  за черту  оцепления,   к   тому  месту,  где  лежали  обгоревшие трупы  и  несколько  принадлежащих  им  фрагментов. Санитары,  просидевшие без дела несколько часов,  повыскакивали  из  машин,  бодро  взялись  за  носилки.
-Давай  сюда, -  крикнул   один из  оперов, -
берите этого...
      Останки  бережно   укладывались в  серебристые пластиковые мешки.  Фотографы  закончили свою работу,  а  Николай продолжал  щелкать  затвором фотокамеры.  Да так нагло, что  привлек  внимание молодого  столичного  следователя.   
     - Это  что  за  клоун?  Уберите  немедленно,-  возмутился  «важняк». 
Махоч   боковым  зрением  отреагировал  на  грозную  реплику,  и  еще  раньше, чем к нему могли  подойти  омоновцы,  исчез  в  толпе.
     Как только санитарные машины отъехали, к  следователю подошел начальник районного ОВД  и,  пряча  половину лица  в воротник  милицейского плаща, негромко спросил:
 - Сергей  Николаевич, я вам еще нужен?
 - Нет,  спасибо. Я только просил бы вас разобраться с вашим участковым, у него   под носом  целую  неделю жила таджикская семья без регистрации, а он - ни сном, ни духом.  Гнать таких надо из органов…
 -Согласен,  разберемся, накажем за халатность.
Полковник  готов был наказать кого угодно,  лишь бы скорей уехать. Когда   оцепление было снято, Максим, назвав свою  газету,  попробовал задать следователю   несколько вопросов,  но тот  наотрез     отказался  от  каких-либо  комментариев.
          Однако  ребята не отчаивались , они и  так   уже  многое  узнали. Главное – что это тот  самый таджик, сомнений  никаких  не оставалось. Свое  расследование они  решили продолжить визитом  к  главным свидетелям. Пенсионерка с  внуком жила через дом от места происшествия,  так что долго искать не пришлось.
         
           Анастасия  Филипповна  вначале приняла журналистов за сотрудников    милиции. Но когда узнала, что они журналисты, всполошилась.
- Мы уже  все  рассказали следователю.
-Милиция  милицией,  а  журналистам тоже  надо  помогать, - улыбнулся вкрадчиво  Николай,  как будто собирался  соблазнить шестидесятилетнюю пенсионерку. 
 -Мы тоже ведем  расследование, - заметил  важно Максим,  -  Вы читали  закон о СМИ? 
- Да  не читала я никакого закона…
- Минуточку, - воскликнул Николай, - и   вскинув фотокамеру, щелкнул затвором.
 -  Ну не надо, зачем это?
-   Надо, бабуля, надо!  - воскликнул  вбежавший  в  комнату  глазастый сорванец и, задрав  вихрастую смышленую головку,  потребовал, чтобы  и  его сняли  для еженедельника рядом с любимой бабушкой.
  -     А вы нас не обидите? - спросила  напрямик простодушная  женщина. - Мы люди бедные,  у  пацана  даже пальтишка  справного нет, сапожки поизносились. Отец  алиментов не платит,  мать  как  уехала  на  Кавказ с  каким-то  нерусским ,  так и пропала,  два года – ни одной весточки…
 -  Вот  возьмите, - Максим протянул  ей  две стодолларовые   купюры, и  она,  виновато улыбаясь,   спрятала  деньги в карман  застиранного халата.
       Дальше разговор пошел  веселее.
       Анастасия Филипповна рассказала,  что  Мишка вечером вышел погулять, а она спокойно себе строчила  на машинке. И вдруг как загрохочет.
   -  Я  выскочила на крыльцо,   думала  с  Мишкой что!  Со страху чуть не померла – не то теракт, не то война! Мы  ведь живем  с  Синелькиной   через  дом.  Потом прибегает Мишка,  кричит с  порога:  «Бабуля  я  все  видел,  там  людей убивали…».   Я говорю,  молчи  внучек,  молчи, время-то какое! А  милиция приехала, он им  все и выложил. И меня – туда же, в свидетели.    Максим  достал  из  папки фотографию Зарецкого
    Посмотрите внимательно,  вам знакомо лицо этого человека?
  Она надела очки и долго вглядывалась в фотографию.
   - Я его видел, - выхватил     фотографию Мишка. – Он приезжал  к нам в   поселок на крутой тачке.
    -  И все-таки нам хотелось  бы  услышать  от вас: вам  знакомо лицо этого человека?
Анастасия Филипповна еще  раз  внимательно посмотрела на фотографию, потом совершенно странно  высказалась: 
-Нет, не припомню что-то. Хотя, сдается мне, что это  он  приезжал, или очень уж похожий на него человек, недельку назад.
-Ну, ты даешь , бабуля!. – развел руками Махоч. – «Не  припомню», «но, мне сдается это он приезжал, может быть,  недельку назад».
-Какая я тебя бабуля – у  меня дочь не старше тебя будет, а вот память – да, стала малость подводить.   
   -  Ну рассказывай, герой,  все, что тебе известно, - обратился Максим  к Мишке.
Мишка покосился на бабушку.  Максим догадался, что мальчик что-то скрывает от нее  и попросил хозяйку  заварить чаю.
-А варенья вишневого хотите?- спросила Настасья Филипповна.
- Хотим, - облизнулся Николай.
Загудел самовар.  Старушка спустилась в погреб за вареньем
- Теперь говори   начистоту, все, как было,  -  похлопал   по плечу пацана Максим.
И  Мишки  выложил всю правду от начала до конца.
            В  тот вечер вихрастый  сорванец вышел покурить. Неожиданная в голову пришла идея посмотреть, чем занимаются таджикские квартиранты. Он  перемахнул  через соседский забор, собака  его узнала и  даже не залаяла. Вскочив на стенной бордюр,  он   ухватился  за *край  подоконника, стал  подглядывать через окно в дом. А там -  старик этот под одним одеялом с внучкой. Это открытие так его поразило, что он от волнения  снова засмолил.  Хотя он  давно подозревал, что старик этот вовсе и не старик, а  внучка – никакая не внучка.
    Потом подъехала машина. Крутая  такая,  джип.  Из нее вышли трое. Один солидный и двое быков. Старик встретил их как дорогих гостей. Повел в дом. Но тут уж совсем пацану  интересно стало.  Мальчик по  бордюру  переходил от одного окна к другому.  Он   видел,  все,  что произошло.  Как после разговора на  повышенных  тонах,  старик   выстрелил  в  Зарецкого, как потом, выстрелил  в старика один из бугаев. Когда  убили несчастную таджичку, он бросился домой. Эта девчонка  хоть и была толстушкой, но как замечательно пела: он сам слышал под  окном ее пение.  Невольно слезы блеснули в глазах у мальчишки.  Он вытер их так, как будто соринка попала в глаз.
    Анастасия Филипповна  зашла в комнату,  поставила на стол варенье. Это было кстати, потому что чай с вареньем самый лучший в мире напиток. 
  Ты нам сильно  помог, Михаил, – Максим  заплатил  еще  триста  долларов.
         Весь  разговор  записывался  на диктофон,  лежавший в кармане его куртки.
      
      Казалось, дело  сделано и можно было бы умчаться  в редакцию и готовить сенсационный материал, но профессиональное чутье подсказывало Максиму, что для полного успеха просто необходимо  поговорить с участковым, который наверняка что-то знает по этому делу.  Главное – найти правильный подход и  вытянуть из него нужную  информацию.  Противоположного мнения придерживался Махоч: он считал, что и  так  все  ясно,  а  с  ментом они  потеряют только время. 
       Участковым  инспектором  оказался  молодой  старлей,  лет  двадцати пяти, не больше. По  фамилии вроде русский - Петров. Но  смуглый как испанец,  с  темными  подозрительными глазами.  Он переживал  нагоняй от начальства и был не в  духе.
-Вы кто?  Журналисты?  А документы ваши можно посмотреть? – спрашивал  он  с напускной важностью. - Так-так, журналисты. Хорошо. Но это  ведь  не значит, что я обязан отвечать на  ваши вопросы.
           Ребята уселись, не дожидаясь приглашения.
- Знаешь, кто живет припеваючи? - спросил  Николай важно.
- Кто?
- Тот, кто живет подпеваючи!
- Мы  работаем   в  отделе  журналистских  расследований, -  заговорил  Максим.
-Между прочим, помогаем вам, - продолжил   Махоч.

-Этот старик, проживавший у  Синельковой, был  зарегистрирован у вас? – спросил  Максим.   
-Ну не был, допустим. Что,  на  всю страну растрезвоните?  Сколько их приезжает,  уезжает. Недоглядел, бляха-муха, подумаешь.
-Ты не кипятись, старлей,  на твоем  участке все-таки  люди погибли,  это не мелкое хулиганство, - заметил  Максим.
-       А  где теперь  не гибнут  люди? – ухмыльнулся страж порядка.
   -  Старик этот был  наркокурьером – раз, работорговцем – два, – наступал Махоч, -  продавал девочек богатеньким извращенцам - три.  А ты его  проморгал.  Представляешь, какой шум в стране поднимется?!
-Он   свое получил, теперь, небось,  в аду жарится,  - ухмыльнулся участковый и  неожиданно захохотал,  поражаясь собственному остроумию.
  - Ты хоть старика  этого  в  глаза видел? –  спросил Максим.
  - Да не буду я  под вашу дудочку плясать.  Чего это вы  меня допрашиваете,  я  при исполнении.
 -    У нас тоже работая не простая, - упрекнул участкового Максим.
 -    С нами дружить надо, -  посоветовал Махоч.
 -  Ну видел его один раз. В  субботу,   на  свадьбе.  Михеевы  сына   женили, я свидетелем  был… Мы проезжали мимо дома гражданки Синелькиной, а тут выскочила на крыльцо девочка эта. Таджичка. Видно интересно было ей.  Мы едем, сигналим. За ней выскочил старик. Он нам  поклонился, улыбнулся, потом  девчонку хвать за шиворот и потащил в дом.
- А  Михеев – он кто?- спросил Максим.
- Наш сельчанин…
- Богатая, говоришь, свадьба была. С музыкой?- продолжал Максим. – А съемка велась?
- Велась… Ах ты черт, как же я сразу не догадался, бляха-муха! Действительно, старик и девочка  могли попасть в кадр!
 -  Вот именно! – воскликнул назидательно Максим.
    Старлей сел  в машину к журналистам, и   они проехали  к молодоженам. На пороге их встретила молодая женщина.
-   Где Санек? –спросил участковый хозяйку.
У родителей… 
- Ну ладно…  Мы, Настасья, по делу о взрыве…
 Девушка сочувственно покачала головой.
- Говорят четыре  трупа. И дом Синельниковой сгорел…
- Лучше б она сама сгорела, - махнул рукой участковый. – Ты бы нам включила это, кино свое.
- Какое кино?
- Ну, кассету свадебную.
- А у нас три? Которую?
- Там, где мы проезжали мимо дома Синелькиной.
- Сейчас-сейчас, а вы присаживайтесь, - обратилась она к журналистам. Достав из тумбочки  под  телевизором кассету, она вставила  ее в видик.
 -  На экране появился фрагмент, в котором счастливые молодожены садились в белую украшенную цветами и лентами иномарку.
- Мотай дальше, - потребовал старлей.
   Снова вспыхнул  экран,  появилась   картинка, камера в  руках оператора дергалась и  мелькавшие на экране дома  и люди,  махавшие молодоженам,  пьяно покачивались. Часть картинки закрывал затылок жениха, сидевшего в машине.  Затылок пропал с экрана, в перспективе знакомой журналистам улицы  показался  дом Синелькиной.
- Вот она! – вскрикнул старлей.
На экране телевизора из  калитки  дома Синелькиной  выскочила девочка…
- А вот и сам старик, - хлопнул себе по коленке участковый.
-  Сделайте, пожалуйста, стоп кадр! – попросил Максим.
 Старик с остренькой седой бородой,  длинном до пят полосатом халате  смотрел  с  экрана, рядом стояла круглолицая девочка со свисающими бахромой из-под тюбетейке косичками…
     Николай вскинул камеру и несколько раз щелкнул затвором…
     Господи, приложила руку к сердцу Настя, так они оба погибли!
- Да, сгорели  заживо, - выразил сожаление Николай.
 -Сгорели? Господи! Я ведь их видела совсем живыми…
-  А теперь они  совсем мертвые,- пошутил старлей. -  Но им не  было  больно, они даже не успели почувствовать боль...
    Когда они вышли из дома Михеевых,   участковый вдруг важно заявил::
   - Как лицо официальное,  я  должен конфисковать пленку. Если начальство узнает, что я вам подсобил…
-Да мы никому не расскажем, клянусь вот этим фотоаппаратом – он мне дороже жены. Сам не сболтни...   
-  Пока ваши будут раскачиваться, мы  негодяев выведем на чистую воду, - заметил поучительно  Максим.
Старлей тупо уставился на Максима.
- Вы  на этом деле деньгу, небось, деньги зашибете, а что я буду иметь?
   - А  мы не за деньги, а за совесть, -  сказал  с упреком  Максимом и сунул стражу порядка  двести долларов.
- Клянусь  этим фотоаппаратом, - сказал Махоч,-  это для тебя даже много.
       
    Вечером  Максим  узнал о том,  что Зарецкий с пулевым ранением лежит в клинике.  И картина полностью прояснилась. Гостем дядюшки Ахмеда был никто иной,  как господин Зарецкий и, конечно, с костоломами  из охранного предприятии «Щит».  Какой материал! Представляю,  как будет возмущаться тесть Зарецкого.
   В  больнице друзья показали Джамиле  фотоснимки, сделанные со свадебной кассеты. И она опознала в них дядюшку Ахмеда и  Сулему. Ребята не стали рассказывать о трагедии  в поселке  Строителей. Максим  достал  еще одну фотографию и  показал  Джамиле.  Странное  дело,  он  почти был уверен, что среди гостей  Зарецкого не было депутата Горелина,  и  все-таки   интуиция подсказывала,  что  сейчас произойдет  нечто неожиданное. 
       Джамиля с тревожным любопытством  вглядывалась в лицо  человека  на фотографии. В ее  черных, как ночь, глазах, поплыли  огоньки воспоминаний.   
      «Неужели она уже видела где-то  Горелина?» - обрадовался Максим.
        Девочка прикусила  губу, злясь на себя. Напрягала память. Она несомненно видела этого человека. Но где? О, Аллах! Да - да, совершенно точно:  это он! Она видела его в машине Зарецкого, когда тот договаривался  с  дедушкой  Ахмедом  о  ее  продаже. Она вспомнила, как  опустилось  стекло иномарки  и он  даже снял очки, чтобы внимательнее рассмотреть ее. А потом они  с  Зарецким уехали на этой большой роскошной  машине.   А ее увезли на другой.
     Джамиля рассказала  Максиму об этом.  Появление депутата  Горелина  в  подмосковном поселке вызывает ряд вопросов. Пора писать статью.
   Да, не завидовал ее героям Максим. Наверняка  Горелина  и   Зарецкого  видел кто-то из соседей.
- Что ж, сказал Максим, - обращаясь к Джамиле и как бы к самому себе, - он приехал посмотреть на товар своими глазами и, фактически, выбрал тебя.
- Надо сказать, у него не плохой вкус. – брякнул Николай.
- Джамиля, я была у твоего лечащего врача, он сказал, что завтра тебя выписывают из больницы -  ты хотела бы вернуться на родину. Если – да, то скажи сейчас,  и мы с Николаем подготовим документы, свяжемся с нашими коллегами из Таджикистана…
- Джамиля смотрела на Максима умоляющими глазами...
- Ладно, мы подумаем, как помочь тебе, - обнадеживающе кивнул Максим. – и невольно погладил девочку по головке.

 

0000

24.
Хромой действует

         В тот же день, ближе к полудню,  Хромой в сопровождении охраны  примчался в больницу. Со слов личного водителя господина Зарецкого,  он  уже  знал, что произошло в поселке Строителей. Ему очень хотелось высказать Дмитрию свое негодование – ведь он просил  его  не впрягаться в криминальные разборки. Но что скажешь прооперированному больному, подключенному к   аппарату искусственного дыхания. Реанимационная  медсестра сообщила рецидивисту, что пуля  прошла  в сантиметре от сердца Дмитрия.  Подогрев медсестру стодолларовой купюрой, чтобы  лучше присматривала за больным, Хромой  спустился   в кабинет к хирургу, который  ночью оперировал Дмитрия. Рецидивист уже знал, что  этот «молодой мясник» один из лучших специалистов по огнестрельным ранениям и  берет  с братков за свою работу не меньше пяти штук.
       -  Ну  как прошла операция? – спросил Хромой,  по-волчьи прищуриваясь.
       -  Операция  прошла удовлетворительно, - ответил врач  с    глубоко озабоченным выражением лица.  – Но буду с вами откровенен: состояние  больного еще  крайне тяжелое,  возможны осложнения. Понадобятся дорогие импортные препараты.  Пуля оказалось со смещенным центром. Я хочу пригласить в качестве  консультантов – прежде всего -  моего учителя профессора Давида Лейбзона...
     «Цену  набивает, козел». Может,  врезать ему в табло?»   -    но благоразумие взяло верх над эмоциями.
         Хромой достал из нагрудного кармана кожаного плаща пачку стодолларовых банкнот и  небрежно бросил ее на стол. Хирург оценивающе  взглянул на деньги и также быстро и небрежно  убрал   их    в   ящик  стола.
   «Зажрался  гад! Может,  все-таки взять его за ухо - и головой об пол!» - Но здравый смысл снова возобладал над эмоциями.
     -  Дмитрий Олегович  нам  нужен  живой   и  здоровый, -  изрытое оспинами лицо рецидивиста улыбалось,  но  в  прокуренном хрипловатом голосе звучали угрожающие нотки. -   Я думаю, ты  понимаешь, какая большая ответственность лежит на тебе?  Главное – мозги  ему не повреди, -перешел на «ты» рецидивист.
  - Конечно, конечно, - закивал врач, - Дмитрий Олегович - известный предприниматель,  помощник депутата Горелина. Кстати, он уже звонил  мне,  справлялся  о  самочувствии больного.
-  Да,  Дмитрий  Олегович -  помощник  депутата, да и сам собирался баллотироваться в Мосгордуму. А  потом -  он зять генерала Кочкарева.  А еще: Дмитрий  Олегович возглавляет Благотворительный  фонд «Свобода»  который занимается трудоустройством бывших заключенных, оказывает беднягам материальную и правовую помощь, перечисляет немалые суммы в места лишения свободы для улучшение социально-бытовых условий  осужденных. Так что, хорошо подумайте, кого вы можете оставить сиротами, если  с ним  что случится.
  -Что   вы  этим  хотите сказать?
  - Ни один волос не должен упасть с его головы! Вы поняли? Как у всякого делового человека в нашем несовершенном обществе,  у Дмитрия Олеговича  есть враги, которые могут использовать вас в своих целях.
   Не привыкший к такому обращению, молодой известный хирург  пробовал  сохранить лицо перед рецидивистом.    
      - Вы  напрасно пытаетесь оказать  на  меня давление, я вытащил с того света не один десяток достойных уважаемых  людей, среди них были также и высокие чины из правоохранительных органов.  Со мной генералы говорят уважительно, и  вам бы не мешало.
 - Теперь - вы мне угрожаете? – усмехнулся Хромой и снова по-волчьи прищурился.
  - У нас  у  всех, доктор,  есть близкие  и  дети, которыми мы обязаны дорожить.  А вы, по-моему, не очень  дорожите.
-Как вас понимать?
- А так,  что силу надо уважать,  сами знаете, в какое непростое время мы живем.
  Хромой закурил беломорину, сделал пару глубоких затяжек и,  роняя  пепел на кожаную обивку кресла, сказал по-хозяйски:
       -   Расскажу коротенькую историю.
       -  Если только коротенькую – меня ждут больные.
       -   Подождут, - грозно прохрипел рецидивист и глаза его вмиг налились кровью. -   Так вот.  Годков  пять назад одного моего корешка подстрелили на стрелке. И один  уважаемый хирург, вроде вас, прооперировал его и  уверял, что все в порядке. Но  у кореша моего что-то  загноилось в животе.  Когда  на  хирурга  слегка  наехали, тот стал возмущаться: да я никого не боюсь,  я  сам   десять  человек зарезал и   отправил на кладбище.
- Так и сказал? И  что потом?
- Потом его  самого нашли  на кладбище, со  скальпелем в животе.

         Из  клиники  Хромой  с   двумя   машинами  сопровождения  махнул  к  Пелагее  в  «Мальвину.  Хромой  никогда до конца не верил предсказаниям сибирской ясновидящей, а  они,  тем не менее,  всякий  раз сбывались. Странное дело, но  рецидивист  ревновал  Дмитрия  к  старухе, которая возомнила, что  может влиять на судьбы людей. Он считал, что настало время, когда решать  судьбы людей могут только такие , как он.
      В  приемной  у  Пелагеи - за чашкой кофе,  чтением свежих газет, модных  журналов - дожидались человек десять. В основном  богатая, влиятельная  публика  в дорогих кольцах, браслетах, часах. Это только те, кому было  назначено на  сегодня. А так, очередь была расписана на месяц вперед.   
    Чтобы попасть к Пелагее через служебный ход, Хромому пришлось бы перейти в другой блок, подняться этажом выше, миновать  коридор с двумя поворотами, спуститься этажом ниже и снова пройти по коридору. Не с его увечной ногой проделывать такие сложные маршруты. Он направился к Пелагее  как обычно, через главный вход. Запахи изысканного парфюма ударили в голову  рецидивисту, как будто  он нюхнул крека.  Дородная   женщина  в   бриллиантовом колье на взволнованно дышащей груди,  преградила  ему дорогу.
  - Становитесь в очередь!
 -  Успокойтесь, барышня...
 -   Мой муж, между прочим…               
 -  Я  сын  Пелагеи, принес маме святой водицы, - и глазом не моргнул Хромой.
 -  Как  - сын? Она же девственница?
- Приемный, -не растерялся Хромой.
     Женщина невольно отступила.
      -  Ну  что,  бабка, - начал рецидивист разговор  на повышенных тонах,  -    ты  говорила своему  крестнику  «не убий - спасешься»,   а   он  в больнице загибается. Пулю  поймал от лоха конченого. 
         -  Типун тебе на язык, выкарабкается  Димка, вот увидишь,  – побледнела старушка, -  а все  потому,  что кровушку  не пролил.
    - А  почем ты знаешь, что не пролил?
   -  Потому  и знаю, что ясновидяшая, что  моя пробабка ешё  в одна тысяча семьдесят третьем году предсказала  Емельке  Пугачеву, сыну  Иванову,  страшну кончину. И другим яицким казакам…
-Хочешь сказать, что  раньше меня знала, что Диму подстрелят?
 - Знала. Перекрестилась бы, да негоже...
 - Все-то  ты  знаешь. А что про меня скажешь?  Небось, думаешь, Хромой  такой же  душегуб,  убивец?
- Все  Бог  простит, покайся только. 
- Знаю, как ты агитировать умеешь: «в  церкву сходи», «нищим да немощным подай», «сирот не забудь», -  я  и  так  три  зоны грею,  бабуля.  Несчастных, томящихся в лагерях братков.
     - Так они же пряступники, чай, законы человеческие попирают.
     -  Настоящие  преступники, бабка, на свободе. Они страну  с потрохами продали. А  кореша мои по понятиям живут. Не от хорошей жизни воровать да грабить стали. Я  сам сиротой  рос.  Мой   папаша  сгорел от белой горячки,  а  мать -  повесилась с горя.  Старшего  брата  мусора  запинали  до смерти.  Настоящие грешники, бабуля,  -  это те, кто от хорошей жизни бесится. -  Он  прикурил беломорину  и выпустил струю в сторону Пелагеи. Старушка недовольно поморщилась.
  -  Короче, я  к тебе никогда не обращался, и ты сейчас мне расскажешь,  что меня ждет. В общем, весь расклад, как на духу.
   Глаза старушки  вдруг похолодели, как озерца в зимнюю стужу, и сделались непроницаемыми.    
  -  Чяго это   ты меня  все  бабкой  кличешь – у меня имя есть: Пелагея Марковна я. Ты  уважь  меня -  можеть и расскажу.
-    Будь по-твоему, Пелагея Марковна, - снисходительно усмехнулся  Хромой, - расскажи,  что ждет  впереди  каторжанина, рецидивиста по прозвищу  Хромой.
  Эх,  милой, - снова потеплела  лицом Пелагея, мутноватые глазки заиграли  солнечными бликами,  - все-то у тебя будет ладно, только вот беда… - Она невольно прикрыла ладонью рот, как  будто хотела удержать  внутри  опасные слова.
 -Чего за беда, говори, не боись?
 -  Ладно, - махнула рукой старушка, - скажу,  как есть. Предашь  ты  дружка   своего Дмитрия. 
    Кровь прилила к лицу рецидивиста,  глаза  хищно заблестели.
  -Ты,  бабка, говори да не заговаривайся, я ведь могу  и  осерчать, не посмотрю, что ты женщина преклонного возраста.
  -     Не кипятись, милой, успокойся: святой  Петр, апостол,  и тот  Христа трижды предавал.  Не по своей  воле друга  предашь - деваться  некуда будет.
  -      Все равно не верю, «чтобы Хромой  корешка ментам вломил» - не бывать этому никогда.
    Каким бы невероятным ни казалось  предсказание Пелагеи, а ведь  в  жизни все  может случиться, – прикидывал Хромой. В последние годы, он так наглотался  воздуха свободы, так привык к  красивой  жизни, что и  самому себе уже  не доверял. Захочется ли ему случай чего снова за решетку. Да и возраст уже не тот. 
  А тут еще проклятый Клещ с кавказцами совсем  достал. Пригрел на груди гниду. Глядишь, благодетеля  в расход пустит.
    Хромому  вдруг захотелось  узнать, как  и  при каких  обстоятельствах он  закончит свою непутевую жизнь.  И хотя ему  не в жилу  было  спрашивать об этом бабку  напрямик –  еще  подумает, что  Хромой смерти боится, -   но  любопытство все-таки взяло верх.      
      -  Ты  мне  вот  что лучше  скажи, Пелагея Марковна:  порешат меня  али сам я  Богу душу  отдам?
  - О  смерти  не спрашивай:   не по-христиански это.
  -  А может, как  Емелю беглого каторжанина, самозванца, попившего кровушки барской,  подержат в клетке, а потом – в расход?! -  наступал  Хромой. -  Расскажи,  да ты не дрейфь.
        Она подошла к иконе Богородицы, висевшей в углу кабинета. Зажгла  дорогие витые свечи,  покрестилась на нее, поклонилась трижды  и, вернувшись на свое место, сказала Хромому
      - Ты б Верочке лучше прозвонил, рассказал, что Дмитрий лежит подстреленный.               
          -    Скажешь правду, как мир покину  грешный, может,  и  прозвоню.         
       -  Жить тебе,  милой,  до  глубокой старости, - вот тебе крест, ступай  с  Богом.
   -    Ну смотри, бабка, с того света достану, если обманула
   -   Сказала, значит,  так тому и быть. Не забудь Верочке прозвонить.
  - А ребятам моим погадаешь? Они тоже по краю пропасти ходят?
  - Куда ж от тебя денешься. Только не гадальщица я, а ясновидяшая.
 - За каждый прожитый на этой земле год, Пелаея Марковна  буду выполнять одно твое   желание. Любое!Только вот в любовники не могу –женат…
 - Да ну тебя...

