Да это же хуже, чем Гитлер

Доброе утро, дорогие друзья. Сегодня мы с вами отправимся в мир удивительных живых существ, раскроем их тайны, узнаем, как они живут и попробуем услышать, о чём они говорят.

Вот молодой лысый журналист Павел. Он сидит в скучном московском автозаке, куда попал за скучный московский пикет в защиту лысого журналиста Ильи, попавшего в скучный московский изолятор за скучный московский пикет в защиту лысого администратора оппозиционного паблика, обвиняемого в изготовлении порнографии с целью шантажа. Давайте спросим у журналиста Павла, как он себя чувствует:

- Это как нацистские концлагеря, - говорит нам убеждённо Павел, - у меня отобрали телефон. Мне уже четверть часа не дают ни с кем связаться и не везут в отделение, это ползучий холокост. Мы в своей собственной стране являемся жертвами ползучего импотентого рейха, снимайте меня, я Павел.

Вот авторка Бася. Ей 35, у неё каре с начинающейся проседью, большие очки и проклёвывающиеся от постоянной гримаски мощины вокруг рта. Бася имеет высшее образование, должность научной редакторки в журнале «Ёж, насилующий самописцы» и небольшой грант от фонда «Распахнутый мир», из-за чего ей навязывают статус иностранного агента.

Спросим у Баси, каково ей.

- В своей стране я чувствую себя негром в Америке, на шею которого давит ментовское колено. - говорит Бася, уютней устраиваясь на диване перед компом, поджимая ноги в смешных вязаных носках с депрессивными белками и отхлёбывая винишко. - Мы рабы в собственной стране. Я не могу дышать.

А вот тучный, похожий на небольшого кабанчика политолог Митя. Мите пятьдесят шесть, недавно он остался без работы и без любовницы (его сократили с должности в престижном журнале о жизни богатых, а её не сократили), и поэтому Митя бреется всё реже, а за очками его стёкол понемногу начинают плясать весёлые зайчики безумия.

Митя ходит по своей квартире в футболке «Манчестер Юнайтед» и пьёт девятый день, причём, судя по таре, столпившейся в пакетах из «Пятёрочки», деньги у него кончились два-три дня назад - это видно по тому, что начал он с виски средней руки, затем перешёл на дешёвую водку, а сейчас в пакетах стоят бутылки от дорогущих коньяков - это значит, что Митя вынужденно добрался до буфета, где складировано его подарочное бухло.

Спросим у Мити об обстановке в стране.

- Это просто геноцид, - говорит Митя, рассеянно почёсывая щёку о дверной косяк. - Мы хуже негров в Америке, хуже армян в Турции, мы почти евреи в гитлеровской Германии, нас просто ещё не начали открыто отстреливать. Я не знаю, чем я буду кормить семью, вернее, семьи. Я не могу дышать, я не могу выходить на улицу, там путинская охранка, путинская гестапа, путинское штази, путинское NYPD. 1312, одно слово. ACAB, ACAB! Ещё парочку! Пивная!

...Но оставим их и поднимемся из микромира лесной подстилки, мира мхов, жучков, гитлеров и чудовищных страданий людей в этой стране в наш, большой макромир. Туда, где дует ветер, носятся дети и собаки и пересиживает в облцентре московский карантин деловитая вдова Ольга, 39 лет, в прошлом менеджер, официантка, метрдотель, директор ресторана и совладелица парикмахерской. Спросим у неё, как дела.

- Тут трудно сказать. Московская студия, похоже, накрылась совсем, её уже не вытянуть. - говорит Ольга, грустно опуская жгучие чёрные ресницы. - Жалко ужасно, обидно. А так я прямо в растерянности, мне вот только сейчас прямо здесь предложение работы сделали. Деньги не те, но и геморроя меньше. Думаю я, в общем.

[Орда] - родная, злобная, твоя