      Слова Пелагеи о предстоящем предательстве болезненно укололи самолюбие Хромого. Но эта ведьма из сибирской глуши,  пока не ошибалась в своих предсказаниях. Значит, должно случиться  что –то такое, когда придется выбирать – или жизнь или  дружба. В конце концов, плохо это или хорошо – жизнь есть жизнь, своя шкура ближе.
    Отъехав от здания  «Мальвины»,  джип Хромого первым влился  в транспортный поток, машины сопровождения подотстали. Но Хромой уже не озирался по сторонам. Тревога, поселившаяся  внутри него,   после ареста Клеща и  расстрела  троих его пехотинцев, улетучилась. Предсказания Пелагеи, которую он недолюбливал и безуспешно пытался уличить в шарлатанстве, успокоили его, вселили уверенность в завтрашнем дне. Раз она сказала – "жить тебе до глубокой старости", значит, так тому и быть. Поудобнее откинувшись на спинку кресла на заднем сиденье, Хромой достал  папироску с  травкой и,  глубоко затянувшись,  погрузился в воспоминания, которые с возрастом все чаще навещают людей.
     Он вспоминал, как  познакомился с Дмитрием.
000
    25.      

        В  начале  девяностых   Хромой    послал  своих   ребят  в    «Мальвину»,  чтобы  обложить ее  хозяина  Дмитрия  Зарецкого данью,  а   взамен   предложить  бандитскую  крышу. То есть  полную защиту  от  других  криминальных  группировок.  Пехотинцы Хромого   представились  членами   чеченской   бригады. Напуганная  до  смерти  Эльвира  даже не обратила тогда  внимания, что все пятеро рэкетиров  имели славянский  тип лица.
  -   Я  позвоню  Дмитрию Алексеевичу,  -  выдавила она изменяющим ей  голосом.
  -   Звони,  старая сука, - усмехались  братки, -  только имей  в виду: вызовешь  ментов, отрежем тебе  сиськи   и  бросим нашим собакам.
  В  руке одного из  бандитов сверкнул  нож. У другого  из-за  борта  куртки  выглянуло  дуло автомата.
  Она подняла трубку, но тут же выронила ее.
 -   Я на минуточку…  -  выбежала   из кабинета  и   прямиком -  в  служебный  туалет.
   Предательски расстроился кишечник,  и видать надолго
   «Еще подумают я нарочно», - переживала Эльвира,   
 -  Ты  че  там застряла,  тетка…  Выходи, а то дверь выломаем.
-   Сейчас,  ребятки, сейчас… -  пыжалась Эльвира,  до звона в ушах.
 Наскоро  оправившись,  под   хохот  и улюлюканье рэкетиров,  она снова  кинулась  к телефону,  получив по ходу  пару шлепков по жирной  заднице.
- Дмитрий Алексеевич,  тут  ребята  из чеченской  бригады - вас требуют…
   -  А что охрана?
   -  Охрана хотела милицию вызвать,  но  я  без вашего согласия не позволила.
      Дмитрий слышал доносившиеся из трубки оскорбительные реплики  рэкетиров, издевательский хохот.
       Успокойся, Эльвира, -  спокойно ответил Зарецкий и, не заставив себя долго  ждать,  приехал  на  разговор.
     В   холле  начальник  службы безопасности,  полковник милиции в отставке, посетовал Дмитрию,  что у его ребят -  газовые  пистолеты, а у  бандитов -  «калаши»…
    - Может, милицию все-таки вызвать?
    - Милицию?! Да куплена ваша милиция. Но даже если их сегодня закроют, завтра их подельники  разнесут здание. 
    Напрасно быки  Хромого испытывали Дмитрия на вшивость. Не обращая внимания на издевательские насмешки и угрозы, Дмитрий  категорично заявил, что обсуждать  вопрос о  «крышевании»  будет только с  паханом бригады.  В противном случае  -  найдет себе другую «крышу».    И  вообще,  -  заметил  он в конце разговора, - называться членами чеченской группировки –  большой косяк  с  вашей  стороны, господа. С вас могут спросить – как с понимающих.
      Хромой согласился встретиться  с  Дмитрием.  Он  даже  решил сам поехать к нему. Криминальному авторитету  было интересно проверить,  чем  тот  дышит, поиграть на нервах строптивого предпринимателя. Разными словесными заморочками   загнать его в болото страха, или, как он сам говорил, «посадить на измены», а  потом, смягчившись,  протянуть руку помощи, показать себя благодетелем.
     На следующий  день, под вечер,  к  зданию  «Мальвины», ярко освещенному рекламными огнями,  подъехали  три  иномарки:  джип   Хромого и  две машины  сопровождения.  Пока  Хромой  выбирался  из салона,  часть   охраны    ринулась    в   здание,  едва   не сбив  с  ног  Дмитрия, вышедшего  встречать  дорогого  гостя.
     Точно  по какому-то  заранее разработанному плану, угрюмые стриженые  качки  рассредоточились по просторному  холлу, бросая по сторонам подозрительные взгляды.  Двое из них встали у входа,  двое  на ступеньках  беломраморной  парадной лестницы,   один – взбежал на марш, разведать обстановку.  Создавалась видимость приезда важной персоны.
     Теплым,  дружеским   рукопожатием,  Хромой решил  сразу же  обезоружить  хозяина  «Мальвины».
    - Если  Магомет не идет к горе -  гора идет к Магомету, - прохрипел  он  примирительным  тоном.
   Дмитрий  только беспомощно развел руками
-   Я бы сам приехал к вам, если бы вы пожелали.  Для меня большая  честь.
-   Ну ладно, сочтемся, веди в свою хату. 
   В  окружении  грозной свиты, в которой смешались бойцы Хромого и секьюрити  «Мальвины», они  поднимались по ступенькам беломраморной  парадной лестницы. Обслуга и  клиенты развлекательного центра с почтительным недоумением взирали на грозное шествие.
  -  Да  у тебя  тут  целый  дворец.  И девочки,  слыхал, есть хорошенькие 
    - Для вас найдем, -  заискивающе  сюсюкнула   Эльвира, из-за спины Дмитрия.
     Хромой  к  тому  времени   обеспечивал   крышу  десяткам столичных предпринимателей  и,  надо признать, своих подопечных  чужим группировкам  в  обиду   не давал. Даже в  тех   случаях,  когда  за  ними  числились серьезные косяки,  за которые  по  блатным понятиям  с них полагалось строго спросить,  он  все  равно,  используя  весь свой криминальный авторитет,  защищал их  от  чужих  крышевателей.    Сдать своего на растерзание  другим  группировкам,   значит, не только потерять деньги, но и  в  некотором роде  престиж. Уж лучше он  потом  сам   с  ними  разберется  малой кровью, и  еще  доплату в  общак  за лишние  хлопоты  выкрутит.
     В  этом смысле,  пока власть  не способна  была защитить предпринимателей  от  беспредельщиков,  которые, сбиваясь в волчьи  стаи,  рыскали по всей стране в поисках легкой наживы,  разоряли  и  нередко убивали  бизнесменов, Хромой, был  незаменимым  для них человеком.    
     Дмитрию  удалось кое-что  узнать о   Хромом. О его привычках, слабостях, пристрастиях,  К примеру, что  Хромой любит  собак  бойцовой  породы, обожает крутые тачки.  Падок  на красивых  женщин. Только не  на  худосочных пигалиц, а  сочащихся  жизненной полнотой  самок – чтобы  бедра, задница, грудь, - чтобы  все    двигалась,  играло, а глаза горели. 
    В отличие от  многих других  криминалитетов, оттянувших большие сроки, Хромой  не увлекался   наркотой, разве что покуривал травку, - это обнадеживало. С теми,  кто  «сидит   на  игле»,  говорить о долгосрочных перспективах бесполезно. Те, кто лично знал  Хромого, утверждали, что с  этим человеком  можно  иметь дело,   что   он  обладает некоторым интеллектом. По мелочам никого не напрягает, ни достает. К  словам не цепляется.  Но   если  что  серьезное - взрывается, теряя человеческий облик. 
       В преступном  мире  Хромой пользовался особым авторитетом,  поскольку, не в пример  некоторым другим   криминальным главарям,  подогревал  из  общаковой  кассы   несколько колоний  особого и  строгого режима. Помогал  на  первых порах  освобождавшимся   дружкам деньгами,  а  пока они сидели  - их  семьям.   Благодаря такой линии поведения,  у  Хромого было много преданных ему лично людей, готовых за него завалить любого,  на  кого он укажет или  просто кивнет.
   И многие  знали об этом и не доводили рецидивиста до греха.
       Это  был  тот самый  человек, который, как никто другой, подходил  Дмитрию  для осуществления  его  бизнес-проектов и   честолюбивых  планов  по   обретению власти  над людьми. Когда в  стране   начался  беспредел – под  названием    демократические реформы -  Дмитрий  сделал  для себя важное открытие: страной  правит  страх,   а  вовсе  не закон!  Страх  за своих родных и  близких , за себя любимых и, конечно за свои  деньги, заставлял в России  пионеров бизнеса  унижаться, идти  на уступки,  а порой и  ползать на коленях перед  королями преступного мира.
    С   помощью Хромого, если  удастся  сговориться, Дмитрий надеялся  избавиться от своего страха,  и   обрести  власть  над людьми, которые  стояли  у него на пути.   
          - Я слышал о вас много добрых слов от уважаемых людей, - начинал Дмитрий издалека, не рискуя  пока раскрывать свои  карты   перед  непредсказуемым рецидивистом.–  Для меня действительно ваш  приход – большая честь.
      Одобрительно кивнув, Хромой закурил  беломорину.  Его   щербатое,  изрытое оспинами лицо  казалось на редкость дружелюбным. Такого миролюбия от грозного гостя Дмитрий, конечно, не ожидал.  Но это  была только видимость. «Кого  ты грузишь, желторотик  хренов, - думал тогда  Хромой, слушая Дмитрия. -  Все что ты скажешь, знает даже головка моего дружка,  которая  болтается у меня между ног. Все равно  будешь  платить, сколько скажу. Как миленький, никуда не денешься.   Не двухголовый  же ты, в конце концов. Не таких обламывали.  Сколько же с тебя получать  -  козла смазливого. – прикидывал Хромой, закуривая новую папироску. - С такой  физиономией у тебя в зоне было бы много поклонников».
     Хромой никогда не применял силу,  если можно было договориться. Обычно на подобных встречах,   прикидывался добрым дядей, с которым  можно было  говорить как с равным. Но у него было правило, которому он никогда не изменял:  даже если коммерсант, которого он технично напрягал на  ежемесячную  дань,  соглашался на все его условия, он   все равно считал необходимым показать ему волчьи клыки, чтобы тот  наперед знал: случай чего - Хромой не простит измены.      
      В  кабинет  вошла  Альбина, одна из обольстительнейших  девиц  Эльвиры, - высокая, стройная брюнетка с зелеными глазами.  Она  улыбалась  рецидивисту, как будто он был председателем жюри на  конкурсе красоты. Склонившись над столом, за которым они  сидели,  стала  выкладывать с серебряного  подноса десерт и напитки. Ее загорелая с  золотистым  отливом грудь,  словно на дрожжах вздымалась из тесного бюстгальтера.    Уходя,  она  дерзко  заглянула в колючие  глаза  криминалитета.
    -   Мой  отец  в советское время отсидел  восемь лет за подпольное производство ширпотреба, - перескочил   Дмитрий на другую тему. Папаша много  рассказывал  о  жизни в неволе, о лагерных  авторитетах, с которыми умел находить общий язык.  Когда-то  и  меня увлекала уголовная романтика. Но  каждому,  как говорится,  своя стезя.  Я неплохо  учился. Окончил школу с серебряной  медалью. С отличием -финансовую академию,  аспирантуру.   Никогда, даже в школе,  ни на кого не настучал.  Но дело  не в образовании. У  меня есть интуиция. Я умею заглядывать в будущее.
      - Слушай,  может, мы тебя смотрящим  поставим? – пошутил Хромой, А  что, я  думаю братва поддержит твою кандидатуру.  И биография у тебя подходящая – отец сидел. Будешь ездить  вместо меня  на разборки, разводить лохмачей…
    У меня к  вам  встречное предложение, - улыбнулся  Дмитрий.  – Я  мог бы  стать менеджером вашей, скажем так,  криминальной организации.         
    - Менеджером?- Хромой быстро закурил очередную папироску,  все больше завешивая пахучим едким дымком кабинет Дмитрия.  И с заинтересованным видом спросил.
 -   Менеджер – это кто?  Объясни по-русски,  я что-то тебя не пойму.
 -   Менеджер – управляющий делами компании.   Я  предлагаю  превратить    общаковую   кассу,  из которой вы помогаете вашим собратьям, тратите на  технику, оружие   на подкуп ментов,  –   в  банк.
-Банк, значит?
 Да, кредитное - финансовое  учреждение.  Деньги  должны работать, крутиться. Приносить  прибыль. Хромой  поднес рюмку коньяка к сухим в глубоких трещинках губам и,  дождавшись, когда Дмитрий сделал глоток из своей рюмки, опустошил  свою.
 -Только на одной  обналичке  можно  заработать миллионы, -  Зарецкий, почувствовав заинтересованность Хромого.  -  Это будет одновременно и прачечная  по отмывке черного нала.  Зачем строить финансовые пирамиды и кидать всех подряд, когда можно скупать недвижимость, которая в Москве вырастит до баснословных пределов.  С помощью продажных чиновников мы осуществим грандиозные бизнес-проекты.  Наладим бесперебойное прохождение контрафакта через  таможню.  У  нас будут  торговые сети, казино… Футбольные поля в Подмосковье…
     И кто будет всем этим заниматься?
     Все    административно-хозяйственные и кадровые вопросы я  возьму на себя. Но  и за все буду отвечать сам и лично перед вами.  Мне только нужна надежная крыша и деньги.  Сейчас самое  время для старта. 
Криминалу жизненно необходимо вторгаться   в  экономику страны  и даже в политику. Кто не перестроиться – погибнет. Еще неизвестно, сколько авторитетов и бизнесменов сгинет  в  войне за передел собственности.  Власть, какой бы она слабой не была, рано или поздно окрепнет, а стало быть,  не позволит вечно жить по зековским  понятиям. С  таким человеком, как  вы, я  бы  свернул горы.  Я  знаю о вашей благотворительной деятельности. Но даже тех денег, которые поступают в  общаковую кассу, не достаточно, чтобы в полной мере помочь всем, их всегда не будет хватать. Надо выйти на новый уровень мышления.   Что ни говори, а ваши ребята пока ездят на хреновых тачках… -  . Дмитрий почувствовал,  что перестарался в пылу красноречия. Особенно последняя фраза, сорвавшаяся с языка, могла все испортить.
      - Значит, ребята мои ездят на дрянных тачках! Значит, скоро нас, авторитетов, начнут  по черному мочить! Ишь благодетель выискался, -  глаза Хромого налились кровью,   сильнее прорезалась  свирепая хрипота, жилы на шее вздулись, кадык задергался. Рецидивист стал  похож на  готового к броску матерого волка.
   -  Ты мне лучше прямо скажи: будешь платить или нет?
   Дмитрий понимал, что еще одно неверное слово, криминалитет взорвется, и тогда  контролировать его инстинкты  станет невозможным.
   - Если мое предложение вас не заинтересовало, - развел руками Дмитрий, - то,  ради Бога, находится под вашей защитой для меня высокая честь. Я просто привык говорить то, что думаю. Сколько положите?
  Хромой  наконец  увидел  страх  в  глазах Дмитрия  и почувствовал, как тревожно забилось его сердце.
-  Ну ладно, смягчился Хромой, - трави дальше насчет  воровского общака.
-   Все, кто вам платит, конечно, стараются  занизить свои доходы. Я  лично буду их контролировать. Они будут перечислять деньги прямо в банк. Создадим охранное агентство...
    Не привыкший доверять людям на слово, тем более,  когда речь идет о больших деньгах, Хромой тем не менее поверил  Дмитрию и даже проникся к нему симпатией. А главное – будучи человеком далеко не глупым, почувствовал, что  бизнесмен  дело говорит. Конечно, рано или поздно  братков  станут отстреливать. Наступит время, когда продажные  менты. прокуроры начнут сдавать тех, кто их кормит...
- Ты, как я погляжу, парень толковый, но ты даже  не представляешь в  какое  дерьмо лезешь.  И меня за собой хочешь потянуть.  Чтобы  я   поручился  перед братвой за тебя и посоветовал им отдать свои кровные в твой банк.  Ты хоть представляешь, что с тобой  будет,   если ты не выполнишь свои обещания хотя бы по одному пункту?
-Выполню!
 -Нет, ты мне и в самом деле нравишься
 Хромой  хряпнул еще рюмку, достал беломорину,  но уже замастыренную планом.
  -  Хорошо, я покумекаю с братвой насчет твоего предложения.   Ты   мне лучше вот что  скажи – на лице рецидивиста снова появилось человеческое выражение – эта, которая глазки мне строила…
- Альбина…
- Да.
Она сделаю все, что я скажу…
  Добро…
00000000000000000

26.
         Когда  Кочкареву  доложили,  что  зять  его лежит в клинике с огнестрельным ранением, он  даже обрадовался. Жалел  только, что убийца не добил мерзавца,  который  заставляет страдать его дочь. Какие пышные похороны он  устроил  бы  ему! Увидеть, как  над  голливудской  физиономией  негодяя  захлопнется  крышка  гроба, было  пределом его мечтаний. Однако еще  предстояло выяснить,  кто на самом деле  покушался  на  жизнь этого морального урода.  По словам  водителя Дмитрия,  стреляли  из  какой-то   проезжавшей  на большой скорости иномарки,  когда  Дмитрий собирался   сесть  в свою  машину. Кочкарев вполне  допускал,  что это  была  попытка  заказного убийства,  связанная  с  криминальными  разборками.   Сколько  гибнет бизнесменов, сколько  «глухарей»   пылится  на архивных  полках. Передел  собственности продолжается  под  аккомпанемент  стрельбы. Уж   ему-то  хорошо   известна статистика заказных убийств.   
     Вечером  прокурору  домой   позвонил депутат  Горелин. Он  выразил сожаление по поводу  случившегося  с  Дмитрием.
-   Ты  меня лучше поздравь,  а  не сочувствуй
-   Что ты говоришь, Павел?!
-   Совсем замарался  твой  помощник… Пора  тебе подумать, как  отдалиться о него.
-    А  как же Верочка? Он же твой зять
-    Я  думаю, развод  не  за  горами.
 -    Ну, как  скажешь, Павел Алексеевич. Я  ведь  ради тебя его под крыло взял.    Ну что  новенького  в думе?
     Готовлю статью о возможной  причастности  коммунистов к  покушению на  Дмитрия.
    Да  брось ты: кто поверит в эту ерунду.
   - Поверят, еще как поверят.
       

       Хотя  Дмитрий, по мнению врачей, и не собирался умирать, настроение у Кочкарева было приподнятое. Но ненадолго. Почитав  через  несколько дней  новую  скандальную  статью   Максима  о взрыве в поселке Строителей,   которую  ему  сразу же  доставили, как только она вышла  в  свет,  генерал  Кочкарев  пришел в  ярость. Один   из  столпов законности   в  стране,  начальник    управления   Генпрокуратуры,   генерал   юстиции,  все  мог  понять  –  время  сволочное,  но  всему  же  есть  предел: рабыни,  наркотики, трупы. Он был готов задушить  зятя. Правда, возникли и некоторые сомнения. Обвинения, выдвигаемые против Дмитрия, были слишком серьезны, чтобы так легко в них поверить.   Да нет,  не мог он  пойти на такое,- засомневался прокурор.  А вдруг автор статьи исказил факты, малость переврал? Кто знает,  чью волю он исполняет и против кого направлено его перо. Может, н выполняет заказ Ольховского, этого плешивого проходимца-миллиардера.
        Прокурору  не понравилось,  что   Великанов  все  время намекает на высоких покровителей  Зарецкого, обещая вскорости  назвать их  имена. А в конце издевательским тоном требует, чтобы Дмитрий подал на него в  суд,  если считает себя оклеветанным. Стервятнику Великанову нужен громкий процесс,  шум на всю страну, репортажи и зала суда по центральным телеканалам, А может, он хочет привлечь внимание Кремля,  чтобы быстрый на расправу президент позвонил Генеральному и сказал, что это у тебя за помощник, у которого зять связан с мафией… 
      Павел Алексеевич  надел очки и еще раз прочел  подчеркнутый им  абзац.
      «Если  Дмитрий Зарецкий  считает, что его   оклеветали, то  пусть подает в  суд  иск  о защите чести  и  достоинства,  но я очень сомневаюсь, что он так поступит, поскольку никаких сомнений  в его   причастности  к  взрыву в поселке  Строителей  лично у меня нет.  Пуля, в сантиметре  прошедшая от  сердца господина  Зарецкого,  была выпущена из пистолета  именно дядюшки  Ахмеда – работорговца и наркокурьера, который  привез в Москву девочек подросткового возраста для продажи в рабство,  а   никакими не конкурентами по бизнесу  или, что вовсе абсурдно,  коммунистами, как заявил  депутат  Горелин в  недавнем телеинтервью. А  вот  что  не поделил   помощник  депутата  с  опасным преступником -  еще предстоит выяснить. Надеюсь, что читатели  скоро узнают об этом, что  делал Зарецкий  незадолго до взрыва в поселке Строителей».
    И  в  конце:  «Господин Зарецкий  напрасно  надеется на своих высоких покровителей. Впрочем, скоро у нас появится возможность назвать их имена».
   Да, распустил наш Старик  прессу. Нет  бы  прийти, посоветоваться,  все-таки  по факту взрыва  возбуждено уголовное дело,  работает оперативно - следственная   группа. А он сразу статью накрапал, всех разоблачил, один хороший, чистенький.  Ему хотелось позвонить  стервятнику Великанову и высказать все, что он о нем думает.  Но,  не имея привычки без проверки фактов принимать скоропалительных решений, он вызвал  к себе  с докладом следователя  по особо важным делам  Сергея  Совелова,  которому было поручено вести дело о взрыве в поселке Строителей. 
      - Вы  это читали? – спросил он,  как только Совелов вошел  в кабинет.
   -    Читал,  -    опустил  голову следователь
  - И  что  вы  думаете?
  - Несмотря на тенденциозное освещение некоторых фактов и  желание автора придать делу общественно-значимый характер…
- Вы  поконкретнее  можете?
- Кое-какие факты,  отраженные в статье, к сожалению,  имели место.
-Да  черт побери, мой зять, этот  проходимец,  был в    поселке у  этого таджика -   да или нет? Я вас спрашиваю.
-Был.  Но еще предстоит разобраться с какой целью.
- Как же так получается; журналисты расследуют преступления быстрее вас?
- У них есть только версии – и никаких доказательств, кроме показаний тринадцатилетнего мальчишки опознавшего  Зарецкого по фотографии.
    Следак намекал, что ничего журналисты не смогут доказать, тем самым как бы  оказывая услугу большому  начальнику.
 -Скажите мне честно,  что вы думаете о  происшедшем?- Этот дядюшка  Ахмед, о котором пишет Великанов,  действительно  работорговец и наркокурьер? 
         - По агентурным сведениям известно, что он сбросил  партию героина одной  цыганской  семье, проживающей в Химках и работающую между прочим под прикрытием милицейской крыши.  В поселок старик  приехал с тремя внучками. Одна погибла вместе с ним. Другая – в больнице. О третьей  ничего неизвестно.
     Чем  больше  важняк  рассказывал, тем сильнее раздувались  ноздри прокурора  и  багровела  шея.
-Есть мнение,  - продолжал следователь Совелов, - что он был связан с недавно расстрелянной группировкой криминального авторитета по прозвищу Клещ.
    «Он  к  тому  же  и  глуп, -  клял  зятя  прокурор, -   связаться  с каким-то работорговцем, наркокурьером! Ехать самому  среди  ночи на какие-то  разборки!  Он  неисправим, как можно, имея  такие деньги,  быть таким критином? Пора  с ним кончать.          
 
26.

    Вера Павловна  выходила из вестибюля отеля в сопровождении немецкого барона фон Штайнца, когда портье попросил ее к телефону Сердце непонятно отчего тревожно забилось. Мало ли  кто  мог звонить, но дурное  предчувствие  не обмануло. Хрипловатым прокуренным голосом Хромой сообщил ей, что Дмитрия подстрелили
 - Но паниковать не стоит – он идет уже на поправку, -  поспешил успокоить ее рецидивист. - Да я и не позвонил бы, если бы  Пелагея не взяла с меня слово.  А я хоть и рос как трава придорожная, в  пионерах  и комсомольцах не ходил,  но пожилых людей не привык обманывать.
  - Вера, выдержала паузу, стараясь сохранить хладнокровие, но когда почувствовала, что связь прервется, запаниковала  и  потребовала  подробностей.
  - Как подстрелили? Да  объясни ты толком.  Кто? За что? Что с ним?
     Но в ответ посыпались гудки. То ли звонок в самом деле сорвался, то ли  Хромой избавил себя от лишних объяснений.
   - Фрау Вера, вы так бледны, чем я могу помочь? -спросил фон Штайнц. - Он так мечтал, что эти холодновато синие глаза  как два бесценных бриллианта будут светить  ему всю его оставшуюся жизнь. Ему так хотелось быть рыцарем этой роскошной русской женщины с   горделивой как  у королевы  осанкой и манерой говорить.  Он видел много русских женщин, обаятельных, необычайно красивых, но в них ему не доставало породы, то, что было с избытком у Веры.
 
      Вера  Павловна  была  уверена, что причина  покушения  на  жизнь мужа – происки его врагов на почве финансовых разборок. «Дмитрия  хотели убить, чтобы завладеть его имуществом и деньгами. Он – жертва  конкурентов, а  может, и  компаньонов. Время такое, что совершенно невозможно  разобраться, откуда ждать  опасности – от друзей или врагов.  Да  и  какие у  Дмитрия  друзья!  Рецидивист  по  прозвищу  Хромой, отсидевший больше половины  жизни в лагерях и  тюрьмах,  поднявший  большие деньги на несчастье людей?  Или  Федор  Игнатов -  авантюрист и  прохиндей?  Он ведь  спит и видит ее в своей постели, так и  мечтает,  увести  у    Дмитрия из-под носа,  а  тот  хоть и  умный, а все же дурак -– ничего не желает  замечать.
- Если вам когда-нибудь понадобится помощь – я к вашим услугам, - сказал на прощание фон Стайнц
- Спасибо, при случае  я обязательно воспользуюсь вашим предложением         
  Забыв обиды, Вера Павловна  первым  же  рейсом  вылетела в Москву. За час до  посадки  она  позвонила отцу, но его на месте не оказалось. Тогда набрала канцелярию, сообщила номер рейса и время вылета.
 -  Павел Алексеевич на совещании у генерального,  как освободится, я ему сразу  же передам, - ответила секретарь  почтительным тоном дочери шефа.
       Вера Павловна  удивлялась  странной  метаморфозе, произошедшей с ней.  Еще  вчера  собиралась  подавать на  развод,  завела любовника,  не желая мириться с  тем,  что муж изменяет ей направо и налево, флиртовала с немцем, настойчиво добивавшимся ее руки,   а  сегодня  на крыльях любви летит  к  мужу  в  больницу. 
    А  ведь она в  какой-то момент  даже задумала его проучить, да  так, чтобы  набирался  ума   в травматологическом отделении.  И  вот, казалось бы,  желание ее сбылось по полной программе – вероломный гуляка в больнице. Но  она не рада. Ненависть, копившаяся  в  ее  душе годами, лопнула  как мыльный пузырь.  Сквозь мутноватую пелену воспоминаний проступали счастливые эпизоды  из  их семейной жизни, которых было немного, но они были.
      Она должна проявить великодушие, пусть  он  увидит, кто в трудную минуту готов протянуть ему  руку  помощи. Она  войдет    в  палату,  и  он все поймет.
      
     В  Шереметьево  ее  встречал  отец. Он  приехал   на своей  служебной черной  «Волге», но без водителя , сам за рулем. Предстоял серьезный разговор без свидетелей. Ему  не терпелось рассказать  дочери,  какой  у  нее  муж  негодяй  и проходимец.  Павел  Алексеевич  был крайне  раздосадован,  когда  узнал,  что дочь  решила немедленно приехать к  мужу. Стоило ли  из-за подонка прерывать отдых.  Значит, несмотря ни  на что, все еще любит негодяя.  Он уже не  был  уверен, что добьется  от  дочери  безоговорочного  решения  подать заявление на  развод.  Что за народ  бабы! Ведь клялась, уверяла, что  безразличен  ей   муженек  как прошлогодний снег. Неужели  и   на этот раз  простит. А простит –  сотру негодяя  в порошок. Собственно, прокурору и не надо было ничего предпринимать: враги Дмитрия только ждали момента, когда он  оставит его без своего покровительства. 
      Вера Павловна прижалась к отцу. Ее  печальные  заплаканные  глаза, усталость и тревога,  проступавшие на лице сквозь косметику, еще больше злили его и огорчали. «Из-за  кого она так страдает!  Он ответит мне за каждую ее слезинку!»
       -   Что  с   ним,  папа? 
      - Не думал я,  что ты так будешь переживать, - посетовал  отец, когда  они сели в машину…
    -  Он  выживет?
   -   Да,  идет на поправку…   Только лучше бы он  загнулся, гад…
-Как ты можешь, папа?
- Кода ты узнаешь, что он натворил, запоешь по-другому.
- Неужели опять бабы!
- Не бабы, а  малолетние  рабыни, наркотики, четыре трупа...
 - Вот тебе  газетка,  почитай. Изложенные в ней факты  проверены  мной лично. Осрамил,  сукин сын,  на всю страну опозорил.  Еще отцом меня называл – иезуит проклятый. В Мосгордуму, видите ли, собирался баллотироваться! Закрыть бы  его  лет  на десять…
     Она слушала  отца  и  одновременно   взахлеб, читала, -  каждый абзац, как глоток  яда… 
    Прочитав до  конца  статью  и    выслушав рассказ   отца,  и  нисколько не сомневаясь, что все сказанное и  написанное  - правда,  она  собрала волю в  кулак  и твердо произнесла:
-Он мне больше не муж
- Молодец, дочка, молодец! Хваля, горжусь, - обрадовался отец.
    В   красивых  синих  глазах Веры  появился  стальной  блеск. Словно  душа ее отца вселилась в  нее, и она смотрела уже на мир его глазами -  холодными, недоверчивыми и подозрительными.
       Оставалось только решить -   ехать или  не ехать в больницу. Тут уж  не  до благородства. И теперь вряд ли  она  будет  выглядеть  победительницей. Но  посмотреть на него бледного, жалкого,  в  больничной койке,  пережившего страх смерти, и  швырнуть ему в лицо разоблачительную статью -   такого удовольствия   она не хотела себя лишать.
    -  Едем в больницу! Я  скажу ему,  что между нами все кончено, что бы он забыл мое имя.
    -  А ,  может,  по   телефону – и дело с концом? - предложил отец. 
    - Нет, я  хочу плюнуть ему в лицо, увидеть его  смятение...
     - Будь по-твоему,  -  согласился отец и включил  сирену, чтобы не застрять в пробке.
    - Я  подъеду   через   полчаса. Надеюсь,  этого времени тебе  хватит, чтобы  без церемоний разорвать  с ним отношения, - сказал  он,   подъехав к воротам клиники.
   - Хватит десяти минут.   
  -  Тогда я  подожду.      
        Зарецкого уже перевели из реанимационного отделения  в   одноместную  комфортабельную,  оснащенную по последнему слову медицинской техники  палату. Пуля  Ахмеда  пробила  ему  легкое,  едва не задев сердце. Но несмотря  на реальную угрозу жизни,  большую потерю крови,  кризис миновал.  Операция  в лучшей клинике страны   позволит   ему  уже через  неделю встать на ноги. А  пока он  не поднимался с постели,  нуждался в уходе, но с  каждым  часом силы его прибавлялись.   Он  был  бледен, но той  бледностью, которая уже набирает свежесть. А   как  дьявольски красив – даже в больничной койке.  Белокурый  принц.  Он  вздрогнул, увидев Веру   в  дверях,  попробовал  встать, ожидая, что она, как в таких случаях полагается, остановит его: «Лежи, лежи, дорогой, тебе надо набираться сил».  Но она не остановила, и в красивых синих глазах ее он увидел знакомый холодный блеск, который не предвещал ничего хорошего.
     Не сумев подняться на локтях,  он  виновато улыбнулся,  уронил голову на подушку.
    - Я все тебе объясню, никому не верь, слышишь...
   Она  презрительно усмехнулась, покрутила  в руке газету, скрученную в трубку, и   швырнула  ему в лицо.
  - Это  заказная статья…  В  ней  - все ложь…
   Тут вошла молоденькая медсестра,  вылитая фотомодель, приветливо улыбнулась Вере Павловне. Поставила на тумбочку  поднос  с  одноразовыми шприцами и ампулами  для  инъекций.
            И хотя  Вера  Павловна ни в чем не уступала ей, разве только годами, в  ее   победоносном презрении  появился горьковатый привкус. 
       «Он не умрет от тоски и горя -  будет наслаждаться с такими, как эта. Как бы его  побольнее  ужалить? Нет,  уничтожить как личность, закрыть  лет на десять, как говорит отец,  и  дело с концом. Ей  даже показалось, что  медсестра и он  как-то загадочно переглянулись.  Неужели и с ней успел,  в  таком-то  состоянии.  Успел - не успел – все равно  не пропустит.
     Он прилег на бок  и, заведя руку за спину, попробовал спустить штаны, но неудачно. Медсестра, белозубо  улыбаясь,  сама  заголила ему  зад  и,  как  показалось Вере Павловне, - чрезмерно.
    Втыкая иглу в ягодицу,  медсестра  улыбнулась,  из раскрытого рта  высунулся  влажный  язычок,  как будто ей доставляло наслаждение  колоть Дмитрия.
      Изящные  пальчики вмяли  тампон  в  место  инъекции, обожгли  спиртом испещренную уколами  ягодицу.
      Она вколола ему еще несколько препаратов, испытывая терпение Веры.  Затем слегка подкрутила краник на капельнице,  чтобы  лекарство  медленнее капало   и,  загадочно  улыбаясь,    вышла из палаты.
-Так за  что  тебя подстрелили?- спросила Вера с презрительной усмешкой.
-А за что еще покушаются на жизнь бизнесмена?
- Убийца! Насильник! Маньяк!
- Ты сошла с  ума?! – испугался  Дмитрий, сразу же приподнявшись  на локтях.
    -  Вера  достала из сумки пистолет и  наставила на мужа.
    -  Выкладывай всю правду, только правду! -  (это была зажигалка, точная копия Макарова, но Дмитрий об этом не знал).
-  Клянусь  жизнью - я никого не убивал. Я поехал получить с негодяя  долг, а  он  открыл пальбу…
   В эту минуту снова вошла медсестра, увидев в руке женщины пистолет,  испуганно вскрикнула:
-  Что вы делаете? Я вызову охрану!
 - Это  шутка,  Валечка, -   сказал Дмитрий.
      Спрятав пистолет в сумку,  Вера Павловна  измерила презрительным взглядом медсестру  и, гордо вскинув голову,  направилась к двери.
- Вера, - крикнул он ей вслед.
   В дверях,  она  обернулась:
- Все  вопросы –  через  моего  адвоката
      По выражению лица дочери, отец понял, что томившая его долгие годы проблема наконец благополучно разрешилась.
    Вера   твердо пообещала отцу подать заявление на развод.   
    Но  ее еще мучило чисто женское  любопытство,  она решила  провести  собственное  расследование  и    выяснить все  до   мельчайших подробностей по делу о  рабынях и гибели четырех человек.. У нее  уже созрел  в голове  план  действий. Она встретится  с  Игнатовым – этот прохиндей  наверняка знает подробности. Расспросит    Хромого. Надо будет, переговорит с  этим журналистом. Она все  выяснит.  Но вначале посоветуется   с  Пелагеей.
      
000

27.

           «Мальвина» жила  своей  обычной жизнью. Вере Павловне была известна лишь  открытая  для   глаз общества часть этой жизни, о другой же, теневой, она могла только догадываться. Ей  рассказывали об этом вертепе такие  вещи, отчего у нее волосы шевелились на голове.  Однажды она даже  устроила настоящую инспекционную проверку в  «Мальвине»  В поисках доказательств своих  смутных подозрений перевернула все верх дном,  врывалась в кабинеты.  Эльвира  открывала  ей все  двери, на которые она указывала, но  ничего ужасного не обнаружила. Вечером Дмитрий   упрекал жену: « Я же говорил, не верь никому!  Только позоришь меня».
         
     Пелагея  Марковна принимала у себя  очередного клиента,  пехотинца из бригады Хромого. В кабинете ясновидящей царил полумрак, со стен и  со всех углов выглядывали строгие  лики святых, перед некоторыми из них медленно таяли восковые свечи.
      Побывавший в различных передрягах боец  криминальной группировки даже слегка оробел . Вглядываясь в серебряную чашу, наполненную до краев освященной водой,  Пелагея  рассказывала  ему  о  его  прошлой жизни  так,  будто смотрела в книгу, в которой  все было о нем написано.
  -Не любил тебя отец, не признавал за родного, - говорила Пелагея.
  - Твоя правда, бабуля.
 - Вижу кровь на твоих руках...
 Обалдевший  пехотинец взялся за голову. Словно окутанный колдовскими чарами стал рассказывать  ясновидящей, какое у него  было трудное детство, как лупил  его отец, как убегал  из дома. Как попал в колонию по малолетству, как связался  с бандитами.  Кого  разорил,  кого собирается  разорить, а кого и замочить не прочь. 
  -Зною, сынок, знаю, что много грехов нахватал,  но спасешься, если покаешься...
  Вера  прошла  со служебного входа к  Пелагее, тихонько отворила дверь, заглянула в кабинет. Увидев ее,  старушка поспешила  освободиться  от  разговорившегося  клиента. 
-Ну  ты  даешь, Пелагея Марковна,  лучше любого  «следака»  раскрутила меня, развела  как  лоха…      
   - Вот  что  скажу  тебе,  сынок,  – наставляла  старушка,  выпроваживая его  через заднюю дверь, - крестись на  образа,  носи   обережек,  который я тебе подобрала. На церкву  не пожалей …       
   - А  ты  мне молитвочку путевую намалевала?
  -  Путевую, путевую…
 -   А  водицу  как надо  замутила?
  -  Как надо, как надо…  Тьфу ты, не замутила, а заговорила. Все   будет,   как  я   вещала. Только не убий больше, иначе  гореть тебе в аду.
    Разбогатевший на поприще рэкитирства боец Хромого хотел  лично отблагодарить Пелагею,  достал баксы.
- Нет-нет,  -  отпрянула старушка – деньги через кассу.
-Ну  молись за меня, святая, молись...
      
      Благообразный облик старушки, ее   раскатисто певучий голос, простые  добрые  слова  согревали  Веру, успокаивали,  умиротворяли. Вера сердцем чувствовала, полюбила  ее Пелагея, как родную дочь.  Да и кого ей было любить. Ни мужа, ни детей у нее не было. Так и осталась девственницей, не испытав бабьего счастья. Но ясновидящая не считала  себя несчастной. Как развалилась страны,   ушла в монастырь. Но пробыла там недолго. Помешал дар ясновидения. Стала она рассказывать послушницам про их прошлую жизнь.  Матушка - игуменья узнав об этом, упросила ее покинуть  стены храма. «Только  Богу одному известно будущее,  а  монастырской послушнице предсказывать грех»  - «А если Бог через меня вещает», - возражала монахиня.
–  «Окстись, Пелагея, гордыня тебя заела».
      
       - Да на тебе лица нет,  – всплеснула руками Пелагея Марковна, -  разглядев  лицо крестницы. – Щас я тебя приведу в порядок.
     Старушка   взяла  с   полки  пузырёк  с   каким-то зельем, подошла к иконе Николая Чудотворца, перекрестилась, потом приблизила пузырек к своим  губам, пробормотала молитву.  Живые ясные  глаза ее на миг замутились, и снова просветлели.
    -  Теперь  выпей,  станешь сильной,  как  львица.  Голова наполнится светом. Освободишься  от мужских чар.  А про Димушку  вот  что  скажу тебе. Ты  не горюй - выкарабкается.  Я давеча об энтом  говорила  Хромому.
 -    А  по мне –  пусть хоть вместе  в могилу ложатся, извращенцы, упыри проклятые Я бы и денег не пожалела…
  -   Что ты, что ты! Не говори так. Другим человеком станет Димушка,  как  на  том свете побывает.
    - Так  побывал вроде
    - Да нет,  – еще все впереди.
     -А  что  в  конце-то   будет?
     - Что  в  конце будет – один  Бог ведает. Только вот что скажу тебе: никуда ты от  него не денешься, а он от тебя. Так что,  прощевай  ты  его.
    - Как же «прощевай», когда  из-за него столько  зла людям.
    - Все  равно -  вместе   будете!
   -  Он  же растлитель! Я его ненавижу, презираю…
   -  Спасется! Не погасла   в  нем  ешо искорка-то божья. Зараз  другим человеком станет. А то,  что  растлитель – так ведь почти в каждой бабе  черт сидит.
- Чего  мужикам  надо,  не пойму, – досадливо вздохнула Вера,  - чем я хуже кого-то? Вокруг меня иностранцы  даже увиваются. Один  немецкий  барон,  прослезился,  провожая меня.  Все звал к себе на родину, руку и сердце предлагал.
  - Краше тебя  никого  не встречала, - с нескрываемым восхищением произнесла старушка.- Разве только моя внучатая племянница Милочка такая  же  красавица, как ты. Обещала скоро приехать.
  - Это ей ты  деньги  отправляешь со своего счета?
 -  Да, на учебу. А знаешь, как она поет!
 -  Ты мне о ней не рассказывала
 -   Пелагея достала из ящика  дубового стола фото, протянула крестнице.
 -  Вот ее фотография, прислала из Киева, она там на артистку учится.
     Чувство ревности зашевелилось в сердце Веры.  Слишком хороша была  на снимке племянница крестной матери.
    Интересная мысль вдруг возникла в голове Веры Павловны: показать Пелагее фотографию журналиста и попросить ее силой своего дара повлиять на его решение напечатать статью против ее отца. Она полезла в сумочку.
-- У меня тоже есть фотография. Этот  человек вывел на чистую воду Дмитрия, И я ему благодарна. Но он может навредить моему отцу.
 - Пал Алексеичу!- стукнула себя по щеке Пелагея, - Батюшки! Он же племяшу моего вытащил из  бяды.  Дай-ка, дай-ка погляжу.    
Пелагея взяла фотографию Максима, глаза ее сделались строгими. Зрачки снова помутнели. Она подошла к иконе, стала истово молиться. Затем устремила взор в чашу с освещенной водицей.
- Богоизбранный он человек, - произнесла она загадочно и   насупила густые брови.
- Еврей, что ли? –  улыбнулась Вера Павловна.
- Почяму яврей? Да и не в энтом дело. Бабка моя рассказывала мне, что Бог  отправляет  на землю человеков, которые мир спасают. Будь осторожна с ним,  вот что я тебе скажу, он  не простой человек.   Силой обладает неземной, сам не ведая того.  Пуля его пока не берет. Запугать его нельзя. Подкупить – тоже. Послан он к нам сразиться со  Злом. Да чего-то плохо сражается.  А все-то женщины с толку сбивают.
   Пелагея снова заглянула в чашу. Перед  взором старушки  проносились видения, она прищуривалась, чтобы получше разглядеть происходящее события, ухватить важные для не детали.
 От мысли, что Пелагея вышла напрямую связь с потусторонним миром, Вера  невольно вздрогнула.
   - Что еще ты видишь, мама Пелагея ?
    - Вижу рядом с ним  девчонку. Это она  -  карающий меч Востока.  Если он осквернит  ее целомудренность – пропадет столица во грехе, яко обожравшееся порося в  сытном корыте.
- Нет-нет, мама  Пелагея, ты что-то путаешь, он просто  журналист, обычный человек, а  девочка эта -  несчастная рабыня... 
-Разве ж я тебя, доченька, когда-нибудь обманывала?
- А сможешь ты ему  внушить, чтобы не упоминал он имя  моего отца в своих статьях?
- Ему силы небесные помогають, а я только ясновидяшая, доченька. Но не переживай,  Пал Алексеич  сделает ему предложенье , от которого он не сумеет отказаться.
- Какое еще предложение?

0000000000000000000000
                Перед выпиской Джамили  из больницы Максим решил побывать на могилах родителей.  Бабье лето было на исходе, однако  по-прежнему  стояла жара. Сторожа не оказалось в вагончике, он обходил свои владения в сопровождение своей преданной четвероногой подруги Машки.  На жалобный скрип калитки, которую Максим отворил твердой рукой, снова набежала свора тощих дворняг,  но приблизившись к гостю, собаки , как и в прошлый раз, словно  по команде, замерли, поджав хвосты.  Последней,  из-за поворота   главной аллеи, выскочила  навстречу Максиму Машка, за ней  показался сторож.
      -  Я присмотрю за вашей машиной, -  предложил  сторож, подходя к Максиму. - Может, помыть ее, а то я  быстренько, будет блестеть как новенькая.
 – Не стоит, - покачал головой Максим, - пока доберусь  домой, снова  придется мыть. - И сунул  в ладонь Петровичу  очередную десятидолларовую купюру. У сторожа отлегло от сердца, он почувствовал прилив бодрости,  как будто в крови уже разливался алкоголь. Задергалась и  Машка, соображая, что после прихода этого гостя настроение у хозяина будет отменным и ей достанется кусок колбасы.
    « Сколько же у него этих зеленых  бумажек? – подумал сторож. - Наверное, журналистам хорошо платят, если они так легко расстаются с американскими банкнотами  для людей, которые в их жизни не представляют никакой ценности. А я ведь ему многое мог бы  рассказать.  Не знает он, что смотрителю кладбища ведомы тайны покойников, что, проходя по  кладбищенским дорожкам, мимо оград и надгробий, подслушивает  он,  о чем они, прости,  Господи,  шепчутся. Они такое про живых говорят! Сторожу хотелось задержать Максима, расспросить его о положении в стране, поговорить по душам, но он не решился.
         Максим снова  долго  протирал  на  огромной  гранитной   плите  размытую дождями и спекшуюся от зноя  пыль, пока благородный   камень  не  заиграл   в лучах заходящего солнца. Два портрета - отца и матери, - выгравированные  мастерской рукой, ожили в черном зеркале надгробного памятника. Два портрета - два родных лица, замурованных в холодном молчании камня,  два земных отражения  - в  мутноватых водах времени. Под ними разные даты рождения и одна общая - дата смерти.     Опытному мастеру удалось добиться не только внешнего сходства, но и передать внутренний  мир  этих людей. Отец -  широкоплечий, с волевым  открытым лицом,  умными  проницательными глазами  и  философской усмешкой на устах. Он  так и остался непримиримым  борцом, каким был в спорте и в жизни.  Мать – глубоко интеллигентная, с тонкими, женственными  чертами  лица, только  ямочка  на нежном  подбородке  выдает твердость характера. Глаза добрые, немного усталые. “Максимушка, за нас не беспокойся, себя побереги.” –  просит мать,   глядя  с  портрета. “ Понапрасну не рискуй, сынок ”, - предупреждает слегка нахмурившись отец. -  “Приходи чаще”.
     Поделив   букет красных гвоздик, Максим  опустил  цветы, в  две  высеченные    из   камня   вазы, установленные на  постаменте памятника,  перед каждым  из  портретов.    Протер  чугунную ограду. Потом тщательно смел труху  с  мраморных   плит    в   заранее   заготовленный  пакет. И сев на  гранитную скамью, закурил.  Хотя  утром   клялся - завязать. Курево  не просто червь, считал он, -  курение  -  рабство, а  рабство Максим Великанов  не  желал  принимать   ни в каком виде.
      Горячая струя ароматного дымка разливалась сладкой отравой  в  груди.               
               

29.
       Они выехали на рассвете.  Это Лидия Львовна  уговорила  мужа  провести  выходные  на  их подмосковной даче.  В понедельник, после дачного отдыха, ей предстояло появиться на приёме у онколога.  Виктор Иванович, отец Максима, в те дни был загружен делами в благотворительном фонде “Надежда”, учрежденном  в помощь ветеранам спорта,   и  участием во всякого рода общественных   мероприятиях. В последнее время он мало  уделял внимание жене и  поначалу даже  собирался провести выходные  со своей секретаршей Люсей, или Люсией, блистательной  как   топ-модель. С первых дней на новой работе она влюбилась в своего могущественного босса   и   мечтала  отдаться  ему   прямо  на  длинном  дубовом  столе  в  его  рабочем кабинете.  Не молодой,  но мужественный   подтянутый   седой   руководитель с  надежными,  широко разветвленными   деловыми  связями,    привыкший  быстро решать сложные вопросы,   позволявший  себе  разговаривать  на “ты”с   членами  московского правительства,  заставлявший  ждать  в приемной даже авторитетов преступного мира,  вызывал у  молодой романтической особы благоговейный трепет.  И она шла  напролом  к своей цели. Меняла  наряды, прически,  тактику и стратегию обольщения.  Юбки   её   становились  все  короче,   вырез  на   груди   -  обширнее  и  глубже. Всегда разная, но низменно  загадочная, привлекательная  и сексапильная. И надо же такому случиться, что и Виктор Иванович  с первых дней стал  приглядываться  к   Люсии,   примерял  на  себя, тайно  вздыхал ей вслед,  но   не  спешил   обнаруживать своих  симпатий.  Ему  и  в  голову не могло  бы  прийти, что малышка серьезно им увлечена.  Люсия же  не находила себе места, ей  казалось,  что ее  единственный  и  неповторимый совершенно  равнодушен к ней. Чтобы лишний раз обратить на себя  внимание, Люсия  прибегала к маленьким женским хитростям. С застенчивой девичьей  улыбкой входила  к нему в кабинет  и  старалась задержаться там  подольше.   Указывая  изящными  наманикюренными   пальчиками,  с какого абзаца следует читать документ  и где нужно расписаться, словно невзначай,  наклонялась как  можно ниже,  выставляя на  обозрение  утомленную  ожиданием  любви      молодую грудь. С едва  заметным грустным сожалением  покидала кабинет, оставляя  после себя  запахи косметики,  цветущей молодости  и облака фантастических видений.
        Он  выбрал  Люсию   из дюжины кандидаток, отдав предпочтение не только ее  деловым качествам  и   блестящим  внешним данным, но и   какой-то неуловимой душевной изюмине. Те,  кто поручился за  Люсию,   уверяли,  что эта девица не просто обольстительная вертихвостка,  владеющая непринужденно английским и компьютерными премудростями, -  она умеет оригинально мыслить, подсказывать разумные решения в сложных ситуациях и держать язык за зубами. Но  у нее есть серьезный недостаток, предупреждали Виктора Ивановича: при всей своей соблазнительности мужчинам отдается исключительно по любви. В ярости - царапается как кошка, может  и покусать. С последнего места работы была уволена именно за строптивый характер. Отказалась  разделить постель с зарубежным компаньоном  фирмы, на которой работала. 
      В  общем,  девушка с характером. Для Виктора Ивановича, не привыкшего гоняться за каждой юбкой, она  могла бы  стать  отдушиной в море   жизненных проблем.  Сердечным лекарством. Милым капризом.   
     Известие о болезни жены застало Виктора Ивановича   врасплох.    Старая подруга Лидии Львовны, Вероника Плачевская, довольно известный  в Москве   гинеколог,  принимавшая  самое деятельное  участие в семейной жизни своих друзей,  звонила Виктору  Васильевичу    в  офис   и     не могла  дозвониться.  Если бы она знала,   чем  занят   муж  её   лучшей   подруги, такой  с виду семейный   и   надежный, возможно, окончательно потеряла бы веру в людей.
     В тот день Люсия,  почувствовала   и  сердцем  и звенящим от волнения  нутром - решается её судьба. Настроение  у шефа  было прекрасное. Еще с утра он  как-то странно улыбался ей,  обещал повысить зарплату.  Вздыхал,  недоговаривал,  позволяя  ей  самой   разобраться  что к чему. Смотрел с влюбленной грустью. А под конец,  несколько  смущенно,  предложил  провести  выходные  в загородном домике. Но не тут-то   было.  Люсия   и   не думала ждать до выходных. Войдя  в  обеденный  перерыв  в  кабинет  к  любимому боссу,  она, молча,  закрыла  на  ключ   дверь  и    с   разбегу  бросилась  в   его объятия. Да так, что Виктор Иванович   едва  устоял на ногах. Сконфуженный  неожиданно свалившимся  на  него  счастьем,  хозяин  кабинета растерялся.  Он  и не предполагал, что дело так далеко зашло. Люся  признавалась в любви,   умываясь  слезами. Она  проплакала на его груди, пока  у него ни  намокла рубашка. Не дождавшись решительных действий с его стороны,  в каком-то сумасшедшем  порыве,   срывала  с себя одежду и,  взявшись за  голову обеими руками, как  безумная, запричитала: “ Я хочу тебя ! Хочу, хо-чу, хо - чу-у-у-у… лю – би- мый!  ”   
      Телефон так не кстати звонил, надрывался, протестовал,  но охваченные бешеной скачкой, счастливые, они не отпускали друг друга,  пока  она  не  прошептала: “ Ты -   мой! ” 
      
       Виктор  Иванович   воспринял  известие о  болезни жены  как божью кару за свои грехи. Это -  воля провидения. Вероника предупредила, что Лида не должна знать о её звонке, так  как дала ей слово  молчать.  “ У неё   уплотнения в груди, ”- произнесла она строго,  но тут же  смягчилась:  - Возможно опухоль доброкачественная ,  так что ты заранее не изводи себя». 
   Он  тяжело дышал в трубку,  не зная,  что сказать. Люся лежала  на столе,  раскинув ноги.  Счастливая,  уверенная  в  своих женских прелестях.  Желанная - как  море...
  «Окатило так окатило, - подумал Виктор Иванович, -сбросил  годков десять - и снова в омут головой. Семья превыше всего».
    - Что случилось? – спросила Люсия,  вскакивая со стола и стала быстро одеваться.  По бледному выражению  лица Виктора Ивановича она догадалась, что  у него неприятности. Вместо ответа, он сел  в кресло и  закрыл лицо руками. Люсия  подошла сзади, обняла за плечи, прижалось  щекой к его щеке.   
   - Что случилось, милый, что? –повторила она свой вопрос в надежде услышать ответ.
   - У жены подозревают  рак, мне только что сообщили. Зайди, пожалуйста,  позже - мне надо побыть одному.
   Под конец рабочего дня Виктор Иванович попросил вызвать к себе Лохновского, главного бухгалтера.  Виктор Иванович грозно отчитывал  его, временами  переходя на мат. Впервые Люсия  решилась подслушать, что происходит за двойными  дверями кабинета ее шефа. Она слышала, как срывался на крик хозяин, но  слов разобрать не могла.
-     Я тебя сдавать не стану,  но ты все до копейки  вернешь, понял?
  - Конечно, Виктор Иванович, я понятие  не имел, что эти люди мошенники.
     Лохновский  вышел из кабинета багровый, но заставил себя улыбнуться Люсии.
 - А ты все цветешь, детка, - сказал он  с лицом человека, обреченного на казнь.
      Не дождавшись приглашения, она с надеждой вошла в кабинет к  шефу. Но он сказал ей, что  свидание отменяется.
   
     В  то  утро  супругам  вспоминались   молодые  годы.  Виктор Иванович  много  шутил.  Делал  жене  комплименты,  уверял,  что  она еще ничего. И что  молодым вертихвосткам,  которые  увиваются  вокруг  него,  надеяться  не  на что. Он разгонял машину -  словно  хотел  убежать от  тоски. Седой исполин спешил загладить вину перед хрупкой беззащитной женщиной. Своей половиной. Возможно больше чем половиной. Но все эта  высокая  любовь  торжественно парила  в  облаках. А  на грешной земле,  на грешной земле была  Люсия. 
  Он  пообещал ей  поездку  в  Италию, собирался показать непременно Ватикан, Венецию. Но главный сюрприз, который он приготовил  для жены – усыпанная  бриллиантами брошь в виде павлина, выполненная на заказ копия мастера  18 века для императрицы Екатерины II. Он давно хотел отблагодарить жену,   за все,  что она сделала для него в жизни. Но  чем-то особенно ценным, сверкающим и неповторимым. Лидия Львовна никогда не имела ювелирных изделий, которые можно было бы с гордостью носить. Так, побрякушки, недорогие  часики, цепочки, сережки заводской работы. Она никогда  не мечтала о настоящих  драгоценностях, не выражала восторга при виде на ком-нибудь ювелирных раритетов. Подарок  лежал у него в кармане пиджака со вчерашнего дня и согревал сердце. «Она заслужила  это сокровище. Дорого, конечно, но для верной супруги ничего не жалко». 
      В то утро Виктор Иванович  говорил   непривычно  много. Он  очень  надеялся, что  всё  закончится благополучно. Страшные опасения  окажутся ложной тревогой, жена  вновь  обретет бодрость духа, а он -  со спокойной  совестью – снова бросится  в это море  молодости и красоты, именуемое Люсией. От одного упоминания ее имени  захватывало дух, кружилась голова  и  вздрагивали колени как на вершине Эйфелевой башни. «Люся , Я и Париж - это было бы прекрасно, -думал он. -  Она ведь -  это чертова девчонка и в самом  деле  любит меня.»
            Он  не мог ошибиться.      
            Виктор Иванович  был старше жены  на несколько лет,  но выглядел еще весьма интересным,  привлекательным  мужчиной, которого жена любила до самозабвения. Она  никогда  не терзала мужа ревностью, несмотря на то, что он  иногда давал ей  повод. Это была  любовь мудрой,  самоотверженной,  интеллигентной  женщины,  которая умела  в  трудные минуты  в самой себе находить успокоение  от  щемящей сердце боли,  умиротворить  вскипающее  чувство  протеста доводами разума.  Какое счастье, думала она,  вырваться   из оков домашнего уюта и  рядом с любимым человеком, старым  испытанным другом, ехать хоть на край света,  как в былые годы. Эта  никогда  не болевшая пятидесятитрехлетняя  женщина  никак не желала верить,  что  у   неё   в   груди   ядовито  зреет  страшная болезнь.   
               
      Солнце еще  не назойливо играло на ресницах. Дышалось легко и думалось раздольнее. Лидия Львовна   пришла к убеждению, что даже если ей предстоит  вскоре  умереть, она все равно благодарна  Господу, за этого добрейшего милого человека, который  не  бросил  её  в  молодые  годы,  узнав, что   она  никогда  не сможет родить ему  ребёнка. За  Максима.   За  Свет Любви,   который  она  пронесла через годы...
        Накануне  поездки  на дачу Лидии Львовне  снился дурной сон. Просто кошмарный. Но она   связывала   его  с  известием  о    болезни, которую у него  обнаружили  врачи.
      Они погибли почти мгновенно.
       Когда сбавив скорость, Виктор Иванович повернул на просёлочную дорогу, из укрытого за деревьями старенького “Москвича” раздались автоматные очереди. Брызнули стекла. Никто из них не успел даже вскрикнуть. Смерть  мгновенно вырвала их из материнских объятий земной   жизни. 
  Стреляли из двух стволов, прицельно, неторопливо. Потеряв управление автомобиль  съехал  с  дороги и,  сверкая на солнце, несся по полю, встряхивая  на  ухабах  истекающие кровью тела,  пока двигатель не заглох.  Убийцы подъехали  к  машине  и  убедившись, что всё кончено,  обыскали покойников, затем облили машину   бензином и  подожгли.  Шаг за шагом детали преступления установит бригада   Московской  прокуратуры  на  следственном  эксперименте.
    
       Известие о жестоком убийстве супружеской пары Великановых, переданное  в тот же день центральными телеканалами  в  вечерних выпусках последних новостей, прокатилось по всей стране,  всколыхнуло  общественность. И хотя   в  то время   громкие убийства уже никого  не удивляли и даже воспринимались большей частью обнищавшего  населения,  справедливым возмездием за грехи, - все-таки  убийство  женщины поразило многих.  Все,  кто знал этих порядочных,  отзывчивых  людей,  были  возмущены  и пребывали в растерянности. Вскоре на телеэкранах  замелькали репортажи с места преступления в комментариях известных корреспондентов. Главной - считалась версия заказного  убийства  на  почве  финансовых разборок. Одна за другой появлялись статьи в печати. Если   принять  версию  о том, что Виктор Иванович Великанов, президент благотворительного фонда “НАДЕЖДА,”  учрежденного  в  помощь  ветеранам  спорта,  мог быть связан с мафией, а следовательно участвовал в финансовых аферах, - то  возникал естественный  вопрос: а причем тут его  жена? Директор одной из образцовых  московских школ. Даже трудно представить, что заказчиком убийства  мог быть кто-то из близких. Разве он не пощадил бы эту милую, добрейшую женщину, ангела во плоти. Гостеприимную, приветливую, никогда не вмешивавшуюся в дела мужа. Неужели жизнь ни в чём не повинной   женщины  заказчик убийства  не брал  в расчет, и погибла она только потому,  что находилась рядом с мужем в машине? Это казалось странным еще и потому, что Виктор Иванович обходился  без охраны. Его можно было перехватить в подъезде дома.  И еще - бог знает где.  Что это - бессмысленная жестокость или какие-то особые обстоятельства? Может, она знала то, что ей не следовало знать? 
Когда выяснилось, что Виктор Иванович за несколько дней до гибели приобрел в антикварном ювелирном магазине уникальную брошь, которая так и  не была найдена,  следствие взяло  на вооружение и  версию об ограблении.
  Дело о жестоком убийстве  супружеской пары находилось под особым контролем генпрокурора.
  Но выйти на след убийц так и не удалось.
  Спустя год,  в передаче  “Телевизионное расследование,”  при участии  представителей   правоохранительных органов,   многочисленных свидетелей и  подозреваемых,   проходивших по этому делу,  и   просто  лиц,  заинтересованных в установлении   истины,   будет  вынесена  на   публичного  обсуждение   трагическая история  гибели супружеской  четы Великановых. Участникам  популярного в стране телешоу, несмотря на острые вопросы  опытного ведущего  программы, не удастся открыть ничего нового в этом  темном загадочном деле. Зато появятся неожиданные сенсационные, но маловероятные версии. 
      Перед миллионами телезрителей, пожелав остаться инкогнито,  молодая   девушка    в  “Маске откровения”   расскажет  о своей любви  к  главе благотворительного фонда “Надежда”. Публика придет в замешательство, когда она объявит , что несколько месяцев назад стала матерью ребенка, отцом которого является  Виктор Иванович. Максим  откажется  комментировать интимную сторону жизни своих родителей. О «Маске»  скажет, что она, возможно, неплохая актриса, но скорее всего дешевая мошенница. Он с трудом  досидит до конца передачи, которая, на его взгляд, рассчитана больше на внешний эффект, чем на поиски истины.
   
      Руководство похоронами взял на себя Важжа Меблгишвили, друг отца по сборной. Один из учредителей фонда, а на самом деле, его хозяин и создатель. Человек, обладавший  большим авторитетом в преступном   мире. Его связи опутывали по рукам и ногам много влиятельных и уважаемых людей столицы. С ним считалась власть. Он открывал без стука двери   министерских кабинетов. Не церемонился с теми, кто путался под ногами. Его слова никогда не расходились с его  делами. Его боялись и уважали, презирали и ненавидели, у него было немало врагов, но никто открыто не решался объявить ему войну. Он жил не по законам, а по понятиям. Бывшие спортсмены  группировались вокруг него, признавая его своим лидером.  В это смутное время, когда власть фактически оказалась в руках криминальных группировок, многие, кто искал защиты и справедливости,  шли  к  нему на поклон  не иначе как к крестному отцу. Он быстро приобретал международный авторитет в преступном мире. И, конечно же, его имя обрастало легендами.
      Ни у кого не было сомнений, что Великановых похоронят  на  Ваганьковском  кладбище. Уже был отдан залог за место. Заказан мемориал.
     Известие о гибели родителей застало  Максима в горах Афганистана, в Панджширском ущелье, куда по заданию редакции спецкор иллюстрированного популярного в стране еженедельника  “ Новое время ” вылетел  для эксклюзивного интервью с  генералом  Ахмадом  Шахом Масудом,  возглавлявшим  антиталибскую коалицию. В тот же день  журналистскую группу по его приказу переправили  на  военном  вертолете на  афгано-узбекскую границу. Важжа Меблгишвили  связался  по  каналам  дружбы  с одним из  высоких чинов  ВВС России, и журналистов на  военном самолете с авиабазы «Баграм»  доставили в Москву.
        Максим настоял на том, чтобы  родителей  предали земле на  подмосковном кладбище, на малой родине отца,  как он  и  завещал.
       “ И жену тоже,”-  переспрашивали прохожие. “ Почему  хоронят в закрытых гробах? ”-  “ Вы что не смотрите телевизор!? ”
       На улице,   перед зданием  офиса  благотворительного фонда “ Надежда, ” образовалась запруда  из людей  и  машин..  А народ  всё  прибывал и прибывал.  Шли родные и  близкие,  друзья. Ветераны спорта,  коллеги  и  ученики Лидии Львовны. Многочисленные воспитанники  и товарищи по сборной Виктора Ивановича. Приехали представители Спорткомитета.  Один Важжа Меблгишвили    привел  около тридцати   человек.  С его появлением толпа быстро приняла  форму  организованной   очереди. С ним пришло и городское начальство. Приезжали съемочные группы центральных телеканалов. Корреспонденты популярных газет и журналов. Почти в полном составе, во главе с главным редактором   Генрихом  Галактионовичем,  прибыли коллеги Максима. Под вечер приехал со своей  дочерью господин Ольховский. Этот ход олигарха, заставил проникнуться к нему уважением  многих из тех, у кого он вызывал  раздражение и ненависть.
    Никто  не отважился утешать Максима.
    На рассвете  третьего дня после трагической  гибели четы Великановых, вереницы автобусов и легковых автомашин потянулись из столицы в подмосковный городишко.  С включенными  «мигалками», до самых ворот кладбища,  траурную колонну  сопровождал  эскорт ГАИ.
    На траурном митинге,  последним  взял слово  Важжа Меблгишвили.  Говорил  он  просто и понятно, точно вколачивал гвозди   в мозги  тем, кому не достает понятий. Его тяжелые  свинцовые фразы, как короткие  автоматные очереди, прошивали тишину.  Как будто он уже расстреливал подлых убийц.
     “ Спите спокойно, мои родные, мои  брат и сестра... Мы  найдем этих подлых шакалов, где бы они не прятались.– Произнося траурную речь, Важжа вглядывался своими проницательными выпуклыми глазами  в лица людей, столпившихся вокруг ,  словно надеялся отыскать среди них подлых убийц. Возможно, заказчик убийства находился  рядом в толпе  и  усмехался  самоуверенности  крестного отца.
    Рядом с Важжей стоял известный в стране певец,  два уголовных авторитета столицы. Их  плотно обступали  внушительного вида телохранители. Народу было необычайно много для провинциального городка. Многочисленные родственники Виктора Ивановича. Представители и воспитанники спортивных обществ города. Пришло и местное начальство.
   Наступил момент прощания с покойниками. Заиграл камерный симфонический оркестр. Люди  просачивались в проходы  между  закрытыми  гробами,   склоняли головы, произносили какие-то слова. Вдруг из людского потока вырвалась затянутая в черное  Полина Васильевна, сестра покойного. Обняв гроб брата, она  плакала навзрыд,  пока   её   не  увели. Сам  Важжа прощался последним:  припав на колено, как перед знаменем , он что-то шептал  покойникам,  будто был уверен, что они его слышат. Что он им говорил? Возможно, снова клялся,  во что бы то ни стало отомстить убийцам  и  помочь в жизни оставшемуся одному Максиму. Суровый  волевой  человек не удержался от слез и  полез  в карман за платком. Максиму же не удалось проронить и слезинки. Потрясение от случившегося было так велико, что  он не мог до конца осознать происходящее. А прикидываться - в голову не пришло. Зато дома его прорвало…
  Когда  гробы на специальных устройствах  погрузились в яму, взвод автоматчиков дал залп. Из толпы тоже стали палить в воздух. Местное    начальство в лице мэра, прокурора  города  и  начальника  милиции не шелохнулось, стараясь сохранить лицо. Батюшка из  местной церквушки едва не выронил кадило, когда Важжа разрядил обойму из «Макарова». Священник покосился на грозного авторитета преступного мира, но,  не выдержав его свинцового взгляда, потупил взор.
    Кому-то в толпе стало плохо. Толпа расступилась.
   “Дайте  ей  воды!”
   Какой - то парень атлетического сложения, приподняв высоко над землей, держал в сильных жилистых  руках упавшую в обморок Люсию.
      Спустя полгода, в  Москве, в узком  глухом  переулке,  стесненном  грудами старых  зданий,  погибнет от пуль   киллера  и  сам Важжа Меблгишвили. Убийство Важжи  еще раз подтвердило  истину, что никакая охрана не убережет от смерти, а самая надежная “крыша” -  это та, которую обеспечивает Всевышний!  Воистину  неисповедимы  пути  Господни !
   
        Со дня гибели  супружеской пары Великановых прошли годы. Не только Важжа Меблгишвили, но и сам Максим поклялся  отомстить за родителей. Работа в престижном  печатном издании  позволяла ему общаться с людьми разных профессий и общественного положения. Он имел знакомых в милиции, прокуратуре, в спецслужбах, среди военных.  Максим легко  сходился с людьми и находил  точки соприкосновения там, где у других обычно возникают противоречия . Были у него “ свои люди ” в преступном мире. Он неплохо знал изнанку жизни, легко ориентировался в любой социальной среде.   
     Максим Великанов, или Максвел - суперкорреспондент, как его прозвал   Генрих Галактионович Вселенский, работал во многих горячих точка, в ближнем и дальнем зарубежье, добывая для   редакции еженедельника «Новое время» эксклюзивную информацию. Не раз  и не два рисковал жизнью, находясь  в зоне боевых  действий в Чечне. По заданию редакции встречался с полевыми командирами,  и в их  логове, под дулами автоматов, готовил свои горячие репортажи. Выполнял опасные для жизни поручения Ольховского по освобождению из  плена похищенных  боевиками людей.
   Последние полтора года Максим возглавлял отдел журналистских  расследований. Раскрутил за это время  не одно запутанное дело.

        Холодный аналитик,  неутомимый следопыт, человек не привыкший  отступать перед трудностями, получавший наслаждение от  ощущения адреналина в крови, добывал для редакции ценнейшую информацию.   
       Но ему так и не удалось выйти на след убийц  своих  родителей.  Возможно,  исполнители  уже давно гниют в земле.  Такие отморозки, которым без разницы кого убивать, подолгу не задерживаются на этом свете. Но заказчик убийства ходил по земле, Максим, казалось, что  он  слышит  его шаги. Недаром ночами ему снился его мрачный силуэт. Он где - то неподалеку, дышит ему в спину. Достать его стало смыслом жизни для журналиста.
    Максим  всячески старался заставить его обнаружить себя, засветиться. Не так давно  журналист   инициировал  по Москве  слухи  о том, что  в деле об убийстве  его родителей  появился след  и прокуратура надеяться  в ближайшее время назвать имена убийц. Вскоре,   просматривая электронную почту  в своем  компьютере,  Максим обнаружит  странное послание  без обратного адреса:
                “ Уважаемый  Максим  Викторович!
          Памятуя о дружбе с  Вашим отцом, хочу дать Вам совет :  не тревожьте  родные  могилы, не копайте глубоко,   - ничего кроме   костей на этом пути вы не найдете. Ушедших не воскресить. Живите   долго и не оглядывайтесь назад. А чтобы  облегчить Ваши страдания, считаю возможным сегодня, по прошествии  четырех лет со дня трагедии,   сообщить Вам, что Вы  не родной  сын  Виктора   Ивановича  и Лидии  Николаевны, а, к величайшему моему сожалению, -  приемный. Об этом есть соответствующая  запись в родильном доме. Что-либо о Ваших настоящих родителях  мне  неизвестно.
                Доброжелатель ”          

 


30.
       Ветерок все  смелее  обдувал волевое мужественное лицо Максима. За чугунной оградой, в пропасти обрыва, несла свои задумчивые серебристые  воды  великая русская река. От яркого света полной луны воздух, казалось, звенел. Словно траурной фатой окутался женский монастырь, возвышавшейся на другом берегу реки. Там в тесных душных кельях сухие женские губы шепчут молитвы. Но слышит ли   Хозяин Вселенной тех, кто отказался от своего истинного предназначения?
Странные ощущения охватили Максима: он вдруг почувствовал, как планета несется по своей  орбите, чтобы не провалится в звездную бездну… Как она  вращается, разгоняя магнитные волны, по которым мчатся потоки информации. И вся Вселенная работает, как один слаженный механизм.
   Все глубже погружаясь в эти ощущения, Максим  неожиданно провалился в  черную дыру   удивительного  сна. Казалось, он  перенесся в иной,  реально существующий мир. Он видел только  мерцающую мириадами звезд темноту и слышал знакомый голос.
 -  Межгалактический Совет постановил считать твою миссию на земле оконченной. Ты  не оправдал наших надежд.
      - Но я  должен  отомстить за родителей!
      - Зачем тебе мстить - они  ждут тебя.
      -  Я хочу  увидеть  будущее...       
      - У этой планеты нет будущего.
      -  Я спасу ее!
      - Что ж, смотри свое будущее…
    
         Максим  проснулся с  тревожным чувством. Темнота обступила его со всех сторон. Силуэты деревьев едва различались. Вдруг оглушительно, точно  небеса вознамерились обрушиться на землю,  загрохотал гром.  Задрожала листва, беспокойно зашумела и , словно  перешептываясь,  понесла   тревожную весть в  непроглядную темень. Максим  губами  коснулся памятника  и пошел в темноту. Кажется, в шуме листвы   ему послышалось: “Береги себя, сынок.”
  Максим  шел почти вслепую с такой уверенностью, как если бы ясно  видел дорогу. Маршрут был у него в голове. Суперкорреспондент  обладал внутренним зрением. Казалось, небо решило  испытать человека. Грозным артобстрелом   раскаты грома содрогали  землю. Сверкнула молния,  выхватывая   из мрака  кладбищенский пейзаж, поражающий воображение  ужасными видениями. Исказились   зловещими гримасами лица на памятниках, закачались  кресты  и надгробия. Деревья застонали.  Неужто  покойники  восстанут   из могил!
         «Я -  контрактник, подорвался на фугасе… - прозвучал  за спиной у Максима потусторонний голос. - Подставили нас гады!» -   «А я ширнул  лишний кубик – теперь торчу на небесах, прикинь!» - «А  я - дурья башка - в поворот не вписался – какая была тачка!» – «А  я ничего не помню! Помню только пили мы с кумом, пили, а потом  он хвать топор…а  дальше – хоть убей! –  ничего не  помню.» – «Помню-не помню – зато я все помню, вот под той елкой  могилу себе рыл. Это ж надо - за долги   человека в могилу свести! В гробу  у меня теперь ваша демократия! Так и передай» – «А меня, а меня  квантиранточка моя  все мамкою звала, а ночью подушкой и придушила. Ты напиши об энтом, сынок, напиши, чтоб другим  не сповадно было» - 
« А ты ничего, -  красавчик, шепнула Максиму на  ухо  плечевая проститутка,  от меня далеко не убежишь, все равно встретимся на небесах! »
     Виденья наплывали одно за другим, собирались в  устрашающий сонм.  Призрачные обитатели кладбища преследовали Максима по пятам,  забегали вперед, обступали со всех сторон.  Жаловались на судьбу, лезли с советами.    Обольстительная нагая  друида не теряла надежды,  вцепилась Максиму в ногу, волочась по земле, умоляла  провести с ней ночь: «Одну только ночь, красавчик!»
        Забарабанил по листве  дождевые капли, быстро переходя в  обильный ливень, утоляя жажду подсохшей от зноя земли. Дождевые струи, освежая и бодря, били  по лицу, просачивались  за шиворот.
        Впереди послышался собачий лай. Призраки стали отставать. Максим   прибавил шаг. Последний раскат  грома  прозвучал как взрыв  противотанковой мины. А удар молнии  выстрелил из черноты небес  лучом лазера, нацеленного в  сердце  суперкорреспондента, но угодил в дерево.
       Максим улыбался в лицо разбушевавшейся стихии.  Выбросы адреналина  в кровь только доставляли наслаждение человеку, привыкшему  к  риску.  Нет,  дух  философа  так  просто  не смутить, сердце борца не придавишь пяткой страха.  Какая-то  поразительная уверенность после гибели родителей глубоко сидела в нем - будто они  оберегали  его. И ничего страшного  с  ним   не  должно случиться. Но суждено  ему совершить  в  этой жизни что-то очень важное.
    - Я  думал -  куда это вы пропали! - воскликнул  сторож, поймав лицо Максима, рыскавшим  в темноте лучом  карманного  фонарика. - Вы же  насквозь промокли! - Сторож зябко  поежился под куполом старенького  зонта,  о   который бешено  барабанили  дождевые струи.  Преданная сторожу Машка и еще две   хилые дворняги,   как  безумные,  лаяли    на  корреспондента,  оставаясь на  почтительном  расстоянии.
        - На днях собираются похитить бронзовый бюст ученого, будьте бдительны – пошутил  Максим   с   невозмутимым видом.
              - Кто вам такое сказал? -  изумился сторож .
              - Покойники!
              - А  вы шутник, Максим Великанов, не так ли?  Я вас сразу узнал...
          Пойдемте - ка  сушиться. И не вздумайте отказываться. Он взял  журналист под  руку и  повел  его  в  свой вагончик. 
     Стойкий запах паленой водки  не оттолкнул Максима, репортерское чутье подсказало, что с этим, спившимся  интеллигентом, будет   о чем поговорить. 
      
         
         
           Вагончик был насквозь прокурен  дымом дешевых сигарет. За столом, заставленным  тремя  бутылками водки, одна из которых уже была  опорожнена,  и нехитрой закуской -   куском дешевой колбасы, солененькими огурчиками  и краюхой ржаного  хлеба -  сидела  растрепанная рыжая  девица, лет пятнадцати –шестнадцати, в  мокром прилипшем  к телу  платьице. Увидев Максима, девушка оживилась, повеселела. Мутноватые голубые глазки  заблестели. А когда Алексей Петрович представил гостя, полезла к нему целоваться.
    - Это Валентина, она только с виду бесшабашная, не обращайте внимание.Ты чего мокрая как лягушка? Да ты никак наклюкалась! - воскликнул сторож, приглядевшись к девушке. - Полбутылки высосала.
 -Полстакана. – замотала пьяной головой Валентина, - ей богу.
 - Вот стерва!- возмущался страж усопших, - вы не подумайте , Максим Викторович, я  никогда не наливал ей.
   - Я же за вами выбегала. Босиком по могилкам носилась. Думала, случилось что, Ну, согрелась ...
-Ай-яй-яй. - негодовал сторож, взявший с некоторых пор над ней шефство.
  -  Лучше напиться, чем умереть от простуды, - Валентина громко зашмыгала носом, - Слышите: насморк  какой?
    Максим снял футболку, выжил  над раковиной, повесил сушиться  и подсел к столу.  Увидев обнаженный торс  атлета, девчонка совсем потеряла  и без того  пьяную голову. Подсела  к  Максиму  и никак не могла унять свои руки, которые так и  тянулись  к  его атлетическому телу.   
   -  Давай оттянемся, а, чемпион ? 
  -   Валька! Ты что сдурела, – сердито покачал головой Петрович. - Пожалел , впустил, а ты себя так ведешь перед гостем.
  Она махнула рукой    и снова прилипла  к Максиму. 
  -  Хочешь меня, а?  За так...  бесплатно?   Брезгуешь, да ?
  - Валентина,  прекрати немедленно!   Позор какой!
  - А что,  ты   сам  сказал,  он замечательный человек. - Она повернулась лицом  к Максиму , - я вот и хочу ему  отдаться
       -Вот только попробуй еще что-нибудь выкинуть! –пригрозил сторож.
    - Ну,  и черт с тобой ,  - обиделась девчонка и показала Максиму язык. - А я, знаешь какая ? Не узнаешь...

      - Вот так вот и  живем, -  вдохнул  Алексей Петрович. - Перебрался сюда, поближе к жене. Все рушится. Нет страны, в которой мы любили, дружили   и я был уважаемым человеком. Лечил людей.
   Однако Валентина не угомонилась. Сняла  платье,   осталась в бикини . Вышла на середину комнаты и загорелая,  с шоколадно-розовым отливом, стала энергично изображать из себя стриптизершу, надеясь таким образом соблазнить гостя.
  Но  Максима это нисколько не шокировала..
 - А ну прикройся, живо!- хмурился Петрович
- Еще чего, у меня одежка мокрая. А лифчика  нет!
- Не обращайте вы на нее внимание,  - успокаивал  старика журналист. Пусть перебесится, чертенок.
- Вы не обижайтесь, она девочка хорошая.Добрая.  Из неблагополучной семьи.  Недавно аборт сделала.Трагедию перенесла –жених погиб на Кавказе…
- Не надо! -  топнула ногой по дощатому полу Валька. -Я такая -  вот и все.
  - Может, в шахматишки?  -  предложил   Петрович -  Вы думаете я пьяный? Алкоголь  меня уже не берет, только греет сердце. Как приложусь к стаканчику - жить хочется.
    Галина возмутившись, что на нее не обращают внимание, бросилась к гостю, прилипла  к  нему бугорками  груди ,  впилась губами в могучую шею.
-   Ну давай,давай,  оттянемся, а?!
   Максим не стал грубо отталкивать девчонку, - легко   оторвал  от себя,   как  капризного ребенка,  усадил на место.
   -Галина,  постесняйся! Это известный  журналист, чемпион!  Что он подумает о нас!
  - Не беспокойтесь, все нормально,  - кивнул  Максим.      
 - Боишься заразу подхватить, да ? - не успокаивалась  девчонка. - У меня справка есть от врача  и резинка.  Ты что не мужик?  Подумаешь , журналист из Москвы.  То же мне  - Терминатор!
 - Да, что с тобой , - взорвался  Алексей Петрович и безобидное лицо его побагровело и сделалось злым. - Дрянь неблагодарная, пригрел змею на свою голову...
  Валька, видимо, знала характер  Петровича, - унялась сразу же. Все алкоголики  опасны  в гневе.  Вскоре,  заскучав, девочка  уронила голову на стол и захрапела.
     Максим разговорил собеседника. Алексей Петрович рассказывал о своей работе в наркодиспансере.  Как понемногу, сочувствуя  алкоголикам, стал выпивать. А после смерти жены и вовсе запил. Лечился, конечно, лечился, кодировался,  и даже женился во второй раз,  на молодой. Но она изменяла ему с кем не попадя. А потом пришлось разойтись, и он ушел,  оставив  квартиру.
  - Что же будет со страной, Максим Алексеевич? Что с людьми - то  случилось?  Вот вам от меня на память, - сказал страж усопших,   протягивая журналисту  потрепанную общую тетрадь. - Я записывал тут интересные, на мой взгляд,  мысли. Есть и художественные зарисовки. Философские измышления. Я, конечно, не профессионал, как вы.   Бердяева не читал. О Жанне Бодияре только слышал.  Но что ни говори, все настоящие философы стремятся к одному:  проникнуть в мысли Создателя.  А почерк у меня разборчивый. Есть в тетрадке и сюжеты интересные, и персонажи. Я ведь и  в  психушке  работал. Берите, авось, пригодится...
 - Вы не пожалеете?  Как знать, может, эта тетрадь тянет на Нобелевскую премию, -  пошутил Максим.
 - Ну и на здоровье. Мне уж все одно: скоро зароют в этот шарик. - Он задымил едко  “ Примой ” и прослезился -  не то от дыма, не то  от  обиды.
- Максим  открыл  первую страницу,   скользнул по тексту.
    «В той стране мы  были большими детьми,  но были  люди , которые понимали, что  жизнь наша далеко не сказка со счастливым концом. Они разбудили нас,  и мы сразу повзрослели, а некоторые - постарели, а иные просто предпочли умереть. В новой жизни нет ничего сказочного.  И наверное, никогда не будет...» 
   “ Совсем недурно ”, -  подумал журналист.  Наклевывается интересный материал.
   - Так что,  может,  в шахматишки? Не увлекаетесь? - предложил любитель шахматных баталий
  - Я слабо  играю, думаю вам будет не интересно.   
  - Всего одну,  - не дождавшись ответа, старик принес старые заигранные  шахматы, быстро расставил фигуры.




         Максим уже в дебюте почувствовал сильного противника. Вскоре старик  заскучал  и, чтобы растормошить противника,  стал играть вслепую, сев  спиной  к  шахматной  доске.
    Максим был поражен, получив после нескольких ходов  блестящий  мат. 
 -  Давайте-ка  еще партейку? - предложил  пьяный  победитель. 
- В следующий раз 
-   Может, приляжете, отдохнете,  дождь ведь не закончился.  Рубашка ваша не  просохла.
Спасибо, Алексей Петрович. Читайте  «Новое Время».
-  Давайте-ка  еще  партейку?
 - Не могу.  Спасибо за гостеприимство, поеду.  Надо бы тетушку  проведать, она живет  на  другом берегу реки, за мостом.  На Партизанской,  в частном доме.
    Тут  проснулась Валентина. Сообразив, что журналист уезжает, всполошилась,  задергалась. Она, кажется, немного протрезвела. Петрович покосился на ее бесстыжую наготу. Девушка сорвала занавеску с окна и прикрылась ей как юбкой.
    
    - Вот тебе деньги  купишь  бюстгальтер, красавица, чтоб каждый кому не лень не пялился на твою грудь,  - журналист положил ей  в теплую мягкую  ладонь стодолларовую банкноту.
  - Я не шлюха -  за любовь деньги не беру
-   А я не за любовь
-    Отстань…
       - Ну, смотри,  -  как знаешь.
          Максим только сейчас заметил, что девушка была даже очень хороша собой. Ни  чем  не хуже тех, что  мелькают  на страницах  модных журналов и становятся спутницами  подтянутых старичков- миллионеров.  Если  ее  приодеть, привести в порядок  рыжую шевелюру –хоть на конкурс красоты. Одним словом, все при ней.   Только у  нас в России такие красавицы  прыгают на мужиков,  не зная  себе цены.
  -  Уезжаешь все-таки?  - нахмурилась Валентина.
 -  Надо ехать, - ответил  Максим,  не оставляя никакой надежды, поднялся из-за стола.
 - Может, все-таки останетесь до утра?
- Спасибо, Алексей Петрович, спасибо,дорогой.  .
- Ну смотри,  изнасилую твоего Петровича! -  пригрозила  рыжая бестия.
- Как ты можешь так шутить, Валентина?! Эх, ты! - досадливо покачал головой Петрович.
- Максим одним резким движением  подхватил Валентину  на руки  и  подбросил.
- Ой, мамочка! - вскрикнула она в  радостном  возбуждении, почувствовав себя,  как  на качелях.
  Он  поцеловал ее  сначала в одну щечку, потом в другую.
- Береги ты себя, дуреха.  В  жизни все возможно, если   очень и очень захотеть.  Нельзя только время  повернуть вспять.  Уважай себя, Валентина  как если б ты была английской королевой! Ты  ведь рыжая,  значит, везучая...
- У нас тут  и  на работу- то   не устроишься,   - надулась Валька.
- Ты в каком  классе учишься?
-  В десятый перешла.
-  Закончишь школу,  приезжай  в Москву -  я  тебя устрою.  Поняла? Он оставил ей визитку
Валентина, кажется,  что - то поняла. Главное - не побрезговал. Такой супермен облобызал ее. И на работу пообещал устроить. Подружки  сдохнут от зависти.
 - Заходите,  как  приедете, - промямлил  Петрович.
 - Непременно.
- Ты обещал  деньги  на бюстгальтер, - замялась Валька,   кривя  рот   в  игривой  улыбке.
    - Обещал, вот, держи. 
    Сторож было запротестовал, но  Максим  заговорил  о  другом:
   -   Все, что нужно вам, уважаемый Алексей Петрович, да и тебе, Валентина, это – влюбиться. Как пели  когда - то   в  одной  из   своих   песен  ливерпульские  ребята  из   бессмертной группы “Битлз”. Ничто не кончено для того, кто еще жив.
             -  Мне - то -  влюбиться ?  -усмехнулся страж усопших.
             - А что!  Между прочим,  есть невеста. В следующий раз привезу ее.  Только вам  придется сменить имидж.
           Алексей Петрович выдавил кислую улыбку.
          - Вы  мне   лучше скажите:  кто  Россию спасать будет?  Разменяли страну на  олигархов!   Заводы -  на  торговые палатки.  Я восхищался вашими статьями,  но и вы служите им.  Одна пена, одна пена, ни слова правды. Все врут ваши коллеги.  Дьявол властвует на всем информационном пространстве.  Неужели  нас  и  дальше будут разделять, грабить, убивать?  Неужели мы больше не будем гордиться нашей  дружбой?    Весь мир смотрел на нас когда -то с надеждой. Ведь мы тогда  были для других народов, если хотите, совестью  человечества!      
- Все будет хорошо,  Алексей Петрович. 
Мы должны пройти это испытание, чтобы  возродиться. 
          -  Дай-то Бог.  Мне-то что – молодых жалко. У нас город  небольшой, хотя и старинный,  известный всей  России. Так вот представьте: каждый пятый подросток сидит на игле или курит травку. Продают эту заразу на каждом шагу на глазах у милиции, а они талдонят одно: трудно доказать, у наркоторговцев хорошие адвокаты. Эта – он кивнул на  Валентину  хоть  наркотой не балуется, да и водку не пьет почти, это сегодня она так,  по дурости.
  -  И с этой заразой справимся - вот увидите.
  -  Да я уж вряд ли чего увижу.   
  - А  можно  мне  в тебя влюбиться?  - спросила Валентина  и снова показала Максиму язык.
  -
    Застоявшись в ожидании  серебристая «девятка» рванула с места, веером взметая брызги из луж. Форсированный двигатель быстро набирал обороты, оставляя позади кладбище с его мрачной философией.


000000000000000000000000
   
31.

           Максиму  предстояла ночь раздумий.  Утром Джамилю выписывают  из больницы, и он должен   на что-то решиться. Вчера он заезжал в центр социальной реабилитации для несовершеннолетних. Посмотрел, как  там живут подростки. В общем, ничего страшного, но ему почему-то стало не по себе. Если каждый сделает что-нибудь для счастья людей в этом мире, может он изменится к лучшему. Он вспомнил телепередачу о кошатнице, в квартире которой жили 15 кошек, и соседи  требовали от властей выселить ее из дома из-за неистребимой вони. Но  она готова была умереть вместе со своими питомцами. А получала бабуся  мизерную пенсию.  Как знать, может на небесах за все страдания и унижения ей такое место уготовано, что короли и президенты позавидуют.
    Нет, для всех хорошим не будешь.  Сколько на земле бездомных собак  и  кошек – разве всех  приютишь!  Ещё  ему  пришли  на  память слова   Экзюпери: « Мы в ответе за тех, кого приручили».  А что потом, когда девочка  привыкнет  к человеческому отношению,   домашнему уюту.  Выгнать на улицу?  В бушующую стихию жизни, где действует суровые законы. Слабые, беззащитные  гибнут , идёт жесточайший  естественный     отбор. Где строят храмы, но верят  больше - так , на всякий случай.  Хочешь иметь неприятности - помоги ближнему, говорят в народе.   Мало ли несчастных на белом свете!  Сколько ты  их повидал в Чечне.  На московских вокзалах. По всей стране - от Камчатки до Калининграда.  Ведь совсем  чужой человек. Она будет раздражать   одним своим видом, неуместными вопросами.  Ещё чего,  влюбиться  и  тогда -  ревность,  слезы. И  уж точно  сведет  счеты с жизнью. Выпрыгнет из окна -  и поминай  как звали.  Легче всего откупиться  от человека. Достать из  кармана  несколько зеленых бумажек, когда  у тебя их целая куча, - гораздо тяжелее  потратить время,  нервы,  силы. Как те, неприкаянные,  подбирающие на улице собак и кошек…  Нет, он на такие подвиги не способен.
    А что если устроить её в интернат?
    «Сам-то ты что думаешь, Максим?»-спрашивал он себя.-  Чего думать, отвезти  к Марии  Сергеевне. так  прилично и  правильно будет. А там жизнь покажет.    А лучше -  к тете  Поле. Она живет одна, у нее золотое сердце. Но какое я имею право взваливать  на нее свои проблемы? 
   Максим  покинул  кресло в рабочем кабинете и стал прогуливаться по комнатам. Зашел  в библиотеку.  Высокие, почти до потолка, стеллажи заставлены книгами.       Сотни томов   подписных изданий   классиков   художественной литературы. Много ученых книг -  по философии,  истории. Всякие справочники, словари, энциклопедии. Книги  по медицине,  доставшиеся от  родителей  матери, занимали целый стеллаж.  Любимые детективы отца. Много книг дореволюционного издания,  с золотыми обрезами, в кожаных  переплетах.  Есть даже арабские сказки в прекрасном  кожаном  переплете.  Нет  только букваря  для  Джамили. Так что протирай, Джамиля,   пыль  и  не доставай  дядю вопросами.  А может,  пусть перезимует, а там поглядим.   Легко сказать - перезимует.  А после зимы  весна, потом лето.  Сколько времени потребуется горской пленнице на социализацию?  Чтобы сказали родители? Кого ты привел в дом? Что люди подумают?
     В  комнате отца все по-прежнему стоит  на своих местах, как при его жизни. На стенах фотографии,   награды,  почетные грамоты, медали.  И ко всему этому  будет  прикасаться чужой человек!  Несмотря  на то что Максим не боялся домашней работы, в последние месяцы до всего не доходили  руки. Пока он находился в командировках, толстым слоем пыли, появлявшейся бог весть откуда,  покрывалась мебель, ковры, дорожки, книги.  Время от времени приезжала тетя Поля, отцова сестра, тогда у журналиста не было проблем ни с уборкой , ни с  горячей пищей. А так, холостяк  завтракал и обедал в редакционной столовой. Вот с ужином приходилось ломать голову. В основном перебивался тем, что удавалось сготовить самому. Иногда позволял себе роскошь сходить в кабак, особенно за счет фирмы. Чаще за свой.  Старался избегать забегаловок.   Раз в неделю, а то и два ужинал у Махоча. Чтоб не выглядеть нахлебником,  снабжал Галину продуктами.
   Максим много ездил по стране, да и в Москве жизнь его была наполнена интересными встречами, богата впечатлениями. В общении недостатка не было. Однако домашнее одиночество в последнее время стало тяготить  его. Словно  призраки родителей блуждали по комнатам. Работая на  компьютере,  ему казалось, что вот сейчас зайдет мать и молча поставит перед ним поднос с крепким ароматным кофе  и домашними пирожными, которые он так любил. Обнимет за плечи, прижмется тепло и нежно. И озноб пробегал по спине, заставляя замирать и глубже  погружаться в воспоминания. В кабинете отца он часто ловил себя на мысли, что разговаривает с ним. Спорит, убеждает, стоит на своем.  Оба чемпионы, оба борцы - и только когда отец недовольно хмурился, Максим дипломатично сводил спор к консенсусу. По утрам ему казалось, что отец будит его, выгоняя на улицу, побегать, размяться.  “ И он отвечал, протирая глаза : “Щас , пап, уже встаю ”,  - как реальному человеку . Погибшие родители продолжали жить в его воображении. Опекали,  давали  советы, беспокоились , когда он поздно возвращался. Стоя перед их портретами, после позднего прихода, он разводил руками, словно извиняясь, оправдывался почему не мог позвонить. А еще,  всякий раз извинялся, когда приводил в дом новую женщину. 
    Это потусторонне общение  и помогало, и смущало. Он не  страдал галлюцинациями, психика его не  ломалась, но он чувствовал, что в этом есть что - то патологическое, и   рано или поздно наступит кризис.
      Пока  активный  образ жизни помогал ему держаться уверенно.  Он увлекался     восточными единоборствами, бегал  по  утрам трусцой, поддерживал спортивную форму дома на тренажерах.
        Вот  и  теперь, взявшись за  механические рычаги, чтоб легче было размышлять, принялся  разгонять кровь.  И вспомнил  Ирину. 
       Как заядлый в прошлом  курильщик  иногда вспоминает запах  и  обманчивые миражи  табачного дымка. Вспомнил,  хотя  надеялся, что  её  предательский   дух,  вместе с ароматом,  который  от  нее  исходил,  давно   выветрился  из  этих  комнат.  Он  был уверен,  что совсем  забыл её.  Но разве таких  женщин забывают?
      


               
   ИРИНА ГАГАРИНА  - ИЗ ТЕХ  ЖЕНЩИН,    КОТОРЫЕ     НЕ  ЗАБЫВАЮТСЯ
               
                31
      
      Это   началось в  прошлом году,  весной.   Время, когда кровь стучит в висках и  все люди сходят немножечко  с ума. Максим давно не испытывал состояние романтической влюбленности. После гибели родителей внутреннее напряжение рано или поздно должно было  сублимироваться  в  энергию любви. И  в том,  что произошло,  не было  ничего удивительного.    
       Максима  работал   над  очередной  статьей,  посвященной чеченским событиям,  когда в кабинет  ввалился   Николай  и, веером   разложил   на  столе  дюжину играющих  солнечными бликами  цветных  фотографий.
  -  Восходящая звезда  высокого подиума  и  пока что  отечественно кинематографа,  - восторженно затараторил папарацци . - Ты посмотри, пощупай  глазами. Только не обслюнявься. Богиня!  Открытие сезона. Несравненная  и  неподражаемая  Ирина Гагарина! К первому космонавту планеты отношения не имеет. Хотя как знать.
    Белокурая  красотка  с    васильковыми,    влюбленными   в   целый  мир глазами  смотрела на  Максима  с   любовно  исполненных   папарацци  фотографий.
-  М -да,  впечатляет.  Особенно бюст. - усмехнулся Максвел.
- Это не бюст, а плоды  из  райского  сада!  Шеф  дал  команду  проинтервьюировать и  “ чтоб в следующем номере,  с  фотографией  на  разворот,  во всей первородной красе... Чтоб  мужики слизывали типографскую краску и кончали  в трусики.”
- И кто будет  интервьюировать милашку?
- Ты, мой друг. Поздравляю!
- А почему не Габурова?  Или тот  же  Замятин?
- К черту Замятина и Габурову. Кто еще, кроме тебя, умеет покорять сердца «отмороженных» красоток. Тебе с твоим каменным обаянием и усилий никаких   не потребуется. И шеф об этом знает.
- А я решил, что он наконец  любовницей обзавелся.
- Кто,  Генрих? – уголки насмешливого рта папарацци разъехались до ушей. – С его-то геморроем! Думай, чего говоришь. Её любовник –  Ефим Бересневич , крутой бизнесмен,  Деньги за рекламу, между прочим, внес по полному тарифу. Так что,  начинаем рекламную кампанию!
    Махоч  взглянув  на часы,  подошел к окну.
 - Смотри  какая  пунктуальность, - произнес он,  подзывая друга.
     К  зданию редакции  бесшумно подкатил белый “Линкольн ”. Водитель, выбежал из  машины, расторопно обогнул ее спереди и, открыв в почтительном поклоне  дверцу, подал даме руку. Сначала  показались длинные изящные ноги, а затем  и  вся  Ирина.
   Шло самое обычное заказное интервью за чашкой  крепкого кофе. Вопросы, ответы. Пожелание заказчицы, понимающие кивки  журналиста. Ирину и в самом деле поразило суровое  обаяние  суперкорреспондента. Максим  был  предупредителен, вежлив, но  подчеркнуто деликатен,  даже   несколько суховат.  Словно  хотел  продемонстрировать звездной  особе,  что   дело  интересует  его  гораздо больше, чем ее прелести.  “ Да  и сколько вас таких  вот хорошеньких   -  “ холодных чистых как зима” -  прошло мимо моих глаз! ” Особенно это бросалась в глаза  на фоне восторженности   фотокора, который  то  и дело встревал  в  их  беседу,  делая  Ирине комплименты.
     “Неужели он не видит,  как я  чертовски  привлекательна, как ослепительно хороша.  Разве не испытывает  желание, как нормальные мужики, съесть меня как конфетку? Может, в моих глазах не достаточно блеска? Или я  плохая актриса? Прикидывается. Изошелся слюнками,  но  соблюдает приличие. Да нет, он просто  чувствует  дистанцию -  не по зубам красотка”
    Груда  мышц  и  нестандартное лицо, в  котором  сочетались интеллигентность  и  какая-то  мужская первородность *  всколыхнули   творческое  воображение   манекенщицы, и она бог что возомнила.
    “ Ни одному мужчине не удастся  ускользнуть от  меня,   если я этого пожелаю. Интересно какой он  в  постели ? Неужели такой же суровый  ”- размышляла Ирина,  отвечая на вопросы корреспондента и одаривая его невинной улыбкой.   
   - С вашей суровой внешностью - хоть  в  Голливуд,  играть  королей  мафии. - вздохнула она с грустинкой и добавила:  - Вы   не  сделали  мне  ни   одного   комплимента, а  я,  как  видите,  не   в   обиде.
-  У него, Ирочка,  такая  тактика, он старый донжуан, будьте осторожны, -  вмешался  Николай.
- Кончай  трепаться, - оборвал друга Максим. - У меня - правило:  не делать комплиментов   во  время  работы, очаровательная  вы  моя.

                32. 


      Ирина  Гагарина  перебралась  штурмовать столицу  из   дальнего Подмосковья лет семь назад.  Закончив курсы манекенщиц, далеко небесталанная и совсем неглупая, обладавшая  прекрасными  данными  восемнадцатилетняя  девушка  сумела подобраться к Эдварду Лисянскому,  одному из самых выдающихся  кутюр  России,  и  стала   его тайной любовницей.  Забавляясь с Лисянским,  она не теряла времени даром: училась всему, что может пригодиться в личной жизни и карьере. Совершенствовала свой английский, подучивала  испанский и французский, посещала школу актерского мастерства.  Ирина понимала, что несмотря на свои женские прелести, ей не удастся  отбить прославленного кутюрье от семьи, поэтому рассматривала отношения с ним как промежуточное звено в цепи в сери побед …
 Она   выходила  на  высокий подиум  и  покоряла  публику, особенно  ее  мужскую часть, ослепительной грацией, безупречными линиями  стройной  фигуры, естественной женственностью, переходящей временами в откровенный  эротизм. В этом   море  восторгов,  аплодисментов  и  цветов искала  она   свое счастье. Она ждала,  когда  на  горизонте  появится  настоящий   мужчина, который поможет ей осуществить ее  звездные  мечты, сделает счастливой.
       Была у  знаменитого кутюрье  к ней  одна очень серьезная  претензия. Ирина демонстрировала не столько  эксклюзивные,  обладающие высокими художественными достоинствами наряды  Эдварда Лисянского, сколько свою  сущность. “ Люби не себя в искусстве, а искусство в  себе! – упрекал ее творец высокой моды цитатой из Станиславского -  Ты как певица, которая, показывает только свой голос, забывая  о песне...”
       Честолюбивая Ирина  не возражала   боссу,  но   по-своему, довольно энергично,   мстила ему  во  время  тайных  встреч  у  него  на    даче.  Она устраивала Лисянского такие эротические спектакли и стриптиз-шоу , после которых   его долго не хватало на других женщин.  Но гораздо  большую  обиду  Ирина  затаила  на  Эдварда  Лисянского  за то,  что  он  не спешил выполнить  своего обещания -  отправить  ее   на  стажировку  во  Францию. При всех неоспоримых достоинствах Ирины, знаменитый кутюрье считал, что ее талант больше лежит в области кинематографа. Вообще Ирина и сама об этом знала. И, конечно, как миллионы  девчонок, мечтавших стать киноактрисами,  грезила Голливудом.

      Ирина  хорошо  усвоила  истину   о   том,   “ что  кратчайший  путь  актрисы  к славе лежит через постель режиссера ”.  И  когда  на светской   тусовке , в  Доме кино,   к ней    проявил  интерес   патриарх  советского  и  российского  кинематографа,  кинорежиссер  с  мировым именем,  сам  Василий Глебов, - она почувствовала: настал ее звездный час.  Элитный  режиссер  недавно  вернулся  из  США, отсняв там  несколько фильмов, и  не так давно  развелся  с  третьей   женой.  У Ирины  был реальный шанс оседлать удачу.  С Василием Глебовым  Ирина  превзошла  себя с первых же дней, продемонстрировав ему такую влюбленность, такие шекспировские страсти, что  опытный мастер  кино, знаток человеческих душ,   поверил ей  и  сдался.
 “ Она будет моей женой. ”- сказал он себе обреченно.
      Первые  кинопробы  показали, что Ирина Гагарина обладает, как говорят киношники, “ эффектом присутствия ” Камера ее любит.  Однако обладая  необыкновенно киногеничной внешностью, она еще   не способна  была  “ жить  на  экране, ” Она “ переигрывала ”  образы,  казалось неестественной  и  неубедительной.  И пока - ничего с этим нельзя было поделать. “ Совсем  сырой  материал!”- вздыхал  маститый  режиссер. Во всяком случае у Василия Глебова не было ни  желания, ни времени  нянчиться с ее нераскрытым дарованием. *   Роман их длился  недолго, но бурно. До брака дело не дошло, тем не менее, она объездила с ним  всю Европу, побывали на  Гавайях, Филиппинах, Таити... Он перезнакомил  ее  со многими  полезными и интересными    людьми. Делился секретами актерского мастерства. По  его  протекции  она  сыграла  главные роли  в двух мелодрамах   молодого  подающего надежды российского режиссера  Алика Богдасарова, который долго с ней   возился, пока  добился  желаемого  результата. Ангажированная им критика  благосклонна отнеслась к фильмам и  дебюту  молодой актрисы. У нее появились  поклонники. Ее узнавали на улицах.
     Однако Василий   Глебов  вскоре   стал   уставать  от  ее    неукротимый  деятельной натуры. Она  старалась  заполнить  собой   всё   его  свободное время, лезла в самую душу,  в мысли,  в записные книжки.  Уверовав, что ,  упивавшийся  по  ночам  ее  женскими   прелестями ,     “ старичок ”,    никуда   не  денется ,   устраивала  сцены  ревности.  Каждый   раз   подчеркивая ,  что  это  у  нее   -  от   большой любви. Ему тяжело было  с ней расстаться,  но  привыкший к  полной  независимости, он  сбежал .  А через полгода она узнала, что Василий Глебов  женился  на    милой    уравновешенной студентке ВГИКа  и  умотал  с  ней  в  штаты.
    Такой  удар  судьбы   ей    нелегко  было пережить.
Ирина  вновь  вернулась на подиум. Эдвард Лисянский  не долго дулся на нее за измену.  И вскоре  после  бурной любвеобильной   ночи,  вручил ей долгожданный  контракт  для  поездки  во  Францию.
    Ирина вернулась из Парижа через полгода. Там она успела выйти замуж за  модного французского художника  и развестись. Вызвать к себе  сумасшедшую лесбийскую  любовь  русской графини, которая едва не покончила собой, узнав, что Ирина никогда не будет ей принадлежать.
      
       Хозяин  одного  из  самых престижных   домов   моделей страны,  последний год  почти  не  беспокоил её  приглашениями   провести  время  в  его  загородном домике. Он окончательно разочаровался в  Ирине как в  идеальной сексуальной партнерше. Пропал,   улетучился  шарм  в  их  отношениях.  Ирина все больше напоминала   в  постели  разъяренную хищницу,  превращавшую для него искусство любви в бешеную скачку  за призом, в скучную  монотонную  работу... В поисках нового идеала он  перебровал  молодое  пополнение  в  своем  творческом  коллективе,  но особого восторга  не испытал. Неужели  пресыщенность?  Он стал ловить себя на мысли, что его тянет к робким  и   нежным   юношам.
 
    Между тем,  Эдвард Лисянский был  очень  удобным  партнером  для  Ирины. Никогда не досаждал  ревностью. Не заявлял о своих правах на  неё,  как другие мужчины. Да и беспокоил редко, фактически предоставляя ей полную свободу.  И дело было вовсе не в том,  что    как  женатый  человек  он   избегал скандалов, и поэтому  тщательно скрывал  свои  сексуальные связи с другими женщинами.  Он просто  не был   собственником  в  этом  вопросе.  Редкое качество для мужчины.
       Напротив, в последнее время  с  тягучей   приставучестью,  вкрадчивым  вползающим в душу любопытством  просил  он  Ирину , не опуская   подробностей,  рассказывать о  пережитых ею  сексуальных ощущениях  с  другими мужчинами. Он  упорно искал  в постели “ третьего” .  И однажды случилось ужасное. К ним присоединился   Третий.  Робкий,  нежный  юноша. «Мы так не договаривались»  - возмущалась Ирина. Но видя,  как потрясающе  возбужден босс,  каким умоляющим взглядом смотрит  он на нее в ожидании сексуального безумия , она уступила. И   сексуальное трио  состоялась. Теперь он у  нее  в руках. Она  знает о его слабости  к мальчикам.   Потом было еще несколько встреч. Но вскоре она почувствовала себя лишней. И облегчено вздохнула.
     Ирина по - прежнему держалась  на бушующих волнах жизни. Мегаполис не подавлял  ее  величественным равнодушием. Она всегда стремилась  туда, где много света и настоящих  мужчин. После встречи с Максимом, Ирина  вдруг почувствовала, что способна без памяти  влюбиться.
               
 33.               

     Прошел  месяц  с тех пор,  как  Максим впервые увидел Ирину. Он наверняка забыл бы ее, как и остальных знаменитых  красоток, с  которыми не раз сталкивался в своей журналистской практике, Но  она  сама   позвонила в редакцию и  пригласила  его и   папарацци к себе на ужин. Максим сразу же узнал бархатистый, немного вкрадчивый голос манекенщицы. Образ белокурой  красотки с васильковыми, влюбленными в целый мир глазами заманчиво замерцал  перед его мысленным взором.
    Узнав. что Ирина Гагарина ждет их  в  гости, воспрял духом и папарацци   Он уверял Максима, что с ее помощью пробьется на страницы модных  мужских журналов. Оставалось только выяснить – согласится ли она сниматься в обнаженном виде.
   Ревнивая Галина  - жена папарацци, – прибирая в доме, в последнее время частенько натыкалась на фотографии сексапильной блондинки. Она находила их то в ящиках письменного стола, то в карманах мужа, то в его постели под подушкой. Однажды они выпали из телефонного справочника. Подозрительная Галина насторожилась -  мужикам никакого доверия – и стала внимательнее приглядываться к мужу. Почувствовав, что муж увлекся известной манекенщицей, она заочно ее  возненавидела. Работая дамским парикмахером, а также оказывая услуги массажиста на дому вип-персонам женского  пола, она наслышалась рассказов о коварстве акул шоу-бизнеса.  Скандал разразился, когда Галина застала мужа в  ванной  за разглядыванием  фотографий  бесстыжей манекенщицы. Она хотела натереть его лысеющую макушку чудодейственным бальзамом, вместо этого врезала ему по этой самой макушке тяжелой натруженной ладонью профессиональной массажистки. Николай едва не захлебнулся хлопьями мыльной пены. Напрасно он пытался объяснить, что « это совсем не то», о чем  она подумала.  Галина   выхватив фотографии,  рвала их и швыряла  обрывки ему  в лицо.

 

   Между тем в жизни Ирины произошел крутой перелом. Ее очередной любовник – самый щедрый и крутой - глава строительный кампании  «Гермес – М»  Ефим Бересневич  неожиданно исчез, не оставив  ей  даже прощальной записки. Ирина терялась в догадках и сомнениях, но вскоре выяснилось, что он просто скрылся от правосудия и гнева кредиторов и дольщиков как обыкновенный мошенник. Целую неделю она вздрагивала от телефонных звонков,  все ждала, когда он позвонит и скажет ей победоносно: «Все о ` кей,  крошка, я снова на коне. Но он так и не дал о себе знать. А  казался  таким надежным и непотопляемым. Как бы там ни было,  он сделал для нее  гораздо больше, чем все остальные  мужчины  вместе взятые – ей ли на него обижаться. «Да и кто сегодня из преуспевающих бизнесменов - не мошенник?» –задавалось она вопросом. «Покажите хотя бы одного!»
      «Мой Наполеон», - именно так  Ирина звала Бересеневича, и не только за его маленький рост и большую лысую голову. Она считала его человеком необычайно предприимчивыми, щедрым и благородным. Ей было наплевать, что он обманным путем  обобрал сотни людей, а  кого-то попросту разорил. Она по-прежнему восхищается им.
   « Каков актер! Какое дьявольское обаяние при невзрачной внешности! Просто Джек Николсон  на экране. Мошенник с глазами ангела и  в облике проповедника! А как легко он сходился с людьми, какие закатывал спектакли, чтобы впутать их  в свои аферы!»
    Еще со всем недавно рекламные щиты компании «Гермес-М» красовались по всей Москве. Сколько было интересных деловых встреч,  презентаций, фуршетов,  и всюду рядом с ним была она – соблазнительная и привлекательная, как магнитом притягивающая мужиков.   Ей вспомнился  день  открытия одного из последних объектов Бересневича. На площадке, расчищенной под строительство будущего престижного жилкомплекса  бизнес – класса, который  так и остался в  чертежах  и макетах, собралась целая толпа.  Приехало телевидение,  деловые партнеры, артисты и, конечно же, «будущие владельцы благоустроенных квартир и таунхаусов». В поддержку строительства жилкомплекса выступил  заместитель префекта. Ирина сама передала ему золотые ножницы, и он под грохот  оркестра и аплодисменты перерезал символическую ленту. Многие тогда решили, что компания работает под крылом московского правительства.
      После банкротства компании «Гермес-М», еще несколько дней по телевидению давали рекламу, где Ирина Гагарина, покоряя миллионы  телезрителей магической красотой, сопровождала первых  жильцов в апартаменты выстроенного с помощью компьютерной графики сказочного жилкомплекса. Она желала новоселам счастливой и беззаботной жизни. А в конце рекламы голосом доброй феи зачитывала номер лицензия и приглашала к сотрудничеству деловых  партнеров.
   Пройдет несколько месяцев и по Москве поползут слухи о том, что Бересневич   никуда не убегал, что его похитили. И не  просто похитили: забрали все деньги, которые он наворовал, задушили, а труп сожгли.
  Хотя эти слухи могли исходить от  него самого. Во всяком случае, Ирина не верила, что кто – то мог перехитрить Бересневича.
 Так или иначе –на него завели уголовное дело по статье «Мошенничество на доверии в особо крупных  размерах». На сотни  миллионов долларов. Среди его клиентов были люди очень серьезные. И не случайно  ориентировка на него до сих  пор находится в памяти компьютеров во всех  отделениях  Интерпола.
               

                34.

  Ирина встретила журналистов,  как старых  приятелей. Сразу предложила перейти на “ты”.  Предстала  такой  домашней  и  милой. Взгляд  васильковых глаз  актрисы  ласкал  и  ворожил.  Подтаял  глянец  звездности на ее лице. Проступали теплые человеческие черты.  Она  восторженно  благодарила  ребят  за  потрясающую  статью и  прекрасные  снимки, помещенные   на  обложке  и  на  развороте  популярного еженедельника.
        -  Эти  снимки будут   украшать  стены   в   комнатах   ваших   фанатов -  по всей стране! - польстил ей  и  одновременно себе папарацци.
         По ее словам,  она  давно хотела  отблагодарить  ребят. И вот представился случай.
         - Я, правда, хозяйка не важная. Всё, что вы видите на столе прямо из ресторана. Я вообще-то хотела пригласить  вас в ресторан, но там  не дадут поговорить спокойно.
      -Конечно,  поклонники  узнают вас, выстраиваются  за автографами, - продолжал льстить папарацци.
     С  простодушной  самоиронией   Ирина  рассказывала о своем житие-бытие. Как бы  невзначай  обронила,  что  ее  преданный  друг  странным образом исчез. И теперь  она  свободна. Так  что,  все  в  порядке,  никаких проблем.  Но  в  интонациях  голоса, во вздохах, в  выражении  глаз,  в  уголках  губ  и  самом   подтексте ее  самоиронии  слышалось другое:      
         “ Этот мошенник   бросил меня,  приучив  красиво  жить. Не разъезжать ей больше на Линкольне с личным водителем.  Правда, она  не в обиде. Все-таки он  оставил  мне ей эту  довольно приличную квартиру и  новую  иномарку.  Жизнь продолжается.   Она  снова   поднимаюсь  на  подиум  по  головам  мужчин. И снимается одновременно в трех сериалах, правда,   роли второго плана.
     Вскоре Николай   совершенно забыл о том,  что  дома его  ждет  ревнивая  и  злая  как тысяча чертей  жена  Галина,  и,  мешая водку с шампанским,  он рискует семейным благополучием. Максим прекрасно знал, чем может закончиться для папарацци пьянка:  в ярости Галина  теряла человеческий облик, била куда ни попадя,  могла сделать две дырки сразу - парикмахерскими ножницами.  Но  папарацци   был  не  удержим. Орал, как ужаленный, перекрывая  музыкальный центр, не давал никому высказаться. И хотя никто с ним не спорил, доказывал, что с ним Ирина в два счета попадет на страницы модных западных журналов. Взмахнув руками, чтобы показать, сколько они заработают с ней денег, опрокинул тарелку с цыпленком,  запачкал соусом Ирине ее эксклюзивное  платье.  Извиняясь, принялся оттирать пятно, запуская  руки под юбку манекенщицы.
     Максим  пододвигал  другу закуску, отдавил ему все пальцы на ногах, тыкал   локтем в бок, призывая к порядку. Извинялся  за  него  перед хозяйкой. Но та, как ни странно, нисколько не обижалась. Только хохотала  над его причудами. И даже  искусно  подыгрывала папарацци.  В конце концов получился  прекрасный клоунский дуэт. Они   пели, плясали, гримасничали. Идиотские выходки Николая, граничащие с откровенным хамством, и в самом деле в его  исполнении  выглядели  безобидным   чудачеством  пьяного дурака. Возможно  Ирина  разглядела  за  маской  шута  -  шекспировские    страсти   и   детскую  душу  папарацци.  Кульминационной   стала сцена, когда  выбившись из сил,   после  искрометной  Лезгинки,  он   упал  перед  ней  на колени   и  обхватив  ее   божественные  ноги,  стал  объясняться  в любви. Выпростав душу, высказав все, что рвалось наружу, в каком -то безумном  порыве,   сунул  голову  ей  под юбку. Тут Максим не выдержал  и,  схватив друга за шиворот, хорошенько встряхнул. Ирина  заговорщически подмигнула  Максиму, давая  понять, что не стоит  беспокоиться.
    Не встречая сопротивления, Николай продолжал приставать к ней, Ирина не выказала ни малейшего возмущения. Звонко смеялась и  поощряла его выходки Потом они,  обнявшись,  запели, перекрикивая друг друга : “ Когда б имел златые горы и реки полные вина... ”
         - Все - женюсь ... - объявил папарацци, наливая                себе полную рюмку “ Смирновской ” - Ты согласна ? Скажи  прямо сейчас : я согласна стать законной женой Николая Махочева.
      - Согласна, согласна , - смеялась  Ирина, незаметно подмигивая Максиму.
     “ Она человек необыкновенной души» - подумал Максим. -  «Сколько благородства, человеческой  снисходительности... ” В этот момент он почувствовал, как  профессиональный   интерес  и   осторожные симпатии  к этой девушке  перерастают  в  нечто  большее.  Она была прекрасна в этот миг и такой запомниться ему на всю жизнь.
        Потом звезда сняла со стены гитару и при свечах запела слабеньким, но необыкновенно теплым голосом старинный русский романс :
           Не уходи, побудь со мною.
           Тут так отрадно, так светло.
           Я поцелуями покрою
           Уста и очи и чело.      
     Это был любимой романс его матери. Разве это случайность ?
Свет васильковых глаз проникал в душу, разливался в крови.
     Последний фужер водки окончательно помутил разум папарацци.  Максим знал, что,  в  доску  ужравшись, Махоч любит поплакаться. Так и случилось. Терпению Ирины не было предела, уткнувшись  носом  в ложбинку    на    груди  манекенщицы , он, жалуясь   на  судьбу,  пускал слюнявые пузыри  и тут же слизывал их с  нежной кожи.    Ирина гладила  его   по лысеющей головке,  утешала  и   убаюкивала.
          В двенадцатом  часу ночи ,  многократно  извинившись за  друга, Максим  кое -  как вытолкал Николая  на лестничную площадку. Перед тем,  как  разъехались дверцы лифта, Ирина  успела  прошептать  на  ухо  Максиму: “ Возвращайся  скорей.”
     Максим ушел  от Ирины утром,  после фантастической ночи.  Люберецкая  леди  сделала    все,      чтобы   смутить   гамлетовскую  душу  журналиста  и  заполнить ее  своим обаянием   и   сексуальными   безумствами.   Ученый  атлет с  внешностью голливудской звезды,      известный   журналист    престижного  в  стране  еженедельника  мог  стать  блестящим  дополнением  к  ее  имиджу.
       Ирина легко вошла  в  его жизнь и  стала ее   неотъемлемой  частью. Сексуальная до безобразия  -  она уверяла  Максима, что ни с кем     не  испытывала такого блаженства  в постели.      Она устраивала  для него  эротические спектакли. Демонстрировала стриптиз-шоу. Пела, танцевала, для  него единственного и неповторимого. Они обменялись ключами и приходили к друг другу без звонка и стука.
   Такие женщины не забываются. Но они   не способны принадлежать одному мужчине.
 

35.
     Свой день рождения Ирина отмечала у родителей. Провинциальный подмосковный городок утопал в зелени садов и возвышался над земной суетой голубыми маковками православной церкви, напоминая Ирине о первой любви.
    Мало что изменилось здесь за годы реформ, если, конечно, не считать коммерческих ларьков и участившихся случаев убийств и грабежей. А так,  те же по большей части деревянные домики с резными  наличниками  да  кисейными занавесочками на окнах. Пыльные, разбитые дороги. Пьяные, обалдевшие от безработицы мужики у пивных  ларьков. И местная шпана, разевающая  рты на заезжие  крутые иномарки.
     По этим тенистым улочкам бегала и она когда-то. Верховодила  мальчишками, которые безнадежно влюблялись в нее и по этой причине частенько колотили друг друга.
Сама же Ирина увлеклась  преподавателем литературы и русского языка,  разведенным тридцатилетним чудаком, в жизни которого оставалась только одна страсть – голуби. Эта крылатая красота спасала его от серости житейских будней. Ничем непривлекательный внешне, он покорил своенравную Ирину своей непохожестью  на других. Она никак не могла взять в голову: как может человек,  живущий в крохотной коморке и одевающийся более чем скромно, тратить последние деньги  на голубей.
Голубятня находилась в бывшей церквушке, в которой в то время еще располагался городской архив. Каждый день после работы он спешил туда, к своим питомцам, как любовник на свидание.
Ирина не скрывала своих  чувств от учителя, и  на  его уроках смотрела на него откровенно влюбленными глазами. Ворожила –как опытная обольстительница. А однажды, после занятий,  упросила его  показать ей  голубей. Учитель не мог не догадываться, что самая красивая и самая независимая девочка в школе неспроста напрашивается к нему в гости. Однако он был уверен, что устоит перед  дьявольским искушением. И даже прочтет самоуверенной девчонке мораль, если она вздумает объясняться  в любви. Он скажет ей примерно то же, что ветреный Онегин – мечтательной провинциалке Татьяне Лариной.
Вместо этого он сбивчиво стал ей рассказывать  о  голубиной верности, а потом о яйцах,  которые помогают высиживать самкам самцы, пока она поцелуем не заставила его замолчать. Он подпустил ее слишком близко, к самому сердцу. Он сразу же провалился в омут васильковых  глаз, капитулировал без сопротивления. Он не устоял бы перед их  чарами, даже если б  знал, что его ждет публичная казнь.
В чердачном полумраке беспокойно заворковали голуби. Узкие полосы света, пробиваясь сквозь щели между досками, падали ей в лицо. Она закрыла глаза. Заскрипел  старый пружинный диван.
Ирина добилась своего и, кажется,  была счастлива.
Напрасно он каялся перед ней, обвиняя в случившемся только себя. Напрасно рвался к ее родителям  с горькими признаниями и робкой надеждой, что они отдадут ему ту, которая затмила его крылатых ангелочков. Напрасно! Она вообще вскоре потеряла к нему интерес. А потом и вовсе уехала – даже не простившись.
О его трагической нелепой смерти Ирина узнала уже в Москве,  в телефонном разговоре с матерью.
 Однажды, запуская голубей, чудак оступился и сорвался вниз.  Хотя – оступился ли? Слухи ходили разные.
Эта история ассоциировалась у Ирины  с  запахом голубиного  помета.

 
        Родители Ирины – отец известный в городе строитель, мать участковый врач –жили по местным меркам довольно прилично. Перед    двухэтажным кирпичным домом, расстилалась стриженая лужайка, изрезанная асфальтовыми дорожками. небольшим  уютным  А вокруг -  фруктовый сад. Яблоки, груши, сливы.
      Ирина привезла Максима  на своём  иномарке, подаренной ей загадочно исчезнувшим любовником Ефимом Бересневичем. Как заправский водила вырулила  из узкой  въездной аллеи    на   поляну  и  остановила  машину  в  несколько метрах  от того места, где под  брезентовым  навесом ,  за  накрытыми столами  уже  дожидались  гости,  начиная понемногу  выпивать и закусывать.
Собралась вся родня .
Первым   подбежал  к  ним  брат  Ирины -  Игорь, коренастый  люберецкий  качок, недавно  отслуживший  в  погранвойсках и теперь мечтающий стать эфэсбэшником. Обняв  и облобызав  сестру, быстро   передал   именинницу  матери  с  отцом, они передали дочь  ожидавшим  своей  очереди  родственникам . “Тетя  Ира  приехала”-  взвизгнула  чья-то девочка. И детвора  хлынула  к  ней,  путаясь под ногами, теребя  за подол  и  обнимая за ноги.
 Игорь  по - мужски ухватисто  пожал   руку  Максиму,  уважительно оглядывая его, и вдруг хватился:
-А я вас знаю, вы  Максвел, Максим Великанов,  суперкор,  чемпион  мира...
      Родители  Ирины, обычно сдержанные в  проявлениях эмоций  с  друзьями  Ирины,  с  которыми  дочь  время от времени наезжала шумной компанией,   встретили  Максима  с  откровенным уважением и симпатией. Отец обнял его как родного, сморгнув слезу.  Максиму пришлось пригнуться, чтобы мать, всплеснув руками,  в  растерянности  и  неописуемом восторге, облобызала его, сурового на  вид,  незнакомого мужчину  как  любимого   сына,  с которым  связывают  дорогие сердцу  материнские надежды.  Ирины, конечно, рассказывала родителям о Максиме. Возможно, родители  уже  видели  в  нем  будущего зятя. И наверняка,  услышав от дочери о трагической ужасной гибели его родителей,  по-человечески сочувствовали.
                Сладкую   парочку  усадили во главе стола, прямо  как  жениха  и  невесту.
     В начале гости отнеслись к  новому кавалеру Ирины настороженно.  Могучая шея, широкие плечи, стриженая, как у  молодых отморозков, голова. Кто-то  поспешил  решить,  что  Ирина связалась с мафией.
 Руководил застольем  старший  брат матери Ирины,  дядя  Пети ,  участковый милиционер.  Он предупредил ,  что оформит  каждого на пятнадцать суток,  кто  помешает ему   вести  стол   и  посмеет хотя  бы  раз не опустошить  стакан  за   именинницу.
- А если я захмелею, - захихикала  его соседка справа.
- За последствия не беспокойтесь свободны камера найдется...
      С протокольной   последовательностью  дядя  Петя  рассказывал биографию Ирины.  Долго перечислял её заслуги и достоинства.  Каждый раз начиная новую фразу со слова “мы”,  как  бы  подчеркивая личный  вклад  в  деле  воспитания племянницы.  “  Мы верили в Ирину ,  ”   “ Мы переживали за неё”,  “ Мы вырастили её  богиней,  королевой   моды, звездой  экрана»
 - Но что получается, товарищи, посмотрите:  вместо того чтобы выйти замуж и порадовать родителей внуками, она,  понимаете ли,  как  говорит  наш  президент, крутит и  вертит мужиками. Однако  грозного  вида  сидящий  рядом с  ней   молодой  человек, я думаю, не допустит  этого  и   возьмет, как  говорится, быка за  рога. Я  по-моему где-то видел вашу фотографию, - задумался тамада,  подозрительно глядя на Максима.
        - В передаче  “ Разыскивается особо опасные преступники ”, - заразительно захихикала  Ирина и  лихо  хлопнула   Максима по плечу. Максим  продолжал   ломать  комедию,  оставаясь холодным  и  неприступным  как скала.
       Максим  придал своему лицу грозный вид
    - Так  вы  наш человек!- не растерялся  старый участковый.  - Будет вам камера с солнечной стороной.
      Жене дяди Пети,  шутка   показалось  не  совсем удачной,  ущипнув его под столом, она  для пущего вразумления стукнула  его каблуком  в щиколотку.
-  Я,   конечно,  шучу -  у Ирочки   не  может  быть плохих друзей. 
        Максим,    оценил   милицейский юмор. Лицо журналиста еще круче посуровело,  одна   бровь приподнялась,  другая - нависла над глазом .  Он  лихо  приосанился.  Максим  любил  напустить на себя свирепой угрюмости. Ввести в заблуждение простачков,  а потом,  вернув своему лицу естественное выражение, позабавиться над их изумлением. В  этом смысле он был большим  артистом. Не случайно в студенческом театре МГУ ему доверяли  самые ответственные роли. У него в запасе было много театральных масок.
         Ирина смотрела на Максима,  закатываясь от смеха,  смущая гостей.
      После длинного тоста  в свою честь,  слово взяла именинница.  Она объявила  родственному сообществу,  какой знаменитый человек сидит рядом с ней. Спортсмен, философ, журналист...
- ... А еще  Максим  Викторович  не раз бывал в горячих точках.  В качестве  личного  корреспондента  еженедельника “ Новое время ”-  в мятежной Чечне...  Не  раз  подставлял голову под пули,  добывая,  для газеты достоверную   информацию.  Когда Ирина  закончила свою пламенную речь, присутствующие дружно захлопали.  Посыпались  предложение выпить за  героя.
    Кто-то из женщин * вбросил   реплику:  “ Вот  и  выходила  б  за него  замуж...” , “ Я тоже считаю,  что Максим Викторович гораздо интереснее, как мужчина и человек,  чем предыдущие хахали  Иринки ” -  нарочито  громко  произнесла  двоюродная  сестра  именинницы. Намыкавшаяся  челночница.
   - Не хахали,  а   поклонники, -  поправил  ее  муж,  погрозив  пальцем.
      Идея  женитьбы  понравилась дяде Пете,  и  он  стал   её    развивать.
      -  Я думаю  присутствующие  меня поддержат :   пара  действительно замечательная.
- Разве такие вопросы  с  кондачка  решаются, -  вздохнула  мать  именинницы, смахнув слезу. Муж согласился с ней,  но  заметил,  что  долго  раздумывать тоже не дело.
     Кое - кто посчитал ,  что  вопрос с  женитьбой   уже  решен.  С  мест стали выкрикивать “горько”.
    - А  может,  прямо  сейчас  и  сыграем свадьбу,  -  предложил   молодой  Игорь, брат  Ирины. -  Мне жених  нравится.
       Возможно,  события  развивались по сценарию Ирины,  возможно, стихийно, как это  часто бывает в России.
     Мы   подумаем, - сказала игриво Ирина, и обвив шею Максиму, прильнула к его губам.  Она  долго его не отпускала ,  шокируя гостей.  Дескать,  получите, что хотели.  Прекрасная сцена -  естественно  и  убедительно,  вот если б так на экране.
    Какое-то время за столом обсуждались политические проблемы.  Максиму пришлось нелегко,  его  засыпали   вопросами,   будто  он  определял  в  стране  политический курс.  Разгоряченная алкоголем публика мягко говоря “ намыливала  шею и промывала  кишки ” президенту. Не забыли  и  про прораба перестройки -нобелевского лауреата, человека планеты. Единодушно  склоняли  младореформаторов  во главе с  рыжим  кардиналом.  Ему  никак  не  могли  простить хищническую приватизацию, прозванную в народе  “ прихватизацией ” и  обесценившиеся  до стоимости трамвайного билета ваучеры.
    За столом  возникли  группировки по политическим  пристрастиям,  когда  разговор пошел о коммунистах.
    -Мы это уже проходили, - замахал рукой отец  Ирины . - пусть теперь  не дергаются. Сдали страну, хватит...
    - А скольких замучили  в лагерях! -  поддержала  мужа жена.
   На защиту  КПРФ  поднялся  дядя  Петя.
    - Я сейчас вас всех арестую.  Зюганов -  коммунист  нового типа, он выведет страну из экономического  и  духовного кризиса. За державу обидно:  растащили, растянули, сукины дети, госсобственность за бесценок. Как же так, экономика страны загибается в болоте коррупции, приходит в дистрофическое состояния, а из этого болота вдруг появляются олигархи, и еще им страна, видите ли, не нравится. Повесить всю свору...  на  доску  всенародного презрения.  Ладно уж казахи... И хохлам  головы  задурили  и  белорусов  из  под  носа  увели.  До чего довели армию. Нас    теперь - хоть  голыми  руками  бери.  Дядю Петю  поддержал его младший  брат,   проработавший   много лет  шахтером  в  Донецке. Его сбережения превратились в пыль.
     Большинство  мужчин  встретили  недоверчивыми   усмешками  добрые слова,  высказанные  почти всеми сидящими за столом   женщинами    в  адрес   лидера  либеральных демократов, который, по их мнению,  мог бы навести в стране порядок. Мужчины  же большей частью  морщились  от  одного упоминания  его  имени.
    Не сладко пришлось Максиму. Журналистов тоже особенно не жаловали. На него обрушился град вопросов, как будто он в стране определял генеральную политическую линию.  Мужики  подсаживались к нему поближе,  спрашивали : “ Куда, он на хрен, смотрит , старик наш ? ” , “ Кому служит  НТВ ? ” , “Какого  хрена   раздавали суверенитеты?  ”,       “ Где  это видано - расстрелять собственный парламент? В центре столицы!”  Некоторые стучали кулаком  по столу.
  -  Я не хочу обидеть уважаемого гостя - он настоящий   мужик,  если  в Буденновске согласился  быть заложником  у  боевиков,  а вот эту сволочь, которая засела на телевидении – просто  какой - то опиум для народа... - угадал настроение масс дядя Петя.
  - А вы что предлагаете - возродить цензуру ? - спросил Максим .
  - А я предлагаю, чтоб они гады, начинали свои передачи словами : “ Клянусь говорить народу правду, одну только правду и ничего кроме правды ! ” Как  в Америке - свидетели перед присяжными . Кто  подуськивал, когда главы республик в Беловежской пуще, под водочку, СССР делили.  Зачем республики нужно было выгонять ?
         Максим должен   был что-то сказать, так как  большинство апеллировало к нему. Вместо того чтобы задавать вопросы, он  решил ответить всем сразу, как на брифинге.
       - Советский  Союз  разрушился - как Вавилонская башня. Пока мы строили новую жизнь,  переругались между собой: цель оказалось недосягаемой. - начал Максим свою   “ историческую речь» и понял по постному выражению  лиц,  что слишком   высоко хватил,  а  с  народом  надо  говорить  проще,  на  понятном  ему  языке,  иначе  забросают  помидорами. Еще важно учесть настроение аудитории .
  - Всё,  что  стоит  на  пути  у прогресса  будет разрушено ... - вспомнил он любимое высказывание матери. - Конечно,  можно было плавно перейти от  одной общественно - экономической  формации  к   другой. Можно было попробовать совершить вместе этот исторический прыжок над пропастью ...
     “ Ей - Богу, я спятил, что я несу... ”- досадовал на себя журналист, но продолжал  в том же духе:
   - Конечно,  можно было плавно перейти из одной общественно - экономической  формации к другой. И эта  страшная ошибка, если не злой умысел  врагов нашей страны.
  “ Правда им, конечно, не понравиться ”- подумал  корреспондент.
   За столом  нарастало  возмущение. Кое- кто  из сторонников  коммунистов махнул рукой в сторону журналиста. Дескать,  ворон ворону  глаз не выколет. Разве не они - журналисты   пудрили мозги народу.
   “ Зарплату годами не выплачивают, детские пособия задерживают.  Шахтеры бастуют. Чем  дальше  от  столицы, тем  тяжелее жить  простым людям”- выкрикивали гости.
 - Я  согласен, - продолжал Максим , - что  совершенно  ненужные жертвы  принесены  в  угоду  скорее  формальной демократии, нежели  истиной. Но мы ведь только строим  демократическое общество. Одно  бесспорно:  империя  была  обречена. Возможно кого - то   покоробит это слово - “ империя ” Надо различать:  СССР при Сталине, СССР при  Хрущеве, Брежневе,  СССР при Горбачеве - это  разные империи. Нарождается новая жизнь, одна эпоха сменяет другую и безболезненно этот   процесс не может пройти. А потом - наши люди разучились   работать...
  Ирина спасла оратора от позора:
- Вы что забыли  для чего пришли ?  Устроили  партсобрание...
Нашлись оптимисты, которые снова  стали  выкрикивать “ горько ”
  - Иди, иди ко мне, голубчик, это тебе не  баки забивать народу ... - распростерла горячие объятия Ирина, приглашая Максима целоваться.
    Говорят у нас общество чрезмерно политизировано. Бред. Поболтать любят, поворчать. На самом  деле, наш  народ аполитичен. Просто людям хочется ясной понятной цели. Знать, что о нем заботятся, хоть сколько-нибудь заботятся.. Дай  средний уровень жизни  индустриально развитых стран  и  погонят -  и  коммунистов, и сепаратистов, и псевдодемократов...
 
     Дядя Петя  перестал  управлять столом, предоставив гостям полную свободу слова. И они зашумели,  как оркестр  без дирижера. Вот так и в стране.
    Ирина увела детей, чтоб раздать им подарки. Её  место тут же занял   Игорь. Он  взял Максима под руку,  как старого приятеля,  и   долго ему рассказывал о достоинствах сестры.
     “ Отвечаю головой. Никто её  не знает,   как я.  Она   мне  на  дембель  мотоцикл подарила.  Добрая  -  как  фея.” Через голову Игорька Мужики лезли  к Максиму с вопросами, каждому хотелось персонально с ним выпить  День  был жаркий, некоторых развезло. Максим   всем  спиртным  напиткам предпочел пиво. Хотя   по  такому  случаю  не плохо было бы -    водки... Но   вечером  они собирались ехать назад, домой.
     Потом   детвора  ушла  на  речку  купаться.  Эти,  слегка отставшие от  жизненных перемен  простодушные люди пришлись по душе философу. “Конечно, их обманывают в очередной   раз. Оставив у разбитого корыта, снова обещают светлое- теперь уже демократическое общество.
***************************************************

         Ирина вернулась к столу, довольная, что угодила детворе. Наверное, она подумала, что неплохо было бы   иметь своего ребенка , хотя бы одного, от такого вот  исполина.
        Ирина  рассказывала  Максиму,  кто и   кем  ей   доводится ,  переходя от одного родственника к другому и так двигаясь  вкруг  стола ,  пока  очередь не дошла до аккуратненькой  с  одухотворенным  лицом  старушки  лет  семидесяти.
        -  Это бабушка  Ольга, тетя   моей  матери, -  она   когда-то   была   солисткой хора имени  Свешникова.  В другой жизни... Эти  мутноватые глаза были так прекрасны. Рядом  её   сын - дядя  Валера ,  ему   уже  около пятидесяти. .У него мягкий  бархатистый  баритон.  Работал  в  филармонии,  теперь  подрабатывает       в   кабаках.  Он  хоть  и  лыс,  но   по - прежнему чертовски  обаятелен, не правда ли ?  Я  сейчас.     Ирина  побежала в дом и  вскоре   вернулась с  гитарой . Обворожительно улыбаясь, она протянула гитару    дяде  Валере , который  с  любезной покорностью  стал  ее   настраивать, перебирая струны,  подкручивая  колки . 
    Ирине подсела к бабушке Ольге и ,   обняв ее за плечи, попросила   спеть. Сидевшие за  столом  поддержали именинницу. Старушка  как  могла сопротивлялась, но натиск публики  и  вкрадчивая   нежность  любимой  внучки  заставили её  подняться  из-за  стола и * сесть   в   сторонке  рядом  с сыном, который  уже  настроил  гитару.
   Мастерам вокала всегда стоит не малых усилий, чтобы  заставить себя петь, когда голос не в порядке.
       - Если б годков пять  назад, - вздохнула старушка, -  когда  я  не знала  предела на верхних нотах . - Она виновато глядела  на Максима, будто собиралась петь для него одного. - У меня было  прекрасное  сопрано. Чистое, звонкое...
    Зазвенели струны  на  легком ветерке,  и  поплыл чудный  слегка  глуховатый голос  старушки  в припеве вступил сын, и это было  божественно:
 
       Ты  помнишь ли  тот  взгляд  красноречивый,
       Который мне любовь твою открыл ?
       Он в будущем мне был залог счастливый,
       Он душу мне огнем воспламенил.

      В тот светлый  миг одной улыбкой смела
      Надежду поселить в твоей  груди.
      Какую власть я над тобой  имела!
      Я помню все, но ты, ты помнишь ли ?..
 
     Некоторые гости поспешили,  прихватив стулья,  рассесться  вокруг  очаровательного дуэта.
Они исполняли  романс за  романсом. Принимая заказы. Попросил    и   Максим  семейный дуэт исполнить  один  из  любимых романсов  своей  матери  - “ Не пробуждай воспоминаний ”
     Ирина прилегла на травке и  предложила   Максиму  последовать её  примеру. Он утроился рядом. Голоса  матери  и  сына лились, сливались и разливались , навевая щемящую сердце тоску. Только  за эти романсы  можно любить  Россию. ..
     Острова  облаков застыли  в  голубом океане неба. Сколько еще мчаться шарику земному в звездной мгле? Может, и в самом деле душа томиться в бренных телесах, чтобы  в назначенный срок  вознестись  и соединиться с вечностью ? И на этой  прекрасной  земле мы   только гости! И  впереди   ждет нас  встреча с  родными и близкими .  И  Господь, отец  родной, скажет:   Дурачки вы мои, дурачки, смешные творения: не  молитвы  бормотать надо было денно и нощно, а дело делать, бороться ...  И никакого рабства...

    Прошептав   что-то  Максиму  на ухо, она  вскочила  и  увлекла его за  собой, они  пробежались   фруктовым  садом  до   низенького  дощатого  забора. Максим  подхватил Ирину на руки и  перемахнул  с ней на другую сторону. Впереди    показался   обрывистый спуск к  реке . На  ее  противоположном берегу   купались и загорали люди. Они подошли к краю косогора . И осторожно стали спускаться   по крутому  заросшему кустарником  склону  к  воде. Максим  шел впереди- прокладывал путь, Ирина- за ним, упираясь ладонями в его широкую спину.
    Сбросив   под   раскидистой  ивой одежду, забежали в воду.    Ирина поплыла вперед,  приглашая   посоревноваться, Максим -за ней , бешеным   кролем. Как не старалась очаровательная *нимфа уйти от преследователя, он  её  быстро нагнал. Она вынырнула  из воды, вынося  на  длинных ресницах солнечные капли. Ручейки света  струились в  её золотистых волосах .  Зеленоватого  оттенка  прозрачная вода - в солнечных бликах -колыхалась у  самого  лица  девушки.
    Ирина  обняла   могучую шею Максима  и, подтянувшись, впилась  ему в  губы  сумасшедшим  поцелуем. Она пружинисто прижималась к нему.
“ Какое упоение ”, - пронеслось  в    ее  мутнеющем  сознании. - “ Теперь  он  мой навсегда”
    После купания, они  лежали   под  ветвистой   ивой . Ирина   манила   его  блеском  васильковых глаз.*   Максим обаятельно - суровыми  глазами вглядывался в них ,  пробирая ее мужской первородной силой до кончиков волос.
   Ирина никогда  не  рассказывала  Максиму о  своих чувствах.
  - Хочешь знать, кого я люблю? - спросила она .
  - Кого же?
  - Тебя, дурачок. Как только увидела и все, чуть не померла...
Стоило ему  слегка податься вперед. - она ловко освободилось от бюстгальтера ,  и её   отливающая загаром грудь  вырвалась  навстречу жадным поцелуям.    

   



        Ирину   и   Максима  провожали  всей  родней.  Шумно,  весело,  суетливо. Дядя  Петя  обязал  молодых, чтоб   осенью  непременно пожаловали  к нему  на  именины,   и  “ чтоб  с   печатями   в  паспортах ! ”
 - Да    неси  же скорей,  - торопила  мать  Игорька,  выбежавшего  из  дому  с  ведрами,  доверху заполненными  фруктами:  одно -  сливами,  другое-  яблоками.
 - Сыпь в  багажник.  И еще неси.  Не забудь варенье.  Остались бы, доченька, до утра ?
 - Не могу, мам,  мы  живем  в  столице совершенно в другом ритме.  По минутам...
 - Разве это жизнь , -  покачал  головой  старик,  последний, четвертый  муж  бабушки  Ольги.
  - Ну куда мне столько, Игорек, - багажник  не закроется...
   - А Максиму ?  - всплеснула  руками  мать.
    - Максим живет  один, ты знаешь...
     - Он - один, ты - одна, - махнул  рукой отец  Ирины  и,  обняв,  поцеловал  журналиста  в   губы.  Как родного.
    -Да, чуть не забыла, - хватилась Ирина и,  отведя  мать в сторонку, сунула ей в карман  несколько зеленых бумажек. - Игорьку  на   кроссовки. -  Растроганная  мать, обняла  дочь  и   прошептала  ей  на   ушко:    “ Не  упускай  его,  доченька,  уж очень он  нам  с  папой  понравился.  Будь ты хоть Клаудией Шифер  - какая  жизнь без семьи ? ! ”
   “ Пока у тебя есть родители -  ты  вправе считать себя ребенком , - подумал Максим, глядя  на  них. - На  кого же  она   больше похожа -  на мать или отца ? ”   
    В    лице  Ирина  легко  угадывались как материнские , так и отцовские черты;  но они  так удачно слились  в ее облике,  что   дочь  родителей  с  самой обыкновенной   внешностью,  превратилась в   настоящую   красавицу. В таких случаях  говорят - дитя любви. 
      Максим   забрал  у  Ирины  ключи  и  сам  сел  за  руль.
  Просигналив на прощание  всей  честной  компании,  они  выехали  в  открытые  ворота  на  разухабистую дорогу.
     Вечер был звездный, прохладный.  Пахло яблоками.
      Вскоре  разгоряченный  нарастающими  оборотами  “  Опель ”  мчался  по  автостраде.  На цветном  табло  спидометра  быстро менялись цифры:  80, 100, 120, 140 ... Как будто  иномарка  рвался  из  тихой  провинциальной  жизни  к приключениям,  туда,  где  она  бурлит.
    - Не так быстро, - предупредила  Ирина, - моя  жизнь все - таки  принадлежит   народу.      

     36.      

      Наконец   Ирина  добилась  своего,  и   у  неё   был   повод   гордиться  собой: сам  Максим  Великанов - столичный  Гамлет,  с лица  которого не сходила тень   погибших родителей,   сделал  ей    накануне своего дня рождения   вполне  официальное  предложение.  Правда,  в  весьма  своеобразной,   свойственной ему манере.  В то  утро, в  сумасшедшей  спешке,  Ирина   накручивала  в  ванной   комнате  Максима  свои  роскошные  с  золотистым  отливом  волосы. Красивое лицо  манекенщицы от постоянного  недосыпания  и суеты  выглядело сердитым. Разлетавшиеся  над  лучистыми  глазами брови хмурились. Не тронутый еще губной помадой рот кривился. Через    полчаса  ей   предстояло   появиться,  приветливой   и   счастливой,   в одном из  павильонов “ Мосфильма” для   участия в  съемках   рекламного  ролика.  Заказ  поступил   от  одной  известный   зарубежной фирмы.   
      Максим , жужжа  электробритвой   за  ее   спиной,  молча  разглядывал в зеркале ее хмурое лицо . И  вдруг сказал :    
      - Слушай, Ирка,   ты  могла  бы   родить  мне  ребенка? 
        Не выдержав  паузы, Максим  виновато  добавил:
        - Если хочешь,  мы  это дело  оформим  в  загсе ? 
       В  васильковых глазах  актрисы  появились слезы. Но это были настоящие слезы долгожданного счастья. Ее  хмурое лицо,  просветлев,  утонуло  в  серебристом омуте зеркала.  Она повернулась к  Максиму   и  бросилась ему на шею.
          -  И ты еще спрашиваешь!  Любимый! 
             
      
       С тех пор, как погибли родители,  Максим  ни  разу   не справлял  день своего рождения. Ирина уговорила его нарушить мрачную традицию, тем более, что через месяц  они  планировали сыграть свадьбу. Да к тому же,   папарацци  второй  день  ходил  в  очках, скрывая  блямбу  под  глазом,   которую  ему  поставила  в сердцах ревнивая   Галина. Как истинный друг семьи, Максим  считал  своим  долгом  примирить  их. А где еще , как  не за  праздничным столом,  можно легко забыть  об обидах . Если  бы  не  это обстоятельство, то , вероятнее всего, Максим   отмечал   бы    день   своего  появления  на   свет  наедине  с   Ириной,  в   интимной  домашней обстановке,  при  таинственно  мерцающих свечах,  под  негромкую   ласкающую  слух   музыку.
   Но папарацци  с  женой   предпочитали  всем  напиткам   хорошую водку,  самым утонченным   блюдам - шашлыки ,   музыку  любили - живую,  громкую, залихватскую.  Танцы  -  искрометные ,  чтоб  пол  ходуном  ходил.  Много  шума, света. Одним словом,  гулять так  гулять.  Как  в   последний  раз.  И он решил отметить  именины  в  армянском  ресторане,  у   Жоры - бакинца . Когда - то отец Максима  оказал  ему  довольно серьезную  услугу.  Начинающего предпринимателя  из  Закавказья  прижали   рэкетиры  Хромого.  Предприниматель мог потерять все.  Виктор Иванович частенько в то время  заглядывал к нему в  кабачок. Узнав о проблемах радушного кавказца,  он  быстро отвадил их от этого заведения.   
     Как истинный кавказец,  Жора искал случая напомнить  ученому  спортсмену, что не забыл  о   неоценимой  услуге, которую оказал ему его отец. И  когда Максим позвонил  ему и  заказал   столик  на четверых,  Георгий Арменакович  облегченно вздохнул :
   - Наконец !  Больше ничего не говори. Только приходи , дорогой, не передумай. Я жду тебя все 24 часа в сутки. Все будет на высшем уровне !   А  иначе - для чего мы живем  на  свете?!    
               
37.
       Ирина  стала  себя  больше уважать или  поумнела -  но  когда  после съемок   к  ней  в  гримерку вошел  Алик Богдасаров   и  предложил  вечером   пойти  в  приличный    кабак  с  новыми  заказчиками ,  она  очень  вежливо  отказала  своему  давнишнему  приятелю  и  покровителю ,  предложив   вместо себя  подругу.
      - А я думаю, чего это ты такая сегодня счастливая.  Неужели - сила  искусства !  А  это  оказывается любовь!   Но  если  твоя подруга   не  уродина  и  не зануда,  пто усть приходит.
      - Она молода,  мила,   и   своего  не упустит.   Думаю, мое замужество  не помешает нашей дружбе?
    Алик  тепло   обнял  ее и нежно  поцеловал в щеку.
 -  Как раз наоборот: я   искренне рад !    Кто  же этот счастливчик  ?
 - Максим Великанов, журналист. 
 - Знаю,  знаю...  Достойный человек !   

          Алик  спал   с   Ириной    лишь  однажды.  По  правде сказать, она сама  затащила его в  постель,  в знак благодарности  за   съемки   в  двух его  фильмах,  которые   принесли  ей  известность.  Она   очень  старалась,   чтоб   молодой подающий  надежды   режиссер    получше ее   запомнил.  Ей   казалось, что  интимные  отношения  с талантливыми   и  знаменитыми  людьми  заряжают  творческой энергией  и  сулят  удачу.
      Но Алик держал ее возле себя  совсем не  по этой причине.  Каждая  женщина  интересовала его до тех пор, пока оставалась для него загадкой. Одна-две  ночи любви, ни к чему   не обязывающие,  не  отягощенные  бурными сердечными  излияниями, и  он  отпускал  ее,  каким  бы  воплощением красоты и духовности, она не являлась. Пусть любуются  и  наслаждаются  все.  Как звездами, как цветами, лесами, горами. Но  Ирину,  как истинный художник , он   не  собирался  отпускать от  себя.  Режиссерское чутье  подсказывало ,  что  у   нее   необыкновенной силы артистическое дарование,   которое    он   когда-нибудь раскроет доо конца“ Талант Гагариной -  как  сказочный бутон  -  в  ее душе. Придет время - и он расцветет ”
     Алик  давно не снимал фильмов.  Зато преуспел  в  съемках рекламных  роликов и  видеоклипов. Эта  работа не удовлетворяла  его  творческих  амбиций,  но  по -своему нравилось ему.  Не надо было искать спонсоров. Обивать чиновничьи пороги.  Унижаться,  ползать на коленях. Заказчики сами его находили.  Он  брал за свою  работу больше других. Зато  и лучше других её делал.  Его  считали  одним из лучших    клипмейкеров России.  Его  рекламное   агентство  с экзотическим названием “ Клеопатра” процветало.  И он   надеялся  в недалеком будущем  заработать  столько  денег, чтоб их хватило  на  съемки хотя бы одного , но классного фильма.  И конечно же, в  этом фильме  найдется  роль  для  Ирины. А пока он   поддерживал  ее ,  как мог. Регулярно  приглашал   на  съемки.  И  Ирина частенько  появлялась на экране  перед  миллионам телезрителей  в  различных рекламных  ипостасях.  То,  обнажая ослепительной белизны зубы, наслаждалась свежестью и ароматом новой зубной  пасты.    Или , вскидывая  голову и  взметая  свои  роскошные шелковистые волосы, восхищалась  чудо -  шампунем .  С подкупающей   непосредственностью   рассказывала  о   практичности  женских прокладок.  Танцевала  со  звездами  эстрады  в  клипах,  выполняла  роль  натурщицы, если была  необходимость. Но только узнать ее  на экране было невозможно. Алик  считал, что в этом амплуа - она  блистательна.
   Еще   Ирина была для него своеобразным талисманом, приносящим успех и удачу. Он        приглашал  ее    в   фешенебельные  кабаки , чтобы   покруче  раскрутить очередного клиента.  Такая раскрутка обычно заканчивалась тем,  что  Ирина  просыпалась в  чужой  постели. Но никто  ее  к  этому не принуждал, она сама решала, как поступить.
      У   Ирины  был  редчайший дар  -  не только влюблять в себя мужчин,  но  и  дружить с  ними.   Она постоянно   держала на коротком поводке целую армию  своих  обожателей и поклонников,  и  при необходимости  искусно пользовалась их возможностями и связями. Телефонные номера ее обожателей  едва умещались в   ее записной  книжке.   
   Но теперь ни один мужчина не сумеет  затащить ее в свою постель.

             Приехав домой, Ирина засела за телефон, ей не терпелось поделиться    переполнявшей   сердце  радостью.  Не дав  опомниться матери, она  сразу же объявила ,  что   скоро станет женой  Максима.
   -Дай-то  Бог,  дай-то Бог, - обрадовалась мать. - Он   так  нам  с  отцом   понравился. Не  упускай его, дочка... Будь осторожна...
Отец  Ирины , перехватив  трубку,  поздравил  дочь, потребовал  внуков  и  наказал: 
   -Свадьбу сыграем  в  родительском доме.  Смотри  мне,  проказница,  -  без фокусов.
   - Передам привет  Игорьку, и дяде Пети, и бабушке Ольге...
    -Передам, доченька...
     Обогрев душу родными голосами, Ирина принялась  обзванивать  подруг.  Близких  и   не очень.  Принимала поздравления. Не скрывала своей радости, но вместе  с  тем   подчеркивала,  что жениху пришлось немало постараться, чтобы вырвать у  нее   согласие на брак .   Ведь сколько у нее воздыхателей. Иной женщине за всю жизнь не обольстить.
         На следующий день,  утром,  позвонил   Эдвард  Лисянский  и  сообщил, что  в  начале месяца приезжает известный итальянский  кутюрье со  своей программой, возможны перспективы роста, и  ей  надо  будет показаться.
  Проглотив приятную новость,   она  хотела  сообщить  ему ,  что  выходит замуж , однако  он  ее  опередил:
    - Наслышаны , наслышаны. Поздравляю  от всего сердца, от всей нашей империи высокой моды! -  одобрил выбор Ирины Лисянский.  -  Теперь у  нас  будет  свой  корреспондент   в “ Новом  Времени ”.  Свадебное платье  -  за  мной...  Надеюсь, хоть  раз  в  год  ты вспомнишь о наших праздниках...
   - Не будем загадывать...
     Не успела она положить трубку, снова раздались звонки.
Ирина не сразу узнала  голос  художника, Тимофея  Петровича  Селиванова.    Этот звонок был  как нельзя кстати.  Ей  так хотелось иметь свой портрет кисти выдающегося  живописца,  мастерством   которого  восхищались сильные мира сего. 


            “ Какой  прекрасный день ”- подумала Ирина. - И, наверное, не случайно Максим  родился именно сегодня .”   Днем,   чтобы   быть   неотразимой  и  бесповоротно  поселиться  в  сердце    суперкоррреспондента,  Ирина  поехала  в  парикмахерскую с громким   названием “ Афродита ,” к  своему старому испытанному   мастеру Самуилу  Аркадьевичу. Его руки творили чудеса. Заканчивая   действо  над  головами  женщин, он  обычно приговаривал:  “ Вы прелестны,  не  хватает  только  короны.”
     Её  шаловливое  воображение  всколыхнуло  серебристую  гладь зеркала, когда  Самуил Аркадьевич  заработал  ножницами. Доверив  старому опытному мастеру свои роскошные волосы , она  грезила, представляя  себя  в эксклюзивном подвенечном  наряде,  который  сентиментальный  творец  высокой  моды, Эдвард Лисянский,  обещал  ей  подарить на  свадьбу.  Легкое,  невесомое  как облако платье станет фишкой сезона. Она уже  мысленно порхала  в  нем   среди гостей.  Выискивая счастливыми глазами соперниц,  невинно им  улыбалась, чтобы  больнее ужалить.  И водила за собой своего прославленного суперкорреспондента .  Как водит  за  собой  на  светских  раутах своего  красавца  журналиста  Шерон Стоун.
 “ Чем   я   хуже  нее , -  только  тем,  что  родилась  не  в  другой стране.  А Максим, разве не такой же красавчик?
       


38.

     Один  из  самых  высокооплачиваемых  художников столицы  какое-то время был  предметом её  страсти.
    Ирина познакомилась с  Селивановым на его  выставке  в Манеже. Он сразу же обратил  на  нее  внимание, предложил встретиться в неформальной обстановке.  Она  пришла к нему в студию  и обомлела , увидев на стенах роскошные  портреты знаменитых людей России.
    Заваленный  заказами   на  десять лет  вперед, прославленный элитный художник   предложил  ей  писать её  портрет. Какая честь !  Не раздумывая, она согласилась позировать .  В то время она еще была любовницей  мошенника Казимира Бересневича.
  Пока она позировала , ей   пришлось услышать  от  маэстро  ужасные вещи  о женской  половине человечества.  Селиванов   был  независим   и  богат ,   необычайно популярен, но  после двух неудачных браков,  окончательно разочаровался  в женщинах и  считал  их  существами  жестокими, расчетливыми, коварными . С  какой -то  невыразимо  лунной,  собачьей  тоской  в огромных карих глазах  он рассказывал  Ирине о своей ненависти к женскому полу, как будто она была инопланетянкой.
   - За окнами с видом на Кремль  падал снег. А  в  мастерской  было тепло и уютно. Ирина с едва заметной улыбкой внимала излияниям самозваного женоненавистника, надеясь, что  очень скоро он запоет по-другому.
   -  Вы  знаете,  кто на свете хуже фашиста?
Ирина растерянно пожала плечами
Наверное, террористы...
   - Нет, моя дорогая, хуже фашиста может быть только фашистка!
   - Разве я не прав ? - спросил художник . - Кстати, так думают многие женщины. 
        На что Ирина  игриво  ответила :
       - Вы  правы,  маэстро, но я ведь не такая !
     Селиванов писал  её  портрет -  как если бы она была английской королевой. Тщательно выписывая каждый завиток в волосах, каждую черточку на лице, каждую складочку на одежде.. Он был  безнадежным реалистом . Недаром его называли придворным художником. Если бы не современная одежда и антураж, то можно было бы подумать, что все его полотна  были написаны  во  времена Да Винчи  или  Рубенса.
  Он  стремился  к  полному  сходству  с  оригиналом.  Парадности, помпезности, буйству красок.  Его манера у большинства художников, особенно авангардистов,  вызывала отвращение. Самих  же  авангардистов он считал  мошенниками, иллюзионистами.  Но   что - то все -таки  делало  его  картины  произведениями  высокой живописи .   Скорее всего, необычайное их одухотворенность.  Однако он  не столько раскрывал внутреннюю сущность своих натур,  сколько наделял  их собственным  видением.  Приближал  натуру к своему идеалу. В каждом написанном им портрете  угадывался его , Селиванова, духовный двойник.
       После  первого сеанса  Селиванов предложил Ирине выпить  по бокалу шампанского, Ирине казалось, что  маэстро, забыв о своей ненависти к женщинам, прижмет ее   где – нибудь  в углу своей огромной мастерской или хотя бы пригласить куда - нибудь на  вечер.  Скупой  на  комплименты женоненавистник ,  к ее  великому удивлению ,  и  не пытался  сблизиться с ней.  Она  не верила, что  такое возможно. И  всячески пыталась обольстить его .
“ С какой стати он решил  писать мой портрет - не за красивые же глаза ?” - терялась в догадках Ирина. Не  голубой же он -  в конце концов. Хотя... ”
   После второго сеанса , она сама    прижала  его  к стене   и произнесла со всей силой своего артистического дарования.
   - Я потеряла  голову,  как только увидела вас.
    Она была в плотно обтягивающем ее стройную фигуру платье, с глубоким декольте, позволяющем не напрягая зрения  любоваться ее  красивой  грудью, от которой даже художник мог потерять голову.      
   - Я надеюсь, что смогу вернуть вам доверие к женщинам. –это был последний и весьма убедительный аргумент.
  Однако он  смутился, отступил на несколько  шагов. И  произнес  довольно странные слова: 
  - Я пока не готов
   “ Голубой ” , - решила Ирина окончательно.
С тех прошло полгода.
     Ирина   несколько  раз звонила  ему,  выпытывая ,  когда будет  готова  картина. Но он  неизменно отвечал : “ Рождается и скоро появится на свет ”
   Она уже перестала надеяться - и вдруг он звонит   утром,  в  день рождения Максима,  и  сообщает,  что днем  портрет  можно  будет забрать.
  Это  было  как  нельзя  кстати:  Ирина решила  подарить  свой портрет имениннику.  Все равно скоро все  у них будет общее.
    Какой сегодня счастливый день  Не даром это - день рождения Максима.
               
       - Не хватает  только  короны , - воскликнул Самуил  Аркадьевич,  и  вытер  пот с  профессорского лба. -Хотя с этой прической  вы почувствуете  неограниченную власть над мужчинами.
       -А как насчет венца? - загадочно улыбнулась актриса.
      - Вы никак собрались замуж? И кто он ?
      -Максим Великанов, журналист...
      -Как же,  как же, знаю. Супермен, красавец. Бедная Лидочка Моисеева,  не дождалась...
       -Вы знали его мать?  - Я   знал  даже  её   родителей. Интеллигентнейшие были люди. Как же вам удалось прибрать к рукам такого парня ?
        Еврейская мудрость покинула Самуила Аркадьевича.
      - Я  по-вашему не подходящая невеста ?
      -Нет, нет, что вы, напротив. Вы  будете замечательной  парой...   
 

         Счастливая,  она забралась  в  машину  и  помчалась   к   Тимофею  Селиванову. Художник  почти  не изменился, разве что немного похудел, отчего казался еще выше. И лунный блеск в карих глазах сделался лихорадочнее . Он обговаривал условия  заказа  с   клиентом, известным в стране человеком,  -   председателем  одного из комитетов Госдумы  России Горелиным. Попрощавшись, депутат   всего лишь на миг задержался возле Ирины, похвалившись , что помнит в каких фильмах она снималась. Этого мига было достаточно опытной обольстительнице, чтобы околдовать его , - и он   сунул ей свою визитную карточку. 
      Печальные  глаза  художника  блуждали   по стенам студии,  на  которых висели его  шедевры.
     Он  сорвал   с    портрета, * стоявшего на подрамнике,  накидку  и,   пропуская    Ирину вперед , стал  за  её спиной,  затаив дыхание.
Это как премьера у артистов.
            Увидев   портрет,  Ирина   едва   не лишилась чувств.
           - Ну  что  вы  молчите? - прорвало   мэтра.
           - Как  бы   мне  хотелось  быть  похожей  на  нее! - воскликнула  Ирина, кивая  на  свой  портрет.  Чем  несколько  озадачила придворного художника- реалиста.
          -Ничего подобного я  не слышал.
          - Что  я  вам  должна ,  Тимофей  Петрович ?
          -Я  завтра  улетаю  в  Рим  и  буду только через месяц  в Москве. Я фаталист, Ирина, я знаю, эта ночь  для  меня  будет страшной.  Я плохо  переношу
полнолуние .  Сердце моё   разрывается, кисть выпадает из рук,  хочется   бежать  от  себя, в будущее, в иные миры... Воспоминания  преследуют... Вы  придете спасти  безумца?  Сегодня в полночь?
        -Я не смогу...Сегодня я иду на  день рождения  к жениху...
        -Тогда забирайте портрет. Он  снял картину, бережно обернул  в  бумагу, и надел  на  нее   чехол.
    -Что  я должна вам?
   -Вы  должны  принять  от  меня  на  память  ещё  вот  эту  вещицу.  Он достал из ящика черную бархатистую ювелирную коробочку и открыв её,  протянул Ирине.
 В ней лежала бриллиантовая брошь .
    Ирина   обожала  щедрых мужчин. Тимофей  Селиванов оказался именно таким.
    -Я  не могу принять это.
   - Примите это в знак того,  что  мы  расстаемся добрыми друзьями. Ваш отказ меня огорчил бы вдвойне.
    - Но   я   действительно не смогу  прийти к вам  этой ночью.
    - Я  понимаю. В конце концов,  решается  ваша судьба.  Да  и   с   какой  стати вы должны  меня спасать,  в то время  как все остальные женщины в моей судьбе меня  предавали.
    Ирина присела  на диван, закинула  ногу  на  ногу и,  изобразив на лице святую  невинность, подозвала его:
       -Иди ко мне.  Я хочу  помочь тебе сейчас, -  она  расстегнула молнию на спине платья  и стала медленно вылезать из него. Стесненная ажурным бюстгальтером грудь, высоко вздымалась  в ожидании града горячих поцелуев.
   Но он попросил ее одеться.
 - Не надо жертв ,  - покачал он головой,  -  Вы не хотите этого, я  вижу. Но даже если бы желали, - только ночью меня охватит    космическоё отчаяние и  мне  понадобится ваша помощь.  Только  в лунном свете, который  будет струиться в эти  окна, на эти картины,  я  буду  любить вас,  забыв, что я  неисправимый  женоненавистник.  Раз в году на меня находит такое.     Да, это моя    слабость,  каприз,  безумие.  Как будто мозг мой получил послание из космоса с требованием  встретиться  с вами  именно этой ночью. Как будто мы чудным образом оказались в  божественной игре.  Ну и по делом мне. Ведь я - сильный  и гордый человек. Зачем я так настаиваю. Не обещайте ничего. Но  если  вдруг вы  все - таки найдете возможность  появиться у меня  прекрасной  феей - хотя бы среди ночи,  я   приму  как  благодать ваш   приход.
     - Вы  не просто человек, вы - гений,   я  так хотела бы вас спасти.

                11
               
       


               
39.  Оригинал
               
         Именинника  и  его  друзей   принимали  с поистине  кавказским  гостеприимством   и  радушием.  Почти  весь   обслуживающий   персонал  образцовой  столичной  ресторации - особенно популярной  среди  любителей кавказской  кухни  -  выстроился  у  входа  для   встречи  гостей. Как только они  появились на  пороге, заиграл  оркестр  и    запел   известный   на  всю  страну исполнитель  кабацких песен:
      “ Заходите к нам на  огонек,   пела скрипка ласково  и нежно... ”
      Махоча  бросило  в   жар  от  предвкушения буйного веселья.
      «Живут же люди»,  - вздохнула  Галина, оглядывая  колоритные национальные  интерьеры  двухуровневого  ресторана.
       Особенно поражал воображение   бассейн  с  диковинными рыбками,  в центре  которого - омываемая подсвеченными струями фонтана -возвышалась скульптурная композиция  полуобнаженной  влюбленной пары, застывшей в счастливом поцелуе.  А  высоко над  ними  парил  поражающий своей воздушной легкостью  стеклянный купол, венчая сводчатый потолок.
   Даже Ирина,  перебывавшая  во многих   кабаках  столицы у отнеслась к происходящему с восторгом, хотя видала  интерьеры и покруче.
    Сам  хозяин  заведения -  Георгий  Арменакович  Айвазян, или, как его называли  друзья-товарищи, Жора-бакинец,  распростер объятия  перед  гостями   и   лично сопроводил  их    по  беломраморной  лестнице  на  второй этаж,  в   отдельную  кабинку  с   выходом  в  летний  сад    и   широким  окном,  из  которого открывалась панорама   главного  зала.
    Через  мгновение  предупредительные расторопные официантки добрыми феями запорхали  вокруг дорогих  гостей,  ловя  каждое их слово.
    Владелец   ресторана   присел   к  столу   именинника.  По его распоряжению принесли  две корзины   роз для женщин.   Посыпались тосты,  за любовь, за  дружбу, за  мир и процветание. Георгий  Арменакович   восхвалял   Максима   за  высокую  мужскую порядочность, обнимал,  как родного,  подчеркивал,  что  его  приход  для  него - большая честь.
  “ Твой  отец   помог мне, когда я только-только становился на ноги в Москве, - разве я  могу такое  забыть!  Ты с  достоинством поддерживаешь честь своего отца». 
      Недолго дулись  друг на друга  супруги  Махочевы. Вскоре Галина, смеясь, сама рассказывала о  похождениях мужа. А  Махоч,  быстро  захмелев,  заявил, что  не позже,  как этой  ночью, в постели,  докажет жене свою любовь  и преданность. 
   Несмотря  на  улыбки и взаимную вежливость,  между женщинами    сразу же возникла скрытая антипатия. Галина решила, что манекенщица напрасно считает себя такой неотразимой:  “Подумаешь -  цапля болотная! Кощей  Бессмертный  в юбке – кожа да кости. И что в ней нашел Максим. Разве такая  стерва  способна любить кого-нибудь, кроме себя! Какая из нее жена! ”  Зато   Галина   по достоинству оценила прическу  манекенщицы и эксклюзивное вечернее платье. Справедливости  ради  надо отметить, что  Ирина в этот вечер была неотразима. Она была не просто  красива, -  она была ослепительно  хороша!  Глаза е блестели как подаренные Бересневичем брильянты...
   “ Конечно,  она  мне завидует,  -  ядовито  улыбалась  Ирина  в лицо  Галине.   -  Господи, как с  такими женщинами  мужчины занимаются любовью?  Каракатица, ей- богу!  ”
    Вспомнила Галина  и то, как муж в ванной разглядывал фотографии манекенщицы.
     Узнав,  что  Максим  с   Ириной   намерены   пожениться, Георгий  Арменакович  стал настаивать  на  том, чтобы свадьбу  непременно сыграли   в его ресторане.
      Для  невесты  именинника  зазвучала  ее  любимая песня.  Жених   и   невеста спустились в зал.   
   “ Ах,  какая  женщина, какая ...” - пел  мастер кабацкой эстрады, как  будто и  в  самом деле загрустил,  глядя на то, как  роскошная  Ирина, невесомо кружась в медленном танце,  доверчиво  прижималась  к  суровому исполину.   
   Испробовав три вида шашлыка - из осетрины, баранины,  свинины, -  выпив водки   достаточно  для  того,  чтобы зашумело в голове и все жизненные проблемы показались сущими  пустяками, супруги  Махочевы  пошли  танцевать  и  после, появлялись  лишь  изредка,  в  основном  в  паузах,  когда  музыканты  уходили  на отдых.
       - И  эта  чудовище  -  его жена! - усмехнулась Ирина, кивая на Галину, уверенно  танцующую лезгинку  в окружении кавказских  мужчин.
       - Не преувеличивай. И вообще: хорошего человека должно быть много!
      - Кем она работает? 
      -    Проводницей  в  плацкартном вагоне...  Обычно в  поездах  дальнего следования.
    - А  я  думала -  поварихой…  в  доме  для престарелых…
    - Я пошутил – она дамский парикмахер  и мастер  массажа . А ты  избалованная мужским вниманием злючка.
  -  Мне просто жаль Николая. Теперь, я, кажется,  поняла,  почему он спивается.         
  Ирина попросила Максима спуститься в « Летний сад», подышать ароматом цветов.  Максим  отметил, что это замечательная  идея.   
       Николай, пользуясь гостеприимством хозяина ресторана, распоясался вконец. Доставал музыкантов, перебивая заказы .  Выплясывая  со  своей благоверной,  расталкивал танцующих,  а  когда ему делали замечание,  забывал  извиняться.
    Охрана  ресторана    по  указанию шефа  зорко следила   за  “ веселой  парочкой “ и  быстро гасила  искорки  назревающего  конфликта. В противном случае  Николая  давно бы  вышвырнули  на улицу. Вскоре  папарацци устав  ломаться под музыку,  предоставив  жене  полную свободу  выбирать себе кавалеров, а сам  двинулся  обходить  столы. Он   предлагал   горячим  кавказским парням дружбу  между народами  и  помощь пишущего фотокорреспондента,  а  «новых  русских»  уверял, что на них лежит великая ответственность за судьбу  России,  что сам он никогда не завидовал  богатым  и прочую муру.  Охрана шла за ним по пятам,  и  при  необходимости  извинялась  за  него  перед  гостями. У одного из столиков, за которыми сидел  со своими  пехотинцами  криминальный авторитет  из   ближнего Подмосковья  по прозвищу Мороз,  папарацци оступился и,  падая, ухватился за  край   скатерти. Загремели тарелки, вилки, ножи.   
    -  Ты  чего наделал, козел?! - вскочил  из -за   стола Мороз  с  явным намерением утопить  папарацци  в бассейне.  Но еще раньше с  грозным  видом  повскакивали    его костоломы.  Охрана взяла  Николая  в  круг, не давая к нему подступиться. Папарацци  же  никак  не мог сообразить,  чего от  него хотят амбалы со  стрижеными затылками, и, особенно, тот,  с толстой  “цепухой”   на  хилой  груди  и  кровавыми  подтеками  от кетчупа  на  белоснежной рубахе.    
      В  конфликт  вмешался   Георгий  Арменакович, если бы не его учтивость и житейский  опыт инцидент мог бы закончиться кровопролитьем:
   - Я - во  всем виноват,  ребята,  это - мой гость, я прошу за него прощения. Чистейшей  души  человек, поверьте, клянусь, честное слово!  Журналист. Ну-у-у...   как    Шурик  из “ Кавказской пленницы”, понимаете: пил, пил – и, как говорится,  не  рассчитал  свои силы, Но главное -наш человек, с  братвой дружит …
 -   Ладно, гуляй, Шурик, сегодня твой день! - махнул Мороз  на   Николая  рукой,  на которой давно не просвечивалась вены, - скажи спасибо  Жоре.  Несмотря  ни  на что  Николай продолжал лезть  к  криминальному авторитету  с распростертыми объятьями.
     В  конце концов  (по просьбе Георгия Арменаковича)  Николая     пригласили  за  свой  стол  предприниматели из Армении, и  там  он долго объяснялся в любви армянскому народу, рассказывал  о  сокровенной мечте увидеть живьем   библейскую гору  Арарат, искупаться в озере Севан, посетить Эчмиадзин -   последнюю цитадель христианского мира на востоке.  Предприниматели из  Армении оказались  благодарными слушателями.  И вопрос о  поездке папарацци  в Армению был предрешен.
      Максим  почувствовал  тревогу,   когда  Ирина  в  одиннадцатом  часу  ночи вдруг заспешила  домой. Он  предполагал, что эту ночь они  проведут вместе. Но Ирина  повела  себя  на  удивление  странно.
  - Мне  надо  выспаться, дорогой.  Завтра съемки  нового клипа.  Танцы. Дефиле. Разве  с  тобой   рядом  уснешь, любимый!  Ты  не обижайся.  Впереди -  целая жизнь. У нас будет  еще столько таких  ночей.  Как не  хочется  расставаться, но приходится.  -  Она говорила, словно прислушиваясь к своему  голосу, играла на зрителя.  Держалась,   как  перед камерой, стараясь выглядеть убедительной.
      Никогда  она  не отказывала  себе  в  удовольствие  остаться  у  него  на  ночь. А  тут  вдруг -  на тебе: заспешила домой.
   Максим  мог ее  удержать, отговорить. Но предпочел, чтобы  события развивались  по ее сценарию.
- Решай  сама,  дорогая...
   Они вышли из  летнего сада и поднялись наверх, в кабинку.
     Наконец  перезнакомившегося со  всем залом  папарацци и натанцевавшуюся вдоволь  Галину  удалось усадить за стол. 
  На десерт подали торт со свечками и поздравительной надписью.
     Максим  попросил хозяина, чтобы напоследок в память о его погибших родителях  сыграли   на  дудуке  какую-нибудь грустную  народную композицию.
 Хозяин  ресторана понимающе кивнул.
- Стоит ли? Все-таки  день рождения, - засомневалась Галина.
- Не надо,  я  прошу тебя, - обвила могучую  шею  бывшего чемпиона  манекенщица.  - Это плохая примета, Максим.
- Давай зурну! - заорал Махоч и стукнул по столу кулаком.
- Я не суеверный, если  можно, Георгий Арменакович, пусть сыграет,  я  как -то  слышал -  это  было божественно.  -  повторил свою просьбу  Максим.
  Ирина обиженно вздохнула
  “ Да, она  сегодня чертовски хороша.  Но что-то странное  проскальзывает в ее поведении. Может, это из-за Галины?».
    Георгий  Арменакович  подвел  к столу  известного столичного дудукиста дядю Самвела,  и  когда  тот  заиграл свое соло,  зал  замолк, даже Махоч заткнулся наконец,  и  по щекам его покатились слезы.
   Максим обошелся  без слез, но взор его помутнел и словно сквозь  густую  пелену   проливного дождя проступали родительские лица.  Как  кадры немого кино, поплыли воспоминания.   Когда-нибудь мы будем вместе.  Господи ! Мы встретимся, обязательно встретимся. Но сперва я отомщу убийцам за каждую каплю крови своих родителей. Вместе с этой музыкой душа его  возносилась все выше и выше, к звездам, к  вечности.
   - Ты стал совсем , как они, -прозвучал знакомый голос внутри него. Ты забыл, что жизнь на земле –это экзамен на человечность в череде времен... 
        - Давайте  выпьем  за  всех, кого мы потеряли в этой жизни, выпьем - как за живых! - предложил Георгий Арменакович, поднимаясь из-за стола с рюмкой в руке.
   - Вот именно! - подскочил  папарацци на пьяных ногах  и  со слезами благодарности обнял и смачно поцеловал почтенного музыканта  в губы.
Если б  у меня был лимон «зелененьких» , я бы за такую музыку отдал вам сто тыщ, - сказал папарацци дудукисту  Самвелу и тот благодарно закивал седой головой.
   
           Ирина тактично  напомнила  Максиму о том, что  не успеет выспаться перед съемками.  Максим  попросил  официантку принести счет, но та  испуганно всплеснула руками.
  - Стол обслуживается бесплатно.
    Как Максим не настаивал, Георгий Арменакович не позволил  ему расплатиться.
   - Слушай, ты мой  гость, о каких деньгах ты говоришь!  Не обижай меня. Считай, что это мой  тебе  подарок, а  иначе -  для чего мы живем на этом свете!
 - Максим повез Ирину домой. А   Махочевы  под ответственность хозяина ресторана  продолжали  гулять  и  были  доставлены  домой  под  утро.
   
      Максим   сидел  в  своем домашнем  кабинете,  вглядываясь в портрет  Ирины,  висевший  перед  ним  на  стене. В лунных  отблесках  картина   казалась    фантастическим зрелищем. Ирина  на  ней  выглядела  еще  прекрасней, чем  в жизни.  Этот  Селиванов,  кажется,  превзошел себя. 
  Максиму вспомнилась пьеса  - “ Не будите спящую собаку ” .
  Может, в самом деле,  улечься  в  постель и уснуть безмятежным  сном. Но разве можно уснуть в такую ночь,  когда,  кажется,  душа  из тебя лезет вон от  тревоги  и  мучительных  сомнений.
     Полнолуние...
    Он  пошел на стоянку,  взял  машину  и  поехал  к   Ирине. Вошел  в   квартиру, включил свет.  Интуиция  его  не подвела:  Ирины  не было дома.
    «Когда  любишь,  должен доверять, ревность -  унижает, отбрось подозрения»,   - очень  удобная позиция  для  тех,  кто  готов  обмануть тебя  даже в  твой  день рождения! 
     40.
 
        Под ласкающий  рев любимого певца  Джо  Кокера,  Максим  выгонял из  крови  вместе со  струйками  пота любовную дурь. Он  устроил  себе в тренажерной комнате  настоящую парную. Бывший  чемпион   с  наслаждением  загружал   мышцы  тяжелой  монотонной  работой.
       «Что такое любовь?   -  сокрушался ученый спортсмен.  - Томление души в биохимическом процессе!  Кристаллизация  – как полагал   господин  Стендаль. И  как утверждают  психиатры: шизофрения! »   
      Максим  уже  для  себя  все  решил. Бесповоротно и  окончательно.
     “ А жизнь, несмотря  ни на что,  -  прекрасна ! ”
       Открыв входную дверь своим ключом, Ирина тихо вошла в квартиру. Она   по- кошачьи  кралась к  двери,  за  которой   играла   музыка.
      “ Если  бы он  знал,  как я   перед  ним  виновата. Конечно,  я  сволочь, но  я помогла  гению,  несчастному  человеку,  в  минуты жизни и смерти, когда его  охватило космическое отчаяние. И  Бог должен нме помочь...  Я ведь не стала  от  этого меньше любить Максима. Не надо   путать  духовное  с  плотским.  Но  это в последний раз.  Хотя... стоит  ли зарекаться?”
     Она  потихоньку  приоткрыла  дверь  и  заглянула в комнату.
     Максим   перевел  на неё суровый взгляд,  но, не  обронив ни слова,  с  каменным лицом и неприступным  видом,  продолжал  сводить   и   разводить  рычаги тренажера. От    неимоверного  напряжения на  бицепсах  вздулись  голубоватые ручейки вен. Но   Максим   как - будто  не ощущал усталости.               
       Вид  взмыленного, сидящего в плавках атлета,  после  рафинированного   тела  гениального  художника, заводил  её.  Сладковатый запах пота  ударил в  ноздри, одурманил. Внутри у  актрисы  сладко  заныло  от   подступающей   страсти.  Васильковые  глаза   подернулись туманом.   
     Она приближалась к нему, на  ходу,   освобождаясь  от  одежды. Перешагнула  через  скользнувшую на пол юбку.  Изогнувшись, вылезла из  тесного  топа.  К ногам  атлета полетели   бикини. Стараясь завести  его, манекенщица извивалась как змея .  Хищно оскалившись, обводила кончиком  языка  пухлые губки  в  предвкушении  сексуального  безумия.   Потеряв терпение, она  уперлась ступней ему в пах  и пошевелила пальцами.
“Сейчас ты у меня запрыгаешь”, -  мелькнула  в  ее  воспаленном  сознании.
   Ирина была убеждена, что  хитрец,  как обычно,  разыгрывает её. И  сгорала от нетерпения  увидеть  на  его лице улыбку,  которая  превратит  его    из  бесчувственного  истукана  в  родного любимого человека. И наконец   подтвердит ее власть над  ним.
«А что если ему  все известно?» -вздрогнула она от ужасной мысли. Но  тут же отогнала ее подальше. К тому же,   она   еще  была   уверена,  что  ее  чары  и  актерское мастерство  способны рассеять любые подозрения, даже самого страшного ревнивца.
    Опустившись на колени, она обняла его за ноги и,  задрав голову,  заглянула  ему  в глаза, обольстительно улыбаясь.  Он  оставался  неумолим  как  сфинкс.  Тогда  она  положила  голову  ему на колени  и  тяжело задышала.
     Максим  неожиданно отпустил рычаги тренажера - и  они  разъехавшись, нервно завибрировали.
    На какой-то миг он провалился в состояние невесомости.  Потом словно очнувшись, освободился  от  её  жадных губ, слегка   оттолкнул    её   горячей рукой,  утратившей ощущение  силы. Ирина восприняла грубый жест как сигнал действию:  отпрянула  назад  и,  ложась  на  спину,  раскинула ноги. Он  сразу же глубоко вошел  в неё. 
     Горячие,  с  отвердевшими  сосками   груди  упруго упирались в  его вспотевшие  ладони. Казалось,  все будет  как и прежде. Звездный ветер зашумел  в  ее голове… Но  несколько  минут любовной  возни  и,  освободившись  от  взбушевавшей  страсти,  не обронив  ни слова, он   пошел  в  ванную.
     Она  ждала его в зале, обиженная. Забравшись  с ногами в кресло, выхлебывала из пузатого бокала шампанское. Он  поспешил,   не  дав  ей   испытать  оргазма. Он не дал ей насладиться своим  телом.
     “ Какой неосторожный. Что бы это значило? ”      
      - Я хочу тебе сказать, что  мы  должны  расстаться,  - сказал он  спокойно,  зайдя  в комнату.
      - Навсегда?
      - Навсегда.  Оставь ключ, забирай  свой портрет и, пожалуйста, уходи. Решение мое бесповоротно.
     - Ты  все сказал, - усмехнулась  манекенщица.
    - Да,  разрыв. 
      Вначале Ирина приняла слова Максима  за   неудачную шутку.  Уверяла, что чертовски устала после съемок,  и ей не до шуток. Но  он  продолжал настаивать на  своем
    В васильковых глазах появились слезы.
   - Что ты вообразил себе?      
   Ее  возмущение  странным  поведением Максима казалось таким искренним. Невинные  упреки  – такими неподдельными. Она  клялась  всеми  святыми,  что любит его  больше жизни. Что подвергать сомнению преданность любящей женщины  жестоко и несправедливо.
        Когда она  почувствовала, что он  не шутит,  -   запаниковала, потребовала   объяснений. Максим и не думал что-либо  объяснять.  Молча кивал  и  издевательски  усмехался.
        И с  ней  началась  настоящая  истерика. Она  заметалась  по комнате  как безумная,  и  уже настоящие слезы хлынули  из глаз. Она  плакала навзрыд,  хваталась за голову, бросала гневные упреки.  Казалось,  на ее крик сбегутся соседи.  Она сама от себя не ожидала такой прыти. Она не могла  да и не желала   мириться с тем, что теряет любимого человека. А потом:  что она скажет  родителям? А подругам?  Как они будут злорадствовать. Рушатся ее мечты.   Прямо на глазах. Весь мир летит в пропасть.  А он - вот:  неумолим!    Она грозила, что никогда  не простит  ему  измены. Что он будет кусать свои  локти  и ползать  у  ее  ног,  вымаливая  прощения. Что таких женщин, как она, вообще не бросают. Что он   черте  что вбил себе в голову. Она продолжала стоять на своем, что верна ему,
Настоящую  боль, которую она  на самом деле испытывала, боясь потерять родного человека, Ирина  надеялась  выразить актерскими средствами для большей  убедительности,  но  Максим ей не верил как режиссер плохой  актрисе.   
       Когда она наконец поняла, что ему все известно и строить из  себя невинную овечку глупо и  бесполезно, решила представить случившееся  роковым  стечением обстоятельств. 
   - Да, я была у этого человека.  Была! Но он  пальцем  ко мне не прикоснулся:  всю ночь  рассказывал о своих бывших женах.  Он – женоненавистник, сумасшедший гений!   Об этом знает вся Москва. Я пошла к нему -  как друг, понимаешь, чтобы спасти!  Он  был  близок  к самоубийству .  Я не изменяла  тебе, я не ложилась с ним в постель!   Это  ты изменил  нашей любви грязными подозрениями!
    Она плакала  как ребенок, жаловалась  на судьбу.  Утирала слезы, размазывая тушь по всему лицу.
     Максим молча слушал  с каменным лицом. И это ее еще больше раздражало.  Ей нужна была  борьба. Какой смысл ругаться  с тенью. И она бросилась  в атаку. Как пантера  изогнувшись, она кинулась  на него  в надежде, что в завязавшейся схватке ожесточение, как это часто  бывает, обернется   примирением   -   и  он  простит  ее,  обнимет и снова мир заиграет красками. Она вцеплялась ногтями в его накаченную грудь, царапалась, оставляя  кровавые бороздки.  Кусалась. Она боролась за свое счастье как могла. Потеряв терпения,  чемпион  грубо оттолкнул ее. Она повалилась  на пол.
     - Ну  бей меня, бей! Ты этого хочешь?!   Наслаждайся моим унижением. Упивайся моим позором. Таких женщин,  как я,  не  бросают.  Ты  просто помешался  на  гибели родителей. Человеконенавистник.  Мрачный тип... Ты - тень... Призрак... Я никого  и никогда не любила,  кроме тебя.  Это дьявольское недоразумение! Господи ! Какая боль, какие муки!   Когда  любят  по - настоящему человека,  прощают все. Ты меня никогда не любил.  Только себя...
       Дело  было вовсе  не  в том, что  он  уже  не  уважал  ее   как личность,  не допускал,  что только в силу ранее взятых обязательств  она пошла к этому Селиванову, а вовсе не ради  плотских удовольствий  или  меркантильных  интересов, что возможно, они и не ложились в постель.  Он просто понял, что они друг другу  совершенно не подходят. И как бы это ни было тяжело и противоестественно,  рвать надо с корнем, с кровью, немедленно и без анестезии.
     Когда она поняла, что  уговаривать его бесполезно -  смело бросилась в атаку. Она не жалела  желчи. Обвиняла  его  в трусости. В том, что он  просто не достоин такой женщины,  как она. Слишком бледно  будет выглядеть  рядом с ней. Что все мужчины, которые были  у нее до него нравились ей  больше. И что она только притворилась, что ей хорошо с ним в постели.
      Дожидаясь  лифта   на  лестничной  площадке,  она  еще  надеялась, что он  позовет  ее.  И  весь  этот  кошмар  закончится. Даже   когда  садилась  в  машину,   ей  казалось,  - сейчас он  возникнет из темноты. Она ждала каждый  день и час, что он  придет или позвонит,  и  они   наконец - то   выяснят  отношения и снова будут вместе.
    Некоторое   время  она  обзванивала   Махоча  и  жаловалась, обвиняя  Максима  в бессердечности  и   круглом  идиотизме.  Она  ждала  от  папарацци  поддержки  и надеялась, что  тот   сумеет  их  примирить. Она  ждала  от  него  добрых  вестей,   но  Максим  остался  неколебим.
    - Никто  мне не хочет помочь - даже ты, Николай!  Будь проклят твой друг, - сказала она  папарацци  в  их последнем телефонном разговоре   и  бросила трубку -  как тяжелый камень в  мутную воду  несбыточных надежд   и  тягостных воспоминаний.

     УТРОМ  МАКСИМ  ПОЕХАЛ  ЗА ДЖАМИЛЕЙ

Книга 2-я  "Вся власть -бандитам"
Книга 3-я "Совесть человечества"


               

© Copyright: Владимир Григорян Кисловодский, 2018
Свидетельство о публикации №218091600120 

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить<form></form><form action="https://proza.ru/cgi-bin/login/page.pl" method="POST"></form>

Другие произведения автора Владимир Григорян Кисловодский

Рецензии

Написать рецензию

Другие произведения автора Владимир Григорян Кисловодский

Авторы   Произведения   Рецензии   Поиск   Магазин   Ваша страница   Кабинет автора   О портале    Стихи.ру   Проза.ру

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру – порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2020.   Портал работает под эгидой Российского с